На IMC недавно публиковали подборку английских неологизмов вроде complisult или residustrial. Вот еще один, самодельный: legaylization, «легейлизация». Пусть это слово будет означать процесс принятия обществом гомосексуальных отношений, социальной «легализации» геев.
Мне кажется, с принятием более полугода назад закона «о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений» (емко и верно прозванного «антигейским законом»), Россия, осознанно или нет, встала на путь «легейлизации». Пройдет несколько лет, и геи, благодаря Кремлю, станут такой же привычной частью жизни России, как в Германии, США или Франции.
В России девяностых, нулевых и ранних десятых гомосексуализм, будучи декриминализован (кстати, лишь с июня 1993 года), тем не менее фактически оставался табуирован. Открытых геев почти не существовало, даже звезды эстрады не могли позволить признаться в своих пристрастиях, заводя фиктивные браки, рожая или усыновляя детей. Каминг-аут мог разрушить человеку карьеру и жизнь. Трудно сказать, почему Россия оказалась столь нетерпима к геям. Возможно, российское общество в своей зверино-патриархальной иерархии еще слишком близко к некоторым животным группам, где гомосексуальные контакты тесно связаны с вопросами доминирования и подчинения самцов друг другу.
(Такое же поведение, кстати, наблюдается и в тюрьмах. В тюрьме гомосексуализм – не тип сексуального поведения, а характеристика заключенных, занимающих низшие ступени в социальной иерархии. Для постсоветской России, наследницы СССР, где «полстраны сидело, а полстраны охраняло», неудивительно, что гомосексуализм имел прочные ассоциации с социальной дискредитацией. Если из каждого утюга – Михаил Круг, а «блатным» быть почетнее, чем врачом или инженером, естественно, что гомосексуализм не будет восприниматься нормально).
При этом, повторюсь, геи не подвергались серьезным гонениям. У меня, как и у многих других жителей крупных городов, немало знакомых-геев. Я не могу сказать, что они существовали в каком-то ужасающем подполье и скрывали свои любовные пристрастия. Они просто не выставляли их напоказ. Но при этом никто не бросал их в тюрьмы, не лишал работы, не клеил им на спины голубые треугольники. Было ощущение, что геи и основная часть общества достигли негласных договоренностей: мы не вывешиваем на балконах радужные флаги, а вы не лезете в нашу личную жизнь.
Но вот принят упомянутый закон. И за какие-то семь месяцев гомосексуалисты, раньше вообще не являвшиеся осязаемой частью общества, вдруг превратились в крупное политическое и общественное явление.
До этого я ничего не слышал о ЛГБТ-активистах. Не встречал ни одного и никогда. Сейчас дня не обходится, чтобы в печати или на телевидении не встретить этот загадочный термин. До июня 2013 года никому и в голову не приходилось защищать права геев, потому что для большей части России не существовало никаких геев, а следовательно и их прав.
Еще пару лет назад было невозможно представить, что президент Владимир Путин (к слову, альфа-самец) серьезно и терпеливо обсуждает с иностранными корреспондентами права гомосексуалистов в России. Для серьезного пацана раньше даже разговаривать о геях было чем-то почти неприличным, «зашквар». Теперь – пожалуйста, разговаривают. А так как Владимир Путин является крупнейшей медийной персоной в стране, вслед за ним о геях начинает задумываться и все общество. И каминг-ауты отечественных гомосексуалистов, пока еще редкие и робкие, начались. И вдруг оказалось, что публичное признание себя геем не означает социального и профессионального краха.
Пусть пока еще общество в целом настроено враждебно, иронически или критично. Но если в социуме происходит осознание, что существует какая-то группа людей, имеющих общий признак, то неизбежно придет понимание того, что у этих людей есть права, в первую очередь – право на человеческое достоинство. Они не могут быть изгоями по причине, которая не является следствием их осознанного выбора. Парадоксальным образом, несмотря на принятие дискриминационных «антигейских» законов, российское общество за какие-то последние полгода сделало самый важный шаг – оно признало существование геев и наличие у них амбиций на определенные права (подчеркну – не на эксклюзивные права, а на равные с прочими). До признания этих прав пройдет еще немало времени, но это неизбежно.
Невозможно представить, чтобы идеологи Кремля не просчитали таких последствий принятия «антигейского» закона, тем более в преддверье крупных международных событий вроде Олимпиады в Сочи. Думаю, для них было очевидно, что тема гомосексуализма станет одной из ключевых в общественно-политической повестке страны. Поэтому я склонен думать, что «легейлизация» – осознанная политика. По сути, власть сделала российским геям подарок – не прибегая к репрессиям, ввела их проблемы в дискуссионное поле, легализовав вопрос о правах и будущем гомосексуалистов в России.
Иногда я думаю, что общества вырабатывают толерантность к отдельным социальным группам, только пережив периоды гонений представителей этих групп (и ужаснувшись их последствиям). Грубо говоря, причины американского уважения к правам человека лежат, в том числе, в позорном периоде рабства и дискриминации негров. Зато теперь права черных защищены едва ли не лучше, чем права белых. По сути, в России власть устраивает геям «мягкие», «ненастоящие» гонения, не заражая общество настоящей болезнью, делает ему прививку. Но антитела все равно выработаются, и положение гомосексуалистов изменится в лучшую сторону.
Кому это выгодно и почему так случилось? Как знать. Может быть, среди идеологов Кремля есть немолодой гомосексуалист, который через весь свой век пронес лишения двойной жизни, страх разоблачения, уныние семейного несчастья. И представим, что этот умный и прозорливый гомосексуалист просто хочет дожить до того дня, когда в России можно будет спокойно сказать: «Я – гей». И ничего не случится.
