Яков Кротов: Этот выпуск программы посвящен атеизму, христианству, а главное – Рождеству. Все знают сказку Диккенса "Как украсть Рождество", но сегодня многим людям кажется, что Рождество крадет у них гуманизм, крадет их убеждения, потому что обязательный праздник - а праздник ли он?

Начнем с короткого видеоинтервью с членом Российского гуманистического общества Валерием Кувакиным. Должно ли Рождество быть государственным праздником? Как это с точки зрения атеизма?

Валерий Кувакин: Делать Рождество государственным праздником нецелесообразно по ряду обстоятельств. Во-первых, это противоречит Конституции Российской Федерации, статья 14-я которой говорит, что Россия – это светское государство, и следовательно, никакая религия, никакая Церковь не является государственной.

Во-вторых, это будет немножко несправедливо по отношению к другим религиям, которые тоже могут сказать: "Мы хотим, чтобы и наш праздник был". И не только религии, но и свободомыслящие, неверующие, атеисты, скептики скажут: "У нас свое мировоззрение, и давайте делать праздники в соответствии с ним". Праздник светского гуманизма, например - почему бы нет?

И это немножечко психологически неприятно, потому что, если государство сделает православный праздник официальным, это будет означать, что православие снова становится инструментом в руках государства: хотим сделать государственным – сделаем, не хотим – не сделаем. Хотим патриарха – сделаем, не хотим патриарха, как Петр I, – не будет патриарха. Это демонстрирует как раз некую унизительную зависимость Церкви от государства.

К сожалению, так всегда было в России, и эта тенденция просматривается и сейчас: государство берет все большую власть над Церковью, а Церковь, пользуясь этим, пытается установить в России некую мировоззренческую, идеологическую монополию. Это все очень неправильно, очень далеко от демократии, от справедливости, от принципа свободы совести.

Яков Кротов: У нас в гостях юрист и правовед Сергей Иванеев, доцент кафедры конституционного и международного права Университета "Синергия" и в то же время президент Ассоциации "Граждане XXI века за развитие светскости и гуманизма", и Михаил Ситников, руководитель интернет-ресурса "РелигиоПолис", православный религиовед. Оба гуманисты.

Что же вы тогда не поделили? Может быть, соединить "РелигиоПолис" и Ассоциацию?

Михаил Ситников: А почему религиозный человек не может быть гуманистом, если основа учения Христа заключается в том, чтобы человек возлюбил ближнего? Что такое любовь – вот что должен постичь настоящий верующий христианин. Разве это не зародыш гуманизма?

Сергей Иванеев: Нет никаких препятствий для взаимодействия верующих и неверующих.

Яков Кротов: А вы за то, чтобы Рождество было государственным праздником?

Сергей Иванеев: Я против.

Яков Кротов: А 9 мая?

Сергей Иванеев: Обязательно.

Яков Кротов: А 23 февраля?

Сергей Иванеев: Обязательно.

Яков Кротов: Но ведь есть пацифисты, сторонники альтернативной службы, не желающие брать в руки оружие, как Свидетели Иеговы, да и многие секулярные отказники, а вы им предлагаете 23 февраля и 9 мая!

Сергей Иванеев: А это не нарушит их прав.

Яков Кротов: А Валерий Александрович говорил, что это даже немного унизительно: я атеист, а мне предлагают праздновать Рождество…

Сергей Иванеев: Я думаю, само по себе официальное празднование Рождества несет угрозу, потому что другие конфессии, противостоящие православию, в ответ начинают требовать, в свою очередь, различных льгот и преференций. Духовное управление мусульман, например, в ответ на внедрение "Основ православной культуры" в 2018 году планирует внедрять "Основы исламской культуры" в районах традиционного проживания мусульманского населения. А мусульманская умма затрагивает практически все субъекты РФ, и еще неизвестно, как это будет претворяться в жизнь и к каким конфликтам приведет.

Яков Кротов: А почему к конфликтам? Ну, будет человек знать и христианство, и ислам…

Сергей Иванеев: Но ведь понятно, что эти две религии далеки от дружбы друг с другом, как бы нас ни пытались убедить в их миролюбии.

Михаил Ситников: Государственное дело – обучать человека естественным наукам, математике, языкам и не брать в свой актив те сферы, которые по закону отделены от государства. Какой может быть государственный праздник Рождество? Он может быть чтимым народным праздником для тех, для кого это праздник.

Сергей Иванеев: Михаил Николаевич, невзирая на наш мировоззренческий антагонизм, в рамках реализации свободы слова постоянно публикует меня.

Яков Кротов: Готовясь к программе, я посмотрел ваш блог, и первое, что увидел, это запись выступления Евграфа Дулумана о Рождестве. Признаться, когда Дулуман стал объяснять, что во II веке, в I веке христиане ходили на языческие праздники, мне стало как-то скучно, потому что оснований это утверждать, в общем, нет. И то, что христианские апологеты возражали против христианского участия в языческих праздниках, напоминает: не участвовали. Но я так понял из вашего комментария, что для вас Евграф Дулуман – это все-таки авторитет.

Сергей Иванеев: Безусловно! И друг.

Яков Кротов: Но я боюсь, что для многих русских православных… В 1958 году Дулуман, будучи профессором Ленинградской духовной академии, через сутки выступает в "Комсомольской правде" с обличением Ленинградской духовной академии православия. Отец Александр Мень, который тогда был всего лишь дьяконом, вспоминал, что религиозный самиздат начался с довольно сердитого стихотворного памфлета о новом Иуде – Евграфе Дулумане. По-вашему, это было нормально – такой квантовый переход?

Сергей Иванеев: Употребление термина "Иуда" по отношению к памяти этого великого представители свободомыслия оскорбляет мой разум. Нужно учитывать время, в которое сложились его взгляды и убеждения. Я хочу привести эпизод, который мне стал известен из воспоминаний его родственников. Когда дети приходили на Пасху и приносили домой крашеные яйца, Евграф Каленикович выбрасывал эти яйца в форточку, настолько сильна в нем была непримиримость по отношению к христианству. На сегодняшний день это, конечно же, не так.

Яков Кротов: То, что он потерял веру, это личный выбор, но он потерял веру и в "Комсомольскую правду". Вот вы пишете: "В последнее время церковники взяли себе на вооружение новую тактику. Чтобы показать себя прогрессивными служителями культа, они приглашают якобы для диалога атеистов на телеканал или христианское радио, чтобы иезуитски не давать высказаться аргументированно, не давать времени на ответы и всячески забивать эфир своими разглагольствованиями. Все это делается для хитрой пропаганды православного шовинизма".

А чем отличается та ситуация, которую вы описали? Ведь "Комсомольская правда" не давала Дулуману возражать. До 1990 года атеистическая пропаганда велась на сто процентов монопольно! Вам это нравится?

Сергей Иванеев: Безусловно, нет! И поэтому ошибки того периода до сих пор мешают нам построить гуманистическое общество. Вот именно такой догматический, кондовый советский научный атеизм, когда многие цитировали Маркса, не понимая Маркса, и привел к тому, что мы сейчас имеем. Поэтому, кстати, Дулуман в конце жизни признал ошибочность советского научного атеизма, начал вступать в переписку с представителями свободомыслия других стран.

Михаил Ситников: Да, сейчас все по-другому, только матрица не изменилась, и получается такая некрасивая вещь. Если раньше "Комсомольская правда" не давала говорить, то сейчас клерикальная система и проклерикальная государственная пропаганда не дает возражать. Это можно наблюдать по нашим СМИ. Слава Богу, не все возможно заглушить, все-таки XXI век, 1937 год далеко…

И еще один момент. Сергей Васильевич имеет в виду, на мой взгляд, не ценности христианства, а то, что мотивируется этими ценностями. Это клерикальная идеология. Любую веру, которая означает – постичь сложное понятие "любовь" и постоянно напоминать самому себе о нем, что ведет к спасению, – можно мотивировать совершенно другими целями. Ведь сейчас большинство тех, кто называет себя верующими, верят не в Бога, а в патриарха, в лучшем случае – в организацию или в ее идеологию, выгоду или авторитет. Где же здесь та вера, за которую стоит страдать?

Яков Кротов: В атеизме есть место любви?

Сергей Иванеев: Безусловно! Крупный советский ученый Юрий Левада сказал, что атеистом может быть только человек, который находится на вершине философской культуры. И вообще, надо шире рассматривать понятие атеизма, говорить о свободомыслии. Кстати, из всех учебников по научному религиоведению, которые сегодня издаются, исключен раздел "История свободомыслия".

Вот вы процитировали мой комментарий в соцсети. Нельзя говорить о его научности. Он основывался на том, что меня пригласили выступить на православный телеканал "Спас", отсняли часовую передачу, а потом сняли ее с эфира. А когда я попытался выяснить, почему это произошло, мне дали понять, что кураторы телеканала посчитали, что данная программа не принесет пользы. И это было не только со мной, других атеистов тоже не ставили в эфир.

Я сделал вывод, что это новая политика Московской патриархии и телеканала "Спас", которая направлена на активизацию православия и связана с желанием показать себя некой прогрессивной религией, не чуждой идеям гуманизма. Приглашают людей, имеющих другие взгляды и убеждения, и если они не являются убежденными атеистами, если это сомневающиеся, агностики, которые не могут достойно ответить, то их ставят в эфир, и каждую субботу в восемь вечера идет программа "Разговор с атеистом". А убежденных атеистов, последовательно отстаивающих свои атеистические убеждения, просто не ставят в эфир. Из этого я сделал вывод, что все это делается в рамках реализации свободы слова, совести, вероисповедания, но в своих интересах.

Яков Кротов: Упоминая о том, что в армии идет насаждение православия, вы указываете, что патриарх сформулировал основной аргумент необходимости православия в армии тезисом: "Самым главным приоритетом является страх Божий, страх как нравственная категория". И отсюда вы делаете вывод, что православие воспитывает плохого солдата: "К чему может привести такое воспитание военнослужащих, предположить нетрудно. Недаром еще Георгий Валентинович Плеханов замечал, что свойственный новейшему человечеству страх смерти, обуславливающий собой современное религиозное учение о бессмертии души, есть продукт индивидуализма". То есть верующий солдат – плохой солдат?

Михаил Ситников: Тут, наверное, надо говорить не столько о солдатах, сколько о различии между человеком религиозным и атеистом. Ведь принципиальное различие заключается в том, что один верит или как-то иначе опирается на высшую опору (и это не каждому дано: вера – это талант, дар Божий), а атеист полностью берет на себя ответственность за все свои действия, идеи, мысли и поступки. То есть атеист отличается от верующего лишь спектром видения опоры: он видит ее в себе. Может быть, он не знает, что у него внутри есть искра Божия, но отвечает за все он. И человек в погонах со знанием своей ответственности за родину, семью, землю, конечно, будет хорошим солдатом. А плохой верующий, которых сейчас стало слишком много, потому что действительно религиозных людей мало, и само понятие религии исказилось (религия – это уже не внутреннее видение, а принадлежность, как партийная принадлежность), - такие солдаты будут проигрывать перед атеистами.

Яков Кротов: А хороший верующий будет хорошим солдатом?

Михаил Ситников: Да, потому что он всегда будет сознавать, что он ответственен за того ближнего, которого он любит.

Сергей Иванеев: Я никогда не выступал против религии в армии, потому что, являясь конституционалистом, я понимаю, что священники в армии регламентированы действующим международным гуманитарным правом, Женевскими конвенциями. Мы говорим о другом: под видом священников в армии в нарушение Федерального закона о статусе военнослужащих, запрещающего создание религиозных объединений в вооруженных силах, в органы военного управления внедряются представители черносотенной идеологии, которые, в соответствии с "Положением о порядке работы с верующими военнослужащими", взяли на себя функции замполитов. Служитель культа не имеет права заниматься воспитательной работой, но именно регламентированные обязанности помощника командира воинской части по работе с верующими военнослужащими и сам штат Министерства обороны, где создано данное управление, как раз возложили на священников в армии функции замполитов. Вот против чего мы выступаем - против нарушения Конституции и федерального законодательства.

Яков Кротов: А что вы вкладываете в понятие "черносотенная идеология"? Михаил Николаевич – черносотенный?

Сергей Иванеев: Нет, конечно! Михаил Николаевич – гуманист, а представитель черносотенной идеологии – это человек, который, основываясь на учения Иоанна Кронштадтского и других идеологов данного движения, испытывает неприязнь к представителям еврейской нации. Теория так называемого жидомасонского заговора (якобы евреи распяли Христа, совершив ритуальное убийство царя Николая Романова) - эта черносотенная идеология пронизывает всю структуру сегодняшней Церкви.

Яков Кротов: То есть священники в армии, по вашим сведениям, проповедуют именно такие взгляды?

Сергей Иванеев: Далеко ходить не надо, давайте посмотрим ту духовную литературу, которая распространяется в органах военного управления. Убиенный священник Даниил Сысоев открыто пишет, что тот человек, который не верит в Христа, - нехороший человек, не говоря уже о представителях коммунистических взглядов или других религиозных объединений. Эта церковная ортодоксия, этот религиозный фундаментализм под маской православия несет угрозу принципам светского государства.

Ленин был прав, когда говорил о православии, что это казенная Церковь, жандармы в рясах. Безусловно, они выполняют свою политическую функцию, являются верной опорой действующего режима.

Михаил Ситников: И сейчас именно эта функция идеологов, к сожалению, возвращается. Верующие люди в армии – это совершенно естественное явление, и там они есть. Там есть и православные, и католики, и протестанты, и иудаисты, и буддисты, и кто угодно. Но армия – это тоталитарная система, никуда не денешься, и это хорошо, там единая идея – защита отечества всеми возможными силами, и второе – абсолютное четкое вертикальное послушание, то есть военнослужащий обязан выполнять приказы.

Яков Кротов: Международное законодательство, специалистом по которому вы являетесь, запрещает солдату выполнять преступные приказы.

Сергей Иванеев: Не только международное, но и национальное законодательство, и устав внутренней службы запрещает выполнять преступный приказ, и человек, который его выполняет, несет уголовную ответственность. Простой пример – действия командира спецназа ГРУ Ульмана в Чеченской республике, который в условиях контртеррористической операции выполнял боевые задачи: расстреляли чеченцев, и он понес уголовную ответственность. Он оправдывал свои действия законами военного времени, но мы знаем, что в данный момент он находится в федеральном розыске, и суд принял решение, что все его действия были преступны.

Михаил Ситников: Речь идет о структуре, а не о людях. Если в тоталитарной структуре появляется один человек, который вдруг видит признаки преступности приказа, отданного безумным командиром (уничтожить детей, например), то он может и обязан отказаться как нравственный человек. Но структура от этого ни в коем случае не перестанет быть тоталитарной, подверженной единой идеологии. Если она станет иной, это будет не армия, а ватага.

Яков Кротов: А в промежутке с 25 октября по 23 августа было лучше, когда духовенства в армии не было, а научный атеизм был?

Сергей Иванеев: В советское время во главу угла ставился тезис о формировании научного мировоззрения как условие боеготовности войск.

Яков Кротов: А что такое научное мировоззрение?

Сергей Иванеев: Научное мировоззрение – это когда человек руководствуется федеральным законодательством и здравым смыслом.

Михаил Ситников: Да, в принципе, так оно и есть, потому что научное мировоззрение – это мировоззрение, основывающееся на фактах, которые можно проверить, доказать или опровергнуть. Если нехорошо бить человека по лицу, научное мировоззрение всегда это докажет. А что касается батюшки, который говорит: "Берите камни, идите и бейте их камнями", - это не научное мировоззрение.

Яков Кротов: Мы начали говорить о Рождестве, но съехали на армию - наверное, потому, что Рождество плавно переходит в избиение младенцев, когда солдаты выполняют приказ, который одни считают преступным, а другие - чисто научным.

Кстати, становится понятно, почему Россия помогает Сирии: ведь Христа распяли не евреи - это, видимо, были сирийские солдаты под римской эгидой, но контингент был в основном сирийский. Получается, что сирийцы распяли Христа. Приказ распять Христа был преступным?

Сергей Иванеев: В соответствии с каким законодательством?

Яков Кротов: Действующим.

Сергей Иванеев: Иудейским законом?

Яков Кротов: Римским. Поскольку Иудея потеряла независимость еще в VII веке до рождества Христова, она всегда жила по законам той империи, в которую входила. На момент распятия Спасителя она входила в Римскую империю, поэтому члены Синедриона и говорят Понтию Пилату: "Ваш закон не разрешает нам приводить в исполнение смертные приговоры. Мы просим тебя привести в исполнение".

Так распинать или не распинать?

Михаил Ситников: Если Синедрион обвинил и приговорил, то Пилат лишь исполнитель.

Яков Кротов: А все-таки страх Божий – корень индивидуализма?

Михаил Ситников: У любого человека, и у религиозного, и у не религиозного, существует начало, которое называется совестью. Светское пространство существует для того, чтобы в нем жили и позитивно развивались люди, имеющие совесть, независимо от того, религиозные они или не религиозные. Светское пространство – это не атеистическое или исламское пространство, оно общее, и гуманизм – это то, что христиане называют любовью к ближнему.

Яков Кротов: А вы берете назад слова, что страх Божий делает человека эгоистом, индивидуалистом и плохим солдатом?

Сергей Иванеев: Нет. Именно эта фраза, которую вы процитировали из моей статьи, говорит о том, что человек, выполняющий боевую задачу, в первую очередь думает о своей душе и о том, куда попадет его душа. То есть он переживает о том, что будет после, о грехе, а он не должен думать о грехе, он должен четко выполнять поставленную боевую задачу!

Яков Кротов: А если он неверующий, но думает, скажем, о невесте, это можно?

Сергей Иванеев: Конечно!

Яков Кротов: Так это тоже помешает ему выполнять поставленную задачу! Он будет хотеть вернуться к невесте. А верующий человек будет думать: ах, если я пожертвую собой за родину, то я буду не в девятом круге ада по грехам, а в восьмом, и лучше я смело пойду в бой!

Сергей Иванеев: Сейчас церковники взяли на вооружение одну формулу: в окопах атеистов нет.

Михаил Ситников: Мы очень часто одним и тем же словом называем разные вещи. Так же и здесь. Да, перед страхом смерти, перед этой угрозой, ужасом и кошмаром все люди становятся одинаковыми, и там нет ни атеистов, ни верующих. Все переходят на новую ступень самосознания. Верующий скажет: это моя опора. Для атеиста это будет пик его жизни, самый острый момент. Но ощущать они при этом будут приблизительно одно и то же.

Яков Кротов: Что, верующий человек ничем не отличается от атеиста?

Михаил Ситников: Человек от человека ничем не отличается. Вот мы с Сергеем Васильевичем являемся хорошими друзьями, он - убежденный атеист, я религиозен, но у нас с ним очень много общего. Мы с ним оба сталкиваемся с такой очень больной вещью, как несправедливость.

Яков Кротов: То есть вы вдвоем в окопе против несправедливости.

Сергей Иванеев: Совершенно верно!

Михаил Ситников: Но мы оба учимся делать что-то, что приносит реальную пользу. Это нас объединяет. И мы оба помним, что мы люди. Самое главное – быть человеком здесь.

Яков Кротов: Сергей Васильевич, а кто для вас хуже – православный антисемит-черносотенец, который с удовольствием пойдет в атаку и всех перестреляет, или Свидетель Иеговы, который откажется брать в руки оружие? Или вы хотите золотую середину?

Сергей Иванеев: Нет такого понятия, что кто-то хуже, а кто-то лучше.

Яков Кротов: Нет, кто-то лучший солдат, а кто-то худший…

Сергей Иванеев: С точки зрения свободы совести, деление людей на верующих и неверующих, как сейчас это принято у власти, – это вообще нарушение. Водораздел проходит не между верующими и неверующими, а между добром и злом.

Яков Кротов: И все-таки вы считаете, что армия до 1990 года в силу того, что там господствовал научный атеизм, была лучше, чем в наши дни?

Сергей Иванеев: Не из-за научного атеизма, нет! Была консолидация общества, и в силу ряда причин был консолидирован офицерский корпус.

Мы живем в обществе, где нарушаются базовые принципы конституционализма, такие как принцип верховенства права, демократии, разделения властей, здесь существует огромнейшая поляризация между бедными и богатыми. Когда человека призывают в армию, у него уже есть свой взгляд на общественные отношения: что закон не работает, что существует несправедливость.

Яков Кротов: И тут ему дают автомат…

Сергей Иванеев: Да. И научное мировоззрение, если его вернуть, послужит консолидации органов военного управления.

Михаил Ситников: Дело в том, что научное мировоззрение, научный подход – это некое эсперанто, которое помогает сосуществовать людям самых разных религий и неверующим. Мы знаем, что у нас есть (и, кстати, были в советское время) верующие ученые, религиоведы, занимавшиеся религией под лейблом научного атеизма. Они были верующими людьми, но занимались чистой наукой. Они лишены каких-либо конфессиональных или религиозных, вероисповеднических пристрастностей при рассмотрении научных вопросов.

У меня есть замечательный знакомый в Санкт-Петербурге – специалист по Востоку, очень известный ученый, который является верующим человеком, и он никогда не будет изучать все многообразие восточных религий с точки зрения православия, как это делается, допустим, в Свято-Тихоновском институте. И если есть возможность диалога, то мы все его ведем на том самом эсперанто – на уровне науки, на уровне человеколюбия, на уровне человека, а не на уровне чьего-то неверия и моей веры.

Яков Кротов: Почему тогда законодательство, которое представляет Сергей Васильевич, освобождает от службы в армии студентов и людей с высшим образованием? Причем это идет с XIX века. Если научное мировоззрение помогает военному делу, надо, наверное, наоборот, не брать в армию людей, пока они не защитят магистерку, а желательно – степень доктора наук, а еще лучше – брать, только начиная с членкоров? Но научное мировоззрение – это означает, прежде всего, все ставить под сомнение. Это какой же будет солдатик?

Сергей Иванеев: Да, это опасность для политической элиты!

Яков Кротов: А вы верите, что у меня научное мировоззрение, поэтому я почти каждую неделю спрашиваю себя, точно ли Бог есть?

Сергей Иванеев: Попробую ответить вопросом на вопрос. Яков Гаврилович, допускаете ли вы такую мысль, что, возможно, вы потеряете веру в Бога и станете убежденным безбожником?

Яков Кротов: Я был атеистом!

Сергей Иванеев: А я, наоборот, могу заболеть каким-нибудь психическим заболеванием и уверовать в Христа, стать, как Энтео, проповедником… Украинский мыслитель Иван Франко, который всю жизнь боролся с Богом и даже написал гимн атеизма, в конце жизни попал в богадельню и уверовал в Бога. Такое тоже возможно.

Яков Кротов: Но если вы сойдете с ума, станете верующим и придете ко мне креститься, я вам откажу. Чтобы креститься, нужно быть в здравом уме и даже желательно с сомнениями.

Сергей Иванеев: Мой опыт проведения диспутов с верующими и неверующими привел меня к мысли, что подобные диспуты не приносят пользы по одной простой причине: верующие еще больше укрепляются в своей вере, а неверующие - в своем неверии.

Яков Кротов: А вы любите понятие "толерантность"?

Сергей Иванеев: Использую.

Яков Кротов: Евграф Дулуман покаялся, изящно назвав это недоработками: сказал, что были недоработки в атеистической работе.

Сергей Иванеев: Да, он пришел к выводу, что новые атеисты Запада обошли в своем развитии наших советских атеистов.

Яков Кротов: А то, что в конце 50-х, когда он в "Комсомолке" проповедовал атеизм, священников сажали, причем за веру, это его так и не беспокоило? Вы же знаете, что были хрущевские гонения на Церковь.

Сергей Иванеев: Конечно, эти перегибы были.

Яков Кротов: Перегибы, недоработки - и на пять лет в концлагеря… Так вам не нравится то, что было при советской власти?

Сергей Иванеев: В условиях советской действительности, конечно, было очень много отрицательных явлений, но также было очень много положительного.

Яков Кротов: А что именно вы предложили бы возродить из советской действительности в том, что касается взаимоотношений верующих и неверующих? Ну, вот что возродить, что добавить, что изменить в армии?

Сергей Иванеев: Прежде всего, в армии необходимо укрепить единоначалие, авторитет командира, офицера, потому что без единоначалия армия будет не боеготовна.

Яков Кротов: То есть священник мешает принципу единоначалия?

Сергей Иванеев: Нет, не священник, а помощник командира воинской части по работе с верующими, выполняющий функции замполита.

Яков Кротов: А замполит не мешал единоначалию?

Сергей Иванеев: Замполит в условиях советской действительности был настоящим помощником командира. Они смотрели за тем, чтобы не было коррупции, которая сегодня процветает. В условиях советской действительности не было того негатива, который мы видим сейчас.

Яков Кротов: То есть в армии не было пыток, дедовщины?

Сергей Иванеев: Дедовщина была, и с ней боролись, хотя, может быть, и не совсем эффективно.

Яков Кротов: А можно строить в военной части Церковь, если солдаты скинутся?

Сергей Иванеев: Закон о статусе военнослужащих запрещает строительство культовых сооружений на территории воинских частей.

Яков Кротов: А как же их строят?

Сергей Иванеев: Нарушают Конституцию и закон о статусе военнослужащих.

Яков Кротов: Хорошо, храмы сносим и обязательно отпускаем солдат в воскресенье, если они православные, в субботу, если они иудеи, и в пятницу, если мусульмане?

Сергей Иванеев: Действующий Федеральный закон о статусе военнослужащих ни в коем случае не ущемлял права верующих военнослужащих. Наоборот, он был эффективным средством помощи командиру для работы с верующими. Если человек изъявлял желание причаститься, исповедаться, то ему выписывали увольнительную, и он шел в соседнюю церковь, либо приглашали священника. Но священник не получал денежное довольствие из бюджета Министерства обороны, не получал жилые помещения за счет Минобороны. А сегодня они имеют очень хорошую зарплату.