Михаил Ардов – писатель, правозащитник, клирик неканонической Российской православной автономной церкви, настоятеля московского храма св. Царственных мучеников и Новомучеников и Исповедников Российских в Головинке. Он обладает удивительно ироничным, парадоксальным и неожиданным взглядом на многие церковные и светские вопросы, которые касаются России и ее развития.
Дело о передаче Исаакия
Настоящее время: Сегодня все чаще возникает вопрос сращивания Русской православной церкви и государства. Последнее событие – передача Русской православной церкви Исаакиевского собора. Что вы на это отвечаете, если вам задают такие вопросы ваши прихожане?
Михаил Ардов: Моим прихожанам в проповедях я всегда говорю: сращивание Московской патриархии с государством началось в 1943 году, когда товарищ Сталин создал эту организацию, по нескольким причинам.
С одной стороны – это было сделано, чтобы выглядеть достаточно либеральным в глазах союзников, англичан и американцев. С другой стороны – чтобы поработить и уничтожить "Русскую православную церковь за границей". Поэтому он даже переименовал: в России церковь называлась Российская православная церковь. Сталин ей дал эту кликуху, которую она носит до сих пор.
Меня тоже немножечко удивляет этот конфликт из-за собора, потому что вопрос ставится так: какая часть Федеральной Службы Безопасности будет за этим надзирать? Та, которая надзирает за петербургской мэрией, или та, которая надзирает за петербургской епархией?
НВ: Но можно ли назвать этот конфликт условно-культурологическим? Исаакиевский собор в первую очередь исполнял функцию музея, службы там если и проводились, но нечасто. Но сейчас его практически перепрофилируют, и Исакий, как музей, перестает существовать, хотя в РПЦ заявляют, что функции музея он не утратит.
МА: Это абсолютные мелочи. Недавно ко мне приезжали представитель "Открытой России", рассказывали про конфликт в Ростове. Там местный кукольный театр стоит на фундаменте снесенного православного храма, и местная епархия тоже хочет его вернуть.
На что я говорю: "Ну, это же не конфликт, потому что патриархия, Московская патриархия, – это тоже кукольный театр". И мы знаем, кто там кукловоды, кто там был "Образцов".
Но при этом, естественно, какие-то наивные, я бы сказал, глупые люди считают, что что-то там будет меняться. Ну, да, служб [в Исаакиевском соборе] будет больше, а экскурсий меньше. Это правда. Ну и что?
НВ: Тем не менее Исаакиевский собор – это знаковое место, которое никак не оторвать от Петербурга.
МА: Вообще-то говоря, это довольно смешно. Основа этого конфликта какая: почему именно через Исаакия освятили этот собор? Потому что день святого Исаакия [Исаакий Далматский – преподобный, раннехристианский монах] – это день рождения Петра I.
А Петр тоже был разрушителем православной церкви, уничтожил патриаршество и так далее. Это был очень сомнительный монарх, который очень много вреда нанес России своими непродуманными и поспешными реформами. Теперь это как-то отрыгнулось.
Но поскольку я не состою в Московской патриархии, то я на это смотрю со стороны и думаю: "Ну, хорошо, интересно вам там конфликтовать и бегать – бегайте".
РПЦ в российской политике
НВ: Почему Русская православная церковь проявляет активность прежде всего в политическом сегменте российской жизни?
МА: Потому что у Путина есть три "кита", на которых он стоит. Первый и главный кит – это победа Сталина над Гитлером. Второй – это вот как раз как бы русское православие. Третий – спорт. А больше ничего нет.
НВ: Вы даже спорт поставили на третье место, а Русскую православную церковь на второе.
МА: Ну, потому что это как бы какая-то связь с историей России. У них же самая главная дурацкая идея – сказать, что у нас в России все шло плавно и что можно примирить Российскую империю с бандитской советской властью.
А поскольку Русская православная церковь, именно Русская православная церковь, была основана не кем-то, а товарищем Сталиным, то тут есть некий мостик, который можно перекинуть.
До 1993 года Сталин преследовал всех церковников, и даже тех, кто были к нему лояльны. А в 1943 году для того, чтобы, повторяю, выглядеть достаточно либеральным и гуманным в глазах Черчилля и Рузвельта, а кроме того, он понял, что на одном только советском патриотизме войну не выиграешь, – он решил организовать такую псевдоцерковь.
И при этом он устроил РПЦ абсолютно по советскому образу. Вот как ВКПб была абсолютно сатанинской пародией на церковь в некотором роде: там были проклинаемые еретики, там были мученики за веру и так далее. Вот он организовал церковь по образу и подобию ВКПб. Где патриарх был как генеральный секретарь, где Синод был как политбюро, соборы были – как съезды. Все это было сделано именно таким образом.
Я вам вот, что скажу: всю советскую историю, в частности, можно рассматривать, как некоторое соперничество, иногда даже вражду [коммунистической] партии и КГБ. Были моменты, когда гэбэшники партию практически уничтожали, как в 1937 году, а потом пришел [Никита] Хрущев, и всех генералов КГБ посадили в тюрьму.
И при [Юрии] Андропове такие вещи были. Теперь-то мы знаем, кто победил. Вот и все.
НВ: Если возвращаться к "питерской природе" президента России Путина, вам не представляется, что он, как поборник всего питерского, должен бы встать на сторону активистов, которые сегодня выступают против передачи Исакия РПЦ?
МА: Нет, нет, нет! КГБшник не может быть ни питерским, ни московским – он всегда лубянский. Какая часть ФСБ будет курировать это учреждение: так, которая курирует петербургскую мэрию или которая курирует петербургскую епархию, для меня абсолютно все равно. Я эту организацию церковью не считаю.
НВ: Но все-таки Смольный и Исаакиевский собор – это учреждения не равнозначные. Смольный – это большие деньги, бюджет.
МА: А по-моему, как раз примерно одно и то же. И то, и другие захвачено атеистами. И то, и другое – когда-то православные места, а теперь это вообще не известно что такое.
НВ: Но они вам возразят, потому что он ходят на службы, стоят со свечками.
МА: Да, при этом очень хорошо стоят со свечками. Они держат свечки в правой руке, в которой православный никогда не держит, потому что правой рукой он крестится. Они держат свечки так же, как они держат стаканы и бокалы на фуршетах.
НВ: Почему не найдется кто-нибудь, кто бы им указал на ошибку?
МА: А он боится.
НВ: Неужели патриарх Кирилл может бояться сделать замечание президенту Путину?
МА: Думаю, что боится, потому что завтра может перестать быть патриархом. И не только поэтому. Они экуменисты, у них новостильные приходы, православными их считать нельзя. Значит, это не церковь. Такую товарищ Сталин устроил структуру; она и продолжает существование в новых условиях.
"Матильда", Николай II и оскорбление святых
НВ: Бывший прокурор Крыма Наталья Поклонская, которая сейчас стала депутатом Государственной Думы, выступает за расследование против новой картины кинорежиссера Алексея Учителя "Матильда", посвященного роману юного Николая с Матильдой Кшесинской – балериной Мариинского театра. Это тоже из разряда "не читал, но сказать могу", а в данном случае – "не смотрела, но заявить могу"?
МА: С тех пор, как прекратила существование Российская империя, где была нормальная цензура, с этим уже ничего сделать нельзя. Я бы никогда в жизни такую картину не пошел бы смотреть, но в принципе должны быть запретные темы.
Тут я с ней не то чтобы согласен, но я бы безусловно запретил всякие такие фильмы про царя-мученика Николая II. Но поезд ушел уже очень далеко, я думаю, что не получится, все равно будут всякие такие пакости.
Поскольку он уже прославленный святой, то вот это надо было бы запретит. Вот и все.
НВ: Но как в таком случае расценивать, например, выступления активистов против установления памятника князю Владимиру на Боровицкой в Москве?
МА: Это вот Лыков покойный увлекался. По православной традиции святым никаких памятников не ставят. Если хотят почтить святого, ставят часовню с красивой иконой.
НВ: Как вы вообще оцениваете экспансию церкви в культурное пространство Москвы?
МА: Повторю, что патриархию я не считаю церковью. Они там гоняются за собственностью, за чем-то таким, за уютными местами. Это все к религии уже не имеет никакого отношения.
НВ: Это не имеет отношения к религии, но это напрямую имеет отношение к людям, которые встают на защиту парков.
МА: Я, например, считаю, что это совершенно правильно. Я помню, когда был депутатом районного собрания, встал такой вопрос: тут неподалеку, на Кронштадтском бульваре хотели поставить храм на месте скверика между домами. И начался такой конфликт.
Местные жители говорили: "Ну, как же, тут у нас зелень, тут мы гуляем". А я прямо на собрании сказал, что этот конфликт называется "зелень против зелени", то есть зелень листьев против долларов. Вот и весь конфликт.
Поскольку Московскую патриархию я считаю псевдоцерковью, то их желания я понимаю, конечно, они хотят расширяться. Но это бессмысленно и бесперспективно.
У нас 2-3 процента так называемых практикующих христиан. И это происходит во всем мире: 3-4 процента верующих в Англии, хотя там не было атеистической власти и так далее. Они ходят в англиканские и католические храмы. И там на Рождество дети не знают, кто такой Иисус Христос. Они знаю, кто такой Санта Клаус.
Так что, христианство – это ушедшее в прошлое явление. И господь так и сказал, что, "когда приду во второй раз, найду ли я веру на земле". Мы живем в постхристианские времена.
Православие в школах и эмиграция
НВ: В последнее время очень много споров вокруг введения православных дисциплин в общеобразовательных школах. Как вы к этому относитесь?
МА: Я к этому отношусь резко отрицательно. Как мы помним, в российских гимназиях преподавали закон божий. И чем это кончилось для Российской империи?
То, что детям навязывают, вызывает протест. Вот и все. Можно все это преподавать в рамках истории – и больше ничего. А тот, кто хочет это знать, должен ходить в храм, быть в какой-то специальной прицерковной школе.
НВ: Ваши прихожане задают вам вопросы на политические темы?
МА: Нет, не задают.
НВ: Вы счастливо избегаете этого?
МА: Я время от времени говорю, в какое время и в какой стране мы живем – и все.
НВ: Но люди чувствую перемены, как изменилась их жизнь за два-два с половиной года, после того, как начались конфликты, связанные и с Крымом, с юго-востоком Украины?
МА: Нет, не чувствуют. Как мы жили на помойке – так и живем. Я теперь иногда езжу служить – у меня есть приходик – в Швейцарию. Там совсем крошечный приход, в российских провинциальных городах я давно не бываю.
НВ: Вы находите различия между швейцарскими прихожанами и прихожанами вашей церкви в Москве?
МА: Да, разумеется, потому что они все-таки иностранцы, всего этого не вкушают, но, тем не менее, поскольку мы принадлежим к единой церкви, исповедуем истинное православие, то общего у нас больше.
НВ: Есть носители русского языка, может быть, эмигранты?
МА: Там есть. Семья – дьякон и его жена. Она поет, они из русских эмигрантов, и с ними я разговариваю по-русски.
НВ: Что они говорят о России, если вдруг вне службы вы ведете с ними какие-то беседы?
МА: Они, примерно, таких же взглядов, как и я, потому что никакой России нет. Россия кончилась в 1917 году. А это, как теперь пишут, "эрэфия". Раньше это была совдепия, а теперь это стало "эрэфией". А Россия – все, с Россией покончено, это не Россия.
НВ: Печально это осознавать?
МА: Конечно. Но нам никто и не обещал никаких радужных перспектив. Когда-то в самом начале 20 века было великое пророчества отца Иоанна Кронштадтского. Он сказал: "Береги, Россия, своего доброго и благочестивого царя. Если убережешь – будешь еще долго сильна и славна, а не убережешь – и царя твоего убьют, и имя у тебя твое отберут". И будет вот такой позор.
НВ: Скажите, а Путин не идет этим путем – путем пожизненного правителя, почти царя? Вы же знаете реплику Владимира Жириновского о царе-батюшке Путине?
МА: Да слышал я этого паяца. И вот что я вам скажу. Несколько лет тому назад я сидел на радиостанции "Эхо Москвы" в прямом эфире. И туда позвонил какой-то человек, который трясся от ненависти к Путину. На что я ему сказал – в прямом эфире сказал: "Так ненавидеть Путина – много чести".
А какой здесь может быть президент? Он что, с неба что ли спустится? Мы ничего другого не достойны.
НВ: Ну, как же? Сейчас, например, заявил о своих президентских амбициях Алексей Навальный.
МА: Да я им всем не верю. Они такие же жулики. Когда пролезут наверх, будут также воровать, как и эти.
НВ: Почему вы так думаете? Пока, во всяком случае, Навальный не давал нам повода обвинять его в жульничестве.
МА: Пока он в таком положении – безусловно. Когда он окажется там – я совершенно в нем не уверен. Я вообще не верю в демократию. Как говорил один из главных демократов Бенджамин Франклин, "у толпы много голов, но нет мозгов". Выборы – это абсолютно бессмысленное поведение, в особенности всеобщие.
НВ: Но мы же с вами - я во всяком случае точно – понимаем, что нового государя у России уже не будет.
МА: Конечно, нет. А если будет, то это будет именно тиран и узурпатор.
НВ: Тогда на что нам надеяться?
МА: На конец света и на страшный суд.
НВ: Я не хотел бы на этом заканчивать интервью, честно говоря, отец Михаил.
МА: Может быть, это будет еще не так скоро. Я, например, успею умереть.
НВ: Но, может, найдется какая-нибудь коза, которая по какой-нибудь кривой нас куда-нибудь вывезет?
МА: Нет, нет, нет. При том состоянии всего мира и безобразий всего, что происходит, никакой надежды на что-то положительное нет.
НВ: А в мирской вашей жизни вы какие-то надежды на лучшее храните или уже распрощались с ними?
МА: Нет. Ну, куда? Мне в этом году будет 80 лет, какие там особенные надежды? В ближайшее время я попаду к патологоанатому – вот и все (смеется).
НВ: А о чем будет новая книга?
МА: Это будет книга, как записные книжки Вяземского: там будут и воспоминания, и анекдоты, и всякие рассказики.
НВ: Вы известный мастер небольших форм, я читал ваши книги, вы мне их дарили, помнится. Может быть, нас всех – Россию, весь мир – спасет ирония, в том числе и самоирония, чего, на мой взгляд, не хватает российской власти?
МА: У мира только один спаситель – господь Иисус Христос, но его никто не знает и не любит.
НВ: А он умеет улыбаться?
МА: Наверное, он улыбался. Не думаю, чтобы он смеялся, но я думаю, что он улыбался иногда.
НВ: Так, может, в поисках улыбки господней и стоит продолжать жить?
МА: Маловероятно. При развращенности современного мира это абсолютно невозможно.
КОММЕНТАРИИ