- Весенний призыв в российскую армию проходит по новым правилам.
- В России предлагают вернуться к советским практикам лечения людей с аутизмом.
- Конституционный суд встал на сторону пострадавших от домашнего насилия.
ПОВЕСТКИ, ШТРАФЫ И 27-ЛЕТНИЕ НОВОБРАНЦЫ
В России стартовал весенний призыв на военную службу. Он продлится три с половиной месяца – с 1 апреля по 15 июля. За это время государство собирается поставить под ружье 150 тысяч новобранцев. Нынешний призыв отличается от осеннего и увеличением предельного возраста, и введением электронных повесток, и новыми штрафами за уклонение от явки в военкомат. Правда, пока не все новшества заработали в полную силу.
На видеосвязи с нами – руководитель проекта "Гражданин и армия" Сергей Кривенко. Что бы вы выделили в весенней призывной кампании 2024 года?
Сергей Кривенко: Трудно что-либо выделить, потому что в 2023 году была очень сильно изменена вся процедура призыва, и мы видели, как жестко он проходил. Облавы начались прямо с первых дней, по крайней мере в Москве. Идет сужение прав призывников, сужение возможностей защиты, отсутствует контроль над действиями военкоматов со стороны общества, так как правозащитники сейчас тоже находятся под угрозой и работают в тяжелых условиях. Все это приводит к тому, что призыв идет намного более жестко по сравнению даже с 22-м годом.
Марьяна Торочешникова: Юристы дают советы: в частности, предлагают перед походом в военкомат сделать нотариальную доверенность на родителей, чтобы они могли защищать интересы призывника. А также при поступлении на службу подать рапорт об отказе от подписания дальнейшего контракта, заявив о намерении покинуть армию сразу после окончания срока службы. Насколько это действенные методы?
Идет сужение прав призывников и возможностей защиты, нет контроля над действиями военкоматов
Сергей Кривенко: Сопротивление еще возможно, и чем раньше человек выбирает эту стратегию, тем лучше. Конечно, имеет смысл сделать генеральную доверенность на близкого человека.
Один из самых больших рисков для военнослужащих по призыву – то, что их с первых дней заставляют подписывать контракт: уговаривают, принуждают. У нас даже зафиксированы случаи насилия, избиения. К этому тоже надо готовиться заранее. По закону контракт подписывается только добровольно. И здесь тоже пригодится доверенность: можно сообщить об этом родственникам, и они будут обращаться в Военную прокуратуру, к командованию.
К сожалению, невозможно застраховаться от того, куда направят военнослужащего по призыву. Многие призывники уже служат на приграничных территориях, подвергаются обстрелам, есть случаи гибели. Призывников направляют в Пограничную службу, и там они могут пострадать. Флот – тоже риск: корабли периодически гибнут вместе с командами. Призывников сейчас массово не отправляют на фронт, но никаких законодательных ограничений этому в российских законах нет. Единственное требование – призывника нельзя направить на войну в первые четыре месяца, пока он не получил первичную военно-учетную специальность.
Марьяна Торочешникова: А насколько легко в 2024 году избежать службы в армии?
Сергей Кривенко: Даже по теперешним российским законам служить в армии обязаны не все молодые люди. И призывают не всех, даже сейчас. В последние годы призывают около 300 тысяч человек в год. Это примерно треть молодых людей, достигающих 18 лет. Треть негодна по состоянию здоровья, а треть не призывают.
Сопротивление еще возможно, и чем раньше человек выбирает эту стратегию, тем лучше
Хорошая новость и в том, что действующие отсрочки пока не затронуты этими изменениями. Сохраняются отсрочки по учебе, существуют отсрочки по брони, социальные отсрочки. Сохраняются все возможности, связанные с альтернативной гражданской службой (АГС). Правда, сейчас стало труднее заменить военную службу на гражданскую, так как в военкоматах стали морально давить на призывников. Но законодатель ничего не изменил.
Марьяна Торочешникова: Для АГС человек должен доказывать, что у него пацифистские убеждения?
Сергей Кривенко: Доказывать ничего не надо: в законе есть только слово "обосновать". Призывник должен подать заявление в военкомат, заявить в нем о своих убеждениях и обосновать перед призывной комиссией, почему эти убеждения противоречат военной службе. Самое понятное – это религиозные убеждения: "В Библии написано "не убий", вот я и не хочу учиться убивать". Можно говорить о пацифистских убеждениях. Возможны и любые другие причины, даже политические.
Марьяна Торочешникова: Шансы есть. В конце концов, в России все еще остались правозащитные организации, в том числе и проект "Гражданин и армия", которые бесплатно помогают призывникам конкретными рекомендациями.
ГАЛОПЕРИДОЛ И НИКАКОЙ ИНКЛЮЗИИ
Традиционно в конце марта – начале апреля проходит Всероссийская неделя распространения информации об аутизме. И в этом году чиновники от Минздрава сумели удивить, да так, что теперь общественные организации, помогающие людям с расстройствами аутистического спектра (РАС), бьют тревогу. Российское общество психиатров представило проект новых клинических рекомендаций по таким расстройствам. Из него следует, что диагноз РАС ставят слишком часто, а методы лечения слишком разнообразны. Авторы рекомендаций предлагают вернуться к советским методикам и, в частности, назначать детям галоперидол – сильнейший препарат с множеством побочных эффектов.
Общественные организации, помогающие людям с РАС, бьют тревогу
По данным Минздрава за 2021 год, в России проживало около 37 тысяч детей с аутизмом и 593 взрослых. Но еще в 2013 году Минздрав подтвердил, что распространенность РАС среди детей составляет 1%. Если исходить из этого, то не 39 тысяч, а более 300 тысяч детей и не менее миллиона взрослых в России живут с РАС, потому что аутизм не лечится и не исчезает после 18 лет. Аутизм – это серьезное расстройство, оказывающее заметное влияние на жизнь самого человека и окружающих. Детям с аутизмом и их семьям можно помочь, особенно если рано поставить диагноз и оказывать им необходимую помощь.
С нами автор пособия для родителей, семьи и друзей о расстройствах аутистического спектра, журналист канала "Ходорковский LIVE" Юлия Азарова. Российское психиатрическое общество решило пересмотреть подходы – чем это угрожает?
Аутизм – это очень большой спектр расстройств
Юлия Азарова: Я много общаюсь с родителями, и все они в ужасе, вплоть до того, что, если эти рекомендации действительно примут, нужно просто хватать ребенка и уезжать. А уезжать для ребенка с аутизмом – это тоже проблема, ведь в этом случае должна быть перевернута вся жизнь.
Конечно, здесь нет злого умысла. Это не какие-то упыри, которые хотят просто заколоть детей, довести до овощеподобного состояния, чтобы они где-то лежали в уголочке и никто их не видел. Они, конечно же, считают, что все делают правильно, понимают, как нужно, а вот люди, которые, например, пишут, что нужно поведенчески работать с детьми с аутизмом, а не лекарства им в первую очередь подсовывать, вот они-то как раз делают неправильно. Это такие традиционалисты, которые будут до последнего отстаивать свою школу.
Я вижу здесь только одну причину: очень многие специалисты, которые действительно могли бы взяться за такую титаническую работу – за новые клинические рекомендации, – сейчас просто не в стране: ну, сами понимаете почему.
Если эти рекомендации примут, нужно просто хватать ребенка и уезжать
Марьяна Торочешникова: От врачей старой школы часто можно слышать про гипердиагностику и про то, что вообще-то в их время никакого аутизма не было. В СССР вместо РАС в лучшем случае ставили шизотипические расстройства разных типов, которые лечились галоперидолом и прочими тяжелыми лекарствами. Но ведь эти расстройства бывают разные. Аутизм – это очень большой спектр расстройств. Это может быть человек, который социально очень тяжело адаптируется, а есть вполне адаптивные люди.
Юлия Азарова: Конечно, аутизм – это спектр, где в одном конце могут быть очень адаптированные, высоко функционирующие люди, которые могут жить самостоятельно, ведут активную жизнь. Даже никогда не скажешь, что у них есть какой-то диагноз. А есть люди, которым очень тяжело, у них много трудностей, могут быть нарушения интеллекта, много сопутствующих заболеваний, и не только о сфере психиатрии.
И все это в России ложится на плечи родителей, потому что системной поддержки нет. Мамам и папам приходится самим становиться экспертами, которые должны разбираться, что это за методы, как помогать, какие условия организовывать. Родители в первую очередь хотят, чтобы с ребенком занимались и он раскрыл все свои способности и жил максимально полной жизнью.
Эти рекомендации пока еще не приняты, их только рассматривают. В июне должно быть вынесено окончательное решение: будем надеяться, что оно будет более прогрессивным.
В России все ложится на плечи родителей, системной поддержки нет
Со стороны Минздрава на самом деле даже и поддержка есть, как и со стороны государственных фондов есть поддержка проектов. Родители говорят, что в целом поддержку со стороны государства никто не убирал: как давали гранты, так и дают. Другое дело, что частных фондов стало меньше, особенно тех, которые связаны с иностранным финансированием. Большим ударом стало то, что фонд "Нужна помощь" признали "иноагентом". Эти ребята собирали очень хорошие деньги, сильно помогали, а теперь этой помощи нет. И в работе все время теперь приходится оглядываться: а все ли ты правильно сказал, никого ли случайно не оскорбил, не упомянул ли какого-нибудь "экстремиста".
ПОБОИ – ДЕЛО ЧАСТНОЕ, НО…
Дела пострадавших от повторных побоев (чаще всего ими оказываются женщины) районные суды рассматривать обязаны – такое разъяснение дал в конце марта Конституционный суд России. До этого из-за пробелов в законодательстве заявления от пострадавших могли долгое время кочевать между полицией и судами, а агрессоры оставались безнаказанными.
Дойти до Конституционного суда Галине Баскаковой помогли юристы Консорциума женских неправительственных организаций. Вот как в телеграм-канале консорциума прокомментировала это решение юристка Мария Немова (именно она подготавливала жалобу и ранее сопровождала дело Галины Баскаковой как адвокат).
Это базовая вещь: насилие должно быть наказано
Мария Немова: Закон был написан настолько неопределенно и нечетко, что правоохранительные органы и суды по-разному его толковали и отказывались возбуждать уголовные дела частного обвинения. В ситуации заявительницы это происходило так. Она обращалась сначала в полицию, где ей отказали в возбуждении уголовного дела и сказали, что эти дела должен возбуждать районный суд. Затем она обратилась в районный суд, который опять же отказал ей в возбуждении уголовного дела и направил в полицию. Шел такой цикл обжалований в полиции и в суде, в том числе в судебных инстанциях. Мы прошли апелляцию и кассацию в Верховный суд, он длился настолько долго, что сроки давности обвинения по этим делам истекли.
Заявительница неоднократно обращалась в полицию, в суд, в разные инстанции, но нигде не получила защиты. Ни один из этих органов не захотел возбудить уголовное дело, расследовать его и наказать виновного. Это базовая вещь: насилие должно быть наказано. Но, к сожалению, из-за несовершенства закона пострадавшие не могли добиться даже возбуждения уголовного дела.
Сейчас Галина Баскакова может рассчитывать только на компенсацию, о которой написано в постановлении Конституционного суда. Но я очень надеюсь, что другие пострадавшие смогут воспользоваться непосредственно той правовой позицией, которую сформулировал КС, чтобы как можно быстрее возбуждать такие дела частного обвинения.
Марьяна Торочешникова: Почему так важно решение Конституционного суда? На этот вопрос отвечает советница по юридическим вопросам в Евразии международной правозащитной организации Equality Now Дарьяна Грязнова.
Дарьяна Грязнова: Сейчас у нас за первый инцидент побоев предусмотрена лишь административная ответственность. Если лицо, подвергнутое административному наказанию, совершает побои повторно, то это уже уголовная ответственность. Но в УПК была неопределенность, которая позволяла футболить пострадавших.
Государство демонстрирует неспособность и нежелание защитить пострадавших
Дела о повторных побоях являются делами частного обвинения, и большинство таких дел рассматриваются мировыми судами. Но еще в 2018 году было внесено изменение в УПК, согласно которому именно повторные побои должны рассматриваться не мировыми, а районными судами. Однако есть глава 41-я УПК, согласно которой производство по делам частного обвинения рассматривается мировыми судами. И районные суды говорили: "У нас нет порядка, по которому мы должны рассматривать ваше дело", – и направляли обратно в полицию. Некоторым правоприменителям такая неопределенность позволяла как раз футболить пострадавших, тем самым лица, применяющие насилие, оставались безнаказанными.
Марьяна Торочешникова: Что такое частное обвинение?
Дарьяна Грязнова: УПК предусматривает три вида обвинений: частное, частно-публичное и публичное. Как правило, большинство дел относится к категории публичного обвинения. Дела по такой категории дел могут возбуждаться без заявления потерпевшего и не подлежат примирению в случае отзыва заявления потерпевшим. Скажем, убийство: такое дело в любом случае будет расследоваться. Есть дела частно-публичного обвинения, например изнасилования. Они возбуждаются только по заявлению потерпевшего, но не подлежат прекращению в связи с примирением сторон.
А есть дела частного обвинения, и к ним как раз относится причинение легкого вреда здоровью, повторные побои. По этой категории дел уголовные дела возбуждаются только по заявлению потерпевшего и подлежат прекращению в связи с отзывом им заявления. Проблема в том, что по делам частного обвинения потерпевшие вынуждены быть и полицией, и прокурором, то есть и подавать заявление в суд, и собирать доказательства, и поддерживать обвинение.
Нужно менять законодательство
Пострадавшие по такой категории дел должны являться на каждое судебное заседание, в ином случае суд прекращает дело. То есть это очень обременительная процедура для пострадавших. Уже давно сказано и Европейским судом по делу Валерии Володиной, и Комитетом ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин, что частное обвинение по делам о домашнем насилии – чрезвычайно неэффективная процедура, которая возлагает на пострадавших очень тяжелое бремя и большое количество дел оставляет безнаказанными.
МВД достаточно сильно сопротивляется тому, чтобы отказываться от института частного обвинения. И мы понимаем, что если государство и правоприменитель раз за разом демонстрируют частные случаи неспособности, нежелания, неэффективности защиты пострадавших, то нужно менять законодательство.
Россия со времен, когда еще не была исключена из Совета Европы, по делам о домашнем насилии все время говорила, что в стране замечательное законодательство, которое позволяет защищать всех, а потому какое-то специальное законодательство не нужно. И действительно, те положения в российском законодательстве, которые есть, если очень захотеть, можно использовать для защиты пострадавших. Но правоприменители не хотят это делать. Мы раз за разом видим частные случаи, которые уже представляют собой системную проблему и сложившуюся практику, когда пострадавших не защищают.
Для того чтобы что-то начало работать, необходимо комплексное законодательство. В том числе нужно отказываться от института частного обвинения, криминализировать домашнее насилие, обеспечить пострадавшим возможность получать охранные ордера. Но, вместо того чтобы решать эту проблему комплексно, правоприменитель предпочитает ставить заплатки в законодательстве. Если раньше это хоть как-то обсуждалось и был законопроект Совета Федерации, то сейчас даже его не рассматривают.
