Александр Подрабинек: Кто не сталкивался с обманом? Вам предлагают что-то приобрести, расписывают достоинства, обещают море удовольствия. Вы приходите домой, открываете, включаете, а это оказывается не совсем то, что вы ожидали. Или даже совсем не то.

А иногда стране предлагают нового политического лидера, расписывают его в лучших красках, и вы отдаете за него свой единственный голос. А после выборов он приходит к вам домой, и вы видите, что это совсем не то, на что вы рассчитывали. Совсем не то, что вам обещали и чему вы поверили.

Так это вам товар подменили, или вы поленились проверить его, когда выбирали?

Неудачную покупку можно вернуть в магазин. Неудачного политика вернуть в исходное положение гораздо труднее. Сколько раз в России людям обещали одно, а давали совсем другое?

Рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Королев.

Андрей Королев: 25 октября 1917 года по старому стилю. Власть в Петрограде оказывается в руках вооруженных рабочих и матросов, Временное правительство низложено. В России начинается отсчет новой эпохи, которую почти 70 лет спустя назовут погружением в мифы. Новая власть во главе с Владимиром Ульяновым принимает первые законы о земле, мире и власти. Декрет о мире провозгласил выход России из войны и призывал народы и правительства воюющих стран заключить перемирие. Декрет о земле отменял частную собственность на землю и устанавливал уравнительные права землепользования с периодическими переделами земли. Декрет о власти провозгласил переход управления страной к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Был избран новый состав ЦИК и создан Совет народных комиссаров во главе с Лениным. Правительство и его декреты должны были действовать до созыва Учредительного собрания.

За несколько десятилетий советской власти утоплено в крови более тысячи крестьянских восстаний и рабочих митингов в Екатеринославле, Астрахани, Воткинске, Туле, Уфе и других городах. Расправы над людьми становились тем жестче, чем пафоснее были обещания. Декрет о земле как социализация сельского хозяйства без права частной собственности превратился в насильственную коллективизацию, открывшую середнякам дорогу в сталинский ГУЛАГ и утопившую страну в голоде. Результатом декрета о мире стало подписание унизительных Брестских договоренностей, по сути, развязавших гражданскую войну внутри России. Декрет о власти окончился разгоном излишне либерального Учредительного собрания. Страна окончательно встала на путь красного террора, продолжая пичкать обычных граждан газетным блефом об индустриализации, в действительности вершившейся руками миллионов политзаключенных, и о правах и свободах, заканчивавшихся на кончике перьев Ежова и Берии.

Даже история войны Советского Союза против Гитлера исполнена мифов и преданий на грани вымыслов. Ложь станет символом для нескольких послевоенных поколений, от обещания кукурузного изобилия и окончательного построения коммунизма в 1980-м году, до захвата Крыма, поставившего страну на грань международной изоляции.

Александр Подрабинек: Когда тоталитаризм рухнул, политикам пришлось искать поддержку у общества. Поначалу в стране даже были выборы. Политики старались понравиться своим избирателям. Они старались учитывать настроения большинства.

В конце 80-х – начале 90-х, во времена демократических перемен, для того чтобы попасть во власть, надо было выглядеть демократом.

Проще говоря, задача сводилась к тому, чтобы выглядеть демократом, не будучи им на самом деле. Надуть избирателя. Убедить его в том, чего на самом деле нет. Многие так называемые «прорабы перестройки» и «демократы первой волны» справились с этой задачей весьма успешно.

Теперь вопрос не в том, как проходимцы дискредитировали в России идеи демократии и либерализма. Даже не в том, какое политическое наследство они оставили после себя. Вопрос в том, как российское общество проглотило эту наживку. И в том, какую наживку ему предложат проглотить завтра.

В 90-х годах, когда в России расцвела политическая жизнь, в демократы записывались все, кто хотел приобщиться к власти. Говорит журналист Роман Доброхотов.

Роман Доброхотов: Если честно, я не могу вспомнить ни одного пропагандиста из даже самых одиозных сегодняшних пропагандистов на телевидении, будь то депутаты или журналисты, кто угодно, - который в 90-е годы был бы по другую сторону баррикад.

Александр Подрабинек: Новое время требовало новых взглядов. И каждый раз они не стеснялись на новом поприще. Когда единственная цель – пробиться к власти, какая разница, какие взгляды высказывать?

Роман Доброхотов: Если мы посмотрим на таких пропагандистов, как, например, Сергей Кургинян, то совершенно четко увидим, что сначала он был ярким сторонником КПСС, потом публично ярко поддерживал перестройку Горбачева, затем еще более одиозно и ярко поддерживал Ельцина, такими прекрасными словами его хвалил, так боготворил, что сейчас просто страшно это читать. Про то, что он представляет собой сейчас, мы тоже знаем.

Александр Подрабинек: Также хорошо знаем мы и таких думских персонажей, как Ирина Яровая и Елена Мизулина.

Ирина Яровая, депутат Государственной Думы от партии «Единая Россия» - соавтор законов о защите исторической памяти, о возвращении уголовной ответственности за клевету, закона об иностранных агентах.

Вся ее законотворческая деятельность направлена на увеличение числа запретов и ужесточение ответственности. Она сегодня - ярый защитник власти и ее верный пропагандист.

Начинала же она когда-то как прокурор, потом была в партии «Яблоко». Говорит бывший председатель «Яблока» Сергей Митрохин.

Сергей Митрохин: Она была такой активной, энергичной женщиной, депутатом, говорила и про коррупцию, и про всякие другие проблемы, которые существовали. Тогда это было в порядке вещей, тогда за это никто никого не наказывал, не лишал депутатских мандатов.

Александр Подрабинек: Ее безразличие к политическим идеям и верность тому, кто более успешен, отмечает журналист Георгий Янс.

Георгий Янс: Для Яровой что демократическая партия, что какая-либо авторитарная - это без разницы. Есть вопрос карьеры - как можно сделать политическую карьеру, используя ту или иную политическую партию. В провинции, где она проживала, «Яблоко» было, возможно, популярным. Возможно, она посчитала, что через «Яблоко» можно сделать политическую карьеру и попасть в столицу. Это мечта всех провинциальных политиков — попасть в столицу.

Александр Подрабинек: Не менее, чем Яровая, известна и депутат Елена Мизулина.

Она - яростный борец с «гей-пропагандой», абортами, матом, разводами, суррогатным материнством и иностранными усыновителями российских сирот. Она ратует за цензуру в интернете, руководящую роль православия и повышение «возраста согласия» с 16 лет до 18.

Себя она считает защитницей традиционных семейных ценностей, но в ее политической биографии заметна только одна «ценность» – она скакала из одной партии в другую, каждый раз выбирая ту, которая была, по ее мнению, перспективней.

До 1991 года она состояла в КПСС, с 1995-го – в «Яблоке», потом переметнулась в СПС. Сейчас - в «Справедливой России».

Сергей Митрохин: Елена Мизулина перешла в СПС, когда партия только создавалась. Она почувствовала, что эта партия, по-видимому, будет пользоваться большей поддержкой со стороны властей. Она занимала «правильную» позицию по второй чеченской войне. Это был серьезный водораздел для людей, которые находились в «Яблоке». Елена Мизулина поняла, что более перспективно сейчас именно в СПС, поэтому сначала пошла туда, а дальнейшая ее эволюция известна.

Александр Подрабинек: Эволюция этой разновидности депутатов обусловлена борьбой за политическое выживание. Эти мутанты хорошо приспосабливаются к новым условиям и легко меняют объекты своей привязанности.

Роман Доброхотов: Эти люди не особенно меняются по своей природе, просто они, скажем так, меняют своего клиента. Поэтому чисто психологически с ними ничего не происходит, и вычислить, в какой момент они искренни, а в какой - нет, сложно, ведь они, как мне кажется, сами не всегда хорошо это понимают. Это какая-то смесь между тем, во что человек сам себя заставил искренне поверить, и какими-то его меркантильными интересами.

Александр Подрабинек: Однако сколь бы мутными ни были их идеологические мотивы, меркантильные соображения всегда остаются на важном месте. Сергей Митрохин вспоминает о претензиях Ирины Яровой.

Сергей Митрохин: Первое, что она сразу хотела здесь получить — это машину, как только стала заместителем председателя. Но у нас таких средств не было, поэтому мы не смогли удовлетворить этот интерес.

Александр Подрабинек: Не меньшие запросы выявились и у будущей защитницы семейных ценностей Елены Мизулиной.

Сергей Митрохин: На этом она даже сильно попортила себе имидж в Ярославле, где сначала избиралась депутатом, а потом ее просто не избрали, потому что в какой-то момент стала говорить только о своей квартире, о том, что ей положена хорошая квартира, а предлагают плохую. Вот это она говорила не просто нам, своим коллегам, но и под камеру в Ярославле.

Александр Подрабинек: Стартовой площадкой для выхода на орбиту власти стал и Союз правых сил. Его лидеры Никита Белых и Сергей Кириенко благополучно влились в путинскую вертикаль.

Кириенко стал полномочным представителем президента в Приволжском федеральном округе, а затем - главой госкорпорации Росатом. Никита Белых оставил СПС и стал губернатором Пермской области.

Член федерального политсовета СПС Мария Гайдар, возмущенная предательством лидера партии, сказала по этому поводу, что Белых продал душу дьяволу. Впрочем, не прошло и месяца, как она передумала и сама пошла работать к нему советником.

Павел Крашенинников, председатель думского комитета по законодательству и член «Единой России», тоже начинал парламентскую карьеру в СПС.

Восторженно ложатся под власть не только депутаты парламента. Сергей Марков, представляющий собой ныне яркую пародию на политолога, начинал как правозащитник.

Роман Доброхотов: Сергей Марков был одним из главных борцов за демократию в 90-е годы (правда, сейчас мало кто об этом вспоминает). Сначала он был в движении «За права человека» активным помощником Льва Пономарева. У Льва Александровича много воспоминаний о том, как тот ему помогал, содействовал. Помимо этого у него были собственные проекты, в частности, известный форум «Форос», который он начал, если я не ошибаюсь, в 90-е. Этот форум спонсировала IRI. А когда он работал в правозащитной тусовке, там, соответственно, гранты были от NDI и других американских организаций. Соответственно, Сергей Марков как раз отвечал за это направление сотрудничества с американцами, которые теперь превратились в его главных врагов.

Александр Подрабинек: Телеведущий Владимир Соловьев, вдохновенно обслуживающий сегодня кремлевскую власть, когда-то числился в рядах демократов.

Роман Доброхотов: Журналист Владимир Соловьев - какой он сегодня весь искрометный, ироничный! Все те же самые приемчики, которые он сейчас использует в своих пропагандистских целях, точно так же он раньше использовал, наоборот, вроде как в борьбе за демократию. Мы помним, какие программы он вел на телекомпании РЕН-ТВ. У него в гостях была Анна Политковская (это уже в начале 2000-х), они вместе разоблачали преступления режима.

А еще раньше (об этом мало кто знает) Владимир Соловьев некоторое время прожил в Америке, где подрабатывал тем, что участвовал в избирательной кампании Джорджа Буша-младшего, был, по сути, профессиональным агитатором за американского президента. Сейчас президент у него сменился, а в целом все его приемы, навыки до сих пор актуальны.

Александр Подрабинек: Если всем этим персонажам сказать, что их деятельность похожа на политическую проституцию, то они, пожалуй, обидятся, как обиделась Ирина Яровая на статью Георгия Янса «Политическая проституция меняет пол».

Однако о репутации они представления не имеют. Это понятие уже давно исчезло из лексикона российской политики.

Георгий Янс: «Репутация» — у нас такого понятия нет, наверное, со времен 1917 года. И в сегодняшней жизни, по-моему, политические деятели не знают такого понятия, причем, что слева, что справа, что в оппозиции, что при власти. Плюнь в глаза - божья роса, все хорошо…

Александр Подрабинек: В привязанности своей политической позиции к текущей конъюнктуре эти люди не видят ничего плохого. Такова, по их мнению, политика. Такова политика, к которой они привыкли. Они считают это нормальным.

Между тем, не исключено, что люди постепенно начинают понимать: успех завтрашнего дня зависит от правильности выбора, сделанного сегодня.

Насколько велико это понимание, покажут ближайшие выборы. Нет, не те, которые пройдут осенью этого года, а настоящие, которые когда-нибудь да состоятся.

И вот тогда надо будет не повторить ошибок и не поддаться искушению поддержать самых звонких и самых щедрых на обещания, только потому, что их видно и слышно лучше других. Вглядеться в каждого, кто обещает вывести Россию к демократии – способны ли они на это? Хотят ли этого?

Такие люди появляются уже сегодня. Иногда они действуют по согласованию с Кремлем, тщательно имитируя независимость, как, например, Михаил Прохоров. Иногда выдвигаются по собственной инициативе, как, например, Михаил Ходорковский. А иногда мы просто не знаем, к какой из этих двух категорий они относятся.

Михаил Ходорковский, отсидевший десять лет в тюрьмах и лагерях по фальсифицированным обвинениям, считался политзаключенным, хотя противником существующей политической системы не был. Скорее, наоборот, он был ее частью, успешной частью финансово-политической элиты.

Политзаключенным его сделал Владимир Путин, обрушивший на непочтительного миллиардера всю мощь административного ресурса. Злоупотребление правом было настолько откровенным, циничным и системным, что дело приобрело политическую окраску.

Отсидев десять лет, Ходорковский подал президенту Путину прошение о помиловании и был помилован за восемь месяцев до окончания срока.

Покинув Россию сразу же после освобождения из лагеря, Ходорковский через некоторое время занялся политической деятельностью в России, не покидая Западной Европы, где он жил.

Он позиционирует себя как демократ и либерал, но, как мы видим, таким образом себя позиционировали многие. И где они теперь?

Уже сейчас видно, что позиция Ходорковского по целому ряду вопросов далека от либеральной и демократической. В 2008 году Михаил Ходорковский поддержал ввод российских войск в Южную Осетию и одобрил признание Россией суверенитета Абхазии и Южной Осетии. Позже, сохраняя демократическую риторику, он в то же самое время демонстрировал имперские и националистические черты.

Из интервью главному редактору еженедельника «The New Times» Евгении Альбац - Михаил Ходорковский об отделении Северного Кавказа от России.

Михаил Ходорковский: Я считаю войну вещью очень плохой, но если речь идет: отделение Северного Кавказа или война, - значит, война. Если спросить у меня: лично я пойду воевать или нет? Пойду. Это наша земля, мы ее завоевали. Нет на сегодняшний день в мире не завоеванной земли, вся земля когда-то кем-то завоевана. Вот Северный Кавказ завоеван нами.

Евгения Альбац: Вы - империалист?

Михаил Ходорковский: Нет. Я в определенной степени националист.

Александр Подрабинек: Убийственная логика: «эта земля наша потому, что мы ее завоевали». То есть, например, если я, воспользовавшись слабостью или рассеянностью прохожего, отнял у него в темном переулке кошелек, то его деньги считаются моей законной добычей. Отныне и навсегда!

К теме имперских оправданий Ходорковский вернулся в связи с аннексией Крыма. В 2014 году в интервью газете «Le Monde», он назвал ситуацию с аннексией не простой, так как «минимум две очень серьезные войны и бесчисленное количество войн менее масштабных, которые велись русскими за Крым, не дают возможности эту сильно политую кровью землю считать чужой».

Это вполне согласуется с путинской идеей о том, что Крым вообще и Севастополь в частности потому так важны для России, что русские столько раз покоряли Крым и пролили там столько своей крови (чужая кровь, конечно, не в счет), что земля эта стала для России сакральной.

Владимир Путин: В Крыму могилы русских солдат, мужеством которых Крым в 1783 году был взят под Российскую державу.

Александр Подрабинек: Ходорковский согласен с этим: «Несомненно, вопрос Крыма не такой простой. Для российского общества Крым имеет некое сакральное значение».

Не удивительно, что Ходорковский считает Путина не врагом, а оппонентом. Собственно, он открыто признает, что во взглядах на будущее России во многом совпадает с Путиным. Интервью «Эху Москвы», 13 декабря 2014 года: «У нас с точки зрения цели, во всяком случае, так, как он декларировал до последнего времени: сильная страна, национальное государство, сильная экономика, — наверное, здесь расхождений нет в отношении целей. "Русский мир" - опять же, когда он об этом говорил в свое время, — наверное, и я бы это поддержал».

В некоторых вопросах он пошел дальше сегодняшнего Путина. В 1996 году Ходорковский подписал обращение с призывом поставить лидера КПРФ Геннадия Зюганова во главе кабинета министров.

Возможно, его прокоммунистические симпатии берут начало в его юности, когда он успешно делал комсомольскую карьеру, а возможно, в убеждении, «что на честных выборах неизбежно победят левые». Так он писал в своей статье «Левый поворот».

Там же он утверждал, что «левый поворот в судьбе России столь же необходим, сколь и неизбежен». И Ходорковский еще до своей посадки оказывал финансовую помощь коммунистической партии.

Это было давно, но это было. Списать это с личного политического счета невозможно, тем более, что на этот счет записывается и много нового.

По вопросу о западных санкциях Михаил Ходорковский придерживается умеренно кремлевской позиции: «Увлекаться санкциями нельзя — это очень неоднозначный инструмент. А излишняя изоляция России, особенно в области культуры, может даже оказаться выгодной режиму».

Михаил Ходорковский принципиально выступает против люстрации. Он говорит о ней так: «Я считаю, что это путь в никуда. У нас в стране слишком много ненависти. У нас общество слишком разобщено. Кто-то должен начать прощать. Если мы считаем себя людьми более моральными, чем наши оппоненты, — а мы так надеемся, — то прощать должны начать мы, как бы это ни было тяжело».

Тем самым он простодушно, или, может быть, намеренно, путает личное прощение как акт милосердия и люстрацию как механизм защиты демократии от реставрации авторитаризма.

Ходорковский намерен играть, как он выражается, «заметную роль» при смене режима, и уже сейчас планирует шаги на будущее. Он не скрывает своих президентских амбиций и уже согласился в случае возвращения в Россию возглавить переходное правительство, которое должно управлять страной до демократических выборов. Он отводит на это примерно два года.

Ходорковский настолько увлекся картиной своего прихода во власть, что даже обмолвился, что рассчитывает избежать гражданской войны.

Моделируя переходный период, Ходорковский заявляет, что «амнистия может быть предметом предварительной договоренности о бескровной смене нынешней власти».

Каким образом человек действительно демократических убеждений может пообещать уходящим функционерам режима амнистию, если амнистия должна приниматься парламентским актом и к тому же - еще не избранным, новым легитимным парламентом?

Как он, хотя бы мысленно, может обещать за независимых депутатов? Или он рассчитывает управлять будущим парламентом так же, как Путин управляет нынешним?

Возможно, такой коммерческий подход к политике – это результат долгих занятий бизнесом. Как раньше Ходорковский вкладывал деньги «ЮКОСА» в политиков и партии независимо от их идеологии - например, и в «Яблоко», и КПРФ, - так и теперь он готов поддерживать хоть демократов, хоть единороссов.

Вопроса о ценностях для него не существует. Он великий прагматик, считающий, что со всеми можно договориться. С Путиным - написав ему личное письмо. С оппозицией - пообещав ей свою поддержку. Со штатными путинскими пропагандистами - взяв их к себе на работу.

Договориться, наверное, можно. Кого-то можно и купить. Но рассчитывать при этом на демократические перемены как-то не приходится. Так можно только поменять одну ключевую фигуру на другую.

Ради этого кое-кому можно пообещать неприкосновенность в обмен на политический компромисс – что может быть естественнее для коммерсанта в политике?

«Я считаю, что правильно и достойно, если бывшие президенты и бывшие премьеры будут неприкосновенны», – говорит Ходорковский.

«Вы нам - власть, мы вам - неприкосновенность». Упоительная сделка! Тем же, кто имеет счеты к нынешнему российскому руководству, но при этом суперщепетилен, Ходорковский рекомендует реализовывать свои намерения, но не подзуживать других, сидя на диване.

И это говорит человек, который занимается российской политикой, сидя на своем диване в Швейцарии!

Михаил Ходорковский: Революция в России неизбежна. Остатки резервов и угрозы репрессий лишь оттягивают ее неизбежное наступление. Она неизбежна и необходима. «Революция» — это хорошее слово.

Александр Подрабинек: Кстати, никто не мешает Ходорковскому вернуться в Россию и делать революцию, как никто не принуждал его покидать страну. Ходорковский выбрал эмиграцию добровольно, хотя теперь любит говорить, что его из России выслали: «Когда меня высылали за границу... Когда я вышел из тюрьмы и был выслан за границу»...

Разумеется, возвращаться в страну рискованно. Жить в России вообще опасно. Даже если ты не враг Путина, а только его оппонент.

История, как это частенько случается, может пойти на новый круг. Случится волею провидения новая оттепель, и новые демократы потянутся к теплым местам в новой власти. Одни – чтобы защитить демократию, другие – чтобы угробить ее. Можно ли уже сейчас понять, кто есть кто?

Роман Доброхотов: Если человек хотя бы один раз переменил сторону, то мы можем быть уверенными, что он будет менять ее каждый раз, когда будет меняется власть. Такие люди есть уже сейчас среди так называемой либеральной журналистики. Мы знаем людей, которые успели побывать в средствах массовой информации, работающих на Администрацию президента, и вернуться. Их здесь приняли, их цитируют, читают их колонки, они тусуются со всеми на общих мероприятиях.

Такие есть и среди журналистов, и среди депутатов, и среди музыкантов. У меня нет ответа на вопрос о том, что действительно надо с ними делать. Например, Андрей Макаревич в свое время выступал на концертах Медведева и всячески поддерживал его избрание, а сейчас он считается борцом. Подвергать его остракизму — это означает, что мы задаем очень высокую планку, и не так много людей эту планку преодолеют. Я уже молчу про каких-нибудь журналистов типа Кашина и так далее… Соответственно, приходится выбирать между узостью круга и широтой политических убеждений. Этот выбор каждый делает индивидуально. Если мы смотрим на либеральную общественность в целом, то большинство предпочитает иметь все-таки широкий круг людей, но с весьма гибкими взглядами.

Александр Подрабинек: Иногда тщательно скрываемое проявляется в мелочах, на первый взгляд, не очень существенных, но достаточно выразительных.

В Фейсбуке, на страничке учрежденной Ходорковским «Открытой России», в логотипе размещена известная фотография Че Гевары. И претенциозное изречение: «Истинным революционером движет великая любовь». Очень пафосная ложь!

Че Гевара – коммунистический маньяк и патологический убийца. Самое успешное его место работы – тюрьма «Ла Кабанья» в Гаване, где после победы кубинской революции он был комендантом. Любимое его занятие по утрам, перед чашкой кофе – выстрел в затылок очередному политзаключенному.

Разместить на сайте демократической организации портрет такого палача? Это как если бы сегодняшние кубинские диссиденты вдруг повесили у себя на сайте портрет Лаврентия Берии. Пожалуй, тогда стоило бы подумать: что же это за диссиденты такие? Как думается и сейчас: что же это за демократы такие в «Открытой России»?

Иногда одна мелочь может дать о человеке большее представление, чем вся его политическая программа. Да и в самом ли деле Михаил Ходорковский – человек демократических убеждений? Судите сами.

В определенной степени националист. Готов воевать за удержание Северного Кавказа в составе России, поскольку «мы его завоевали». Крым не считает нужным безоговорочно возвращать Украине, поскольку это сакральная для России земля. Сторонник национального государства и «русского мира». Сторонник левой идеи и симпатизант компартии. Умеренный противник западных санкций и категорический противник люстрации.

Если политический климат в России потеплеет, то таких людей станет еще больше. Имеет смысл очень тщательно анализировать слова и поступки тех, кто широким жестом обещает России демократические перемены.