Ernest Vardanean

14 января 2011 года ушел в отставку президент Туниса Зин аль-Абидин Бен Али. Он предпочел бежать из страны и укрылся в Саудовской Аравии, где получил политическое убежище и проживает до сих пор. В новейшей истории Ближнего Востока, Северной Африки и арабского мира эта дата неофициально считается днем начала «арабской весны».

Строго говоря, за точку отсчета надо принимать 17 декабря 2010 года, когда в Тунисе уличный торговец Мухаммед Буазизи совершил акт самосожжения в знак протеста против произвола полиции и коррупции чиновников. Вспыхнувшие вслед за этим беспорядки поначалу не воспринимались в мировой прессе как что-то далеко идущее – мало ли на свете массовых акций, тем более в неспокойном арабском мире. Но именно отставка и бегство Бен Али показали, что это больше, чем просто манифестации пресловутой «арабской улицы». События зимы 2011 года и всё, что за этим последовало, ворвались в медиа-пространство, чтобы остаться там до сегодняшнего дня.

Итак, что такое «арабская весна», почему она важна, чем она опасна и чем всё это закончится, если вообще закончится? Над ответами бьются политологи, социологи, экономисты, историки, культурологи, востоковеды, исламоведы, СМИ и спецслужбы десятков стран мира. Но что бы они ни утверждали, подавляющее большинство рано или поздно приходят к одному выводу: романтизированная «весна» привела к хаосу и «зиме», потепления в которой пока не видно.

Мог ли знать несчастный тунисский торговец, что его отчаянный жест будет восприниматься в истории сродни сараевскому убийству 28 июня 1914 года? Конечно, я не могу допустить упрощенчества, напрямую увязывая весь этот восьмилетний хаос с одним публичным актом самоубийства. Но логика развития тех событий очевидна как никогда: было социальное напряжение в народе, было безразличие элиты, чиновничьего класса и силовых структур – и «из искры возгорелось пламя». Другое дело, что стремительное распространение пожара «арабской весны» наводит на мысли о рукотворности процесса. Однако к этому нюансу мы еще вернемся.

Вероятно, уставшее от авторитарных коррумпированных режимов население арабских стран было вдохновлено внезапным падением Бен Али, правившего Тунисом с 1987 года. Несмотря на масштабность акций в декабре 2010-январе 2011 года, протесты в Тунисе были относительно мирными и практически бескровными, если не считать немногочисленных погибших в ходе столкновений с полицией. «А чем мы хуже?» - подумали соседние народы и поднялись на борьбу. В целом волнения охватили все без исключения арабские страны, от Марокко до Омана. Однако в большинстве из них манифестации были слабыми, немногочисленными, либо властям удалось подавить их или же пойти на уступки протестующим.

К слову, в Тунисе с момента ухода Бен Али воцарилось относительное спокойствие, если не считать нескольких политически мотивированных убийств и отдельных проявлений недовольства – сущий пустяк в сравнении с Ливией, Сирией или Йеменом. Сейчас в Тунисе сложился довольно устойчивый компромисс между умеренно исламистской партией «Ан-Нахда» и светским правительством, которое, следуя требованиям людей, правит согласно примечательному лозунгу «Ни платков, ни мини-юбок». Более того, это государство получило статус союзника США вне НАТО и пользуется американским покровительством. Такой привилегии теперь нет даже у Египта, который до свержения Мубарака был одним из ключевых партнеров США в регионе.

Правда, было бы наивно утверждать, что Тунис с тех пор процветает и бед не знает. Во-первых, как утверждает региональная и европейская пресса, социальные проблемы никуда не делись, а местами и обострились. Во-вторых, наличие беспокойного соседа – Ливии, где государство де-факто развалено, создает Тунису массу проблем. В-третьих, в стране действует довольно мощная ячейка «Исламского государства», которое время от времени устраивает теракты, направленные преимущественно на подрыв туристической отрасли. Причем, что интересно, именно Тунис занимает первое место по числу «поставщиков» боевиков в ряды ИГИЛ.

Вернемся в 2011 год. Обрадованные примером Туниса, на борьбу поднялись жители Египта. Каирская площадь Тахрир стала символом протеста против тирании, коррупции и авторитаризма, как писала в те дни западная пресса. С 25 января главная площадь египетской столицы стала местом бессрочных акций протеста. Жертв, к сожалению, было очень много – уже по завершении этих событий власти Египта насчитали более 800 погибших. Эскалация насилия не могла не вызвать жесткой международной реакции: тогдашний президент США Барак Обама призвал Хосни Мубарака «начать процедуру передачи власти», Турция и Иран открыто поддержали оппозицию, европейские страны осудили насилие, но не стали открыто поддерживать ни одну из сторон. Только Саудовская Аравия поддержала власти Египта.

Тем не менее, 11 февраля Мубарак, правивший Египтом после убийства Анвара Садата в 1981 году, заявил о своей отставке. Власть в стране перешла к Высшему совету вооруженных сил. Однако стабильности это не принесло: революцией воспользовались исламисты в лице основанной еще в 1928 году и впоследствии запрещенной организации «Братья-мусульмане». Очень скоро начались столкновения между исламистами и многочисленными в стране христианами-коптами. В Египте установилось двоевластие: формально правящий военный Совет, который слабо контролировал ситуацию, и активные исламисты, которые в итоге и взяли власть на парламентских выборах в июне 2012 года. Новым президентом был избран ставленник «Братьев-мусульман» Мухаммед Мурси.

Продолжение следует

* Мнения автора, высказанные в блоге, не обязательно совпадают с позицией редакции Radio Europa Liberă

Во второй части публикации я бы хотел уделить внимание некоторым экспертным оценкам. Интересно, что в последние годы политологи и социологи всё чаще пишут о «консервативной революции», и далеко не всегда в негативном тоне, как это было раньше. Видимо, приходит понимание того, что это уже не «проделки» маргиналов, а серьезный устойчивый тренд в европейской и мировой политике.

«Новейшая консервативная революция всерьёз отличается от того, что было принято называть консервативной революцией применительно к 80-м годам прошлого столетия. Но по-другому и быть не может: изменился мир, изменилась экономика, происходит ломка прежних социальных моделей и систем. Но, как и 30-35 лет назад, консерваторы очень умело сколачивают мощный социальный блок за своими идеями…», - писал еще в ноябре 2016 года, после победы Трампа, доктор исторических наук Станислав Костюк.

В то же время, по его словам, тогда и сейчас «консервативный проект» служит интересам наиболее богатой части общества. Однако и тогда, и сейчас за консерваторов голосует значительная часть рабочего класса – так, например, американский пролетариат и средний класс голосовали за Трампа. «Мы прекрасно знаем, что в периоды кризисов правые (и консервативные, и даже реакционные силы) способны увлечь значительную часть рабочего класса за собой», - пишет российский историк. И отмечает, что «народные слои» всё менее охотно голосуют за леволиберальные силы, поскольку они в действительности не представляют собой альтернативы «правому популизму».

К слову, есть один феномен, который давно привлекает мой интерес, но, к сожалению, редко освещается в научной среде. Речь идет о фактическом слиянии («конвергенции») социал-демократии с правыми течениями. Произошло это по причине краха восточного блока и вследствие того, что капитализму (либеральной демократии) больше не требовалось быть красивой витриной в противостоянии с социалистической системой.

Проще говоря, имел место триумф капитализма, который интенсивно развивался благодаря активной глобализации и краху конкурирующей идеологии. Фукуяма назвал это «концом истории» в том смысле, что либеральная демократия победила, и мир с улыбкой на устах пришел к тому счастливому состоянию, когда нет нужды в борьбе идеологий. Но не тут-то было. Расцвет постмодернизма, глобализации и прочих прелестей XXI века не учел одной «мелочи»: далеко не все страны и народы подошли к этому «пороговому» состоянию, а значит, их экономические системы, социальные отношения и в особенности системы ценностей (их еще называют «культурными кодами») оказались не готовы к «концу истории».

И что мы в итоге получили? Помнится, в 2005 году прочитал любопытную статью о выборах в немецкий Бундестаг – тогда христианские демократы победили, и канцлером на долгие годы стала Ангела Меркель. Так вот, у идеологов и пиарщиков христианских демократов возник глубочайший когнитивный диссонанс: они по привычке критиковали социал-демократов, но факту это была критика самих себя, ведь СДПГ «поправела» и стала проповедовать более консервативную экономическую политику, став ближе к ХДС! И точно также у идеологов СДПГ возникло недоумение, потому что им приходилось критиковать ХДС за «полевевшую» социальную политику! О чем это говорит? Как минимум о «смешении жанров», а по сути – о размывании идеологических основ традиционных партий – партий истеблишмента, как сейчас принято говорить.

На эту тему рассуждает украинский эксперт Олег Волошин. «Слишком долго истеблишмент пытался избегать намека на крайности, фактически замораживая и накапливая проблемы, которые ныне обострены до той самой крайности, которой столь опасались», - пишет автор на киевском сайте «Страна». По его мнению, «новая цензура под личиной политкорректности» запрещала даже обсуждать эти общественные и социально-экономические вызовы.

«Это всё как-то работало, пока на волне информационной революции, открытия глобализации Китая, разграбления ресурсов бывшего СССР на Запад текли сверхдоходы, перекрывающие очевидную неэффективность модели государства «всеобщего собеса». С финансового кризиса 2008 года все это показное великолепие начало стремительно разрушаться», - констатирует Волошин.

«Что касается левых, то их противоречия порой даже сильнее, чем у политиков на противоположном фланге… Объединяет их всех критика «подконтрольного крупному капиталу ЕС», ненависть к Трампу и «американскому экспансионизму», а также призывы повышать налоги на богатство. На выборы они, скорее всего, пойдут порознь, а объединяться будут уже в стенах Европарламента», - предсказывает эксперт.

Однако вернемся от теории к практике. Уже не первый год над Европой витает дух консерватизма. Но еще никогда этот дух не носил конкретного имени и не имел такого известного лица, как сейчас. Зовут его Стивен Бэннон, бывший советник Дональда Трампа. Летом 2017 года хозяин Белого дома отправил фактического идеолога своей президентской победы в отставку, но, как выяснилось, «Стив» ушел, чтобы вернуться. Некоторые и вовсе считают, что Трамп специально снял его с официальной должности, чтобы тот начал свои неофициальные дела.

Господин Бэннон анонсировал амбициозный проект «Движение» (The Movement), который призван объединить если не всех, то многих представителей европейского консервативного интернационала. Сам «отец-основатель» утверждает, что это будет правой альтернативой Фонду «Открытое общество» Джорджа Сороса, который с 1984 года вложил более 30 млрд. долларов в различные либеральные проекты по всему миру. «Сорос великолепен. Он зло, но он великолепен», - говорил Бэннон в интервью Daily Beast (цитата по «Стране»).

Ожидается, что учредительная встреча в рамках проекта состоится в середине или конце января 2019 года в Брюсселе, где, возможно, примут участие до 30 правых партий и движений Старого Ствета, а также (sic!) представителей администрации США и американского консервативного «Движения чаепития» (традиционалистское крыло республиканцев). Об этом рассказал де-факто полномочный представитель Бэннона в Европе, его соратник, председатель бельгийской Народной партии Микаэль Модрикамен.

В интервью EUobserver он противопоставил «Движение» экономическому форуму в Давосе, Бильдербергскому клубу и самому Евросоюзу. По словам бельгийского политика, «Движение» будет существовать за счет частных пожертвований. А Стивен Бэннон предлагал свою помощь в деле создания блока правых партий, который, по расчетам американца, может получить до трети мест по итогам выборов в Европейский парламент, пишет РБК.

В свою очередь, французская газета Le Monde, ссылаясь на статью Бэннона в Daily Best, подчеркивает, что бывший советник Трампа хочет разрушить ЕС через победу правых на выборах в Европарламент. «Правые популистские и националистические движения победят. Они будут у руля. Появятся национальные государства с собственной идентичностью и границами», - цитирует Бэннона парижское издание. По расчетам политика, если правые партии действительно возьмут треть голосов, это парализует весь Евросоюз.

Не слишком ли мрачно? Быть может, Бэннон выдает желаемое за действительное, а авторитетная французская газета сгущает краски? Всё возможно в сегодняшнем мире. Я далек от мысли о параличе ЕС, но то, что предстоящая битва за Европейский парламент будет самой ожесточенной с 1979 года, не сомневаюсь ни секунды. Вероятно, впервые в истории этого института противостояние развернется не по линии «ЕС и другие проекты» или «ЕС против экспансии России», как было в 2014 году, а внутри самой европейской политики. Жителям Старого Света предстоит дать ответ на непростой вопрос: «Будет ли успешным дальнейшее развитие ЕС по прежней модели»?

Часть 1

* Мнения автора, высказанные в блоге, не обязательно совпадают с позицией редакции Radio Europa Liberă