420 лет назад, 20 января 1598 года, скончался царь Федор Иоаннович. Династия Рюриковичей пресеклась. Впервые в истории царства Русь оказалась без очевидного преемника.
После ледяной стужи грозного царствования Ивана IV правление его кроткого и богобоязненного сына стало животворной оттепелью. О потеплении политического климата свидетельствуют многие иностранцы. Вот, в частности, свидетельство англичанина Джерома Горсея:
Были также по всей стране смещены продажные чиновники, судьи, военачальники и наместники, их места заняли более честные люди, которым по указу, под страхом сурового наказания, запрещалось брать взятки и допускать злоупотребления, как во времена прежнего царя, а [предписывалось] отправлять правосудие не взирая на лица; чтобы это лучше исполнялось, им увеличили земельные участки и годовое жалованье. Большие подати, налоги и пошлины, собиравшиеся во времена прежнего царя, были уменьшены, а некоторые совсем отменены, и ни одно наказание не налагалось без доказательства вины, даже если преступление было столь серьезным, что требовало смерти...
Другой англичанин, Джильс Флетчер, описывает характер молодого царя так:
Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен. Кроме того, что он молится дома, ходит он обыкновенно каждую неделю на богомолье в какой-нибудь из ближних монастырей.
Господь не сподобил Федора государственной мудростью. Он сознавал это и передал бразды правления своему шурину Борису Годунову. Ума и опыта Борису было не занимать, это признают все современники.
Историк Николай Устрялов, комментируя положительные отзывы о "премьерстве" Годунова, пишет: "И наши летописи, и современные писатели иностранные свидетельствуют единогласно, что никогда, в правление царей, Poссия не была так счастлива, как при Феодоре, под властью умного Бориса".
Царь был бездетным, но постричь жену Ирину и взять другую по примеру отца не хотел, потому что очень любил царицу. Сводный же младший брат его царевич Димитрий, удаленный вместе с матерью в пожалованный ему Углич, умер в мае 1591 года при подозрительных обстоятельствах. Чужеземцы дружно обвиняли в его смерти Годунова, а немецкий пастор Мартин Бер приписывал его козням даже бесплодие царицы:
Возведенный в достоинство правителя, Борис Годунов исполнял свою обязанность весьма усердно и благоразумно; привел в порядок запущенные дела, пресек многие злоупотребления, оградил права вдов и сирот. Изумленные деятельности его, Москвитяне говорили, что во всей России нет равного ему умом и что если, по кончине царя, умрет и Димитрий без наследника, то в целом государстве нельзя найти человека способнее Бориса к правлению. Узнав о сей молве чрез своих шпионов, Годунов задумал хитрыми и незаметными средствами овладеть со временем престолом; для сего он принял столь искусные меры, что набожный и слабоумный царь не имел от супруги своей, Ирины Федоровны, сестры Борисовой, ни одного наследника.
Наконец, и физический недуг царя Федора, который свел его в могилу, некоторые хроникеры считают происками Бориса и его сестры. "Я твердо убежден в том, что Борис ускорил его смерть при содействии и по просьбе своей жены, желавшей скорее стать царицею", – без всяких оговорок заявляет голландский купец и дипломат Исаак Масса. О том, что происходило у смертного одра Федора, Мартин Бер и другие иностранцы, получившие это сведение, вероятно, от одного источника, сообщает следующее:
Царица Ирина, сестра правителя, убеждала супруга вручить скипетр ея брату, давно уже и счастливо правившему государством. Но умирающий царь предложил его старшему из Никитичей, Феодору, имевшему на престол ближайшее право; Феодор Никитич отказался от царского скипетра и уступал его брату своему Александру; Александр предлагал честь другому брату, Ивану; Иван третьему брату, Михаилу, а Михаил какому-то знатному князю, так, что никто не брал скипетра, хотя каждому хотелось взять его, как после увидим. Умирающий царь долго передавал свой жезл из рук в руки, лишился наконец терпения и сказал: "возьми же его кто хочет; я не в силах более держать". Тут, сквозь толпу важных особ, заставлявших так долго упрашивать себя, протянул руку Борис и схватил скипетр.
Устрялов называет этот рассказ вымыслом: "Сказка: если бы царь предлагал скипетр Федору Никитичу Романову (в последствии патриарху Филарету) и его братьям, то без всякого сомнения о столь важном обстоятельстве было бы упомянуто в грамоте об избрании на царство Михаила Федоровича; но там именно сказано, что Феодор оставил престол супруге своей Ирине... Впрочем, Бер не сам выдумал эту басню: в Москве действительно верили, что умирающий царь наименовал своим преемником Федора Никитича Романова".
Таким образом, на престол должна была взойти вдовствующая царица. Ее и умолял народ, собравшийся у Кремля, не оставить их сиротами и принять царский венец. В этих мольбах, как свидетельствует летописец, участвовали и клир, и приказные, и люди всякого звания:
Вселенский же святейший патриарх, и митрополиты, и архиепископы, и епископы, и архимандриты, и игумены, и весь священнический чин, и вселенский собор, тако же и бояре, и дворяне, и дьяки, и дети боярския, и все приказныя люди, и гости, и весь московской народ... воздвигли плач неутешимый и молят ея.., чтоб она, благоверная государыня царица и великая княгиня Ирина Федоровна всеа Руси, государьства Московского не презрила и их бы сирых не оставила.
Но Ирина Федоровна вышла к народу и объявила, что намерена постричься в монахини, а царство предает "в руце живаго Бога, Господа нашего Исуса Христа, и пречистой Его Матери и великим московским чудотворцам".
Дальнейший сценарий избрания монарха был разыгран по всем правилам политического пиара. Исаак Масса рассказывает: однажды Борис Годунов вышел из дому и направился в церковь на заупокойную службу по Федору. Его тотчас обступили люди и пали перед ним ниц со словами: "Да здравствует наш царь и великий князь всея Руси Борис Федорович! Да будет он нашим государем милостивым!" Масса продолжает:
Борис остановился, представился испуганным и начал горько плакать, увы, то были крокодиловы слезы, что он проливал. И он спрашивал у народа: "Почто хотите вы обременить меня короной? Почто избрали вы меня в цари, самого скудоумного и ничтожного во всем государстве?"
Он долго отказывался и обязательно хотел легитимности, чтобы его выбрал земский собор. Союзник Бориса патриарх Иов устраивал регулярные шествия служилых людей (то есть бюджетников) с женами и детьми в Новодевичий монастырь, куда вслед за овдовевшей сестрой удалился Борис, и публично уговаривал его принять царский венец. Борис же картинно отказывался: "И в разум мне никогда не приходило, и в мысли того не будет, чтобы мне царствовать; как можно, чтобы я помыслил на такую высоту!"
Был созван собор, на котором партия Годунова составляла большинство. По сведениям Массы, предвыборной агитацией активно занималась царица Ирина, в иночестве Александра:
Царица, призвав к себе тайно многих сотников и пятидесятников, склонила их деньгами и лестными обещаниями к убеждению воинов и граждан не избирать на царство, если потребуется их голос, никого, кроме Бориса.
Патриарх назвал выборным людям единственную кандидатуру и, как пишет историк Николай Костомаров, "не допустил их ни рассуждать, ни спорить".
Все дальнейшее заседание было посвящено "исчислению" прав Бориса на престол и восхвалению его добродетелей и деловых качеств. Следующие три дня служили молебны в Успенском соборе. Патриарх велел делегатам поститься. На третий день патриарх с духовенством, боярами и "всенародным множеством" опять отправились в монастырь, били челом Борису, но тот снова отказался от царства.
Тогда на следующий день патриарх назначил крестный ход, и чтобы бабы с грудными младенцами шли ("много московского народу и с сущия младенцы"), а во главе процессии несли главную московскую святыню – образ Владимирской Божьей Матери. Перед этой акцией Иов объявил, что если Борис и на сей раз откажется, он будет отлучен от церкви, сами иерархи снимут с себя свои саны, облачатся в монашеские рясы и не станут служить в храмах, "и учинится святыня в попрании, христианство в разорении, и воздвигнется междоусобная брань, и все это взыщет Бог на Борисе Федоровиче".
Сцена из спектакля Мариинского театра "Борис Годунов" (2012). Постановка Грэма Вика, сценография Стюарта Нанна, дирижер Валерий Гергиев. Отрывок начинается обращением думского дьяка Андрея Щелкалова (Алексей Марков) к народу: "Православные! Неумолим боярин! На скорбный зов боярской думы и патриарха и слышать не хотел о троне царском..." Заканчивается строгим приказанием пристава "завтра быть в Кремле и ждать там приказаний" и реакцией народа: "А нам-то что? Велят завыть – завоем и в Кремле".
Денег за участие в крестном ходе не платили, однако "пособники Бориса ходили между чернью и объявляли, что, кто не пойдет просить Бориса на царство, с того возьмут пени два рубля". Огромная толпа заполнила монастырский двор в ожидании разрешения политического кризиса. "Приставы, – сообщает Костомаров, – заставляли народ кланяться, вопить и плакать... Многие москвичи из раболепства и страха, за недостатком слез, мочили глаза слюнями, а тех, которые неохотно вопили и кланялись, Борисовы пособники понуждали в спину пинками".
На этот раз Борис дал себя уговорить. Завидев лик Богородицы, он пал ниц перед образом и зарыдал. Между ним, патриархом и царицей-инокиней произошел диалог, из которого выяснилось, что призвание его на царство – воля Божья. "Пречистая Богородица с своим предвечным младенцем и великими чудотворцами возлюбила тебя, – поведал Борису патриарх, – изволила прийти и святую волю сына своего на тебе исполнить. Устыдись пришествия ее, повинись воле Божией и ослушанием не наведи на себя праведного гнева Господня".
Отказываться дальше не было никакой возможности. "Это ли угодно твоему человеколюбию, владыко! – воскликнул Борис. – И тебе, моей великой государыне, что такое великое бремя на меня возложила и предаешь меня на такой превысочайший царский престол, о котором и на разуме у меня не было?"
Как тут не сравнить:
Когда он закончил говорить, я сказал: "Знаете, Борис Николаевич, если честно, то не знаю, готов ли я к этому, хочу ли я, потому что это довольно тяжелая судьба". Я не был уверен, что хочу такой судьбы...
Сергей Соловьев отдает должное способностям и намерениям царя Бориса:
Муж чудный и сладкоречивый продолжал устраивать в Русском государстве много достохвальных вещей, по-прежнему ненавидел мздоимство, старался искоренить разбои, воровство, корчемства, был светлодушен, милостив и нищелюбив. Ради таких строений всенародных Борис в первые годы своего царствования был всем любезен.
Но сомнительная легитимность и страшное обвинение в смерти Димитрия травили ему душу:
Борис был болен страшною недоверчивостию, подозревал всех, боязливо прислушивался к каждому слову, к каждому движению, но и общество не осталось у него в долгу: каждый шаг его был заподозрен, ни в чем ему не верили; ...он, по уверению современного ему общества, отравил царскую дочь, самого царя, сестру свою царицу Александру, жениха своей дочери, сжег Москву, навел на нее хана! Царь и народ играли друг с другом в страшную игру.
Царствование Бориса погубила тень законного наследника. Пал и патриарх Иов. Руси суждено было пройти через годы разорения, одичания и тяжких бедствий, прежде чем на исходе Смуты воцарилась династия Романовых.
