Семья Лиминьяна. Артемий Троицкий отправляется в Перпиньян
Настоящий материал (информация) произведен, распространен и(или) направлен иностранным агентом Троицким Артемием Кивовичем, либо касается деятельности иностранного агента Троицкого Артемия Кивовича. 18+
*Артемий Троицкий не согласен с этим статусом
Хедлайнер 303-го выпуска подкаста Артемия Троицкого "Музыка на Свободе" – группа Les Limiñanas
Les Limiñanas на данный момент моя любимая французская рок-группа. Рядом с ней могу поставить, пожалуй, разве что Christine & The Queens (о них тоже постараюсь как-нибудь рассказать поподробнее). Вообще, если говорить о роке в узкостилистическом смысле этого понятия, то, на мой взгляд, он никогда у французов особо интересно и убедительно не получался: их самые известные группы – Telephone, Noir Desir, Taxi Girl, Indochine – были неплохими, крепкими, но никак не выдающимися. Всякие маргинальные изыски – типа электронных Kas Product, симфопроговой Magma, психокраутовых Kat Onoma, кабаретных Les Rita Mitsouko или даже вызывающего цыгана Ману Чао – французам всегда удавались намного лучше. Les Limiñanas – “чистая” рок-группа, и среди подобных, на мой взгляд, лучшая вообще за всё долгое время существования жанра во Франции.
Мари и Лионель познакомились в юном возрасте в лицее и впоследствии поженились. В родном Перпиньяне, на самом юге Франции, вблизи гор Пиреней и границы с Каталонией. Обручила их музыка. Они играли и пели в разных любительских группах, самой известной из которых была Les Bellas. Первый сингл квартета (помимо парочки Лиминьяна в нём играли Гийом Пикар и Надеж Фигерола) вышел в 2005 году и назывался Electrified. Так же – “Электрифицировано” – называется и биографический сборник избранного наследия Limiñanas, из которого я и узнал о доисторическом периоде семейной пары.
У Les Bellas вышел единственный альбом, причём уже после распада состава, в 2010 году. Называется он Belladelic; заглавную песню предлагаю послушать. Мари и Лионель остались вдвоём. Тут уместно сообщить, что Лионель играл на гитаре, бас-гитаре и иногда пел. Мари была (и остаётся) барабанщицей и основной вокалисткой.
Окончательно дуэт "Лиминьяна" сформировался и получил "семейное" название в октябре 2009 года. В следующем году был выпущен первый сингл с песнями I’m dead и Migas 2000. Одновременно треки были выложены на популярном тогда музыкальном интернет-ресурсе MySpace и привлекли внимание чикагского рекорд-лейбла Trouble In Mind, который не только издал пластиночку, но и продвинул французский (англоязычный, правда) материал в американский телесериал Gossip girl. Уникальный случай, когда группа прославилась в США раньше, чем в родной Франции.
Для этого были основания: хотя супруги Лиминьяна пели в основном по-французски, музыка их была узнаваемо "американизированной" – смачный, чувственный, очень cool гаражный рок-блюз в духе вечных шестидесятых. В качестве иллюстрации – второй сингл дуэта “Я не слишком одурманен” (2010). В том же богатом на прорывные события году вышел дебютный альбом семьи Лиминьяна – просто Les Limiñanas, в который эта песня-диалог тоже вошла.
Лионель стал чаще петь – точнее, выдавать выразительные речитативы под мощные гитарно-органные риффы, и эта манера здорово напомнила бессмертного Сержа Генсбура. При этом доказав, что франко-американская комбинация может звучать стопроцентно органично. “Девчонка с 15-го маршрута” – уже пятый сингл Limiñanas, вышедший в 2012 году.
И, под занавес первой части, построенной исключительно на раритетных записях с компиляции Electrified, ещё одна неальбомная песня, называется “Я ухожу”. Поёт Мари, и это откровенное посвящение нашим недавним героям – великому американскому (тоже, кстати) дуэту Suicide. Как бы франкоязычная феминизированная версия гипнотического Ghost Rider.
(Окончание следует)
Плейлист 303-го выпуска "Музыки на Свободе"
1. Shame (UK). Alibis, LP FOOD FOR WORMS (Dead Oceans)
2. The Delines (USA). Where are you Sonny? LP THE IMPERIAL (Decor)
3. The Delines (USA). Surfers in twilight, LP THE SEA DRIFT (Decor)
4. Al-Qasar ft Jello Biafra (France/Lebanon/USA/Morocco). Ya malak, LP WHO ARE WE? (GLitterbeat)
5. Les Bellas (France). Electrified, LP ELECTRIFIED (Because)
Подготовка к снятию копии с тела Александра Кутового
Гиря-Афродита. Скульптор Александр Кутовой и копии его тела
Разговор с Александром Кутовым записан на кладбище, одном из самых знаменитых в Европе. Монументальное кладбище в Милане давно превратилось в музей под открытым небом, потому что многие надгробные памятники созданы знаменитыми художниками и посетители могут выбрать маршрут и смотреть все работы одного автора, словно на персональной выставке. Мы с моим собеседником выбрали маршрут Адольфо Вильдта (1868–1931). Он симпатизировал Муссолини и сделал несколько скульптурных портретов Дуче, столь грозных и торжественных, что они похожи на карикатуру. Александр Кутовой исследовал другую тоталитарную идеологию прошлого века, и в его скульптурах часто можно угадать элементы монументальной пропаганды советских времен. У Маркса и Ленина одна голова на двоих, Ленин и Сталин делят между собой рот, а еще один Ленин несет на плечах горку с детской площадки.
Александр Кутовой родился в Украине, окончил скульптурный факультет киевской Национальной академии искусств, и ироническое переосмысление советской скульптуры в его работах связано с "Ленинопадом". В 2013 году скульптор переехал в Москву, и здесь его застало известие о начале полномасштабной войны. Александр покинул Россию и с тех пор живет в Милане. Разговор на Монументальном кладбище я начал с вопроса о слепках человеческого тела – это сюжет последних экспериментов Александра Кутового.
– Вас интересуют копии человеческого тела. Это и напоминание о жертвах извержения вулкана в Помпеях, о посмертных масках и памятниках на кладбищах. Верно?
мне нужно полностью себя пересобрать
– В какой-то степени да. В последнее время я интересовался образом и символом человека и теперь переосмысляю свои прошлые работы. После полномасштабного вторжения у меня случился мощный кризис, я им заблокирован, не могу ничего делать, мне нужно полностью себя пересобрать. Я стал делать копии своего тела и через этот опыт начал видеть совсем по-другому работы, которые делал раньше.
– Копии своего тела вы делаете из чего, как и для чего?
– Я снимаю гипсовую форму со своего тела, а на прошлой неделе делал силиконовый слепок с итальянскими ассистентами. Я хочу сделать копию своего тела из воска, чтобы потом над ней работать, но мне нужен человек в позе. Я должен стоять в позе, напоминающей мои прошлые объекты, которые я создавал как скульптуры, а сейчас я хочу поработать в той же стратегии со своим телом. То есть деформация. У меня была задача очень простая – сделать копию своего тела и над ней работать. В процессе снятия копии я столкнулся с тем, что не могу простоять это время, я теряю сознание внутри формы.
Процесс снятия копии
– Сколько нужно стоять?
Внутри силиконового саркофага я пережил что-то наподобие агонии
– Это все сложно организовать именно здесь, потому что у меня нет команды, которая была в прошлом, из-за этого я экспериментирую с разными мастерами. Нужно простоять около трех часов, но это не получается сделать. Когда тебя закрывают полностью гипсом или силиконом, срабатывает клаустрофобия или какая-то еще фобия. Не могу сказать, что я боюсь закрытого пространства, но что-то меня начинает волновать или раздражать, начинается паника, я теряю сознание, не могу стоять на ногах, меня поддерживают. Сейчас мы видели работу Вильдта, где изображены фигуры с согнутыми коленями. Я вспомнил, что фотография моего тела, которую мы сделали, когда снимали форму, очень похожа. Я был внутри этого силикона полностью отключен.
– Есть такие камеры сенсорной изоляции, в которых люди прячутся от звуков и света, чтобы испытать галлюцинации. Герой фильм Кена Рассела "Другие ипостаси" ставил над собой такие эксперименты. У вас возникают галлюцинации, когда вы оказываетесь в такой форме?
Я стал объектом для тех, кто делал форму, и они в какой-то момент перестали ощущать эмпатию
– Всё происходит достаточно странно. Я шел к одной цели и столкнулся совсем с другими явлениями. Внутри этого силиконового саркофага я пережил что-то наподобие агонии и вышел другим человеком. Не знаю, можно ли сказать, что это был опыт объективации, потому что я стал объектом для тех, кто делал форму, и они в какой-то момент перестали ощущать эмпатию. Мой друг с философского факультета присутствовал при этом, и он сказал, что начал воспринимать меня как объект, не мог понять, что я внутри. Трогал силикон и не понимал, есть ли я там. Такой опыт, о котором вы говорите, у меня тоже был: погружаешься в камере в концентрированный соляный раствор. Но я там ничего особенного не испытал. Говорят, что есть еще один уровень – это когда люди перед этим употребляют ЛСД.
– То есть для вас это не просто подготовка к работе над скульптурой, но и своего рода психотерапия?
– Да, я уже четыре раза это делал и придется еще. Достаточно жестокий опыт. Чем больше я это делаю, тем больше понимаю, насколько это может быть точным, особенно в связи с агрессивной дегуманизацией, которая сейчас висит в воздухе. Что для меня было новое – это когда я стал объектом. Мое тело для меня не было никогда каким-то актором, я делал объекты с дистанцией от себя, это были объекты, которые я создавал этим телом, тело было инструментом, а не самим объектом.
– Из-за войны все, кто так или иначе связан с охваченной ею территорией, стали объектами манипуляций со стороны жестокой силы, с которой мы не можем ничего поделать. Можно либо подчиняться, либо бежать от нее. Она превращается в каркас, который нас пытается загнать внутрь какой-то структуры. Я говорю о государстве, агрессивном и убивающем.
– Для меня государство всегда было инструментом насилия, любая система, я ощущал агрессию по отношению к себе и ограничение свободы. Конечно, мне особенно интересно попытаться поработать над этим.
– Я знаю, что ваш любимый художник – это Брюс Науман. Чему он вас научил?
– Он всегда был интуитивно мне близок, но сейчас еще более близок, потому что он работает с телом в замкнутом пространстве.
Александр Кутовой
– Вы украинец, но война вас застала в Москве. Это, наверное, двойная психологическая травма? Как вы ее пережили и пережили ли?
Для меня Украина является символом живого. Система, которую создал Путин, вся эта КГБ-ФСБ-структура, – для меня оппозиция жизни и свободе
– Я родился в городе Черкассы, жил в Киеве, потом уехал в Москву по личным причинам в 2013 году, мне нужно было немножко перезагрузиться, нужна была дистанция от того места, где я учился. В какой-то степени влияние Гете: "Годы учений Вильгельма Мейстера" и "Годы странствий Вильгельма Мейстера". Плюс еще авраамическая история, когда он познал единого Бога, ему нужно было войти в чужое пространство, чтобы укрепиться в своей вере. Я эти символические вещи точно так же воспринял, поэтому оказался в чужом пространстве – в Москве. Я никого не знал там, снял помещение в Ботаническом саду, почти ни с кем не общался. Потом встретил свою жену, у нас родился ребенок. Так вышло, что провел там около десяти лет. Конечно же, я переживал войну, которая началась в 2014 году, я думал, что нахожусь где-то в другом пространстве и могу своими работами внутри менять это пространство, и вообще все мои близкие друзья этим занимались, пытались вырастить поколение, которое может снести эту систему. 24 февраля 2024 года я проснулся очень рано, мне написала сестра, что бомбят. Я был шокирован абсолютно, мы решили уехать в первые дни. Конечно, тяжело то, что ты не смог ничего сделать, ничего не смог изменить, это очень горько. Этот ужас какого-то абсолютно неудержимого зла, которое вырвалось и начало уничтожать все живое. Для меня Украина является символом живого. Система, которую создал Путин, вся эта КГБ-ФСБ-структура, – для меня оппозиция жизни и свободе. Самое страшное – ощущение бессилия, что ты не можешь ничего сделать, не можешь изменить эту огромную машину, тяжелый камень, который сносит все живое.
– Гипс, который тебя сковывает.
– Даже ощущение, что это гранит или асфальт. Я верю, что живое всегда побеждает. Кажется, что асфальт – это смерть, но мы видим, что трава разламывает этот асфальт.
– В конце февраля 2022 года вы написали в инстаграме: "Россияне, выходите на улицу, протестуйте". Обычно иностранцы, не знающие российской ментальности, выступали с такими призывами, но вы-то жили в Москве, почему вы верили, что россияне выйдут?
– В первые дни из-за того, что этот шок был настолько сильным, мне казалось, что люди могут выйти. Это эмоциональная реакция. Конечно, сегодня могу сказать точно, что это абсолютно невозможно. Сергей Григорьянц еще в начале 90-х проводил конференции "КГБ вчера, сегодня, завтра", когда никто не думал ни о каком КГБ. Эта система настолько подавляющая, настолько сильная, она невидима… это самое удивительное, что она невидима. Удивительно, что Украина вырвалась из этой системы. Это чудо.
– Вы осмысляли советскую систему в своих ранних работах. Почему вас привлекала советская монументальная скульптура, почему вы хотели ее высмеять, переосмыслить, деформировать?
Для меня эта трактовка формы, сама монументальная пропаганда, соединилась с государством и насилием над личностью
– Я быстро вырос из классического изобразительного искусства, меня интересовали более концептуальные вещи, вроде Жмиевского. Потом я столкнулся с тем, что не могу ничего сделать руками, и подумал, что необходимо научиться делать это, чтобы быть свободным, а дальше выбирать, что я хочу делать. Таким образом я влип в реалистичное изобразительное искусство. Решил, что должен закончить академию, поехал в Одессу, изучал анатомию. Рано начал работать монументальным скульптором и зарабатывать большие деньги. Мне начали предлагать сделать памятники достаточно страшные, вроде памятника гайдамакам Колиивщины. Это все меня начало подавлять. Потом мне предложили переделать Ленина в Шевченко, причем заказчик сказал, что на самом деле никакие монументальные штуки не нужны, нужно просто место, где можно находиться, – фонтан, пространство для человека. Это самая большая проблема монументальных объектов: это абстрактные конструкции, с которыми ты не можешь как с человеком сконнектиться, мостика нет. Я столкнулся с этой ситуацией, и это меня потрясло настолько, что я больше не занимался монументальной скульптурой. Я осознал, что произошла потеря функции, то есть функция была, условно, пропагандистская. Для меня академия, в которой я учился, – это был инструмент пропаганды системы, которая условно закончила существование. Использовался тот же самый язык, трактовка, которая была сконструирована в египетских, месопотамских традициях. Бородай, скульптор, который создал главные символы Киева – ладью и Родину-мать, был увлечен Египтом. Все это было сконструировано системами, в которых не было свободы. Для меня эта трактовка формы, сама монументальная пропаганда, соединилась с государством и насилием над личностью. У меня случился кризис, и я понял, что никак не могу с этим разобраться, потому что я стал частью, не чувствовал этого, как рыба в воде не чувствует воды. Мне нужно было уйти оттуда. Я поступил в аспирантуру в Киеве, но я к тому времени уже полностью разочаровался в этом всем. Слава богу, повезло, друзья были с философского Могилянки, я провел там несколько лет вольнослушателем, читал античные тексты, пытался выработать критическое мышление за счет понимания огромного количества теорий, идей, создать такое пространство, где я не привязан. Кто-то из сократиков говорил, что в основном люди выстраивают свою жизнь на случайной идее, с которой столкнулись в детстве. Я понимал, что у меня тоже такое есть, мне нужно с этим разобраться, потому что я не хочу продолжать вещи, которые ко мне попали случайно.
Ленин-горка
– Какая это была идея в вашем случае?
– Советская история. Я никакого отношения к этому не имею. Я хотел глубинно разобраться, разобрать в себе это все и вычистить.
– Вы из другого поколения, я думаю, что советская власть не успела вас изуродовать и индоктринировать.
Визуальный ряд вокруг меня был советский. Советские фильмы, на которых я вырос
– Как сказать. Я даже не верю, что она до сих пор ушла. Я родился в 1983 году – это еще был Советский Союз. Думаю, что он не закончился и к концу 90-х. Школа, образование не изменились до сих пор. Визуальный ряд вокруг меня был советский. Советские фильмы, на которых я вырос. Это очень сильно зацепило даже тех, кто родился в 2000-х. Мои родители, обычные люди, никогда не сталкивались с насилием этой системы, им эта система давала все, они работали, им все нравилось. Но они стали инструментом этой системы, которая со мной поделилась этими однобокими знаниями, там нет свободного выбора, у тебя есть только правильное решение. Думаю, основная проблема – это мышление, в котором есть только одно правильное решение.
Бюсты-гири
– Вернемся к вопросу об иронических скульптурных работах, маленьких фигурках, которые вы делали как будто для мещанского серванта.
символы из прошлого теряют функцию, они оказываются в потребительском пространстве
– Именно так. Это был поиск функции и доведение до абсурда, как мы можем переработать прошлое. Состыковка монументальной пропаганды и этих керамических вещей для серванта, которые были в каждом доме. Это была критическая история про функцию любого символического монументального объекта. Если говорить про мою иронию и скрытые послания из последних проектов, когда я попытался отойти немножко дальше от советского, выйти в общее пространство, там несколько слоев. Я сделал из головы Афродиты гирю для тренировки; символы из прошлого теряют функцию, они оказываются в потребительском пространстве, их можно использовать как какую-то функциональную вещь. Один из моих последних проектов, который мне очень важен, описывает мой опыт, как я воспринимаю это незаметное советское и постсоветское пространство, в котором мы все находились и не видели его. Или, например, может мир воспринимать как абстрактную идею красивого Советского Союза, общества, где все хорошо. Символом для меня была голова Афродиты, в лице которой проделана дырка для руки: по сути, человек становится функцией. Он не может быть символом свободы, он может быть просто инструментом в этой системе. Этот объект выглядит очень красиво, он формально прекрасен. Люди даже могут не видеть, что это Афродита. Еще один объект я сделал: Пегас, у которого срезаны ноги и крылья, в крыльях проделаны отверстия для рук, чтобы заниматься гимнастикой, как школьный козел или конь. Это была история про скрытое насилие в красивых вещах. Мы видим объекты советского искусства или из фашистской системы, когда было тело прекрасно, но нужно пробраться через эту эстетику и увидеть зло и насилие. Это витрина, но внутри на самом деле насилие, которое нужно увидеть.
Тяжкий процесс снятия копии
– Вы работали в Электротеатре Станиславский в Москве?
в России пока что-то зарождается – это прекрасно, но как только сформируется, становится мертвым
– Не работал, но я там присутствовал как рабочий, полностью был погружен. Я вообще мало в жизни работал в системе, я делал свои вещи, отдельные проекты. Я там был внутри команды, я больше общался с режиссерами, мы разговаривали про идеи. Это самое начало Электротеатра. Там я не в первый раз заметил, что в России пока что-то зарождается – это прекрасно, но как только сформируется, становится мертвым. Сказанное становится ложью: когда фраза сформулировалась, она умирает. В Электротеатре были свободные пространства, Ромео Кастеллуччи находился постоянно, еще много великих режиссеров. На меня это очень сильно повлияло, потому что я увидел, как Кастеллуччи работает над своими проектами. Я был на его публичных разговорах – это все меня вдохновило.
– И только что мы с вами побывали на встрече с Кастеллуччи в Милане. Ваша эмиграция продолжается уже больше года. Чувствуете ли вы себя полноценным эмигрантом? Что думаете о возвращении куда-то назад, возможно ли оно?
– Возвращение абсолютно невозможно, если говорить про Москву. Я очень люблю Украину, у меня там родные, близкие, я поддерживаю Украину без каких-либо сомнений, но у меня нет места, куда я могу вернуться. Я уехал оттуда без мысли возвращаться. Я не знаю, насколько я могу ощутить себя эмигрантом, вообще не понимаю, что это такое, потому что это абстрактное понятие. Я не понимаю, кто я и где я, поэтому занимаюсь этими практиками создания своей копии.
