Леонора Каррингтон. Слуховая трубка / пер. с английского А. Соколова. М.: Издательство АСТ, 2016.

В 1936 году 19-летняя дочь текстильного фабриканта из Ланкашира Леонора Каррингтон дебютировала в лондонском высшем обществе. Дело было на скачках. "В те времена, если ты была женщиной, тебе не позволялось делать ставок. Не позволялось даже заходить в паддок, куда выводили напоказ лошадей. А чем было еще заняться? Вот я и взяла книгу". Книга не была обыкновенным бульварным чтивом, Леонора читала новый роман блестящего мыслителя Олдоса Хаксли "Слепец в Газе": Хаксли говорит это сегодня, Англия скажет это завтра. Главный его герой в конце концов бросает якорь барки своей жизни в Мексике и приходит к пацифизму. Пройдет несколько лет, и Леонора сбежит из охваченной пожаром войны Европы в Новый Свет, достигнет Мексики, где и проживет без малого семь десятилетий.

Мексика того времени была ареной столкновения культур, боев между социализмом, католицизмом, анархией и старинными культами. В стране исчезнувших ацтеков не прекращалась борьба Кецалькоатля и Тескатлипоки: первый выступал как представитель сил мира и просвещения, символами второго были война и человеческие жертвоприношения. Как известно, некогда Кецалькоатль потерпел поражение и удалился на восток, но обещал возвратиться. Так что мексиканцы внимательно встречали людей из-за моря. Леонора Каррингтон прибыла эмиссаром мира и просвещения, со временем став мексиканской художницей и защитницей женских прав.

В своей английской юности она посещала курсы Озанфана, но абстракция и аскеза ее не привлекли: "Мы бесконечно писали одно и то же яблоко, до тех пор, пока оно не сгнило". Увлекли Леонору сюрреалисты и сюрреализм, она стала спутницей Макса Эрнста, помогала ему сначала во французском, а после – в германском заточении. Самой Каррингтон тоже пришлось многое претерпеть: беды войны привели ее в психиатрическую клинику в Испании, где ее пичкали ужасными лекарствами и откуда она бежала с помощью няни на подводной лодке, если, конечно, верить апокрифам.

Ее союз с Эрнстом не пережил войны, но сюрреализму Каррингтон оставалась верна до конца. Содержание ее картин вызывает в памяти стихотворение Альбера Самена "Инфанта" с анфиладами заброшенного дворца, очарованным лесом, символическими зверями. Каррингтон раскрывала и звериную сущность людей, и социальную сущность животных, и стоит ли удивляться, что они были современниками с автором "Скотского хозяйства"?! Вообще, Леонора была сторонницей одушевления природы, в одном ее рассказе описана жестокая драка кочанов капусты.

Личность и творчество Каррингтон повлияли на столпов латиноамериканского магического реализма Кортасара и Ходоровского. Дело в том, что литературное ее наследие не уступало по значимости художественному.

О времени создания ее лучшего романа "Слуховая трубка" есть противоречивые сведения. Скорее всего, роман о 92-летней женщине был написан еще в 50-е гг., когда автору не было и сорока, потом рукопись была утрачена, после – восстановлена; сначала вышел французский перевод (1974 г.), а в 1976 году опубликовано англоязычное издание.

"Слуховая трубка" – сочинение многослойное, как и любое сюрреалистическое произведение. В нем можно выделить эксцентрическую историю, написанную с оглядкой на классические английские образцы, например Диккенса. Это история старушки Марианн Летерби, чья вселенная поначалу ограничена двумя кошками, курицей, служанкой, некоторым количеством мух и кактусом по имени Агава: "Я надеюсь, что иной раз способна быть приятной и забавной; не ем мяса, поскольку считаю неправильным лишать жизни животных, и у меня есть короткая седая бородка".

Героиня медленно и неуклонно дряхлеет, глохнет, однако подарок подруги, прототипом которой стала художница Ремедиос Варо, – слуховая трубка, помогает г-же Летерби понять, в какой переплет она угодила. Черствые родственники отправляют ее в дом престарелых, и героиня справедливо опасается, что ее одиночество "безжалостно отнимут желающие добра люди". Список вещей, взятых Мариан в дом печали, заслуживает быть упомянутым: отвертка, молоток, гвозди, птичий корм, самодельные веревки, лоскутки кожи, детали будильника, иголки и нитки, пакет сахара, спички, цветные бусины, морские раковины.

В старческом доме она встречает не менее экстравагантных спутниц по "окончательному убежищу", знакомится с неординарными духовными практиками управляющего заведением (мистер Гамбит – пародия на Гурджиева), попадает в детективную историю с отравлением, не хуже мисс Марпл. В известном смысле, подтверждаются мысли, которые Сомерсет Моэм доверил в 1944 году записной книжке: "Пусть наслаждения теряют былую остроту, зато и горе переживается не так мучительно".

Сногсшибательная активность, авантюризм и оптимизм глубоких стариков почти в одно время привлекли внимание не одной Леоноры Каррингтон. Достаточно вспомнить комическую одиссею Грэма Грина "Путешествия с тетушкой" (1969), героиня которой балансирует на грани закона и находит прибежище (и вопрос, последнее ли!) опять-таки в Латинской Америке. Или необычный роман Джеймса Парди "Я – Илайджа Траш" (1972) о любви-ненависти 90-летнего исполнителя рискованных с точки зрения морали танцев и его ровесницы – нефтяной миллионерши. Все эти красочные герои не оставляют камня на камне от традиционных представлений о возрасте: "Я уже начал сомневаться, действительно ли это Илайджа, ведь, будь ему хоть девяносто, хоть семьдесят, хоть сто лет, тело его было крепким, как яблочко, а гениталии внушали надежду, что он способен еще зачать множество детей".

Но почти одновременно с эксцентрической линией начинается сюрреалистическая и магическая история. Дом престарелых оказывается отчасти выдуманным и нарисованным: "Главное здание представляло собой замок, окруженный нелепых форм павильонами – какими-то ведьминскими обиталищами в виде поганок, швейцарских шале и железнодорожных вагонов; еще строение, напоминающее сапог, и домик, похожий на мумию…В моей башенке из нормальной мебели были только плетеное кресло и стол. Все остальное было нарисовано. В открытое окно дул ветерок, и от него трепетала занавеска, точнее, она бы трепетала, будь она настоящей. Все это производило угнетающее впечатление, словно ты уткнулся носом в стеклянную створку".

Подлинной хозяйкой заведения окажется монахиня, дерзко подмигивающая с портрета в столовой: "Да, испанцы знают толк в изображении черных тканей. Они у них так бесподобно и гнетуще унылы, как ни у кого другого. Облачение дамы имеет текстуру лепестков орхидеи и цвет чистилища". История подмигивающей монахини, жившей в XVIII веке в Испании, невидимыми, но крепкими нитями соединится с историей доживающей свой век в Мексике Мариан Летерби, которой предстоит совершить славное дело – найти чашу Святого Грааля.

Поиски магических кельтских сокровищ – дело хлопотное. В романе Берджесса "Железный хлам" героям приходится пережить две мировые войны, гибель "Титаника", немецкие и русские лагеря, просочиться сквозь "железный занавес", чтобы завладеть мечом короля Артура.

Героине Каррингтон и ее подругам доведется жить в новом ледниковом периоде: "Все ужасные дома рухнули, и повсюду одна и та же картина: словно во рту вместо зубов сосульки". Их посетит новый Ковчег, напоминающий картины тронувшегося рассудком венецианского художника или видения цыгана после хорошей дозы опиума. Наконец, Марианн Летерби будет участвовать в решительной битве за Святую Чашу в рядах престранного войска из роя пчел, стаи волков, шести старух, почтальона, китайца, поэта и женщины-оборотня.

У Олдоса Хаксли, столь чтимого в юности Леонорой, есть роман "Через много лет умирает лебедь", один из героев которого, одержимый долголетием, добивается чаемого, но превращается со своей любовницей в пару довольно отталкивающих приматов. Хаксли в то время был сатириком и скептиком. Леонора Каррингтон была идеалисткой и оптимисткой: "Счастье и возраст не имеют одно к другому никакого отношения. Счастье зависит от способностей". Им не были обделены ни героиня, ни ее создательница.