190 лет назад, 28 февраля 1828 года, состоялась премьера оперы, которой была уготована совершенно исключительная роль в политической истории Европы.

"Мы танцуем на вулкане". Эту фразу произнес 31 мая 1830 года граф Нарсис-Ашиль де Сальванди на балу, который давал в своем парижском дворце Пале-Рояль герцог Орлеанский Луи-Филипп в честь своего шурина, короля Обеих Сицилий Франциска I. Не прошло и двух месяцев, как во Франции произошла Июльская революция. Король Карл X отрекся и отбыл в изгнание. На престол взошел "король-гражданин" Луи-Филипп.

Есть все основания считать, что ассоциации с вулканом и Неаполем, где правил Франциск, графу навеяла опера Даниэля Обера "Немая из Портичи", поставленная в Париже двумя годами прежде с ошеломляющим успехом. Главный национальный театр Франции, Опера, финансировавшийся из личных средств короля, в 20-е годы XIX века приближался к своему финансовому краху. Устаревший репертуар не удовлетворял вкусам либеральной публики, предпочитавшей демократичные театры бульваров. "Немая из Портичи" была призвана поразить зрителей небывалыми сценическими эффектами и массовыми сценами.

Сюжетной основой оперы стало неаполитанское народное восстание 1647 года против испанского владычества. В истории этого мятежа до сих пор много неясного. Он вспыхнул после того, как вице-король Родриго Понсе де Леон, герцог Аркос, ввел новый налог. На рыночной площади произошло столкновение торговцев с испанским сборщиком податей, вылившееся в массовый бунт. Вождем восставших стал молодой рыбак Томмазо Аньелло, имя которого толпа сократила до одного слова – Мазаньелло.

В течение нескольких дней Мазаньелло был диктатором Неаполя. В конце концов он объявил народу, что вице-король согласился на все требования восставших, а потому следует сложить оружие. Стоявший рядом на балконе своего дворца герцог Аркос подтвердил слова народного вожака. Однако вскоре в поведении Мазаньелло появились признаки безумия – по одной из версий, ему поднесли на обеде у вице-короля кубок с отравленным вином. Наконец мятежники обвинили Мазаньелло в предательстве их интересов и убили его. Некоторые исследователи утверждают, что убийцы были подосланы вице-королем.

Неаполь возмутил рыбарь,
И, власть прияв, как мудрый царь,
Двенадцать дней он градом правил;
Но что же? — непривычный ум,
Устав от венценосных дум,
Его в тринадцатый оставил!

Так описал эту причудливую историю Евгений Баратынский в своей эпиграмме.

Либреттисты Эжен Скриб и Жермен Делавинь свели к минимуму революционный пафос сюжета. В их версии первопричиной мятежа стало обольщение немой неаполитанской девушки Фенеллы сыном вице-короля Альфонсо. Это была новаторская находка: главную женскую партию исполняла не певица, а балерина. Мазаньелло стал братом жертвы, мстящим за поруганную честь сестры. Альфонсо и его невеста Эльвира обращаются в бегство и находят приют в хижине Мазаньелло. Он помогает беглецам спастись от гнева разъяренной толпы. Соратники обвиняют его в предательстве. Между тем Альфонсо приближается к городу с войском. Мятежники готовятся дать отпор. Сражение заканчивается победой испанцев. Мятеж подавлен. Альфонсо сообщает Фенелле, что ее брат погиб от рук бунтовщиков, защищая Эльвиру. В порыве благородства Фенелла соединяет руки жениха и невесты и бросается в пропасть. В этот момент начинается извержение Везувия как грозное назидание мятежникам. Народ падает на колени и молит Всевышнего сжалиться и удовлетвориться уже принесенной жертвой.

Успех "Немой из Портичи" превзошел самые смелые ожидания. Несмотря на усилия либреттистов, публика восприняла оперу как революционную драму. Король не почтил премьеру своим присутствием. Зато в зале был Луи-Филипп с семейством – невольный лидер оппозиции Карлу X. Некоторые историки утверждают, что фразу о танцах на вулкане изрек, посмотрев спектакль, именно герцог Орлеанский. Публика неистово ломилась в театр. В течение года "Немую" дали сто раз. Арии, дуэты и хоры из нее распевал весь Париж. Было бы преувеличением утверждать, что опера Обера спровоцировала Июльскую революцию, но несомненно, что она способствовала росту либеральных настроений, которых Карл X упорно не желал замечать.

Вслед за Францией пришел черед Бельгии, которая решением Венского конгресса вошла в состав Объединенного Королевства Нидерландов. Католическое население южных провинций королевства, фламандцы и валлоны, сопротивлялось политике культурной ассимиляции. 25 августа 1830 года в брюссельском королевском театре "Ла Монне" по случаю тезоименитства короля Виллема I давали "Немую из Портичи". В конце третьего акта, когда Мазаньелло и хор призывают сограждан взяться за оружие, публика не выдержала напряжения. Последовал эмоциональный взрыв. Призыв к оружию подхватили зрители. Из театра толпа устремилась к Дворцу правосудия и захватила его. Затем наступила очередь других символов голландского засилья... Историки, оспаривающие эту романтическую версию, утверждают, что оперная публика лишь влилась в ряды восстания, уже вспыхнувшего в Брюсселе. Так или иначе, именно в эту ночь началась Бельгийская революция, завершившаяся отделением Бельгии от Нидерландов.

Самая революционная сцена оперы: дуэт Мазаньелло и его соратника Пьетро из третьего акта. "Нет, лучше смерть, чем позор униженья! – поют вожаки восстания. – Но час придет, час освобожденья, и чужестранца за все расплата ждет!". Поют Альфредо Краус и Жан-Филипп Лафонт. Филармонический оркестр Монте-Карло, дирижер Томас Фултон, 1996 год. Живописная заставка ролика воспроизводит полотно Густава Вапперса "Эпизод сентябрьских дней 1830 года на брюссельской Гран-Пляс" (1835).

Император Николай I тщательно ограждал своих подданных от европейской революционной заразы, уделяя особое внимание опере. Тем удивительнее, что "Немую из Портичи" Николай допустил на сцену – правда, только на немецком языке. Император изволил лично посетить репетиции и весьма интересовался машиной, имитирующей извержение Везувия. Для него, судя по всему, главным был устрашающий финал оперы, когда коленопреклоненные неаполитанцы на фоне извергающегося Везувия, трепеща от ужаса, взывают к небу: "Боже! Прости наши прегрешения и не оставь нас! Да удовлетворит эта жертва твой гнев!"

По повелению Николая, опера шла в Александринском театре под названием "Фенелла" и стала гвоздем сезона 1834 года. Ноты "Фенеллы" раскупались нарасхват, отдельные номера записывались на валики шарманок. Увертюру к "Фенелле" с увлечением исполнял в домашних концертах юный Лермонтов. В его неоконченной повести "Княгиня Лиговская" описан зрительский ажиотаж вокруг нашумевшего спектакля:

Давали Фенеллу (4-ое представление). В узкой лазейке, ведущей к кассе, толпилась непроходимая куча народу... Печорин, который не имел еще билета и был нетерпелив, адресовался к одному театральному служителю, продающему афиши. За 15 рублей достал он кресло во втором ряду с левой стороны... Загремела увертюра; всё было полно, одна ложа рядом с ложей Негуровых оставалась пуста и часто привлекала любопытные взоры Печорина; это ему казалось странно – и он желал бы очень наконец увидать людей, которые пропустили увертюру Фенеллы...

В ранней редакции "Ревизора" Хлестаков называет "Фенеллу" в числе своих сочинений наряду со "Свадьбой Фигаро" и "Робертом-Дьяволом".

В 1835 году тайный советник князь Владимир Сергеевич Голицын написал русский текст по либретто Скриба и Делавиня. Он очень гордился своим сочинением, издал его и разослал знакомым, в том числе Пушкину. Назывался русский вариант "Палермские бандиты". Содержание было соответствующим. Первый акт открывается хором благодарных подданных испанского короля:

Счастлив наш добрый властелин,
Сердцами поселян владея!
На праздник Гименея
Спешите, жители долин.

В финале последнего, пятого акта подводится суровый итог бурных событий (Альфонсо князь Голицын переименовал в Роберта):

Спасти Роберта не могли!
Но наповал враги у ног его убиты.
Брегов не возмутят мятежные бандиты.
Живые – казни ждут, за кровь родной земли.

В 1916 году балерина Анна Павлова во время гастролей в США приняла предложение кинокомпании "Юниверсал" и снялась в короткометражке на сюжет оперы Обера. По словам мужа балерины Виктора Дандре, Павлова осталась недовольна результатом и больше никогда не снималась в кино.

Но революционная история "Немой из Портичи" на этом не заканчивается. 19 января 1917 года в Мариинском театре состоялась премьера новой постановки оперы Обера. Партию Фенеллы исполняла Матильда Кшесинская. Участие Кшесинской, которая к тому времени уже покинула императорскую сцену, стало сенсацией в Петрограде. Билеты раскупили по тройной цене. Зал блистал золотым шитьем придворных мундиров и бриллиантами самой чистой воды. Но атмосфера премьеры оказалась тревожной, даже зловещей. Сама Матильда Кшесинская передавала это ощущение так:

В вечер бенефиса всем было как-то жутко играть в этой опере: на сцене изображалась революция, поджигали дворец, вся сцена была залита заревом пожара, как будто предвещая, что у нас будет то же – не только на сцене, но на самом деле. Действительно, не прошло и месяца с неболь­шим, как вспыхнула революция.

Через несколько дней после премьеры министр внутренних дел России Протопопов распорядился исключить "Фенеллу" из репертуара императорских театров "за вредное направление постановки". Режиссеру спектакля Николаю Боголюбову передали совет министра "не стремиться к лаврам Робеспьера".

Баркаролла Мазаньелло в исполнении выдающегося советского тенора Николая Печковского. Запись с пластинки 1962 года.

Но что пугало царское правительство, то радовало большевиков. К первой годовщине пролетарской революции Совет государственной оперы (бывшая Дирекция императорских театров) поручил Всеволоду Мейерхольду две ответственные постановки: "Мистерию-буфф" Маяковского и "Фенеллу" Обера. Мейерхольд был увлечен Маяковским и над Обером работал без энтузиазма. "Фенеллу" ему предстояло поставить в декорациях и с ансамблем спектакля 1917 года (за исключением Кшесинской). Мейерхольд сердито возражал, что он не намерен "штопать старые постановки". В конце концов он ушел из театра, где проработал много лет. Однако премьера "Фенеллы" все же состоялась. Исполнитель партии Мазаньелло Иван Ершов считал эту роль своим выдающимся достижением:

Для аудитории красноармейцев и матросов, которым предстояло на следующее утро идти по балтийскому льду на штурм Кронштадтских фортов, был дан спектакль "Фенелла" Обера... Я пел, и после моего пения в антракте ко мне в уборную заходили бойцы Красной Армии и жали мне руки. Они говорили мне, что завтра в момент боя в их ушах будут звучать слова и музыка арии Мазани­елло, зовущие к борьбе... Когда я спрашиваю себя, какая же роль, ария или песня из исполненных за всю мою артистическую жизнь доставили мне наибольшее моральное удовлет­ворение, то, вспоминая свое выступление в дни Кронштадтского мятежа, не раздумывая отвечаю – ария Мазаниелло. В этой арии мои чувства певца и па­фос гражданина были слиты воедино.

Итак, сюжет оперы был еще раз перелицован: ведь красноармейцы и матросы шли не на революцию, а на подавление мятежа.

Отрывок из спектакля Опера-Комик 2012 года. Режиссер – Эмма Данте. Оркестр и хор театра "Ла Монне", дирижер Патрик Дэвин. Фенелла – Елена Боргоньи.

В XX веке революционный ореол "Немой из Портичи" померк. В наши дни уже сложно представить, что оперный спектакль способен мобилизовать публику на антиправительственные действия. Сегодня "Немую" ставят редко, записывают еще реже. Последняя по времени постановка – спектакль в парижской Опера-Комик. Его премьера состоялась в апреле 2012 года. Партию Альфонсо пел русский тенор Максим Миронов. Это был совместный франко-бельгийский проект: тот же спектакль собирались поставить в брюссельском "Ла Монне", но сочли за благо отложить премьеру на три года, учитывая сложную обстановку в стране: Бельгия была охвачена тогда политическим кризисом вследствие обострившихся франко-фламандских противоречий. Спектакль в Брюсселе так и не состоялся.

420 лет назад, 20 января 1598 года, скончался царь Федор Иоаннович. Династия Рюриковичей пресеклась. Впервые в истории царства Русь оказалась без очевидного преемника.

После ледяной стужи грозного царствования Ивана IV правление его кроткого и богобоязненного сына стало животворной оттепелью. О потеплении политического климата свидетельствуют многие иностранцы. Вот, в частности, свидетельство англичанина Джерома Горсея:

Были также по всей стране смещены продажные чиновники, судьи, военачальники и наместники, их места заняли более честные люди, которым по указу, под страхом сурового наказания, запрещалось брать взятки и допускать злоупотребления, как во времена прежнего царя, а [предписывалось] отправлять правосудие не взирая на лица; чтобы это лучше исполнялось, им увеличили земельные участки и годовое жалованье. Большие подати, налоги и пошлины, собиравшиеся во времена прежнего царя, были уменьшены, а некоторые совсем отменены, и ни одно наказание не налагалось без доказательства вины, даже если преступление было столь серьезным, что требовало смерти...

Другой англичанин, Джильс Флетчер, описывает характер молодого царя так:

Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен. Кроме того, что он молится дома, ходит он обыкновенно каждую неделю на богомолье в какой-нибудь из ближних монастырей.

Господь не сподобил Федора государственной мудростью. Он сознавал это и передал бразды правления своему шурину Борису Годунову. Ума и опыта Борису было не занимать, это признают все современники.

Историк Николай Устрялов, комментируя положительные отзывы о "премьерстве" Годунова, пишет: "И наши летописи, и современные писатели иностранные свидетельствуют единогласно, что никогда, в правление царей, Poссия не была так счастлива, как при Феодоре, под властью умного Бориса".

Царь был бездетным, но постричь жену Ирину и взять другую по примеру отца не хотел, потому что очень любил царицу. Сводный же младший брат его царевич Димитрий, удаленный вместе с матерью в пожалованный ему Углич, умер в мае 1591 года при подозрительных обстоятельствах. Чужеземцы дружно обвиняли в его смерти Годунова, а немецкий пастор Мартин Бер приписывал его козням даже бесплодие царицы:

Возведенный в достоинство правителя, Борис Годунов исполнял свою обязанность весьма усердно и благоразумно; привел в порядок запущенные дела, пресек многие злоупотребления, оградил права вдов и сирот. Изумленные деятельности его, Москвитяне говорили, что во всей России нет равного ему умом и что если, по кончине царя, умрет и Димитрий без наследника, то в целом государстве нельзя найти человека способнее Бориса к правлению. Узнав о сей молве чрез своих шпионов, Годунов задумал хитрыми и незаметными средствами овладеть со временем престолом; для сего он принял столь искусные меры, что набожный и слабоумный царь не имел от супруги своей, Ирины Федоровны, сестры Борисовой, ни одного наследника.

Подписывайтесь на нас в telegram

​

Наконец, и физический недуг царя Федора, который свел его в могилу, некоторые хроникеры считают происками Бориса и его сестры. "Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею", – без всяких оговорок заявляет голландский купец и дипломат Исаак Масса. О том, что происходило у смертного одра Федора, Мартин Бер и другие иностранцы, получившие это сведение, вероятно, от одного источника, сообщает следующее:

Царица Ирина, сестра правителя, убеждала супруга вручить скипетр ея брату, давно уже и счастливо правившему государством. Но умирающий царь предложил его старшему из Никитичей, Феодору, имевшему на престол ближайшее право; Феодор Никитич отказался от царского скипетра и уступал его брату своему Александру; Александр предлагал честь другому брату, Ивану; Иван третьему брату, Михаилу, а Михаил какому-то знатному князю, так, что никто не брал скипетра, хотя каждому хотелось взять его, как после увидим. Умирающий царь долго передавал свой жезл из рук в руки, лишился наконец терпения и сказал: "возьми же его кто хочет; я не в силах более держать". Тут, сквозь толпу важных особ, заставлявших так долго упрашивать себя, протянул руку Борис и схватил скипетр.

Устрялов называет этот рассказ вымыслом: "Сказка: если бы царь предлагал скипетр Федору Никитичу Романову (в последствии патриарху Филарету) и его братьям, то без всякого сомнения о столь важном обстоятельстве было бы упомянуто в грамоте об избрании на царство Михаила Федоровича; но там именно сказано, что Феодор оставил престол супруге своей Ирине... Впрочем, Бер не сам выдумал эту басню: в Москве действительно верили, что умирающий царь наименовал своим преемником Федора Никитича Романова".

Таким образом, на престол должна была взойти вдовствующая царица. Ее и умолял народ, собравшийся у Кремля, не оставить их сиротами и принять царский венец. В этих мольбах, как свидетельствует летописец, участвовали и клир, и приказные, и люди всякого звания:

Вселенский же святейший патриарх, и митрополиты, и архиепископы, и епископы, и архимандриты, и игумены, и весь священнический чин, и вселенский собор, тако же и бояре, и дворяне, и дьяки, и дети боярския, и все приказныя люди, и гости, и весь московской народ... воздвигли плач неутешимый и молят ея.., чтоб она, благоверная государыня царица и великая княгиня Ирина Федоровна всеа Руси, государьства Московского не презрила и их бы сирых не оставила.

Но Ирина Федоровна вышла к народу и объявила, что намерена постричься в монахини, а царство предает "в руце живаго Бога, Господа нашего Исуса Христа, и пречистой Его Матери и великим московским чудотворцам".

Дальнейший сценарий избрания монарха был разыгран по всем правилам политического пиара. Исаак Масса рассказывает: однажды Борис Годунов вышел из дому и направился в церковь на заупокойную службу по Федору. Его тотчас обступили люди и пали перед ним ниц со словами: "Да здравствует наш царь и великий князь всея Руси Борис Федорович! Да будет он нашим государем милостивым!" Масса продолжает:

Борис остановился, представился испуганным и начал горько плакать, увы, то были крокодиловы слезы, что он проливал. И он спрашивал у народа: "Почто хотите вы обременить меня короной? Почто избрали вы меня в цари, самого скудоумного и ничтожного во всем государстве?"

Он долго отказывался и обязательно хотел легитимности, чтобы его выбрал земский собор. Союзник Бориса патриарх Иов устраивал регулярные шествия служилых людей (то есть бюджетников) с женами и детьми в Новодевичий монастырь, куда вслед за овдовевшей сестрой удалился Борис, и публично уговаривал его принять царский венец. Борис же картинно отказывался: "И в разум мне никогда не приходило, и в мысли того не будет, чтобы мне царствовать; как можно, чтобы я помыслил на такую высоту!"

Был созван собор, на котором партия Годунова составляла большинство. По сведениям Массы, предвыборной агитацией активно занималась царица Ирина, в иночестве Александра:

Царица, призвав к себе тайно многих сотников и пятидесятников, склонила их деньгами и лестными обещаниями к убеждению воинов и граждан не избирать на царство, если потребуется их голос, никого, кроме Бориса.

Патриарх назвал выборным людям единственную кандидатуру и, как пишет историк Николай Костомаров, "не допустил их ни рассуждать, ни спорить".

Все дальнейшее заседание было посвящено "исчислению" прав Бориса на престол и восхвалению его добродетелей и деловых качеств. Следующие три дня служили молебны в Успенском соборе. Патриарх велел делегатам поститься. На третий день патриарх с духовенством, боярами и "всенародным множеством" опять отправились в монастырь, били челом Борису, но тот снова отказался от царства.

Тогда на следующий день патриарх назначил крестный ход, и чтобы бабы с грудными младенцами шли ("много московского народу и с сущия младенцы"), а во главе процессии несли главную московскую святыню – образ Владимирской Божьей Матери. Перед этой акцией Иов объявил, что если Борис и на сей раз откажется, он будет отлучен от церкви, сами иерархи снимут с себя свои саны, облачатся в монашеские рясы и не станут служить в храмах, "и учинится святыня в попрании, христианство в разорении, и воздвигнется междоусобная брань, и все это взыщет Бог на Борисе Федоровиче".

Сцена из спектакля Мариинского театра "Борис Годунов" (2012). Постановка Грэма Вика, сценография Стюарта Нанна, дирижер Валерий Гергиев. Отрывок начинается обращением думского дьяка Андрея Щелкалова (Алексей Марков) к народу: "Православные! Неумолим боярин! На скорбный зов боярской думы и патриарха и слышать не хотел о троне царском..." Заканчивается строгим приказанием пристава "завтра быть в Кремле и ждать там приказаний" и реакцией народа: "А нам-то что? Велят завыть – завоем и в Кремле".

Денег за участие в крестном ходе не платили, однако "пособники Бориса ходили между чернью и объявляли, что, кто не пойдет просить Бориса на царство, с того возьмут пени два рубля". Огромная толпа заполнила монастырский двор в ожидании разрешения политического кризиса. "Приставы, – сообщает Костомаров, – заставляли народ кланяться, вопить и плакать... Многие москвичи из раболепства и страха, за недостатком слез, мочили глаза слюнями, а тех, которые неохотно вопили и кланялись, Борисовы пособники понуждали в спину пинками".

На этот раз Борис дал себя уговорить. Завидев лик Богородицы, он пал ниц перед образом и зарыдал. Между ним, патриархом и царицей-инокиней произошел диалог, из которого выяснилось, что призвание его на царство – воля Божья. "Пречистая Богородица с своим предвечным младенцем и великими чудотворцами возлюбила тебя, – поведал Борису патриарх, – изволила прийти и святую волю сына своего на тебе исполнить. Устыдись пришествия ее, повинись воле Божией и ослушанием не наведи на себя праведного гнева Господня".

Отказываться дальше не было никакой возможности. "Это ли угодно твоему человеколюбию, владыко! – воскликнул Борис. – И тебе, моей великой государыне, что такое великое бремя на меня возложила и предаешь меня на такой превысочайший царский престол, о котором и на разуме у меня не было?"

Как тут не сравнить:

Когда он закончил говорить, я сказал: "Знаете, Борис Николаевич, если честно, то не знаю, готов ли я к этому, хочу ли я, потому что это довольно тяжелая судьба". Я не был уверен, что хочу такой судьбы...

Сергей Соловьев отдает должное способностям и намерениям царя Бориса:

Муж чудный и сладкоречивый продолжал устраивать в Русском государстве много достохвальных вещей, по-прежнему ненавидел мздоимство, старался искоренить разбои, воровство, корчемства, был светлодушен, милостив и нищелюбив. Ради таких строений всенародных Борис в первые годы своего царствования был всем любезен.

Но сомнительная легитимность и страшное обвинение в смерти Димитрия травили ему душу:

Борис был болен страшною недоверчивостию, подозревал всех, боязливо прислушивался к каждому слову, к каждому движению, но и общество не осталось у него в долгу: каждый шаг его был заподозрен, ни в чем ему не верили; ...он, по уверению современного ему общества, отравил царскую дочь, самого царя, сестру свою царицу Александру, жениха своей дочери, сжег Москву, навел на нее хана! Царь и народ играли друг с другом в страшную игру.

Царствование Бориса погубила тень законного наследника. Пал и патриарх Иов. Руси суждено было пройти через годы разорения, одичания и тяжких бедствий, прежде чем на исходе Смуты воцарилась династия Романовых.