Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Диктор: Слава и бесславие Арманда Хаммера - американского мецената, связного Кремля. По странницам новой книги Эдварда Джея Эпстайна "Досье. Тайная история Арманда Хаммера". Передачу ведет Аркадий Львов. Арманд Хаммер организует вывоз в Америку своей коллекции русского искусства. Операция по продаже ценностей по сговору с Микояном, мошенническая схема. Родственники Романовых обратились в суд. Впервые в эфире 8 апреля 1997.

Аркадий Львов: Итак, Анастас Микоян решил, что самой подходящей фигурой для реализации московских планов по продаже предметов русского искусства в США будет американский гражданин Хаммер. У Арманда была уже наготове легенда, которая должна была представить его как страстного коллекционера, влюбленного в русское искусство. Этот коллекционер, как следовало из легенды, разъезжал по Руси в поисках затерянных или заброшенных, забытых шедевров. Естественно, под эту категорию в первую очередь подходила всякая церковная живопись - иконы из монастырей и скитов, реликвии, сохранившееся в домах у заволжских и сибирских сектантов.

Диктор: Собственно, это была модель, которая отвечала традиционному представлению Запада о Руси: посконные, сермяжные, с вековыми, загадочными для европейца путями воображения и духа. Отрабатывая для публики первую версию своей биографии, Хаммер был уверен, что самым достоверным представится то, что найдет отзвук в информационных запасниках читателя.

Частый гость на хаммеровских приемах в Москве, корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Уолтер Дюранти помог Арманду в литературной обработке материала, и в своих корреспонденциях следовал той же модели. В предисловии к хаммервской автобиографии журналист, у которого в те годы было весьма громкое имя, рекомендовал молодого бизнесмена как незаурядного человека, наделенного не только талантами, но и отвагой, какая необходима иноземцу в России, желающему узнать на самом деле, чем живы россияне.

Аркадий Львов: В армандовой легенде не нашлось ни единой строки для упоминания доктора Юлия Хаммера. Его как бы вовсе не было не только в жизни сына, но не было на белом свете. Естественно, все обстоятельства первого вояжа молодого Хаммера в Советскую Россию представлялись в новом свете и, более того, в деталях, которые не имели никакого отношения к подлинным обстоятельствам приезда его в Москву в 1921 году. Со страниц своей автобиографии Арманд являлся читателю как гуманист, самоотверженно служащий людям в годину тяжких лишений. Американцы, весьма чувствительные к примерам такого бескорыстия, - их как соотечественников героя биографии возвышало это в собственных глазах, - принимали страницы повествования с доверием и той симпатией, какая невольно возникает к человеку, подвергшему себя ради блага ближнего испытаниям.

Диктор: Естественно, возникал вопрос: а откуда же, из какого источника черпались деньги для этой филантропии? И, вообще, для поездки, для бизнеса Арманда? Ответ на вопрос следовал вполне определенный. Прежде чем покинуть США в 1921 году и выехать для исполнения своей миссии гуманиста в Россию, Хаммер продал семейное дело, химико-фармацевтическую фирму, за сумму, превышающую миллион долларов (по нынешнему курсу - около десяти миллионов). По всему перечню обстоятельств и дел, какие выпали на долю Арманда, само собою следовало, что не могло не остаться это незамеченным для провидения и, соответственно, не могло остаться незамеченным и для людей в России, где, хотя к власти пришли безбожные большевики, однако совесть вековая места своего не отдавала.

Аркадий Львов: Вековые сокровища, какие по расхожему мнению являются и вещественным выражением исторической памяти народа, и пусть не гарантом, но опорой его совести, должны были, по сокровенному ходу добра, как-то войти в жизнь благотворителя из-за океана. И вошли. Теперь обратимся к фактам этого вхождения, как представлял их Хаммер. "В 1929 году, - рассказывал он своим американским читателям, - мой дом превратился в настоящий музей".

Описание его, вкупе с братом Виктором, хождения по Руси в поисках художественных сокровищ, расцвеченное радужными красками былин и сказаний. Находки при чадном свете лампады или даже лучины, представлены, с одной стороны, чуть не как чудо, а, с другой стороны, как нечто вполне будничное, но будничное в царстве чудес.

Диктор: Одновременно с этим делались находки внезапно и в самом центре Москвы, в публичных местах, где только по неведению, а, вернее говоря, по невежеству обладатели этих ценностей не распознавали их и, следственно, не могли ими распорядиться. Скажем, фамильные блюда Романовых использовались для обслуживания посетителей ресторана в какой-то маленькой московской гостинчике. Самое, однако, примечательное, что администратору гостиницы посуда эта не нравилась, поскольку, изготовленная из тонкого фарфора, она легко билась. По словам Хаммера, договориться с администратором не составило никакого труда. Блюда он охотно продал, получив взамен посуду менее изысканную, но зато более прочную.

Аркадий Львов: При таких же обстоятельствах или сходных в руки братьев попадали и другие предметы из фамильных ценностей Романовых. У всех этих приобретений была одна общая черта – почти все они достались Хаммерам за бесценок, и самое поразительное, чего не заметили поначалу и сами новые хозяева, это были уже не отдельные предметы, единичные, а сокровища Романовых. Естественно, рассказывал в своей автобиографии Арманд, когда настала пора покидать Москву, он обратился к советскому правительству с просьбой разрешить ему вывоз этих, собранных им, по его словам, за долгие годы в России, предметов. Дело, понятно, было непростое. Какими бы хамами ни изображали большевиков, толк в ценностях они знали. У Хаммера были заслуги перед Советской Россией, и в свое время сам Ленин в признание этих заслуг предоставил американскому бизнесмену асбестовую концессию. Но прошло с тех пор много лет, Ленина давно уже не было в живых, объясняться приходилось с новым хозяевами, которых поставил Сталин.

​Диктор: "В пакет по продаже советскому правительству моей карандашной фабрики, - писал Арманд, - я включил как обязательное условие право на вывоз моей личной художественной коллекции". Что осталось делать правительству, которому бизнесмен Хаммер поставил такое условие? По контракту, какой был заключен, правительство должно было дать согласие на вывоз ценностей, приобретенных Хаммером. Как оказалось, ценностей этих было столько, что вывезти вместе с другим семейным багажом не было никакой возможности. Чуть забегая вперед заметим, что на это понадобились годы. Вот это обстоятельство, что понадобились годы, требует объяснения. Поиск объяснения неизбежно ведет к архивной полке, на которой хранятся документы, представляющие всю историю не только в ином свете, но и в деталях весьма далеких от тех, какие перечислял в своей автобиографии Хаммер.

Аркадий Львов: Упакованные в ящики и погруженные на пароход в Ленинграде картины и антиквариат стали прибывать в Нью-Йорк в 1931 году. Книжка "Поиск сокровищ Романовых" еще не вышла в свет, но сама версия уже представлена была на страницах американских газет. По договоренности с Микояном, на выставках-продажах, какие намечались в американских городах, Арманд Хаммер выступает как владелец всего, что будет там предложено покупателю.

Новые партии товара будут поставляться регулярно, по мере реализации Хаммер будет оставлять себе комиссионный процент, а выручка перечисляться на банковские счета "Амторга". Здесь, однако, сразу возникла угроза разоблачения. Хаммер замешан в операциях по продаже ценностей, которые в действительности принадлежат не ему, и он служит лишь прикрытием для советских операций. Микоян сказал, что надо что-нибудь придумать еще. И придумали. Арманд будет закупать через "Амторг" дубовые доски, которые идут на бочки для пива. Вместе с выручкой за дубовый этот материал на счета "Амторга" будет перечисляться и выручка за главный товар - картины и другие предметы искусства.

Все возвращалось на круги своя. Что было в минувшие годы, когда Хаммер делал свой бизнес в России или лишь наездами бывал в Нью-Йорке, то становилось на те же рельсы теперь, когда он воротился в США. Сложная система банковских расчетов, порою столь запутанная, что нельзя было уже различить, где - камуфлированный ход, а где - просто неразбериха, как и прежде была подчинена важнейшей цели, важнейшей, разумеется, с точки зрения Старой площади и Лубянки – передачи средств агентам ГПУ и людям из Коминтерна. Великая депрессия вызывала не столько брожение умов, вообще свойственное всякой серьезной дестабилизации общества, но увеличивала симпатии к социалистическим идеалам. Полку тех, что склонны были отдать себя на служение этим идеалам, прибыло. Естественно, прибавилось и расходов Кремлю по статье, предусматривавшей не только поддержку соответственных настроений, но и вербовку новых адептов.

Диктор: Вопреки мнению разных спецов из Наркомвнешторга и Наркомфина, которые не высоко ставили коммерческие таланты Арманда Хаммера, он был по-прежнему нужен. Каковы бы ни были претензии, предъявлявшиеся ему, и, еще больше, какие можно было предъявить на протяжении десяти лет, он оставался надежным связным Кремля. Как во всяком живом деле были здесь свои будничные, повседневные заботы, которые ложились на плечи тех, кто, находясь в общей упряжи, внезапно оказывался перед необходимостью напрячь все свои силы, чтобы, вывозя телегу, самому удержаться на ногах. Воротясь в Нью-Йорк, Арманд пришел в офис на 53-й улице в Манхэттене, где ждали его браться Гарри и Виктор. На стене дома было множество табличек с золотыми буквами, выделявшими имена владельцев картинных галерей. От одного этого можно было впасть в уныние. Арманд, зайдя в комнату (эта комната и была весь офис) почувствовал, как сжалось сердце. Боже мой, после стольких лет, по сути, опять начинать сызнова! Но теперь была с ним Ольга, был трехлетний Юлиан, надо было обеспечить их жильем. Отношения же с Ольгой были такие, что ему, Арманду, надо было приискать крышу и для себя.

​Аркадий Львов: На первых порах сложилось так, что Арманду пришлось ночевать на диване, на котором днем сидели посетители офиса, перед которыми, верный своей роли, он изображал преуспевающего коммерсанта, прибывшего из России чуть не с барскими замашками и манерами, какие в свое время были приняты там.

Первая неприятность не замедлила заявить себя. Родичи царя обратились в суд, требуя защиты своих прав как наследников. Суд, в принципе, признал их права на имущество, которое принадлежало царской фамилии, однако по иску к Хаммеру решил дело в его пользу, поскольку ответчик представил свидетельство, что свою коллекцию собрал из предметов, принадлежавших разным частным лицам.

Диктор: Процесс, хотя и выигран был Армандом, однако потребовал и времени, и нервов, и расходов. Как в этом случае распределить затраты между ним и "Амторгом" - не вполне ясно. Однако совершенно очевидно, что положение его было весьма сложно. Порой приходилось изыскивать средства, чтобы уплатить за хранение контейнеров с грузом, которые хранились в порту, потому что пока некуда было их перевезти. В этих условиях опять на передний план выступил Джейкоб Шапиро, тот самый Шапиро, который в свое время связал Арманда с бывшим своим боссом Генри Фордом. Теперь у Шапиро была своя банковская контора. Правда, он был здесь не единственным хозяином, но главным. Обмануть Шапиро было невозможно. Арманд не стал обманывать. Он просто рассказал о Москве, о Советском Союзе, о грандиозных перспективах, которые всякий, кто имеет глаза, не может не видеть. Старик Шапиро имел глаза, но не видел. Тем не менее, ясно было, что Арманд видит и знает больше, хотя бы потому, что в Москве у него связи на очень высоком уровне. Шапиро не был вполне уверен, но не исключал, что даже на самом высоком уровне.

Аркадий Львов: Но не это было главное. Главное было то, что большие перемены происходили здесь, в самой Америке. Рузвельт, у которого были все шансы стать президентом, говорил о монополиях так, что в самой Москве могли бы чуть ни повторить – о рабочих, о фермерах, и вообще обо всех, кого давила нужда, говорил так, как будто сам был из их среды. Словом, решил Шапиро, Арманду надо помочь. Дело идет к тому, что Америка вот-вот признает СССР, тут мешкать нельзя, надо поворачиваться быстрее. Арманд – молодец, у него нюх, его папа тоже в свое время был молодец. Но у папы идеи, убеждения, а у сына? Какие убеждения у сына? И вообще, есть ли у него убеждения?

Диктор: Нет, что ни говори, а он – бизнесмен, он настоящий бизнесмен, он еще покажет себя. Нет, помочь ему надо, но надо так, чтобы его счета, когда они будут проходить через банк, оправдывали риск, на который он, Шапиро, идет. Половина профита, который будет у Арманда, должна оставаться в банке. Шапиро убедил своих компаньонов, что кредит, о котором просит Хаммер, надо ему дать. Условия, конечно, были жесткие - половину интереса отдавать банку. Но другого варианта не было. Несомненное достоинство было в том, что кредитная линия, открытая для Хаммера, будет выходить на "Амторг". Это тоже своего рода прикрытие. Но достаточно ли этого? Арманд, поразмыслив, пришел к заключению, что не достаточно. Чем больше вариантов прикрытия, тем лучше. Надо придумать еще что-то, чтобы с какой стороны ни зайдешь, а советское присутствие в его операциях никак не обнаружило себя.

Аркадий Львов: Да вот же оно! - вдруг озарило Арманда, - Еще одна фирма! "A.Hummer Super Rig" - дубовая клепка, которая прикроет его операции по сбыту предметов искусства из Советского Союза. Теперь когда будет открыта еще одна фирма по импорту клепки из России, это вполне оправдает все его контакты с "Амторгом". Комбинация, в которой каждое последующее звено должно было легализовать предыдущее, и в конченом итоге легализовать все хаммеровское предприятие, потребовала для полного своего раскрытия десятков лет. Именно тогда в операциях, где он был то партнером московского Наркомвнешторга, то связным Кремля, то доверенным ОГПУ, Арманд Хаммер обрел свою сноровку, способность плести столь сложные кружева, что в более зрелые годы редко кто в бизнесе мог с ним сравниться. Ну, а теперь, когда дело его начало понемногу налаживаться, он стал искать ходы в Вашингтоне, где с января 1953 года в Белом Доме, как оказалось, на полные три срока, в президентское кресло сел Франклин Рузвельт.