Архивный проект "Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад". Самое интересное и значительное из архива Радио Свобода двадцатилетней давности. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
Является ли победа на международной олимпиаде показателем высокого уровня школьного образования в стране и, что важнее, гарантией успеха победителя в будущем? Обсуждают Хауард Гарднер, специалист по вопросам школьного образования, профессор Гарвардского университета; Брайан Бакстром, вице-президент "Независимого исследовательского центра по проблемам школьного образования"; Сергей Язвинский, профессор математики Орегонского университета; Александр Генис, писатель. Автор и ведущая Марина Ефимова. Впервые в эфире 14 марта 1998.
Марина Ефимова: Смущение, вызванное в США плохими показателями американских школьников на Третьей международной математической олимпиаде, трудно не заметить. Статьи с паническими заголовками "Математический разгром", "Америка плетется в хвосте" появились во многих газетах. Хотя школьники из 4 и из 8 классов показали себя сравнительно неплохо и превысили средний мировой стандарт, зато выпускники, 12-класcники, заняли по математике предпоследние места, а по физике даже последнее место среди школьников, представлявших на олимпиаде 23 страны мира. В особенное смущение привели министерство образования показатели лучших учеников, занимавшихся математикой и физикой в специализированных классах. Кстати сказать, именно эта группа российских школьников достигла блестящих результатов по математике - второе место после Франции, по физике третье место после Норвегии и Швеции. Узнав о результатах Математической олимпиады, президент Клинтон сказал представителям министерства образования:
Диктор: Мы не можем обвинить в неудаче детей, не правда ли? Значит, что-то неладно с нашей системой школьного обучения. И исправить ее – задача, которую должно выполнить наше поколение.
Марина Ефимова: Когда в стране началась полемика по поводу неудачи на математической олимпиаде, естественно было ожидать, что американцы попытаются, как им это и свойственно, выявить причины неудачи и найти пути улучшения системы преподавания. Однако все оказалось не так однозначно. Попробуем представить основные точки зрения этой полемики. В нашей передаче участвует один из ведущих специалистов по вопросам школьного образования в Америке, профессор Гарвардского университета Хауард Гарднер.
Хауард Гарднер: В американской школе обучение часто по форме представляет собой дискуссию. Идея состоит в том, что тест - дело абстрактное, а нам нужно, чтобы человек умел решать математические задачи, которые ставит жизнь. Где взять ссуду? Куда вложить деньги? Какую выбрать страховую компанию? И, в более широком плане - есть ли смысл государству финансировать клонирование и откуда взять денег на очистку водоёмов? Иногда задать хороший вопрос важнее, чем знать ответ из учебника.
Марина Ефимова: Профессор Гарднер, но можно ли научить детей мыслить и принимать решения, не вложив предварительно в их головы определенный запас знаний. Не значит ли это просто вооружать невежество амбициями, в том числе и политическими? Вы знаете, однажды в России, еще в советское время, я услышала наставление, которое одна партийная чиновница давала молодым рабочим. Она говорила: "Я, может, вообще-то не грамотная, зато политически грамотная, и это гораздо выгоднее, чем быть вообще-то грамотной, а политически неграмотной".
Хауард Гарднер: Этот аспект бесспорно присутствует, но все в меньшей и меньшей степени, поскольку то, что еще полвека назад считалось базовыми знаниями, скоро окажется набором бессмысленных знаний. Миллион вещей нам не нужно больше запоминать, потому что через несколько секунд компьютер даст нам ответ на любой вопрос. Конечно, в такой системе есть опасность взрастить самоуверенное невежество, что иногда и случается, но мы идем на этот риск ради того, чтобы из большинства детей вырастить людей, готовых думать самостоятельно, брать на себя ответственность за свою судьбу, людей, которые относятся к установившимся мнениям со здоровым скептицизмом, всегда готовы к переменам и умеют проводить свое собственное исследование проблемы, а не слепо полагаться на авторитеты.
"...мы идем на этот риск ради того, чтобы из большинства детей вырастить людей, готовых думать самостоятельно, брать на себя ответственность за свою судьбу, людей, которые относятся к установившимся мнениям со здоровым скептицизмом, всегда готовы к переменам и умеют проводить свое собственное исследование проблемы, а не слепо полагаться на авторитеты"
Марина Ефимова: Оппонент профессора Гарднера в нашей передаче – вице-президент "Независимого исследовательского центра по проблемам школьного образования" Брайан Бакстром.
Марина Ефимова: Мистер Бакстром, согласны ли вы с тем, что в американской школе детей действительно учат мыслить?
Брайан Бакстром: Мне кажется такое утверждение слишком щедрым авансом нашим общественным школам. В последние десять с лишним лет в американских общественных школах главное обучение не математике, не точным наукам, даже не методу мышления. Главное внимание уделяется высокой самооценке, уверенности в себе, самоуважению. Это тоже нужно, но не за счет академических предметов. Некоторые школы даже отказались от отметок, дабы ученик, получивший четыре, не чувствовал себя хуже из-за того, что другой получил пять. Это большая ошибка. Именно соревнование заставляет совершенствоваться. Это все равно, что заставить баскетболиста хуже играть, чтобы сидящие на скамье запасных не чувствовали себя ущемленными. Такой подход ведет к разрушению школьного образования в США.
Марина Ефимова: Все же, насколько я знаю ситуацию, эта тенденция сейчас постепенно уходит. А когда она началась?
Брайан Бакстром: В начале 80-х. Тогда взошли зерна ультра-либерального подхода в школьному образованию, посеянные поколением либералов-шестидесятников. В 80-х они пришли в школу уже учителями и считали самым для себя главным научить детей независимо мыслить и превратить американское общество в единую счастливую семью.
Марина Ефимова: Тут невозможно не вспомнить так называемые Inner City Schools - общественные школы в бедных районах больших городов, где дисциплина находится на таком уровне, что безопасность учеников и учителей иногда приходится обеспечивать с помощью полиции. В недавней комедии с Ником Нолте, вернее, трагикомедии, показана учительская в начале дня. Стайки учеников с вопросами, рассыльные с документами, адвокат родителей, готовых за что-то судить школу, почтальон, полотер, разъяренный представитель районного школьного совета - все роятся и пытаются как-то разрешить свои дела. И каждый вновь приходящий говорит пожилой опытной секретарше, которая похожа на диспетчера аэропорта: "Послушайте, а вы знаете, что у вас там мальчик сидит весь в крови?" И она спокойно говорит: "Да-да, о нем позаботятся". В конце концов, прибывает скорая помощь, но занимается она не мальчиком в крови, а женщиной, впавшей в неудержимую, чудовищную истерику. И когда кто-то из посторонних спрашивает, кто эта женщина, секретарша отвечает: "Это школьный психолог".
Мы вспомнили о тех американских школах, где свобода доведена до абсурда. Но нельзя забывать и о противоположных крайностях – о чрезвычайно строгих частных или религиозных школах, где дисциплина замечательная, но где подавляют всякое воображение, темперамент, вообще душу, в угоду хорошему тону и будущей карьере. Их тоже показывают, тоже утрированно в современных фильмах. Самый известный – "Общество мертвых поэтов" с Робином Вильямсом в роли либерального учителя литературы. Однако несметное большинство американских общественных школ не представляют собой таких крайностей. Я беседую с профессором математики из Орегонского университета Сергеем Язвинским.
Сергей Язвинский: Моя точка зрения ограничена, я живу в маленьком университетском городке, где школы, в основном, хорошие. Что для наших школ характерно? Кто хочет, получает замечательное образование. Например, мой сын, который не гений и довольно ленив, он получил просто прекрасное образование в хорошем университете. Он начал со второго курса и никаких трудностей у него не было. С другой стороны, эти же люди могут преуспеть в том, что их интересует в той же школе, или не преуспеть. То есть эта свобода людям оставлена, и они ей могут пользоваться.
Марина Ефимова: В связи с этим и возникает вопрос: можем ли мы рассчитывать так на детей, на то, что они будут правильно, разумно, толково пользоваться своей свободой? Все-таки они маловаты еще для этого.
Сергей Язвинский: Конечно, не можем, и во всем этом одно из решающих значений имеет давление родителей, конечно.
Марина Ефимова: Я вспоминаю своего соседа по коммунальной квартире, который, когда у него заболела внучка, любил повторять: "Выживает сильнейший".
Сергей Язвинский: Ну, детям надо помогать, безусловно.
Марина Ефимова: Выходит, если вам с родителями не повезло или с учителем каким-нибудь замечательным, так у вас и шансов нет?
Сергей Язвинский: В общем, да. За исключением того, что если он захочет, если у него вдруг, откуда ни возьмись, из генов или еще от кого, возникнет желание, то он может его удовлетворить, а если нет, то нет.
Марина Ефимова: У вас была возможность сравнить обе системы образования в России и в Америке. И все-таки вы предпочитаете американскую?
Сергей Язвинский: Я, пожалуй, да, потому что я очень люблю свободу всяческую и считаю, что давление мало что дало. Конечно, в большинстве случаев, особенно в наше время, кончающие школу в России знали по математике больше, а по многим другим предметам значительно меньше, и говорить нечего. Вот сочинения, так называемые, эссе, которые здесь пишут школьники по литературе, они совершенно несравнимы, мы были по сравнению с ними дети абсолютные. Но, с другой стороны, в России это был твердый средний уровень. То есть там ниже уровня было трудно опуститься. А здесь можно эту литературу не брать высокого уровня и, опять же, здесь ничего не получить. Можно и так. Разброс огромный.
Марина Ефимова: И, тем не менее, как вы объясняете, что почти нет университетов в Америке, где бы сейчас не преподавали русские математики?
Сергей Язвинский: Очень долго в России любой интеллект направлялся в точные науки, то же самое в физике, потому что куда же было умам идти?
Марина Ефимова: В том смысле, что это было более или менее безопасное место?
Сергей Язвинский: Это было безопасное и наиболее привлекательное своей далекостью от политики, партии тоже. Но на самом деле, я далеко не уверен, что надо всех выводить на какой-то значительный уровень, как в России. Вот там это делали. Ну, и что? Ну, там, наверное, если спросить, чему равен интеграл от икс в квадрате, то большинство людей, много людей ответит что-то правильное. Ну, и что? Это создало какие-то ценности дополнительные в России? Прогресс какой-то от этого появился? Всем понятно. Может быть, в математике так и надо, может, не надо очень многих учить. В конце концов, они замечательно занимаются бизнесом, компьютеры теперь могут заменить многие качества ума, и все это нормально.
"...если спросить, чему равен интеграл от икс в квадрате, то большинство людей, много людей ответит что-то правильное. Ну, и что? Это создало какие-то ценности дополнительные в России? Прогресс какой-то от этого появился?"
Марина Ефимова: Но помимо всего прочего, ведь существует такая, скажем, вещь, как с способность человека воспринимать абстрактные понятия, некая широта образования. Может быть, тебе никогда это не пригодится, может быть, этому нет никакого практического применения, это необходимо просто для твоей личности.
Сергей Язвинский: Я думаю, что это, может быть, не каждой личности необходимо. Во всяком случае, личность, которой это необходимо, она это должна чувствовать, или ее родители должны чувствовать. Вот о чем общество должно заботиться (может быть, не везде оно заботится), чтобы у таких людей была возможность изучить то, что они хотят, или то, что туманно бы хотели, что-то вроде понимания абстрактных идей. А если у личности этого совсем нет, ну и бог с ним, что же ее заставлять!
Марина Ефимова: Надо сказать, что общенациональные споры о школах бурлили в США и прежде, особенно один раз - в 1957 году. Тогдашний спор спровоцировало событие, казалось бы, совершенно не относящееся к делу. Вот что говорится в статье о школьном образовании из энциклопедии "Американа".
Диктор: "В 1957 году запуск советского Cпутника вызвал в Америке шок. Многим американцам казалось тогда, что спутник свидетельствовал о превосходстве Советского Союза во всей сфере технического прогресса, и это обстоятельство вдруг возбудило жестокую критику в адрес американской школьной системы. Огромный резонанс имела вышедшая тогда книга Рудольфа Флеша "Почему Джонни не умеет читать?", в которой одна глава называлась "Почему Джонни не умеет читать, а Иван умеет?" Справедливой или нет была эта критика, но она стала началом мощных перемен в школах, включая мультимилионную программу технических улучшений".
Марина Ефимова: И, несмотря на это, преподавание в школах оставляет желать лучшего. Если так, чем тогда объяснить успех США в сфере экономики, в сфере научного и технического прогресса? Иммигранты выручают? Мистер Бакстром?
Брайан Бакстром: У нас хорошо поставлено высшее образование. В Америке прекрасные частные колледжи и университеты. Впрочем, немало очень хороших и общественных. Не случайно у нас стремятся получить высшее образование десятки тысяч иностранцев. Именно у нас наилучшие высшие школы бизнеса, лучшие инженерно-технические учебные заведения. Многие государства стараются подготовить научно-технические кадры в Америке, чтобы добиться экономического успеха. Из-за растущего разрыва между высшим и средним образованием формируется некая новая элита, меньшинство, которое, вопреки системе образования, прорывается в университеты, защищает диссертации и получает научную степень. Таких у нас гораздо меньше в процентном отношении, чем во многих странах Европы, и они становятся все сильнее. А чем дольше мы позволим чахнуть общественному образованию, тем многочисленнее будет становиться низший класс.
Марина Ефимова: С этим утверждением категорически не согласен профессор из Гарварда Хауард Гарднер.
Хауард Гарднер: В США 60 процентов выпускников школ идет в колледжи или поступают на курсы. В европейских странах - лишь тридцать, а то и двадцать процентов населения получают высшее образование. В Китае - всего два процента. А у нас – 60! Это большинство населения страны.
Марина Ефимова: У микрофона Александр Генис.
Александр Генис: Для того, чтобы понять, что сегодня происходит с образованием, надо рассматривать проблему в историческом контексте. Дело в том, что мы вступили в финальный этап многовекового спора двух принципиально различных систем образования - авторитарной и демократической. Классическая система образования, до сих пор принятая в Старом Свете, обладает крайне серьезными недостатками. Сам характер школьной науки подразумевает существование некоего набора необходимых истин, знание которых подготавливает ребенка к взрослой жизни. Такой подход был, возможно, разумным в век конвейеров. Соответственно, и школа осмыслялась как фабрика образования, выпускающая стандартную унифицированную продукцию в виде своих учеников. Подлинный переворот в философии образования произвел американский теоретик и практик школьного дела Джон Дьюи. На рубеже нашего века он выдвинул концепцию демократического образования. Смысл учебного процесса заключается в том, чтобы дать личности ребенка максимальную возможность себя проявить. Учитель должен лишь направлять интересы ребенка, развивать их, не подавляя его индивидуальности. Дети приходят в школу разными, разными они и должны выйти из нее. Весь 20 век шла борьба между двумя системами образования – авторитарной и демократической. Ведь каждая из них имеет свои достоинства и недостатки. Так, если в классической школе ученик становится пассивным объектом обучения, то в школе прогрессивной, так ее называл сам Джон Дьюи, всегда были проблемы с дисциплиной. Первая система как будто лучше подходит для изучения трудных предметов - математики, физики, иностранных языков, зато вторая способствует воспитанию творческого мышления и демократических навыков. Суть этого, не окончившегося и сегодня, спора двух систем образования можно свести к одной проблеме: что важнее - знание или свобода? Как ни странно, на этот, казалось бы, риторический вопрос американская история дает вполне конкретный ответ. Когда несколько лет назад группа крупнейших историков по заказу журнала "Life" составила список ста американцев, внесших наибольший вклад в процветание своей страны, выяснилось, что 20 процентов, каждый пятый из этой славной когорты, не окончил даже средней школы!
Марина Ефимова: И не хотят ли некоторые участники нашей передачи, в том числе, Александр Генис и профессор Гарднер, сказать, что американские старшеклассники плохо показали себя на Международной математической олимпиаде просто потому, что они уже перешли на некий следующий этап прогресса?
Хауард Гарднер: Это остроумная идея, но вот что нужно понять о специфике американского образования. Во всех странах, участвующих в международных конкурсах школьников, существует общенациональная школьная программа, так что составленные вопросы всегда покрывают те области точных наук, которые дети проходят в школах. В Америке примерно 16 тысяч школьных программ, каждый учебный округ сам определяет программу и уровень обучения, и правительство не имеет никакой возможности осуществлять контроль над этим уровнем. Дети изучают предметы в разной последовательности, с разными уклонами, и им просто не совпасть по времени и по уровню с другими детьми, участвующими в соревновании.
"...из жителей Аляски не вышло никаких знаменитых летчиков, просто там каждый пятый мужчина умеет водить самолет"
Марина Ефимова: Именно поэтому сейчас президент Клинтон пытается ввести ежегодные экзамены в школах по общенациональным стандартам. Мистер Бакстром, вы, очевидно, за такие меры?
Брайан Бакстром: Это может быть хорошо, но может быть и плохо. Прежде попытки установить такие стандарты для школ всей страны или отдельного штата приводили к принятию заниженных стандартов, приемлемых для отстающих учеников. При таких стандартах невозможно добиться успеха в обществе. Считалось достаточным знание десяти процентов того, что давала школа.
Хауард Гарднер: Да, такая тенденция есть, но я не думаю, что она будет сильной, поскольку против нее выступают и справа, и слева, и консерваторы, и либералы. Либералы боятся, что общенациональная, то есть правительственная, программа будет слишком, ну, что ли, патриотической и изоляционистской, и слишком консервативной. Например, не будет разрешено изучать эволюцию. А правое крыло боится, что общенациональная программа снизит роль религии в образовании, да и вообще они, в принципе, против централизованного управления во всех сферах жизни. Так что даже если политический центр и будет бороться за общенациональную программу, его задавят с политических полюсов.
Марина Ефимова: А почему вообще американцы так держатся за эту раздробленность своей школьной системы?
Хауард Гарднер: Вот это самый важный сейчас вопрос. Дело в том, что американцы всегда относились с подозрением к любой централизации власти. И на ранних этапах нашей истории это было разумно. Но, начиная с 20-х годов этого века и вплоть до конца 60-х, раздробленность школьных программ работала против нас, и средний уровень европейского школьного образования был, безусловно, выше. Однако сейчас, с развитием так называемой new market economy, недоверие к централизованному руководству распространилось на большинство стран, и американская школьная модель становится все более популярной. Это никак не означает бесспорного превосходства американской системы обучения. Более того, строгие и традиционные системы школьного образования, такие, например, как во Франции или в Сингапуре, и до сих пор остаются, очевидно, наиболее результативными. Но думаю, что в следующие полвека не они определят общие тенденции. Я ожидаю децентрализации и в России, и в Китае, и в Индии. Европа, правда, пытается провести эксперимент, первый за добрую тысячу лет – создать единую общеевропейскую школьную программу, но неизвестно, что из этого выйдет. И моя позиция такова. Давайте не равняться по старым стандартам, но продолжать поиски лучших стандартов, наиболее подходящих для будущего.
Марина Ефимова: Возвращаясь к Сингапуру. Джеральд Брейси, один из американских экспертов системы школьного образования и участник нынешней полемики, рассказал недавно журналистам, что он водил однажды министра образования Сингапура по американским школам, куда тот ездил набираться опыта. Брейси спросил министра, зачем ему набираться опыта, когда сингапурские школьники занимают призовые места на всех международных олимпиадах и конкурсах? И министр ответил: "Беда в том, что наши дети только и умеют, что брать призы на конкурсах". И я вспомнила такую любопытную деталь: из жителей Аляски не вышло никаких знаменитых летчиков, просто там каждый пятый мужчина умеет водить самолет.
