Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Диктор: Слава и бесславие Арманда Хаммера – американского мецената, связного Кремля. По странницам новой книги Эдварда Джея Эпстайна "Досье. Тайная история Арманда Хаммера". Передачу ведет Аркадий Львов. Часть 19.

​Аркадий Львов: Для человека даже не склонного к мистицизму в тяготении Хаммера к коммунистическому миру, охватывающем около 70 лет его жизни, в буквальном смысле слова до последнего вздоха, было заключено нечто мистическое. Арманд Хаммер, в отличие от своего отца доктора Юлия Хаммера, никогда не был коммунистическим функционером, никогда не изучал "Капитал" Маркса, эту библию коммунистов, никогда не изъявлял желания вступить в формальные отношения ни с компартией у себя, в США, ни с ВКП(б), ни с КПСС, как она стала позднее называться в России. Привычки Арманда, при всех его фанабериях то ли студенческого, то ли холостяцкого толка, никак не согласовывались с революционными идеалами ранних советских лет, когда бедность и материальная непритязательность пролетария почитались высшими добродетелями, автоматически дававшими право на вхождение в коммунистический рай.

Диктор: Коммунистический рай никогда не был идеалом Арманда Хаммера. Ни тогда, когда он мотался между Москвой и Екатеринбургом, откуда вела дорога к его уральским асбестовым шахтам, ни тогда, когда он проводил ночи на диванчике в своем однокомнатном офисе на Пятой авеню, ни тогда, когда убегал из семейного своего дома и прятался в вагончике в Гринвич-Виллидже. Тем более далек он был от коммунистического кодекса, когда купил у американского правительства бомбардировщик сверхдальнего радиуса полета и переделал его в свой летающий офис. Позднее его не удовлетворял уже и бомбардировщик, и он предпочел обзавестись "Боингом-727".

Аркадий Львов: Тем не менее, повторяем, влечение Арманда к коммунистическому миру было столь очевидно, столь настойчиво, что занимало не только специалистов по социальной психологии, но и специалистов совсем иного толка, которых человеческие вкусы и симпатии интересуют сугубо в плане государственного сыска. Вот эти-то специалисты и понуждали Хаммера, уже десятилетия спустя после памятного его визита в нью-йоркский офис ФБР, клятвенно заверять, что к коммунистам, к их быту, к их идеалам у него никаких симпатий нет. Естественно, возникал вопрос: а что же есть, какие пружины, какие тайные механизмы толкают его в восточное полушарие планеты, где во второй половине нашего века коммунистические порядки и нравы определяли жизнь и будни чуть не трети человечества?

Диктор: Однажды после пресс-конференции в Лондоне, куда он прилетел из Москвы, Арманд сам о себе сказал: "Я не политик, я – бизнесмен". Естественно, всякому понятно было, сколь условно в наши дни такое разграничение. По мнению авторитетных специалистов, нет политики без бизнеса и, тем более, нет бизнеса без политики, и, кажется, нигде, ни в каком другом краю, начиная с октября 1917 года, так отчетливо это не понимали, как в Москве, в кремлевских ее палатах. Вот здесь-то и нашел Арманд своего первого учителя, своего кумира, который, подобно тому, как в античные времена практиковал это Аристотель, провел его по тропам и лабиринтам своей академии. Кремлевский учитель не был Аристотелем, Арманд Хаммер, его ученик, не был Александром Македонским. Но тщеславие и амбиции, в которых, по-видимому, вначале он сам не отдавал себе вполне отчета, направляли его мысль, направляли каждый его шаг.

Аркадий Львов: Сын родителей из черты оседлости, он был носителем генетической памяти, в которой понятия (не только понятия, но и картины) нищеты и царственности перемежались самым непостижимым, с приметами фантастической феерии, образом. В этом мире, который, несмотря на все социальные революции, все пертурбации века оставался если не голодным, то полуголодным, он, Арманд Хаммер, станет пусть не королем, пусть не царем, но принцем, сказочным принцем, приносящим в хижины и лачуги достаток. Летом 1963 года, после встречи с Хрущевым в Москве, он телеграфировал президенту Кеннеди: "Моя компания стала крупнейшим в мире поставщиком американских материалов для производства минеральных удобрений. Я верю, что наша организация поможет всем голодным во всем мире поднять их жизненный уровень, и это будет лучшим ответом коммунизму и другим деспотическим системам".

Диктор: В заключение телеграмма извещала президента, что автор ожидает на следующей неделе встречи в Вашингтоне, которая даст ему возможность более полно представить свой план. 25 сентября конгрессмен Джеймс Рузвельт, хлопотавший о личном свидании Хаммера с президентом, известил своего друга Арманда, что встреча не состоится. Два месяца спустя президент Кеннеди был убит в Далласе. Заветная мечта Арманда быть посредником в новых отношениях между президентом Джоном Кеннеди и премьером Никитой Хрущевым теперь предполагала с американской стороны нового исполнителя – президента Линдона Джонсона. Сначала надо было, однако, опять слетать в Москву. В мае Хаммер отправил Хрущеву письмо с просьбой о встрече. Министерство торговли в Вашингтоне получило от самого Арманда копию письма.

​

Аркадий Львов: В июне Хрущев, одержимый идеей преобразить колхозное земледелие с помощью минеральных удобрений, принял хозяина самой крупной американской компании по производству материалов для удобрений господина Хаммера. При Ленине и Сталине первый американский концессионер вошел в советскую экономику через асбестовые уральские шахты и карандашную фабрику. "Если ваш проект удастся, – весело сказал Хрущев гостю, – это будет намного больше, чем карандашная фабрика". Советская продукция минеральных удобрений, по плану Хрущева, должна была к 1970 году возрасти в двадцать раз – с пяти миллионов тонн в год до ста миллионов тонн. "У коммунизма, – говорил позднее Хаммер, – при всех его недостатках есть несомненное достоинство: грандиозные масштабы планов, которые, хотя и не так реализуются на деле, как было обещано народу, но все равно впечатляют. В ожидании исполнения люди живут и работают годами, и эти годы – годы надежды".

Диктор: В Москву в этот раз Хаммер приехал не один, он привез с собой ведущих технарей из Occidental Petroleum. По договору, подписанному 26 сентября 1964 года, при содействии Occidental Petroleum в Советском Союзе создавалась агрохимическая промышленность, технология которой соответствовала высшим современным стандартам. В Сибири предполагалось строительство десяти новых заводов по производству минеральных удобрений.

Для доставки сырья Хаммер намечал постройку специальных крупнотоннажных танкеров. Общая стоимость проекта оценивалась в миллиард долларов. Проект включался в очередной пятилетний план как важнейший компонент, и в выработке его принимал участие вице-премьер Анастас Микоян. Это был, по мнению Хаммера, тот лучший ответ коммунизму, о котором он, незадолго до гибели президента Кеннеди, говорил в своей телеграмме в Белый дом.

Аркадий Львов: Увы, обстоятельства ближайших дней обернулись таким образом, что самый большой контракт между американским бизнесменом и советским правительством неожиданно подвергся испытанию, которого в те дни никто, кажется, не предвидел. В Москве совершился дворцовый переворот и Никита Хрущев, первый человек в Советском Союзе, в считаные часы превратился в персонального пенсионера союзного значения. Верный своей модели, Хаммер стал искать встречи с новым советским лидером Леонидом Брежневым. Оглядываясь назад, Хаммер с удивлением обнаружил, что этот новый первый человек в Кремле, которого московские острословы стали уже величать, по совпадению его отчества с отчеством Ленина, "Ильичом", как-то оказался вне его поля зрения. Несомненно, это было признаком каких-то серьезных изъянов в оценке высшей советской иерархии, которая требовала безотлагательной поправки. Микоян, этот хитроумный Одиссей, который более 40 лет, хотя и перемещаясь то немножко вперед, то немножко назад, все время оставался на переднем плане, теперь должен был быть отодвинут немножко в сторону, чтобы можно было рассмотреть другие фигуры.

Среди главных фигур, кроме самого Брежнева, были два человека, весьма отличные друг от друга по всем своим качествам и роли, какую они играли в Кремле. Один из них был человек сталинской закалки и соответственного настроя – Михаил Суслов, главный идеолог партии, второй после Брежнева в высшей ее иерархии. Другой человек был весьма своеобразен во всех отношениях, хотя по значению своему и роли не мог быть сопоставим ни с Сусловым, ни, тем более, с Брежневым. Этим человеком была Екатерина Фурцева, единственная женщина, добравшаяся до Политбюро, министр культуры.

Диктор: Проект агрохимического преобразования (может быть, точнее было бы сказать перевооружения) Советского Союза после падения Никиты Хрущева в октябре 1964 года повис, как говорят американцы, между голубым небом и бездной. По представлению, какое сложилось у Хаммера, Брежнев, пусть не сразу, но достаточно быстро должен был откликнуться на энергично выраженное желание американского бизнесмена, накрепко связавшего свое имя с именем Ленина, встретиться с новым главой партии. Между тем, как показала жизнь, для этого потребовалось более 8 лет. Арманд Хаммер, когда перевалило ему уже за 70, оказался перед необходимостью осваивать новые схемы партийных и государственных связей в Москве на высшем их уровне.

Аркадий Львов: Николай Патоличев, министр внешней торговли, который во времена Сталина был секретарем ЦК ВКПб, объяснил господину Арманду Хаммеру, коего считал одним из самых богатых людей в Америке, что дорога в кабинет Брежнева проходит через кабинет главного идеолога партии Суслова. Арманд, имевший в прежние годы дело с руководителями коммерческих, финансовых ведомств и ГПУ-НКВД, осознал, с досадой на самого себя, серьезное свое упущение и просил министра Патоличева устроить ему встречу с секретарем ЦК партии по идеологии Михаилом Сусловым. Чтобы не получилось так, что он действует по подсказке министра внешней торговли Патоличева, он просил уведомить главного идеолога, что по своим нынешним личным связям с президентом Никсоном считает весьма целесообразным обсудить, кроме коммерческих, и общие вопросы детанта.

Диктор: В октябре 1972 года состоялась встреча с Сусловым, а четыре месяца спустя, 15 февраля 1973 года, Леонид Брежнев принял в Кремле американского бизнесмена, которому в одном из своих личных посланий незадолго до того писал, что чрезвычайно высоко ценит его роль в благородном деле улучшения советско-американских отношений. Леонид Брежнев оставил у Арманда Хаммера самые отрадные воспоминания. Генеральный секретарь партии, когда гость рассказывал ему о Ленине, о голодной начальных советских лет России, не только волнения своего скрыть не мог, но и слез. В какой-то момент, захваченный неодолимым чувством, генсек внезапно сунул руку в карман, вынул свои золотые часы, тут же протянул их гостю и просил принять как подарок. Когда речь зашла о детанте, опять-таки подчиняясь веянию сердца, хозяин в восторге повторил предложенную Армандом формулу – "разрядка через торговлю".

Аркадий Львов: Визиты в Москву стали для Арманда органической необходимостью. В один из годов в белокаменной и краснозвездной он побывал тридцать раз, налетав за неполные двенадцать месяцев полмиллиона километров.

По русскому обычаю, со своей женой Фрэнсис он сервировал стол у себя в самолете черной икрой поверх только что приготовленных блинов. Фрэнсис говорила Арманду, что благодаря ему узнала Россию, какой не знала никогда прежде и какой ее не знает большинство американцев. Среди дел и встреч, какими были заполнены 60–70-е годы, Арманд Хаммер выделил в особый ряд встречи с Екатериной Фурцевой. Женщина не первой молодости, она не утратила своей привлекательности и того особого шарма, который свойственен женщинам-министрам. На одной из фотографий они стоят на корме яхты во Флориде, Арманд – в безрукавке, гостья – в легком летнем платьице, шалун-ветер вздул подол, как на известном фото Мэрилин Монро. Правая рука хозяина опущена, а левой он поддерживает чуть повыше талии гостью, которая естественно, как-то по-девичьи, прижимается к нему.

Диктор: Агрохимические комплексы, которые Occidental Petroleum сооружал в Красноярском крае и под Одессой, не проходили по ведомству Екатерины Фурцевой, для этого были другие инстанции, другие ведомства. C министром культуры связан был не бизнесмен-мультимиллионер, а меценат, для которого искусство имело свою имманентную ценность. Фурцева дала знать Арманду Юльевичу, что хотела бы приобрести для отечественного музея полотно Гойи. Все произошло буквально как в русских сказках о скатертях-самобранках: едва произнесено было заветное слово, тут же исполнилось желание.

Аркадий Львов: В благодарность министр Фурцева презентовала Хаммеру Казимира Малевича. По подсчетам, какие произвели позднее специалисты, обмен презентами принес Хаммеру три четверти миллиона. Во всей этой истории есть еще одна деталь, не получившая по сей день исчерпывающего объяснения. Арманд Хаммер, который по указанию с самого высока освобожден был от таможенного досмотра, в 1972 году привез с собой в Россию 100 тысяч наличными. Об этом имеются доподлинные данные, как и о том, что вылетел он спустя несколько дней в Лондон уже без этих денег.

Диктор: Известно также, что Екатерина Фурцева построила дачу, обошедшуюся, по оценке специалистов, в 160 тысяч долларов. Один из весьма осведомленных американцев, в свое время близкий Хаммеру, утверждал, что 100 тысяч были переданы Фурцевой. Этот американец после того, как признание его, сделанное в соответствующих инстанциях, было опубликовано в "Нью-Йорк Таймс", на следующий день после публикации был найден мертвым. Исследователи полагают, что это не было простым совпадением.

Аркадий Львов: ФБР все эти годы продолжало интенсивно пополнять досье Арманд Хаммера, установив, что не только прямые контакты связывали Хаммера с Москвой, но и многие из крупнейших его международных операций включали Москву либо как непосредственного участника, либо как сторону, причастную к операциям. В контроверзах Хаммера с Каддафи, когда отношения между США и Ливией были весьма напряженными, Москва (употребим термин из уголовного жаргона) несомненно держала мазу за Хаммера. В ливийской нефти это позволило удержаться ему, когда конкуренты его понесли убытки в сотни миллионов. В 60-е годы Хаммером заинтересовалась в США еще одна организация – ЦРУ. В информации, которой располагало ЦРУ, есть деталь, которая может представиться комической. Один из советских перебежчиков уведомил ЦРУ, что на Москву работает какой-то очень крупный бизнесмен, принц-воротила. Видный сотрудник ЦРУ Энглтон (историк Эдвард Эпстайн, биограф Хаммера, имел с ним обстоятельный разговор) сообщил, что поначалу они сосредоточили свое внимание на Аверелле Гарримане – миллиардере, подлинном принце бизнеса, который долгие годы, со времен Сталина, связан был с Россией. Смещение произошло, видимо, вследствие того, что в ЦРУ, в отличие от ФБР, Арманда Хаммера принцем бизнеса не считали.