Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?

Продолжение истории американского бизнесмена Арманда Хаммера. Часть 9. Впервые в эфире 25 февраля 1997.

Диктор: Слава и бесславие Арманда Хаммера - американского мецената, связного Кремля. По странницам новой книги Эдварда Джея Эпстайна "Досье. Тайная история Арманда Хаммера". Передачу ведет Аркадий Львов.

​Аркадий Львов: Тело Хургина, с подвязанными к нему цепями, найденное на дне озера Джорджа в одном из самых живописных районов на севере штата Нью-Йорк, означало, что у Хаммеров не стало активного и при том сильного оппонента. Председатель "Амторга" Хургин, как помним, был убежден, что в конторе Хаммера нужды более не было. Теперь она может быть только помехой. Помехой кому? Чему? Как глава крупнейшей внешнеторговой организации СССР Хургин имел над собою два начальства, одно - по линии Внешторга, другое - по линии ОГПУ, Объединенного Государственного Политического Управления. Недавно созданное ОГПУ контролировало деятельность органов ГПУ всех республик, вошедших в состав Советского Союза. Это была, однако, сфера внутренних задач и функций. Наряду с ней существовала другая сфера - активности и операций вне красных кордонов на всех континентах, исключая, может быть, Антарктиду.

Диктор: США, естественно, были зоной особых интересов. Фирма Хаммеров, которая прежде была главным связным между Москвой и ее агентами в США, по новому раскладу должна была уступить место "Амторгу". Изменить этот новый расклад было выше возможностей Хаммеров. Но сохранить хотя бы отчасти прежние атрибуты надо было во что бы то ни стало. Здесь, однако, требовалась подстава на очень высоком уровне. Троцкий в те времена обретался еще на том уровне в верхах, где решалось, чему быть и чему не быть. Письмом в Наркомат внешней торговли, тамошнему начальству Хургина Троцкий настойчиво предлагал сохранить за Армандом Хаммером роль главного связанного по коммерческому бизнесу с Фордом. Хургину же надлежало разъяснить, что ему как начальнику "Амторга" целесообразно использовать капиталиста Хаммера, который в этих обстоятельствах имеет очевидные преимущества как бизнес-пропагандист, по сравнению с ним, Хургиным.

Аркадий Львов: Письмо было написано летом 1925 года. Какие распоряжения даны были Хургину и как он отнесся к ним - неизвестно, поскольку времени на ответ у главы "Амторга" уже не оставалось. По мнению одного из американских историков, Хургин был ликвидирован своими же коллегами из ОГПУ, заподозрившими его в агентурной работе на сторону. Каковы бы ни были подлинные причины и обстоятельства ликвидации главы "Амторга", гибель его воспринята была Хаммерами как благая весть – Москва подтвердила, что признает за Хаммерами прежнюю их роль в делах с "Ford Motors Company".

Диктор: Чуть забегая вперед заметим, что за "Амторгом" сохранялась его роль, расписанная в кабинетах Лубянки, до 1933 года, когда установлены были официальные дипломатические отношения между США и Советским Союзом. Опыт, однако, свидетельствовал, что каналов одного "Амторга" недостаточно. Пережив тревоги перестроечного периода, какие бывают во всяком живом деле, Хаммеры не только устояли, но сами почувствовали, что необходимо разнообразить сферу услуг, в которых была нужда у Москвы. Теперь вновь обратимся к делам Хаммера-сына, чтобы яснее представить, каковы были эти дела и сколь нелегкими они оказались.

Аркадий Львов: Доктор Юлий Хаммер был не из числа тех людей, которые норовят перевалить свою поклажу на других. Обстоятельства, однако, были таковы, что требовалась не только сила, какая свойственна молодости, но и гибкость ее, способность быстро реагировать на перемну обстановки, передвигаться неутомимо с места на место и из страны в страну, из города в город. Словом, готовность ко всем тем неудобствам, которые неизбежно сопутствуют бродяжнической жизни коммивояжера. Коммивояжера и, добавим, при этом связного на особо деликатных ролях. Вторую половину 1924 и весь 1925 год Арманд Хаммер провел, что называется, "на колесах". Если бы пришлось ему указать место постоянного своего проживания, то в этот период самым точным адресом был бы Берлин, гостиница "Кайзерхофф", подле вокзала "Остбанхофф". Но тут же надобно пояснить, что адрес этот указан потому, что случалось, что в своем номере в отеле "Кайзерхофф" Арманд задерживался на целую неделю. В действительности же целые недели, семь дней кряду, в одном месте выпадало Арманду редко.

​Диктор: Пребывание в отеле отнюдь не означало, что постоялец его предавался покою или хотя бы кратковременному отдыху, который необходим человеку, чтобы восстановить свои силы. Ни того, ни другого - ни покоя, ни отдыха - не было. Правда, порою Арманд садился у окна в своем номере или спускался в кафе, погружаясь в странное состояние не то оцепенения, не то сна наяву. Это не было волевым актом усталого, утомленного человека, живущего изо дня в день в условиях перегрузки. "Черное настроение", о котором он вспоминал многие годы спустя, было тогда если не постоянной, то весьма частой деталью его будней, точнее говоря, не деталью, а неким непреходящим фоном, который то усиливаясь, то ослабевая, задавал окраску всей тогдашней его жизни.

Аркадий Львов: Тонус его берлинской жизни в большой степени был отражением общего настроя германской столицы тех лет. С одной стороны, центр деловой активности, нередко с криминальными приметами, с другой стороны, одна из театральных столиц Европы, гигантский комбинат развлечений, в котором самым причудливым образом перемешивались иступленная жажда наслаждений нуворишей, ностальгия эмигрантов, реваншистские страсти и истерия национал-патриотов, уже примерявших на себя коричневую свою робу. Тяготясь одиночеством, которое тем острее сказывалось, чем более интенсивными были его контакты, Хаммер все более стремился к изоляции. Это парадоксальное стремление к изоляции человека, который каждый день должен был встречаться, объясняться, совершать сделки, было не актом свободного выбора. Арманд чувствовал, как меняется ситуация, как меняется настрой в Москве, которая постоянно как на длинной, нескончаемой дистанции бегунов, дышала ему в затылок, в самом деле направляя, предопределяя чуть ли не каждый его шаг.

Диктор: У него бывало ощущение, что он сходит с ума. "Я думал, что сойду с ума",- говорил он десятилетия спустя с чувством ужаса, который навсегда запечатлелся в его памяти. Дела фирмы Хаммеров настолько тесно переплелись с деловыми акциями, которые планировались в кабинетах ЦК и ОГПУ, что всякий шаг в Берлине надо было делать с постоянной оглядкой. От Арманда не укрылось, что некоторые бизнесмены смотрят на него с опаской. Несомненно, это было свидетельством того, что о связях его с Москвой, не ограничивающихся одними коммерческими операциями, если не знают достоверно, то во всяком случае догадываются. Он и сам приходил к заключению, что надобно быть как можно меньше на виду. Оправдываться в такого рода делах это, в сущности, то же, что признать основательность догадок. И в самом деле, Арманд Хаммер стал свертывать операции, естественно, вызывая напряжение в отношениях с Москвой.

Аркадий Львов: В сущности, он сам стал объектом постоянного наблюдения. Это имело место и прежде, но сводилось главным образом к наблюдению за финансовыми операциями. Теперь же появился новый оттенок – подозрения были того рода, какой бывает, когда опасаются варианта двойного агента. Нет, факты свидетельствуют, что Арманд не был двойным агентом, он делал общее со своим отцом дело и, верный своему сыновнему чувству, он оставался в границах роли, которая одновременно и была принята им самим, и была ему назначена. Однако психика, подвергаясь постоянным перегрузкам, требовала разрядки. В моменты, когда Арманду казалось, что безумие вот-вот возьмет над ним верх, он совершал поступки в самом деле, с точки зрения нормального обывателя, безумные. Не считаясь с расходами, он снимал ночной клуб для себя одного, платил музыкантам, которые играли любимые его песни и мелодии, поил девочек шампанским, сам пил с ними и танцевал, плясал до упаду. Десятилетия спустя Арманд, вспоминая об этих днях, вспоминал: "Это была моя декомпрессия".

Эдвард Эпстайн приводит в своей книге копию телеграммы Коминтерна, написанную на двух языках - английском и русском. Эта телеграмма, хранящаяся в архивах Коминтерна, помечена 15 сентября 1924 года. Вызвана она была необходимостью передать в Нью-Йорке деньги, которые предназначались для одного партийного функционера, к этому времени умершего, другому - юрисконсульту партии Иосифу Бродскому. Уточним: деньги, которые теперь надлежало передать Иосифу Бродскому, получены были из партийной кассы Коминтерна в Москве. Коминтерн, как известно, своих источников дохода не имел и целиком держался на щедротах Кремля. Естественно, щедроты эти требовали возмещения, которое и овеществлялось в виде, во-первых, верности хозяевам Кремля, во-вторых, в виде информации, которая поступала в Москву от коммунистических функционеров со всех концов света.

​Диктор: Всякая международная касса - сложный финансовый механизм, который располагает своими гроссбухами, отражающими движение денежных сумм, вовлеченных в операции. В случае с коминтерновской кассой дело, однако, осложнялось тем, что большинство операций проводилось под грифами "секретно" и "совершенно секретно". Кроме того, операции эти, как правило, направлялись этими инстанциями, хотя и находившимися под контролем партии, но не совсем партийными. Эти инстанции располагали своими офисами в ОГПУ, формально подчиненному московскому Совнаркому, а в действительности - ЦК. Арманд Хаммер познакомился с некоторыми рычагами этого механизма еще при жизни Ленина, когда лубянские спецы только начали осваивать его. Теперь же, когда ЦК и Генсек его, Сталин, стали расставлять своих людей на ключевых постах, режим работы ужесточался, приобретая характерные для всякой секретной службы черты военизированной структуры.

Аркадий Львов: Никто из сотрудников этой структуры или причастных к ней лиц, сколь бы благополучно не шла их служба, не могли чувствовать себя в полной безопасности. Никто, даже самое высокое начальство, не могло дать гарантий ни себе, ни тем, кто был у него под рукой. Арманд Хаммер, хотя в свое время восхищался решительностью и эффективностью методов Феликса Дзержинского, понимал, что возможны и обстоятельства, при которых он сам может оказаться объектом этих методов и действий. Несомненно, это было постоянным источником его нескончаемой озабоченности, а, порою, страхов. Кроме того, существовала еще другая сторона – секретная служба его собственной страны. Парадокс ситуации заключался в том, что хотя в этом случае деяния его вступали в противоречие с законом, страхи его никогда не приобретали размеров, сопоставимых с теми, какие корнями своими уходили в московский грунт. Американский гражданин Арманд усвоил твердо со школьной скамьи: здесь есть закон, есть право, есть, наконец, адвокаты, которые поднаторели в толковании этих законов больше, чем прокуроры и судьи.

Диктор: Операции, которые производились Хаммерами, сначала фирмой "Allied American Corporation", несколько позднее фирмой "Allied Trading Corporation", достигли значительной по тем временам суммы – более 1,7 миллиона долларов, на нынешние деньги около 14 миллионов. Причем осложнения и недоразумения возникали чуть ли не на каждом шагу. Примечательно, что во Внешторге к Хаммерам относились не только с подозрительностью, но зачастую и с прямым недоверием, оскорбительным для партнера. ОГПУ, естественно, лучше осведомленное, проявляло больше покладистости и, случалось, в серьезных конфликтных ситуациях считало уместным замолвить за них слово. Когда, по расчетам Внешторга, в европейских расходах Хаммеров не сходились концы с концами, возникала необходимость сослаться на секретное соглашение по производству авиационных моторов с Германией. Сослаться, однако, нельзя было, и Хаммеры должны были в этом случае полагаться на дружескую руку ОГПУ.

​Аркадий Львов: Эта необходимость полагаться на доброе слово "органов", определило не только отношения с ОГПУ, но и выработало особый стиль поведения Арманда, который почувствовал своего рода влечение к организации, приобретшей к тому времени грозную репутацию не только в кругу заокеанских бизнесменов. Американские коммунисты регулярно получали деньги из Москвы, выражая недовольство по поводу всякой задержки, которую, конечно, относили на счет недостаточной оперативности Хаммеров или преднамеренных проволочек, имевших целью обеспечить их фирме дополнительный процент. Строго говоря, это была та же подозрительность, то же недоверие, которое в Москве постоянно заявлял Внешторг.

Диктор: Американская газета "Daily Worker", содержавшаяся целиком на московские деньги, обвинила Хаммеров в том, что они удерживают 16 тысяч долларов (по нынешнему курсу - около 130 тысяч) и требовала привлечения их к ответу перед Секретариатом Коминтерна. В архивах Коминтерна сохранились письма Чарльза Рутенберга, тогда секретаря Компартии США, в которых постоянно фигурирует имя Хаммеров. В 1925 году, когда подозрения и обвинения в адрес Хаммеров приобрели серьезные размеры, и надо было разобраться, как говорили, "со счетами в руках", агенты ОГПУ из Нью-Йорка сообщали в свою штаб-квартиру в Москве, что компания "Allied American" действительно находится в весьма стесненных обстоятельствах, и ее нью-йоркское отделение задолжало банкам около 30 тысяч долларов, примерно четверть миллиона по теперешнему курсу. Проверкой также было установлено, что на других счетах компании фонды были исчерпаны.

Аркадий Львов: Нет сомнения, что нью-йоркские резиденты ОГПУ имели доступ к хаммеровской документации. Нравы и правила "органов", однако, исключали оценку и заключения, основанные только на документах, представленных самими Хаммерами. Информация черпалась из различных источников. Среди резидентов были и выходцы из России, которым удалось натурализоваться в США. Один из них, Джейкоб Монес, обретался на ролях фармацевта. Из суммы в 6400 долларов, переведенных ему из Москвы, он получил на руки 5 000. Разница ушла на телеграммы – так объяснял Юлий Хаммер - и другие расходы, связанные с переправкой денег из Москвы в Нью-Йорк. Операции, осуществленные в Европе, в частности, по созданию своего банка в Эстонии, что упростило бы и ускорило все операции по команде из Москвы, привели к огромным издержкам. Сумма в 14 миллионов потребовала проверки, за которую взялся тогдашний начальник экономического отдела ОГПУ Генрих Ягода, в 1930-е годы сталинский нарком внутренних дел. Естественно, возникал вопрос: могли ли Хаммеры, в первую очередь Арманд, ответственный за все операции фирмы в Европе, совершать махинации на виду у ОГПУ, под постоянным его присмотром.