Александр Подрабинек: У любого общества есть два пути, чтобы выстраивать отношения: путь доверия и путь насилия. Первый путь предполагает уважение личности, торжество права, соблюдение законности, признания за всеми гражданами равенства в обеспечении конституционных гарантий. Это путь демократии, целью которой является благоденствие общества.
Второй путь – путь насилия – предполагает создание государством исключительного по своим возможностям аппарата принуждения и репрессий. Тоталитарные режимы и диктатуры, автократические системы и абсолютистские монархии опираются на военную силу, полицейский произвол и управляемое правосудие. Это путь деспотии, целью которой является благоденствие кучки людей, узурпировавших власть.
В деспотических странах демократической оппозиции недоступны ресурсы, которыми располагает государственная власть. У нее нет ни послушной армии, ни купленных чиновников, ни отлаженной машины пропаганды, ни продажных судей и полицейских. Ее единственный ресурс – доверие граждан. Доверие, которое в критический момент может обернуться мощной общественной поддержкой.
У любого общества есть два пути, чтобы выстраивать отношения: путь доверия и путь насилия
Российская власть лениво и бесталанно имитирует широкую общественную поддержку. Свозит автобусами на проправительственные акции государственных служащих и бюджетников. Стотысячный митинг в Грозном, на который людей собирали под угрозой увольнения с работы, объявили миллионным.
Оппозиция иногда собирает на свои акции людей не меньше, но это те, кто приходит на площади не по разнарядке, а сознательно, по зову сердца. Это люди, которые верят в лучшее будущее для России. Это люди, которые доверяют оппозиции, зовущей сограждан на улицы.
Российская власть лениво и бесталанно имитирует широкую общественную поддержку
Правда, этих людей не так уж много. В самых успешных случаях оппозиция выводила на улицы Москвы до ста тысяч человек. Но это всего 1 процент населения Москвы. В Киеве во время Революции достоинства на улицы выходило до трети города.
Конечно, недостаточная популярность оппозиции – это не только следствие ее ошибок, но и результат активной деятельности властей. Говорит правозащитник Сергей Ковалев.
Российское общество автоматически плохо относится к оппозиции, потому что оно задавлено властной пропагандой
Сергей Ковалев: Российское общество, впрочем, не только российское, хотя для российского это самое характерное, автоматически плохо относится к оппозиции, потому что оно задавлено властной пропагандой. Эта властная пропаганда российскому обществу беззастенчиво льстит, объясняя, что его-то мнение – это и есть самое главное.
Александр Подрабинек: Лидеры оппозиции должны понимать, что доверие людей – главный оппозиционный ресурс, будь то протестный митинг или очередные парламентские выборы. Слово лидеру партии ПАРНАС Михаилу Касьянову.
Михаил Касьянов: У нас у всех есть шанс сформировать в Думе демократическую фракцию. Люди должны в это просто поверить. Граждане должны осознать, что от них зависит шанс начать в этом году плавные изменения мирным способом.
Александр Подрабинек: Между тем, заклинаниями о том, что "люди должны нам поверить" многого не добьешься. Доверие должно быть оправданным.
Оппозиция должна быть, по крайней мере, понятной людям. Она не должна врать и лукавить, а ее поведение не должно противоречить объявленным целям. Иначе – на какое доверие можно рассчитывать?
В 2012 году на волне общественных протестов оппозиция дружно и справедливо клеймила фальсификации на недавно прошедших выборах в Государственную думу. Госдума была названа нелегитимной. Все требовали новых выборов.
При этом среди лидеров оппозиции мелькали новоиспеченные депутаты этой самой нелегитимной думы – Геннадий Гудков, Дмитрий Гудков, Илья Пономарев.
Лидеры оппозиции должны понимать, что доверие людей – главный оппозиционный ресурс
Для политики это, может быть, и нормально – думать одно, говорить другое, делать третье. Но как при этом можно рассчитывать на доверие протестного электората?
Оппозиция декларировала в качестве своих главных целей свободу, демократию и права человека, а на свои митинги и шествия звала разномастных коммунистов и националистов, для которых демократия и права человека – как кость в горле.
У политиков, возможно, и принято кооперироваться хоть с чертом, хоть с красными маньяками, но как при этом можно рассчитывать на доверие тех, кто хочет демократических перемен?
Оппозиционные лидеры клеймят последними словами Владимира Путина как узурпатора власти, но при первой же возможности идут в Кремль встречаться с ним. Им кажется, что общение с президентом придает им оппозиционного веса, придает каждому из них большое персональное значение.
В этом дружеском общении с сильными мира сего, может быть, и нет ничего страшного. Кроме одного: в следующий раз словам оппозиционеров о неприятии путинского режима уже мало кто поверит.
Играть в политические игры с авторитарным режимом можно, но платить за это приходится из единственного имеющегося ресурса – доверия граждан к оппозиции.
Поэтому, вдоволь наигравшись, вожаки демократической оппозиции вдруг обнаружили, что ресурс исчерпан и на протестные акции никто, кроме политического актива уже не приходит.
Не понимая, что они заигрались и потеряли доверие, оппозиционные политики и журналисты укоряют народ в вечной спячке, нежелании вставать с дивана и идти протестовать под мудрым руководством вождей оппозиции.
Оппозиция должна быть, по крайней мере, понятной людям. Она не должна врать и лукавить, а ее поведение не должно противоречить объявленным целям
Любимое занятие оппозиции – выборы. В нормальных демократических странах выборы – инструмент корректировки политики и способ мирной смены власти. Если этот инструмент работает, то придумать что-нибудь лучше уже трудно.
В России выборы – это такая игра. Чем детская игра отличается от реальной жизни? Условностью. Отсутствием результата. Выборы в России имеют множество формальных признаков подлинности, но, тем не менее, остаются игрой, потому что результат отсутствует. Итоги выборов предрешены. Потому что главный игрок не соблюдает установленные им же самим правила. Потому что эти правила он меняет, когда и как захочет. Потому что в случае необходимости он может выкинуть любого игрока не только из игры, но и из жизни.
Можно понять бывшего премьер-министра Михаила Касьянова, который хочет изменить политическую ситуацию в России мирным конституционным путем. Что для этого нужно сделать?
Михаил Касьянов: Уговорить, убедить те примерно пять-шесть миллионов граждан России, которые готовы голосовать за нас без какой-то специальной агитации, поскольку они и так –наши сторонники. У нас нет телевизора, мы не можем переубедить, например, коммунистический электорат отказаться от своих убеждения и голосовать за нас. Мы не можем переубедить без телевизора путинский ядерный электорат. Наши пять-шесть миллионов и так готовы, просто нужно поверить, что такое возможно.
В России выборы – это такая игра. Чем детская игра отличается от реальной жизни? Условностью. Отсутствием результата
Александр Подрабинек: Пять-шесть миллионов человек, скорее всего, с готовностью проголосовали бы за Демократическую коалицию во главе с Касьяновым. Но проблема не в том, сколько людей проголосуют, а в том, кто будет подсчитывать эти голоса.
Проблема – в недоверии избирателей к самим выборам, к их проведению, к подсчетам результатов. Люди перестают ходить на выборы, на которых их постоянно обманывают. Это нормальная реакция психически здоровых людей, не страдающих политическим авантюризмом.
Оппозиция упорно участвует в выборах. Каждый раз она проигрывает их, и не потому, что слаба или непопулярна, а потому, что выборы – не настоящие, фальшивые. Оппозиция выступает в странной роли то ли мальчика для битья, то ли клоуна для отвода глаз.
В результате доверие к ней в обществе все больше и больше падает. Кому интересны вечные аутсайдеры, даже бодро претендующие на успех?
Есть ли сегодня смысл оппозиции принимать участие в выборах? Политолог Андрей Илларионов.
Андрей Илларионов: Режим, который мы имеем в стране в последние, по меньшей мере, 13 лет, является жестко авторитарным, при нем политические права и свободы граждан ликвидированы. Победить на федеральных, либо президентских, либо парламентских выборах невозможно – это все прекрасно понимают. Те, кто полагает, что они могут что-то там получить, либо, в лучшем случае, тешат себя иллюзиями, либо откровенно обманывают граждан – это невозможно. Участие оппозиции в такого рода спектаклях, в такого рода цирке (не побоюсь этого слова), дискредитирует, с одной стороны, саму оппозицию, а с другой стороны, так или иначе работает на власть, что дает власти возможность заявить: смотрите, они участвовали, у нас квазидемократический процесс и так далее.
Оппозиция выступает в странной роли то ли мальчика для битья, то ли клоуна для отвода глаз
Александр Подрабинек: Выборы как инструмент демократии в России не работают. Оппозиционные активисты вполголоса признают, что смысл участия в выборах только один. Во время избирательной кампании можно попытаться консолидировать общество под требованиями демократии, можно пробудить людей от спячки, побудить их к более активным протестным действиям.
Все это тактически верно и заслуживает внимания. Но в этом есть один существенный изъян – оппозиция вводит людей в заблуждение. Это вопрос доверия к ней – и сейчас, и в ближайшем будущем.
Следует откровенно сказать избирателям: "Вас опять обманут, ваши голоса пропадут, результаты подтасуют. Но зато выборы – это повод заявить наш протест авторитарной власти".
Стоит ли относиться к выборам как к разминке, от которой нет очевидного результата, но нет и вреда?
Режим, который мы имеем в стране в последние 13 лет, является жестко авторитарным, при нем политические права и свободы граждан ликвидированы
Андрей Илларионов: Я считаю, что это не просто бессмысленно – это вредное действие, которое усиливает режим и оттягивает момент его ликвидации.
Александр Подрабинек: Завлекать избирателей на псевдовыборы обещаниями возможной победы, а иметь в виду только всплеск протестного движения – это для оппозиции только еще одна возможность утратить общественное доверие. Избиратели не дурнее политических активистов.
К сожалению, разговаривать с избирателями честно – это не есть национальная традиция в российской политике, как правительственной, так и оппозиционной. Примером тому может послужить недавняя дискуссия в стане оппозиции.
Избирательное законодательство требует от участвующих в выборах партий иметь группы или отделения во всех субъектах Российской Федерации, в том числе и в новоприобретенном, точнее – недавно захваченном Крыму.
Вот дилемма: зарегистрировать группу в Крыму – значит, фактически признать Крым субъектом Российской Федерации, согласиться с аннексией Крыма и российской юрисдикцией над полуостровом. Не регистрировать – не допустят к выборам.
Демократическая коалиция во главе с ПАРНАСом решает подчиниться законодательству, считая этот шаг вынужденным. Каковы будут последствия такого решения?
Андрей Илларионов: Это будет свидетельством (если действительно будет сделано) того, что так называемая Демократическая коалиция не является оппозиционной. Сейчас, по крайней мере, последние два года, главный вопрос страны – это вопрос, который сформулировал в свое время Айдер Муждабаев: Крым наш или не наш? Чей Крым? Соответственно, власть и оппозиция делятся, в зависимости от ответа на этот вопрос. Те, кто говорит, что "Крым наш", являются сторонниками власти, что бы они ни говорили. Это значит, что все остальные споры или дискуссии являются спорами или дискуссиями в рамках власти, которая сидит в Кремле или бегает по улицам, но которая, так или иначе, работает на этот режим.
Принципиальнейший вопрос – это вопрос права. Никаких споров и дискуссий по поводу того, кому принадлежит Крым, не существует – Крым принадлежит Украине
Принципиальнейший вопрос – это вопрос права. Никаких споров и дискуссий по поводу того, кому принадлежит Крым, не существует – Крым принадлежит Украине. И те, кто считает, что это не так, кто своими действиями, в том числе действиями по поводу создания каких-нибудь ячеек, проведения выборов, признают факт, что Крым не принадлежит Украине, являются сторонниками власти.
Александр Подрабинек: Генеральная Ассамблея ООН признала присоединение Крыма к России незаконным. Международное сообщество осудило аннексию Крыма. Западные демократии выражают свою поддержку Украине.
К сожалению, разговаривать с избирателями честно – это не есть национальная традиция в российской политике, как правительственной, так и оппозиционной
И только российская демократическая оппозиция считает, что фактическое признание Крыма российской территорией – мелочь в сравнении с той выгодой, которую сулит оппозиции участие в парламентских выборах.
Что думают по этому поводу на Украине? Киевский журналист Виталий Портников.
Виталий Портников: Некоторые представители российских демократов говорят о необходимости проведения диалога между Украиной и российской оппозицией относительно будущего Крыма. Но тогда возникает вопрос: о каком диалоге может идти речь, если с юридической точки зрения российские оппозиционные силы признают легитимность включения автономной республики Крым в состав Российской Федерации? Вы знаете, что Украина даже отказалась подписывать энергетический контракт с Крымом после того, как оккупационные власти не согласились с тем, что автономная республика Крым будет упомянута в этом контракте. А что уж говорить о самих выборах… Мне кажется, демократическая оппозиция попала в определенную ловушку: с одной стороны, она не может участвовать в выборах, если не признает суверенитета России над Крымом. С другой стороны, признание этого суверенитета будет использовано как путинским режимом, так и марионеточным правительством Крыма для того, чтобы говорить: видите, в России все признают Крым – и "патриоты", и демократы, нет никаких разногласий.
Во всем мире бытует мнение, что Россия – страна с имперскими традициями и имперским мышлением
Александр Подрабинек: Во всем мире бытует мнение, что Россия – страна с имперскими традициями и имперским мышлением. Обвинения в агрессивном империализме раздаются время от времени и в адрес российских демократов, благо некоторые деятели оппозиции дают для этого очевидные поводы.
Виталий Портников: Не многие из демократических оппозиционных лидеров позволяют себе говорить о необходимости возврата Крыма Украине. По-моему, только Михаил Касьянов делает однозначные заявления по этому поводу, многие другие маневрируют, рассказывают о том, что нужно проводить переговоры и конференции, о том, что "Крым – не бутерброд". Я считаю, что эта позиция, недостойна людей с реальным уважением к демократическому будущему собственной страны.
Александр Подрабинек: Теперь возможностей поговорить об имперской сущности России станет еще больше. Что уж говорить о власти, если и оппозиция такова!
Но главная беда не в том, что подумает об оппозиции Запад. Гораздо важнее, что подумает о ней рядовой российский гражданин, готовый отдать свой голос за демократию, а не за империю.
Главная беда не в том, что подумает об оппозиции Запад. Гораздо важнее, что подумает о ней рядовой российский гражданин, готовый отдать свой голос за демократию, а не за империю
А он подумает так: значит, и ПАРНАС, и вся Демократическая коалиция признают Крым российской территорией? И у них тоже "Крым наш"? Кому после этого верить?
Казалось бы, вне политических игр остаются правозащитники. Их дело – защищать права человека от посягательств со стороны государства, отдельных ветвей власти и государственных организаций.
Нужно ли им доверие общества? Нужно, хотя и не в такой степени, как политикам, претендующим на власть. Чтобы не существовать исключительно для собственного удовольствия, им нужно доверие тех, чьи права они намерены защищать.
Можно, конечно, обойтись и без этого, как обходятся многочисленные якобы правозащитные организации, созданные по инициативе властей и действующие по ее указке. Но это имитация правозащитной деятельности; не о них речь.
В целом репутация правозащитных организаций в России не слишком высока. Идеи прав человека приживаются в обществе с трудом. Дают о себе знать десятилетия полного бесправия и тотальной пропаганды. Правозащитники не очень популярны в российском обществе.
Власть со своей стороны делает все возможное, чтобы эта популярность стала еще меньше. Приняв закон об "иностранных агентах", власть поставила правозащитников перед выбором: либо отказаться от зарубежных грантов, либо считаться "иностранными агентами".
Идеи прав человека приживаются в обществе с трудом. Дают о себе знать десятилетия полного бесправия и тотальной пропаганды
Такие правозащитные организации, как Московская Хельсинкская группа, движение "За права человека" и многие другие принципиально отказались считаться "иностранными агентами".
Руководитель движения "За права человека" Лев Пономарев.
Лев Пономарев: Наша организация была одним из инициаторов сбора подписей среди правозащитников за то, что они никогда, несмотря ни на что, не будут добровольно регистрироваться как "иностранные агенты". Мы провели общероссийскую конференцию вместе с Московской Хельсинкской группой и приняли там резолюцию. Были такие подходы, что "давайте зарегистрируемся, да плевать, даже интересно, что получится". Мы сразу сказали, что так нельзя. Те люди, которые начинали говорить "давайте все равно попробуем", перестали это говорить. Мне кажется, это очень важно – это общая точка, общее мнение всего правозащитного движения.
Александр Подрабинек: На самых упорных наклеили ярлык "иностранных агентов". Другие, осуждая этот закон на словах, на деле выполнили его требования. Принципиально отказавшись от позорного ярлыка, они уже не столь принципиально согласились на финансирование из кремлевских источников.
Сергей Ковалев: Когда в законодательство вводилось это понятие "иностранный агент", Хельсинкская группа, как и большинство других общественных организаций, заявила решительный протест. Формально она от этого протеста не отошла, она просто перестала получать гранты из-за границы и таким образом по определению не попадает в число "иностранных агентов". Как ей быть? Она получает президентские гранты. Пока ситуация в стране такая, что Путин может смотреть сквозь пальцы на то, что делает эта группа. Что-то она там сдержанно кукарекает, не лезет на рожон, ну и ладно. Значит, вот вам, пожалуйста, пример для западной агитации: "смотрите, замечательная группа с замечательной историей (с великой историей, я бы сказал, только той еще, 70-х годов) – она существует, потому что она не хочет быть вашим агентом. Она у нас внутри высказывает свое самостоятельное мнение. Мы им не мешаем, и все прекрасно: и волки сыты, и овцы целы".
Александр Подрабинек: Власть добилась своего и, по крайней мере, на первых порах, охотно выдавала гранты. Многие правозащитники их с удовольствием приняли.
Я понимал, что они все равно будут дожимать до конца. Дело в том, что иностранные фонды, напуганные раньше, чем мы, стали уходить из России
Лев Пономарев: Первый раз об этом говорю: я понимал, что они все равно будут дожимать до конца. Дело в том, что иностранные фонды, напуганные раньше, чем мы, стали уходить из России. У меня всегда была проблема с финансированием иностранцами, я до этого уже добивался денег от российской Общественной палаты, все было более-менее нормально, мне не ставили никаких условий.
Я написал письмо Путину. Ясно, что власть делает только то, что ей выгодно. Я написал, что, если сейчас все правозащитники сразу рухнут, то ему это не совсем выгодно, с точки зрения Запада (не так буквально написал, но намекнул). Это письмо положили ему на стол, и он поручил отдельному оператору "Гражданское достоинство" замещать иностранное финансирование. Это сейчас происходит, "Гражданское достоинство" действительно финансирует правозащитников, но ситуация ухудшается. Это было еще до войны на Украине, и я понимал, что это временная мера. Сейчас финансирование со стороны "Гражданского достоинства" уменьшается.
Александр Подрабинек: Это, конечно, не означает, что правозащитные организации сразу стали плясать под дудку властей. Они не обязательно корректируют свои программы в соответствии с требованиями Кремля.
Лев Пономарев: Я никак не корректирую свои проекты. Как я работал 15 лет, так и работаю, примерно в одном ключе.
Александр Подрабинек: Власть старается прикупить правозащитников не только с помощью финансовых подачек. Иным льстит повышение статуса. Прием в Кремле, посиделки в президентской администрации, заседания в Совете по правам человека, разговоры с президентом Путиным.
Желание правозащитников приобщиться к власти очень опасно
На самом деле для правозащитников это понижение статуса, но они этого не замечают. Они очарованы приобщением к избранным и возможностью сказать что-то главному начальнику страны.
Власть им умеренно подыгрывает. Заместитель главы президентской администрации Вячеслав Володин приезжает на встречу с правозащитниками – совсем по-дружески, по-свойски. Как видите, все в восторге. Большой кремлевский начальник снизошел до общения с критиками власти.
Желание правозащитников приобщиться к власти очень опасно, считает Сергей Ковалев.
Сергей Ковалев: Когда правозащитные организации перестают быть идеалистами и начинают пытаться сделать хоть что-то, по-моему, они перестают быть бунтующими интеллектуалами, а это очень опасно. Николай Карлович Сванидзе – очень приличный человек, вот он теперь путается в этой самой Общественной палате, ну и что от этого толку? Ну да, в личном качестве он говорит все, что считает возможным и нужным сказать – отдадим ему должное. Пожалуйста, хорошо, Общественная палата – это вообще гнилое место, но федотовская комиссия – кто только там ни перебывал! Людмила Михайловна снова туда вернулась. По-моему, это очень плохо.
Как придворные правозащитники и власть нашли друг друга? Что их сближает?
Александр Подрабинек: Как придворные правозащитники и власть нашли друг друга? Что их сближает? Зачем президенту Путину нужен, например, Совет по правам человека, который возглавляет Михаил Федотов?
Сергей Ковалев: Зачем федотовская комиссия нужна Путину? Ведь это же загадка для третьеклассника! Ясно, зачем она ему нужна: для того чтобы так называемая прогрессивная западная общественность имела возможность говорить – "нет, как же, что же вы говорите, будто в России права человека в пренебрежении, да ничего подобного!". Вот и все, только для этого. Эта комиссия ни разу не добилась ничего серьезного.
Александр Подрабинек: Сомнительно, что такое тесное сотрудничество кремлевских чиновников с правозащитниками добавит последним популярности и доверия в обществе. Скорее, к ним будут относиться как к клоунам, развлекающим в огромном цирке одну лишь правительственную ложу.
Да они и сами это понимают. Говорит Андрей Юров, директор по развитию Московской Хельсинкской группы, член Совета по правам человека (СПЧ) при президенте России.
Каков архетипический образ правозащитника, кто это такие, если взять древнюю Русь? Мне кажется, это архетип юродивых, а одновременно еще скоморохов и шутов
Андрей Юров: Каков архетипический образ правозащитника, кто это такие, если взять древнюю Русь? Мне кажется, это архетип юродивых, а одновременно еще скоморохов и шутов. То есть СПЧ – это такой коллективный шут, который может говорить царю в лицо то, что не может никто другой.
Александр Подрабинек: В самом деле, лестно сознавать себя единственным, кто может смело поведать царю всю правду, пусть даже оставаясь шутом. Но на самом деле все, слава богу, не так.
В стране еще достаточно политиков, правозащитников, журналистов, общественных активистов и просто смелых людей, говорящих правду и не пресмыкающихся перед троном. Было бы желание слушать! Но нет, царю нужны только шуты.
Конечно, не все демонстрируют такую всеядность, как Московская Хельсинкская группа. Другим и в голову не приходит заискивать перед властями. Однако вирус соглашательства распространяется весьма успешно.
Правозащитники, мягко и на общественных началах вливающиеся в структуры власти, утверждают, что сохраняют полную независимость. Они защищают права человека от нападок государства и от него же получают деньги на свою деятельность. Не смущает ли их очевидный конфликт интересов?
Лев Пономарев: Я не вижу конфликта, потому что другой возможности существовать у общероссийского движения "За права человека" нет, и условий мне сейчас не ставят. Но я вижу опасность, что в какой-то момент мне будут ставить условия. А пока не ставят условий, конфликта я не вижу. Я делаю то, что считаю нужным, – это легко увидеть в моей публичной деятельности.
Если оппозиция и правозащитники будут пренебрегать доверием общества так же легко, как это делает сейчас Путин и его окружение, то будущая российская власть мало чем будет отличаться от нынешней
Александр Подрабинек: Дай бог, чтобы все было действительно так, как говорит Лев Пономарев. Но независимо от этого, остается открытым вопрос о репутации, вопрос о той степени доверия, которое могут испытывать люди к правозащитникам, тесно сотрудничающим с властями.
Это не праздный вопрос, если цели правозащитной деятельности находятся в сфере общественных интересов, а не удовлетворения личных амбиций и стремления сохранить организационную структуру любой ценой.
Если оппозиция и правозащитники будут пренебрегать доверием общества так же легко, как это делает сейчас Путин и его окружение, то будущая российская власть мало чем будет отличаться от нынешней.
