Выборы в США

Сергей Медведев: Сегодня мы поговорим о необычном образе будущего – о землетрясении под названием Дональд Трамп, которое сотрясло мир и американскую политику на прошлой неделе. Неожиданное, но далеко не случайное избрание президентом США Дональда Трампа... Хотелось бы поговорить о тех социальных и социологических изменениях, которые привели к этому совершенно очевидному эффекту трампизма, нового популизма.

Я нашел очень хорошее выражение одного из американских аналитиков о том, что Рузвельт был президентом эпохи радио – вспомните его знаменитые радиобеседы, которые он вел с Америкой на протяжении многих лет. Кеннеди был президентом эпохи телевидения – вспомним знаменитые первые телевизионные дебаты, выигранные им. Точно так же Дональд Трамп – это президент эпохи "Твиттера", соцсетей, короткого шокирующего сообщения. И вот об этом – об эпохе "Твиттера" и о том, какую политику она формирует, хотелось бы поговорить с нашим сегодняшним гостем, журналистом Андреем Бабицким, бывшим главным редактором просветительского проекта InLiberty, серьезно занимающимся исследованиями интернет-процессов. Прежде всего, я хочу спросить – победа Трампа – это победа тролля? Его даже называют – "президент Дональд Тролль".

Андрей Бабицкий: У меня проблема с этим описанием. Я вспоминаю, как Барак Обама выигрывал предыдущие выборы: он, конечно, выигрывал их в "Твиттере". "Твиттер" можно применить для разных целей и по-разному. У Дональда Трампа есть отличительные черты: он сообщает не очень проверенную информацию, берет напором, яростью, а не рациональным аргументом. Но мне не кажется, что это специфические проблемы "Твиттера". У Дональда Трампа было 14 миллионов подписчиков в "Твиттере", у Хиллари, кажется, 9 миллионов – нельзя сказать, что это какая-то ключевая разница.

Сергей Медведев: Я говорю не о чистой победе в "Твиттере" по очкам, а о том, что формируется новый тип избирателя, которому нужно все меньше думать и все больше постоянно поставлять информационный фид коротких шокирующих сообщений. Быстрая нерефлексивная информация…

Андрей Бабицкий: Многие считают, что социальные сети меняют природу человека, или природа человека, по крайней мере, не защищена от тех соблазнов, которые дарят социальные сети. На мой взгляд, у нас мало данных, чтобы всерьез говорить об этом. "Твиттер" – это действительно удивительный формат, он заставляет общаться заголовками, но и газеты всегда общались заголовками. Мы годами помним удачные заголовки. При помощи заголовков можно сказать что угодно. Я хочу, чтобы мне доказали, что "Твиттер" как-то повлиял, что прежде этого не было.

Дональд Трамп, очевидно, отличается от других кандидатов просто в силу нынешних обстоятельств. Да, сейчас у избирателя накопилась какая-то усталость, ресентимент. Более того, американцы постоянно переизбирают себе демократов и республиканцев, и одна партия редко держится у власти больше двух сроков. Есть куча объективных причин, по которым победил Трамп. Желание перевалить это на социальные сети мне кажется странным. У нас с вами интеллектуальная беседа, а американские газеты прямо полны каких-то инвектив в сторону "Твиттера" и "Фейсбука": мол, "Твиттер" и "Фейсбук" обязаны теперь как-то ответственно отнестись к своей роли, начать что-то цензурировать…

Сергей Медведев: Я не думаю, что нужно цензурировать. Я думаю о новой обстановке культуры. Мы все уже лет 30 говорим о постмодерне, а это абсолютно овеществленный постмодерн, с полной релятивизацией истины, с властью фейка, с непроверенными фактами. Для меня Трамп – герой постмодерна, абсолютный симулякр. Я писал колонку для сетевого журнала Republic, в которой я его сравниваю… В сериале "Черное зеркало" есть игрушечный виртуальный медведь, который интервьюирует реальных политиков, троллит их и постепенно сам становится политиком и побивает их на выборах. А в России Жириновский – такой виртуальный персонаж.

Андрей Бабицкий: Политическая карьера этого медвежонка начинается с его программной речи: "Вы, живые политики, серьезные политики от меня, медведя, ничем не отличаетесь. Вы так же лживы, лицемерны, не решаете человеческих проблем, люди вас не интересуют". Да, избиратели Трампа считают, что политики лживы, лицемерны и люди их не интересуют. Это очень характерно. Понятно, что Трамп все время произносит фейки и непроверенные вещи.

Но с другой стороны, я сажусь в кресло и начинаю думать: хотя бы видно, что это ложь. Ты слушаешь Трампа и понимаешь – этому человеку просто неважно, что он говорит, слова для него потеряли смысл, но это, по крайней мере, честная позиция. А дальше, если ты живешь в "ржавом поясе" и у тебя с 80-х годов реально не выросла зарплата, ты смотришь на Хиллари Клинтон (которая, кстати, уехала из ржавого пояса, из Арканзаса, покорила Нью-Йорк, она жена президента и олицетворяет собой все отвратительное, что ты видишь в либеральных элитах) и говоришь: ок, по крайней мере, понятно, что слова – это наносное. Он – человек действия, а вот лицемерие Хиллари именно в том и состоит, что по ее словам не скажешь, права она или неправа. Понятно, что я со своей журналистской колокольни могу сказать: Хиллари врет каждый десятый раз, а Трамп – каждый третий, но в принципе – какая разница?

Сергей Медведев: Оба врут. Это в любом случае реакция на кризис в политике в современном мире. То же самое, чем ранее был Брекзит, – кризис традиционных политических институтов, представителей, партийных систем, систем голосования.

Андрей Бабицкий: Это такая мягкая революция. Чем хороша демократия: она позволяет проводить революцию таким образом, что ты почти не думаешь, что это революция. Но на самом деле революции случаются. Были династии – Буши и Клинтоны, они 25 лет боролись за власть. Американский народ совершил революцию. Понятно, что не весь народ, понятно, что в этом народе есть очень разные люди. Очень многие не любят Клинтон, но говорят: давайте не делать революцию. Но в принципе, я совершенно не уверен, что сейчас эта же самая политическая элита, включающая топ Республиканской партии и тех же Клинтонов, не сожрет Трампа, то есть не лишит его исключительности и не ассимилирует в себя, совершенно не подавившись.

Сергей Медведев: А какой прогноз у вас по Трампу? Он продолжит свою революцию и начнет вводить революционные перемены, инновации, которые он обещал, или он начнет интегрироваться в восточнопобережный истеблишмент, станет еще одним президентом из той же самой обоймы?

Андрей Бабицкий: Конечно, американская политика – более сбалансированная, чем русская. Он не может сказать "я хочу стену" – и стена возникнет: надо как-то воевать, договариваться. Считается, что он это делает плохо, но если он построил хоть одну высокую башню в Нью-Йорке, значит, он хоть как-то умеет договариваться.

Мне даже интереснее технологическая часть. На мой взгляд, Трамп как раз плохо понимает, что такое современные технологии. Он не научился использовать слабость "Твиттера", просто случайно им оказалось по пути. Но Трамп – это не такой циничный человек, который знает, как манипулировать социальной сетью, чтобы донести свой месседж или отсутствие месседжа.

Сергей Медведев: Может быть, это советники, которые поняли, что в этой ситуации полной усталости от политики, полного релятивизма, разочарования в лживости и цинизме именно такой говорящий свои фейки Трамп будет более адекватным политиком?

Андрей Бабицкий: Поскольку я занимаюсь технологиями, мне интересно следующее: после недавних выборов Трампа Гугл и Фейсбук уже приняли довольно жесткие меры для борьбы с фейком. Они сказали, что не будут размещать свою рекламу на сайтах с выдуманными новостями. И это большое и, мне кажется, очень неприятное последствие. Ведь что такое выдуманные новости? Бывшее шоу Джона Стюарта – главная новостная передача Америки: это всегда была комедийная передача, а не новости. Или мой любимый сайт The Onion, весь состоящий из безумных новостей, который является в некотором смысле лучшим новостным сайтом Америки….

Когда технологическая платформа говорит: теперь мы будем решать вашу политическую проблему – вот это плохо. Мне хотелось бы понимать, что "Фейсбук" и "Твиттер" транслируют слова Трампа, не искажая (что он туда навалит, то и транслируют), тогда я хотя бы знаю, как с этим бороться. А в тот момент, когда "Фейсбук" и "Гугл" начинают становиться активными игроками в этой борьбе, я не очень понимаю, что мне делать. Я не понимаю – это мои друзья мне приносят новости? Тогда я должен пойти, переубедить их, позвонить бабушке, другу, сказать: ты не прав, давай мы поговорим всерьез, давай встретимся, попьем пива, я тебе расскажу, что не надо строить стену на границе с Мексикой. А когда "Фейсбук" приносит тебе эту новость, вот тут-то и начинается строительство пузырей.

Очень интересная штука: считается, что "Фейсбук" позволяет выстроить вокруг себя информационный пузырь и слушать только то, что тебе говорят. Но на самом деле в "Нью-Йорк таймс" чуть ли не каждую неделю были какие-то истории про людей, которые отфренживают в "Фейсбуке" старинных друзей из колледжей, или про супружеские пары, которые прожили 30 лет, а теперь один за Трампа, а другой за Хиллари.

Сергей Медведев: И с Крымом, собственно, такая же история...

Андрей Бабицкий: Мне кажется, что желание построить пузырь начинается не в "Фейсбуке".

Сергей Медведев: Оно начинается в обществе.

Андрей Бабицкий: Уж если бы "Фейсбук" хотел сделать добро и поменять эту систему, то не надо ничего цензурировать, не дай бог, взвешивать новости или не размещать рекламу, а надо случайным образом подкидывать случайные посты тебе в ленту. Вот это был бы хороший эксперимент.

Сергей Медведев: Мне кажется, это вызовет только когнитивный диссонанс и еще больше обозлит людей. Я согласен с вами в том, что реальные расколы действительно существуют в обществе. Но проблема социальных сетей в том, что они деперсонализуют человеческие отношения, отрывают наши социальные транзакции от нас самих и поэтому очень усиливают разрушительный эффект случайных социальных транзакций. Если между мужем и женой была какая-то социальная трещина, она могла быть сглажена в их нормальном общении, но когда она переносится на платформу "Фейсбука", и вокруг жены формируется кольцо поклонников Хиллари, а вокруг мужа – кольцо поклонников Трампа, в результате социальные сети производят разрывный эффект.

Андрей Бабицкий: У меня есть ощущение, что большинство людей используют социальные сети не так, как мы с вами, журналисты. Это мы все время транслируем новости, обсуждаем их и так далее, а большинство людей, конечно, этого не делают.

Сергей Медведев: А что, постят котиков?

Андрей Бабицкий: Да, особенно в Америке – постят какие-то семейные празднества... У меня есть множество знакомых в социальных сетях, с которыми мы исторически очень сильно разошлись во взглядах, и если это мои физические знакомые, с которыми у нас есть общее прошлое, общие вечеринки, общее общение, то я, конечно, никогда не позволю, чтобы наши политические разногласия (хотя они мне важны) позволили разрушить эту настоящую жизнь. При этом я довольно легко ссорюсь с людьми, с которыми у меня нет общего прошлого: мы в "Фейсбуке" как подружились, так можем и разойтись.

Сергей Медведев: Виртуальная дружба легко распадается. Очень интересно, в какой степени социальные сети вносят антагонизирующий эффект, ведут к усилению ненависти, к усилению власти лжи, к распространению фейков и в результате приводят к власти демагогов типа Трампа или кампании Брекзита.

В последние два-три года, начиная с Крыма, в мире идет некий триумф антисистем – что такое Крым, как не антисистема? Страна, которая сама себя за волосы вырывает из системы международных отношений, нарушает международные договоры, подводит себя под санкции и так далее… Дальше повалилось – вот Брекзит, вот греческая СИРИЗА, вот восточноевропейский популизм с Орбаном, с Земаном, вот Марин Ле Пен с "Альтернативой для Германии" на подходе. Тут какой-то глобальный антисистемный тренд в политике, рушится весь либеральный порядок по Фукуяме, его "Концу истории"?

Андрей Бабицкий: Нет, Фукуяма сам пять раз отказался от своего "Конца истории".

Сергей Медведев: Но он – некий символ идеологии 90-х.

Андрей Бабицкий: Бывают некие потрясения. Мне совсем неудивительно само по себе, что какие-то новые технологии создают потрясения, проверяют систему на прочность. Система умеет их как-то инкорпорировать, и здравый смысл в конечном итоге побеждает.

У меня есть некоторая гипотеза, что социальные сети в некотором смысле сработали лучше, чем медиа в Америке. Я вообще считаю, что медиа – это не инструмент распространения информации, а инструмент сбора обратной связи. И в качестве фидбэка любой не ленивый человек, который мог бы открыть "Твиттер", оценил бы победу Трампа выше, чем если бы он читал условный "Нью-Йорк таймс".

Это великая газета, и я совершенно не хочу ни в чем ее обвинить, но они слишком много времени пытались рассказать своим читателям, что не надо голосовать за Трампа, не очень понимая, видимо, что их читатели и так за него не голосуют. И они слишком мало времени занимались тем, чтобы ездить по Канзасу на старой развалюхе "Шевроле" и разговаривать с людьми. Вот эту функцию как раз "Фейсбук" и "Твиттер" в своем нынешнем виде выполняют хорошо, вплоть до того, что там есть средства аналитики.

Но ведь не просто так в тренде "Твиттера" появляются какие-то хэштеги. Я с тревогой слежу за тем, как механизмы информации в "Твиттере" и "Фейсбуке" подвергаются сомнению, потому что я люблю обратную связь, она мне нужна, и она нужна Хиллари: если она хочет в следующий раз идти на выборы, "Нью-Йорк таймс" уже не предоставит это средство, они тоже сделали свои выводы. Но понятно, что сто журналистов, которые сидят в Нью-Йорке в огромном красивом доме на 34-й улице, просто при всем желании не очень хорошо представляют себе происходящее. А "Твиттер", у которого сто тысяч миллионов телефонов по всей стране, представляет это чуть лучше.

Сергей Медведев: То есть и социологии, и руководители компаний не до конца поняли исследовательский потенциал соцсетей как неких градусников, датчиков, сенсоров, которые закинуты в общество на всех его уровнях.

Андрей Бабицкий: Я даже не буду сейчас ругать социологов. Я верю, что самокопание хороших социологов лучше, чем наша критика. Если "Фейсбук" сейчас станет средством либеральной цензуры… Была такая проблема: в мае издание GisMod поймало "Фейсбук" на том, что его сотрудники, которые отвечают за формирование ленты, немножко гасят республиканские новости и поднимают демократические. "Фейсбук" после этого перешел на автоматическую выдачу, стал показывать все это при помощи алгоритма, и тут как раз все обвинили "Фейсбук" в том, что он пропагандирует ложь. Тут нет хорошего выбора, либо ты – технологическая платформа и тогда распространяешь все, что говорят люди, либо ты – редакция. Как только ты становишься редакцией, твои возможности сильно уменьшаются, как мы, собственно, сейчас видели.

Сергей Медведев: Что, вообще не нужно редактировать сеть?

Андрей Бабицкий: Я лично считаю, что социальная сеть должна быть технологичной платформой, а не редакцией. Это дает очень много возможностей и бонусов. Как только ты создаешь прецедент и становишься редакцией, власть может на тебя давить и говорить, что "если вы – редакция, то давайте уж"…

Сергей Медведев: Так случилось с сетью "ВКонтакте".

Андрей Бабицкий: А если ты – технологическая платформа, то на тебя очень сложно надавить, потому что у тебя работает алгоритм и степень защиты несколько большая. Дальше – второй вопрос, не связанный с этим: возможны ли в мире социальных сетей и "Твиттера" авторитет, знание, экспертное мнение и так далее? На мой взгляд, безусловно, возможны.

Надо еще понимать, что на этих американских выборах сталкивались не Обама и Трамп (против Обамы у Трампа не было бы ни одного шанса), а кандидат с антирейтингом 58% и Трамп. И то, что мы видим, – это не результат победы какой-то дикости, а результат процесса, который называется "выбор меньшего из двух зол". Конечно, экспертное мнение все равно побеждает, и Америка еще далека от того, чтобы перейти в состояние...

Сергей Медведев: …энтропии, хаоса. Я задумывал этот эфир именно с тем, чтобы попытаться понять эту опасность. Ведь человечество все больше проваливается в мир виртуальных сетей. Да, Хиллари была непривлекательным кандидатом для многих американцев, они устали от восточнопобережного истеблишмента. Но все равно зритель ток-шоу, зритель сериалов, который любит получать информацию здесь и сейчас в удобной и готовой упаковке… У меня такое подозрение, что политиков типа Трампа будет все больше и больше на фоне кризиса традиционной политики, даже помимо официально социологически наблюдаемого недовольства "ржавого пояса" Америки, белых мужчин, традиционных европейцев, которые хотят традиционных ценностей и семьи, а также меньшего количества мигрантов. Даже помимо этого все вместе будет вести к новому нерефлексивному типу политики. Не находимся ли мы на каком-то переломе постмодернистского общества, когда политика становится все более попсовой?

Андрей Бабицкий: Когда Кеннеди выиграл выборы, кое-кто говорил, что "смазливый чувак сел в телевизор – и все, теперь смазливые чуваки будут до конца жизни выигрывать в телевизоре".

Тут у меня два ответа. Один: мы от этого не гарантированы. И еще надо понимать, что есть такие социальные пузыри, о которых мы даже представления не имеем: например, массовые онлайн-игры. И на самом деле то, что находится ниже радаров нашего представления, – это общение людей там, а не в "Твиттере", потому что в "Твиттере и "Фейсбуке" есть поиск, ты это видишь и так далее.

Сергей Медведев: Я говорю не только про них, но и про весь массив соцсетей, скрытую, может быть, от нас сетевую жизнь, чаты, форумы…

Андрей Бабицкий: Понятно, что все это увеличивает непредсказуемость. Если бы можно было выдвинуться на пост президента, а голосование было бы завтра, тогда я боялся бы "Твиттера". Но они год спорят. С того момента, когда Трамп говорит "я пойду в президенты", и до момента, когда реально голосуют за Трампа или против, проходит год и происходят две жестких конкурентных борьбы. Бывают политические системы, которые от этого страхуют. Эти системы сейчас становятся только важнее.

Сергей Медведев: В условиях информационной энтропии, наступающей на современное общество, нужны, как ночные стражники, системы политической конкуренции. В России это не сработало. В России информационное общество скормило людям Крым и войну с Западом. Никаких политических систем, которые смогли бы этому противостоять, нет.

Андрей Бабицкий: В России настолько нет политических систем, что я даже не верю в то, что кому-то скормили Крым. Мне кажется, люди уже настолько понимают, что их голос не важен... По крайней мере, у меня нет никаких надежных свидетельств тому, я не вижу в России патриотической истерии, я не уверен, что это информационная победа, а не какая-то еще.

Сергей Медведев: По крайней мере, ее информационное обеспечение и тот милитаристский психоз и угар, в который Россия была ввергнута с 2014 по 2016 год в связи с войной с Украиной, с "киевской хунтой", с "распятыми мальчиками", с непрерывной литургией победы...

Андрей Бабицкий: Именно в этом ракурсе я смотрю на медиа – не как на средство распространения информации вниз, а как на средство сбора информации снизу. Все эти два года я видел, что на Первом канале беснования гораздо больше, чем здесь: выйдите на Садовое кольцо – нет тут никакого беснования и никогда не было, никто никогда не ходил на эти митинги, они были не массовые, за деньги: какие-то несчастные бюджетники на автобусах. Мне станет страшно, когда беснование на улицах будет хуже, чем на Первом канале.

Сергей Медведев: Люди не беснуются на улицах, они беснуются в разговорах и в соцсетях. Почитайте соцсети – это же все абсолютно разделяемые обществом установки.

Мы начали с разговора о Трампе, но он запараллелен с разговором о Крыме и с разговором о Брекзите. Это три случая того, как новое состояние этого постполитического, постмодренистского информационного общества создало электронную толпу, которая очень легко идет за популистскими, реваншистскими лозунгами.

Андрей Бабицкий: Там был другой порядок действий: сначала завоевали Крым, а потом устроили лозунги. Это очень существенно, потому что позволяет мне гораздо лучше думать о моих соотечественниках. Я искренне думаю: они понимают, что их голос мало что значит.

В случае Трампа жутко интересный вопрос – описать, как устроены люди, из чего они состоят, почему какой-то лжи верят, а какой-то не верят. И это как раз тот вопрос, на который мы можем попытаться начать отвечать за счет существования массовых соцсетей, огромного массива данных, каких-то новых гипотез, которые у нас возникнут после самокопания в результате проигранных выборов. Из богатства лежащих перед нами гипотез о том, как вообще устроено человеческое сознание, доверчивость и так далее, мы автоматически выбираем те… В некотором смысле мы тоже ведемся на попсу. Понятно, что "Твиттер" и "Фейсбук" – это новые игрушки, но зачем смотреть на новые игрушки, можно смотреть и на старые, и я не очень понимаю, какие игрушки тут важнее. При этом я понимаю, что без "Твиттера" мы никогда не узнаем, что важнее.

Хочется взять всех этих людей, которые ставили хэштеги, прийти к ним с диктофоном и сказать: скажите, а чего вы хотите в жизни, как вы относитесь к Трампу, в какой момент вы приняли решение о том, за кого голосовать? Задать им сто вопросов, и может быть, у нас возникнет какая-то картина, которая будет проще, чем пожар в степи.

Сергей Медведев: То есть для вас спасение от энтропии соцсетей – в самих же соцсетях: их нужно больше анализировать, применять более информированные решения, нужна новая социология соцсетей по хэштегам?

Андрей Бабицкий: По людям – надо персонализировать этих людей, которые якобы деперсонализированы, и мы что-то узнаем. Ведь эта идея степного пожара… Написано множество книжек о том, что избиратели нерациональны, что они не учитывают рациональным образом рациональные интересы. Про это написано сто книжек до всякого "Твиттера", это было известно в 19-м веке, это была огромная тема, и в этом смысле ничего не изменилось.

Сергей Медведев: Люди все те же, квартирный вопрос их немножко испортил, "Фейсбук" и "Твиттер" немножко испортил; сейчас, правда, избрали Трампа. В любом случае это интересная тема – посмотреть, как нынешняя волна популизма, нынешняя волна демагогических политиков связана с традиционным обществом.

19 декабря в США пройдет голосование коллегии выборщиков, которые должны отдать свои голоса за Дональда Трампа или Хиллари Клинтон. Петицию-обращение к выборщикам проголосовать против избранного президента уже подписали более 4 миллионов человек. Могут ли выборщики изменить исход выборов?

В третьем раунде теледебатов Дональд Трамп отказался ответить на вопрос, признáет ли он результат выборов, если проиграет.

Крис Уоллес: Но, сэр, в этой стране существует традиция, одна из тех, которыми мы гордимся, – традиция мирного перехода власти. Какой бы трудной ни была борьба, в финале проигравший признаёт победу соперника. Я отнюдь не предполагаю, будете ли вы побежденным или победителем. Но побежденный признаёт поражение, и страна объединяется ради собственного блага. Вы говорите, что не готовы подтвердить свою приверженность этому принципу?

Дональд Трамп: Я говорю, что скажу вам об этом в свое время. Я буду держать вас в напряжении, понятно?

При этом кандидат республиканцев постоянно повторял, что выборы будут сфальсифицированы, что у него "украдут голоса". Поскольку опросы показывали, что в ряде спорных штатов соперничество будет исключительно упорным (так и произошло), оба кандидата обзавелись армиями юристов, готовых оспаривать итоги голосования в каждом из них.

Но ничего подобного не случилось. Дональд Трамп выиграл убедительно, и в роли побежденного оказалась Хиллари Клинтон. Когда результат стал ясен, она позвонила Трампу и поздравила его с победой.

Итоги выборов-2016 стали пятым в истории США случаем, когда президентом становится кандидат, за которого проголосовало меньше избирателей, чем за соперника, но выигравший благодаря голосам выборщиков.

Cторонники Хиллари испытали горькое разочарование. В городах Америки прошли бурные акции протеста под лозунгом "Трамп – не мой президент".

Как разрешались споры об итогах голосования в прошлом? Американская история дает примеры как нечестных приемов и закулисных интриг, так и великодушия, разумности и благородства.

В 1876 году за пост президента боролись республиканец Резерфорд Хейс и демократ Сэмюэл Джонс Тилден. Кампания проходила в удушливой политической атмосфере, сложившейся после Гражданской войны. Южные штаты жили в режиме Реконструкции – фактической оккупации войсками северян. Там шел сложный процесс восстановления и трансформации политических институтов. Юг не имел представительства в Конгрессе. Демократическая партия, оплотом которой были южные штаты, сумела в этих условиях мобилизовать свой электорат.

На этих выборах впервые получили право голоса недавние рабы. Они были неопытными и наивными в политическом отношении людьми. Из южных штатов приходили сообщения о кампании обмана, запугивания и насилия, имевшей целью или не допустить черных избирателей до голосования, или обманным путем воспользоваться их голосами.

Кандидат демократов Тилден получил 50,9 процента голосов избирателей и 184 выборщика, его соперник Хейс – 165. Однако голоса еще 20 выборщиков были под вопросом. Республиканцы оспорили итоги голосования в трех южных штатах: Южной Каролине, Флориде и Луизиане, а также в Орегоне. В результате из этих четырех штатов в Сенат поступило по два протокола голосования выборщиков. Фактически спор шел об одном-единственном выборщике.

Зашедший в тупик Конгресс после изнурительных дебатов принял закон о специальной комиссии, которая должна была решить судьбу президентского кресла. Комиссия состояла из пяти сенаторов, пяти конгрессменов и пяти членов Верховного суда. Однако Сенат контролировали республиканцы, а Палату представителей – демократы. Поэтому среди законодателей, назначенных в комиссию, сложился паритет. Из пяти судей двое были республиканцами, двое – демократами, а пятый, судья Дэвид Дэвис, – независимым.

Иллинойс тотчас избрал Дэвиса своим сенатором. Сенаторы тогда избирались законодательным собранием штата. В тот момент большинство в нем составляли демократы, надеявшиеся, что в качестве ответной любезности Дэвис поддержит Тилдена. Однако Дэвису больше нравилось место сенатора, и он тотчас подал в отставку с поста члена Верховного суда. Вместо него в комиссию был назначен республиканец Джозеф Брэдли. Резерфорд Хейс поручил перевес в один голос.

У демократов остался последний довод: они угрожали заблокировать работу Конгресса, если республиканцы не пойдут на политические уступки. Стороны засели за переговоры. В итоге президентом стал Резерфорд Хейс. Он обязался вывести федеральные войска из южных штатов и свое слово сдержал. Эра Реконструкции закончилась. Южные штаты стали полноправными субъектами федерации.

В 1888 году президент-демократ Гровер Кливленд избирался на второй срок. Ему противостоял республиканец Бенджамин Гаррисон, внук девятого президента США Уильяма Генри Гаррисона, во время Гражданской войны – полковник армии северян, а затем, после двух неудачных попыток стать губернатором Индианы, сенатор от этого штата.

Одним из важнейших вопросов президентской кампании был вопрос о таможенных тарифах. Дискуссия была очень похожа на дискуссию финалистов гонки этого года. Кливленд считал вредной для экономики и несправедливой по отношению к потребителю высокую пошлину на импорт. Гаррисон утверждал, что протекционистские меры ни в коем случае нельзя ослаблять, а еще лучше усилить.

Отличительной особенностью тех выборов была агитация на носовых платках. Таким образом кандидаты намекали на свою приверженность идее защиты американского производителя – в данном случае текстильной отрасли.

​Эти выборы отличались необыкновенно высокой явкой – в них приняли участие 79,3 процента избирателей. Борьба была исключительно упорной.

На заключительном этапе кампании Гаррисона обвинили в подкупе избирателей. 31 октября газета Indiana Sentinel опубликовала письмо, написанное Уильямом Дадли, казначеем избирательного комитета Гаррисона. Это было циркулярное послание партийным боссам каждого из графств Индианы – одного из штатов, где соперничество было особенно острым. В письме предлагалось разделить колеблющихся избирателей на пять групп, назначить ответственного за работу с каждой группой и снабдить его денежными средствами, с тем чтобы он обеспечил явку своих подопечных и нужный результат.

Заполучив письмо, демократы размножили его и распространили по всей стране в сотнях тысяч копий. Дадли отрицал свое авторство, но ему никто не верил. В Индиане действительно обнаружилось несколько тысяч избирателей, продавших свой голос за два доллара каждый.

Однако куда бóльший эффект имело разоблачение, опубликованное республиканцами за две недели до голосования. Это было письмо британского посла в США сэра Лайонела Сэквилл-Уэста, в котором он писал, что Кливленд – более предпочтительный президент для Лондона. Этот документ сыграл критически важную роль на выборах в штате Нью-Йорк, где большую долю избирателей составляли ирландцы.

Президент Кливленд проиграл в Индиане и Нью-Йорке, а вместе с ними и выборы в целом. Он получил на 90 тысяч голосов избирателей больше, чем Гаррисон, но в коллегии выборщиков счет оказался 233:168 в пользу Гаррисона.

Кливленд не стал оспаривать итоги выборов, как ему советовали, и уступил место Гаррисону. Спустя четыре года, когда тарифная политика Гаррисона потерпела полное фиаско и привела к экономическому кризису, он взял реванш. Гровер Кливленд преподал урок американским политикам: не спорь с избирательной арифметикой – дождись новых выборов и выиграй их. Впрочем, Кливленд пока единственный президент США, избранный дважды не подряд, а вразбивку, с интервалом в четыре года.

В 1960 году за пост президента боролись молодой сенатор-демократ Джон Кеннеди и вице-президент, республиканец Ричард Никсон. Соперничество было острым, результат непредсказуемым. На этих выборах при обработке бюллетеней впервые применялись компьютеры и впервые результаты подсчетов демонстрировались по телевидению в прямом эфире. Американцы с неослабевающим напряжением наблюдали за тем, как кандидаты периодически меняются местами. Телеведущие были слишком торопливы, объявляя победителя – им то и дело приходилось отменять свой прогноз.

Нижеследующие подробности этой драмы я взял из статьи Питера Карлсона, опубликованной в газете Washington Post в ноябре 2000 года, когда в Америке развернулась другая битва за Белый дом.

Ричард Никсон в день выборов проголосовал в своем родном городе Виттир в Южной Калифорнии, затем отправился с ближайшими помощниками на ланч в соседний мексиканский город Тихуана и к вечеру вернулся на автомобиле в свою лос-анджелесскую штаб-квартиру. По дороге он нарочно не слушал радио. Он включил телевизор, только оказавшись в своем номере в отеле "Амбассадор".

На Западном побережье было пять часов вечера, на Восточном – восемь. К этому времени успели подсчитать лишь три процента голосов. Но ведущий CBS объявил победителем Кеннеди.

Руководитель штаба Никсона Леонард Холл вышел к журналистам и заявил: "Все эти компьютеры нужно выбросить на свалку". Тем временем NBC предсказала Никсону сокрушительный разгром.

Все три ведущие телекомпании США обзавелись в тот год новейшими компьютерами и все верили, что компьютер может предсказать победителя. Вот отрывок из репортажа NBC, в котором репортер Ричард Харкнесс объявляет прогноз компьютера RCA 501: Кеннеди должен выиграть со счетом 316:213.

Однако борьба была еще далеко не закончена, разрыв стремительно сокращался. NBC объявила Кеннеди победителем в Огайо, но Никсон вырвался там вперед. Затем CBS и NBC сообщили, что Кеннеди выиграл Калифорнию, но и в этом штате победил Никсон.

В полночь по нью-йоркскому времени номер New York Times отправился в типографию с заголовком на первой полосе: "Кеннеди избран президентом". Однако Никсон снова догнал Кеннеди. Выпускающий редактор газеты Тернер Кэтледж, по его собственному признанию, колебался, не остановить ли печать, и крепко надеялся, что мэр Чикаго, верный сторонник Кеннеди Ричард Дэйли "украдет достаточно голосов", чтобы обеспечить кандидату демократов победу в Иллинойсе. Но и в Иллинойсе Никсон опередил соперника.

Эта новость шокировала советников Кеннеди. Однако вскоре кандидаты снова поменялись местами...

В три часа ночи по времени Восточного побережья (в полночь на Западном) Ричард Никсон вышел к прессе и сделал "полупризнание" своего поражения. "Если тенденция настоящего момента сохранится, – сказал он, – сенатор Кеннеди будет следующим президентом Соединенных Штатов".

Джон Кеннеди, смотревший телевизор в своем фамильном поместье в Хияннис-Порт, штат Массачусетс, подпрыгнул на стуле: "Почему он должен сдаваться? Я бы не сдался".

Никсон вернулся в свой номер и увидел, что разрыв опять сократился, что он выиграл еще в двух штатах – Вашингтоне и Орегоне. Надежда проснулась в нем снова. Он лег спать после четырех утра по местному времени, так и не узнав, кто стал следующим президентом. Спустя два часа дочь Джули разбудила его и сообщила, что он проиграл.

Такой ничтожной разницы между победителем и побежденным в истории США еще не бывало. В выборах приняло участие 68 миллионов человек. Преимущество Джона Кеннеди составило 113 тысяч голосов, или 0,17 процента. В коллегии выборщиков Кеннеди получил 303 голоса, Никсон – 219. Третьему кандидату, сенатору Гарри Берду, досталось 15 выборщиков. Никсон выиграл в 26 штатах, Кеннеди – в 22. Никсон был бы избран, если бы выиграл в Техасе и Иллинойсе. В первом из этих штатов Кеннеди собрал на 46 тысяч голосов больше, чем Никсон, во втором – всего на девять тысяч.

Никсон позвонил президенту Эйзенхауэру. Тот сказал, что, по слухам, в Техасе и Иллинойсе имела место фальсификация, и рекомендовал ему проверить эти сведения.

Никсон подумал и составил поздравительную телеграмму Кеннеди. У него не было сил встречаться с журналистами. Он послал к ним пресс-секретаря зачитать текст телеграммы.

Кеннеди получил поздравление по телевизору. Ему это не понравилось. Он считал, что Никсон должен лично признать поражение. Заочная капитуляция, сказал он советникам, – это поступок "низкого пошиба".

Репортаж CBS. Свою победную речь Джон Кеннеди начал с оглашения телеграммы соперника: "Леди и джентльмены, я получил следующую телеграмму от вице-президента Никсона: "Сенатору Джону Фитцджеральду Кеннеди. Хияннис-Порт, Массачусетс. Я хочу в этой телеграмме повторить поздравления и наилучшие пожелания вам, которые я уже сделал по телевидению этой ночью. Я знаю, что вы будете пользоваться единой поддержкой всех американцев, когда на следующие четыре года возглавите страну на ее пути мира и свободы".

На обратной дороге в Вашингтон помощники твердили Никсону, что Кеннеди "украл голоса" в Иллинойсе, Техасе, Миссури и Нью-Мексико. Но Никсон не реагировал. Он выглядел очень уставшим. Последние дни кампании вымотали его, он выложился до дна.

Он не мог уснуть ни в самолете, ни дома. Он разжег камин и сел напротив, вороша кочергой дрова. Трезво взвесив все за и против, он, как писал он сам впоследствии в своих мемуарах, решил, что должен предстать перед Америкой человеком, который способен проигрывать достойно.

Наутро он вместе с семьей уехал в отпуск во Флориду. Между тем в Вашингтоне лидеры Республиканской партии развернули бурную деятельность за пересчет голосов. Они открыто обвиняли мэра Чикаго в избирательном мошенничестве. Во Флориду полетела делегация, доказывавшая Никсону, что он должен потребовать пересчета. Никсон ответил, что подумает.

На самом деле он уже смирился с поражением. Спустя три дня после выборов он поручил пресс-секретарю заявить, что он признает решение избирателей. Своим помощникам он сказал, что, по его мнению, оспаривание результатов волеизъявления граждан нанесет стране огромный вред.

В одной из своих книг Никсон пишет, что думал о престиже Америки и потому не мог допустить, чтобы окружающий мир решил, что пост президента в этой стране можно получить мошенническим путем. Позднее в другой книге он добавил еще одну причину своего отказа от борьбы: "Ко мне приклеился бы ярлык неудачника, и это поставило бы точку в моей дальнейшей политической карьере".

Никсон был избран президентом восемь лет спустя.

Президентскую кампанию 2000 года мы с Ириной Лагуниной освещали вместе из Вашингтона. Многие подробности, а главное, атмосфера той беспрецедентной ночи с 7 на 8 ноября уже забылись, поэтому привожу отрывок из нашего репортажа.

– Затянувшаяся ночь избрания президента. Сначала все шло нормально – судьбу выборов решали несколько крупных штатов с большим числом голосов выборщиков. Мичиган, Висконсин, Пенсильвания, Флорида. Флорида – очень спорный штат. Когда по телевизору объявили, что там победил демократ Гор, казалось, что судьба этой ночи решена. Через два часа выяснилось, что Гор не победил во Флориде. Через четыре часа Флорида перешла республиканцу Бушу, и вот уже Буш победил. Оказалось, и он тоже не победил. Посольства и мировые лидеры то отправляли, то отзывали поздравительные телеграммы. 6-8-10 часов прямого эфира... Телекомпания Си-эн-эн так из прямого эфира о президентских выборах с тех пор и не выходит. Что же произошло в ночь с 7 на 8 ноября. Хроника событий по минутам – Владимир Абаринов:

– К семи часам вечера избирательные участки закрылись в восьми штатах на востоке страны, в том числе во Флориде. Буш впереди. О Флориде ведущие телеканалов говорят – too close to call – победителя определить невозможно.

Семь тридцать. Не дожидаясь закрытия участков в Мичигане, телеканалы объявляют: в этом штате выиграл Гор. Флорида – по-прежнему рано объявлять победителя.

Семь пятьдесят. Телеканал NBC объявляет Гора победителем во Флориде. С разницей в несколько минут то же самое делают все другие телеканалы консорциума Voter News Service – ABC, CBS, CNN, Fox и NBC и агентство Associated Press.

Восемь сорок семь. Телеканал CBS сообщает, что вице-президент Гор выиграл выборы в Пенсильвании c 23 выборщиками.

В девять двадцать с этим выводом согласился самый осторожный телеканал – АВС. Буш все еще может выиграть, но, если оценка верна, его шансы невелики. Тем не менее он отказывается признать свое поражение в Пенсильвании и Флориде. "Люди еще голосуют, – говорит он корреспонденту CNN. – Американцы заслуживают того, чтобы их голоса были учтены". За семь минут до этого, в девять тридцать восемь, служба Voter News Service направила своим подписчикам срочное сообщение: итоги голосования в одном из графств Флориды не соответствуют проекции. В девять пятьдесят пять СNN отзывает свое сообщение о победе Гора во Флориде. Другие телеканалы следуют примеру CNN.

Восьмое ноября, четверть первого ночи. Джордж Буш опережает конкурента в 27 штатах – у него 236 выборщиков. У Эла Гора – 15 штатов плюс округ Колумбия, 225 выборщиков. Половина первого. У Буша – 246 выборщиков. Для победы ему не хватает Флориды.

В два часа шестнадцать минут телеканал Fox сообщает о победе Буша во Флориде и объявляет его избранным президентом США. В течение четырех минут эту информацию подтверждают все телеканалы. Единственный участник консорциума, проявивший осторожность, – агентство Associated Press, сообщившее своим подписчикам, что результат голосования во Флориде все еще непредсказуем.

Половина третьего ночи. Гор звонит Бушу, поздравляет его с победой и признает свое поражение. Десятью минутами позже он направляется на главную площадь Нэшвилла, где намерен объявить своим сторонникам о том, что выборы проиграны.

Три часа пять минут. Дает сигнал пейджер одного из помощников Гора. Разрыв во Флориде между Бушем и Гором сократился с 50 до 6 тысяч голосов. Кортеж разворачивается в двух кварталах от площади. В этот момент разрыв между кандидатами во Флориде составляет уже меньше тысячи голосов.

Три тридцать. Гор звонит Бушу и отказывается признать поражение. По каналу CNN идет прямое включение корреспондента, находящегося на центральной площади Нэшвилла. Собравшиеся на ней сторонники Гора видят репортаж на огромном экране. Группа молодежи начинает выкрикивать какое-то слово. "Что они кричат?" – спрашивает ведущий CNN. Репортер говорит, что не может разобрать. Техники прибавляют звук, камера приближается к группе, и теперь уже вся площадь слышит и подхватывает новый лозунг кампании Гора: Recount! – Пересчет!

Четыре часа восемь минут утра. Нэшвилл. Руководитель избирательного комитета Гора заявляет: "Наша кампания продолжается".

Вот эта сцена в репортаже CNN. На подиум штаб-квартиры Гора выходит Билл Дэйли – бывший министр торговли в кабинете Билла Клинтона, а затем глава избирательного штаба Гора. Кстати, это сын того самого Ричарда Дэйли, которого обвиняли в фальсификации итогов голосования в Иллинойсе в 1960 году.

Билл Дэйли: Я давно занимаюсь политикой, но не думаю, что у нас когда-либо была такая ночь, как эта. Телевидение провозгласило победителем гонки губернатора Буша. Теперь выясняется, что это преждевременный вывод...

Обратим внимание на табло в правом нижнем углу: Буш – 270 выборщиков и галочка, означающая победителя, Гор – 249.

Спустя полчаса в Остине, Техас, к сторонникам Буша выходит глава его штаба Дон Эванс (который станет министром торговли в кабинете Буша).

Дон Эванс: Мы надеемся и верим, что следующий президент Соединенных Штатов избран. Подсчет еще продолжается. И я уверен, что, когда все закончится, победа будет за нами.

Цифры на табло: Гор – 249, Буш – 246...

Спор продолжался 36 дней и завершился в Верховном суде США, который принял решение в пользу Буша. В тот же день, 12 декабря, в девять часов вечера Эл Гор признал свое поражение перед телекамерами.

Альберт Гор: Почти полтора столетия назад сенатор Стивен Дуглас сказал Абрахаму Линнкольну, которому он только что проиграл президентские выборы: "Партийная неприязнь должна уступить патриотизму. Я с вами, господин президент, и благослови вас Господь". Точно в таком же духе я говорю избранному президенту Бушу, что межпартийную вражду нужно отбросить в сторону. Благослови Господь его служение этой стране. Ни он, ни я не предвидели такой длинной и трудной дороги. Конечно, никто из нас не хотел, чтобы это произошло. Но так случилось, и теперь все завершено, решено так, как и должно быть решено – при помощи институтов нашей демократии.

Вице-президент прокомментировал решение Верховного суда, который лишил его всяких надежд на победу.

Альберт Гор: Не должно быть никаких сомнений: хотя я совершенно не согласен с решением суда, я принимаю его. Я принимаю окончательный итог, который в понедельник будет подтвержден коллегией выборщиков. И сегодня, ради единства народа и во имя нашей демократии, я признаю свое поражение.

И наконец, быть может, самый драматический для вице-президента момент: в качестве председателя Сената он оглашает результаты голосования в коллегии выборщиков: Джордж Буш – 271 голос, Эл Гор – 266.

Из 103 миллионов избирателей, явившихся на избирательные участки 7 ноября, за Гора проголосовали на 337 тысяч человек больше, чем за Буша.

Вернемся к выборам этого года. Хиллари Клинтон признала свое поражение. Но не все ее сторонники с этим согласны. В социальных сетях появился призыв к выборщикам "голосовать сердцем", а не так, как решило большинство избирателей их штата. За считаные дни петицию подписали несколько миллионов человек.

Может ли такое быть? Имеет ли право член коллегии выборщиков проголосовать вопреки воле избирателей своего штата? Будет ли признан действительным такой голос?

В Конституции США не сказано, что выборщик должен следовать чьей-то воле. Строго говоря, 8 ноября американцы избирали не президента, а именно выборщиков. Именно такую, двухступенчатую процедуру создали отцы-основатели. Предполагалось, что граждане избирают в коллегию уважаемых, авторитных людей и доверяют их выбору. А вот никаких политических партий Конституция не предусматривает.

В наше время избиратели голосуют за партийные списки выборщиков. Их имена даже не указаны в бюллетене. Предполагается, что выборщик подает свой голос за кандидата соответствующей партии. Голос за список Демократической партии означает голос за Хиллари Клинтон и наоборот.

Желая гарантировать результат, 29 штатов приняли законы, обязывающие выборщика уважать выбор избирателей. В некоторых штатах выборщик подписывает письменное обязательство не нарушать воли электората. В двух штатах, Мичигане и Миннесоте, голос "вероломного выборщика", как их называют, аннулируется (на этот случай существуют запасные выборщики). Законы штатов предусматривают наказание за обман доверия – он считается административным правонарушением и карается штрафом. Верховный суд США никогда не рассматривал вопрос о конституционности этих законов.

Последний случай "вероломного выборщика" имел место в 2004 году. Выборщик от Миннесоты, который должен был проголосовать за Джона Керри, избиравшегося в президенты от Демократической партии, и Джона Эдвардса, избиравшегося в вице-президенты от той же партии (кандидаты на эти посты избираются отдельными бюллетенями), подал голос за Эдвардса как за президента – предположительно, по ошибке. Поскольку голосование выборщиков в Миннесоте было тайным, установить личность "вероломного выборщика" не представилось возможным. На общий результат президентских выборов этот голос не повлиял: их выиграл президент Джордж Буш со значительно бóльшим преимуществом. А в Миннесоте с тех пор голосование выборщиков стало открытым и поименным.

В этом году о своем намерении нарушить волю избирателей заявил один выборщик штата Вашингтон, а другой сказал, что, возможно, поступит так же. Тот, кто уже решился нарушить волю избирателей, – индеец племени пуйялуп из семьи сиу. Он протестует против плана строительства нефтепровода по земле своего племени, а потому ни за что не подаст голос за Клинтон. За обман доверия избирателей ему грозит штраф размером до тысячи долларов. Но Клинтон и так проиграла, поэтому голоса этих двух выборщиков ничего не меняют в общем раскладе.

Еще двое выборщиков – один в Джорджии, другой в Техасе, не хотят голосовать за Трампа, как решили избиратели их штатов. Ни в Джорджии, ни в Техасе никакого наказания "вероломного выборщика" законы не предусмаривают. В 2000 году даже двух "вероломных выборщиков" было бы достаточно, чтобы Буш не был избран – он получил 271 голос, а для избрания требуется не меньше 270. В этом году два голоса не имеют решающего значения.

Но если теоретически представить себе, что 21 выборщик-республиканец вопреки воле избирателей проголосовал за Клинтон и учинил ничью (мы не знаем окончательного итога всеобщих выборов, но на сегодняшний день у Трампа 290 выборщиков), то президента согласно Конституции будет избирать нижняя палата Конгресса, которую контролируют республиканцы. Следовательно, президентом все равно станет их кандидат. Ну а если в коллегии выборщиков выиграет Клинтон, голоса "вероломных выборщиков", скорее всего, не будут сертифицированы Конгрессом, и вместо них проголосуют запасные.