О том, что события оппозиционной акции 6 мая 2012 года станут предметом уголовного разбирательства, стало известно в тот же вечер. О возбуждении дела объявил официальный представитель Следственного комитета России Владимир Маркин. По версии следствия, в тот день оппозиционный "Марш миллионов" завершился массовыми беспорядками на Болотной площади. Правозащитники и оппозиционеры считают, что беспорядков не было, а дело политически мотивированно. Сейчас в деле 28 фигурантов.

Первой – в мае 2012-го – была задержана 18-летняя Александра Духанина. Последним – уже почти год спустя после акции – в апреле 2013-го арестовали Алексея Гаскарова, активиста движения "Антифа". Для многих из обвиняемых по этому делу этот Новый год – уже второй в тюрьме.

Письмо арестованного Артема Савелова журналисту Павлу Никулину. Опубликовано 17 января 2013 года на сайте "Росузник":

"Я с ребятами встретил нормально. И оливье умудрились скролить, и другие разносолы приберегли на праздник. Стол получился на славу. Компания хорошая, да и в новогоднее время вся тюрьма весело забарабанила и застучала, а где-то напротив тюрьмы кто-то, подозреваю что специально, для арестантов, устроил салют! В общем, Новый год получился необычным и уже никогда не забудется!"

Артем Савелов был задержан одним из первых – 9 июня 2012 года. Следователи считают, что он участвовал в беспорядках, выкрикивал антиправительственные лозунги и совершал насильственные действия по отношению к полицейским. Артем страдает заболеванием, из-за которого ему трудно говорить, и уж тем более что-либо выкрикивать. Это стало очевидно в суде, когда Савелов в течение нескольких минут пытался сформулировать мнение по поводу одного из ходатайств. Судья Наталья Никишина сказала, что ей ничего не понятно, и безжалостно просила Савелова повторить.



Двенадцать

34-летний Артем Савелов – один из подсудимых по так называемому "делу двенадцати" – выделенному в отдельное производство делу в отношении первых задержанных после акции 6 мая. Дело дошло до суда спустя один год и один месяц после событий на Болотной площади. 6 июня 2013 года в Московском городском суде состоялось первое предварительное слушание. После этого было больше семидесяти заседаний, процесс переехал из городского суда в районный – Никулинский, на окраину Москвы.

Я была почти на всех заседаниях в Мосгорсуде, на некоторых была в Никулинском. В Мосгорсуд приезжало довольно много людей, постоянно присутствовала глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. Подсудимым, правда, приходилось тяжелее всех: во время заседаний они находились в стеклянном "аквариуме" и жаловались на духоту и нехватку места. Адвокатам было непросто с ними общаться: в "аквариуме" для этих целей была лишь небольшая щель. В Никулинском суде, куда процесс переехал в октябре, условия содержания подсудимых отчасти улучшились: они теперь в просторных клетках и могут беспрепятственно общаться с адвокатами. Правда, из-за удаленности суда на заседания их везут по два-три часа по пробкам и очень редко привозят вовремя.



С самого начала процесса защита была уверена, что уголовное дело не имеет ни юридических, ни фактических оснований. За полгода адвокаты в этом только убедились. Вот как адвокат Николая Кавказского Вадим Клювгант оценил стадию предоставления доказательств стороной обвинения:

– Под видом доказывания соблюдается формальная видимость процедуры: зал, судья, стороны, подсудимые, собака, которая, как нам разъяснила судья, оказывает дисциплинирующее воздействие на участников со стороны защиты. Слово "доказательство" звучит, много раз звучат слова "потерпевший", "свидетель"... Люди встают на трибуну, их предупреждают, что они должны говорить правду и только правду. Они говорят какие-то слова… Проблема только в том, что слова, которые они говорят, ничего не подтверждают из того, что написало обвинение в своем обвинении. Несколько десятков людей, которые носят погоны, которые являются все, за исключением трех-четырех человек, сотрудниками сил правопорядка, должны были подтвердить, во-первых, что были массовые беспорядки. А во-вторых, то, что конкретно те 12 подсудимых являются участниками этих массовых беспорядков. Этого не произошло.

Некоторые свидетели произносят слова "были массовые беспорядки", но когда начинаешь задавать им вопросы, никто из них не может внятно сказать, что они имеют в виду. Суд же на закон должен опираться. В законе написано, что такое массовые беспорядки. Есть признаки беспорядков, которые эти свидетели должны подтвердить: что это было организованное действие, в котором участвовало большое количество людей, действие было направлено на дезорганизацию нормальной жизни города или транспортных артерий или учреждений, которые должны были бы громиться, поджигаться, представителям власти должно было оказываться вооруженное сопротивление. А все, что говорят эти люди, которые прошли у нас в качестве потерпевших и свидетелей: были провокаторы, которые к чему-то призывали. Одни говорят, что призывали идти на Кремль и для этого сели на асфальт, то есть "массовые беспорядки путем сидячей забастовки с целью прорыва к Кремлю" – даже такие формулировки звучат. Другие говорят, что просто чего-то кричали, "Прорывай", например, третьи и этого не говорят, – резюмирует Вадим Клювгант.

Председательствующая на процессе судья Наталья Никишина раз за разом продлевала аресты обвиняемым, несмотря на их жалобы на свое здоровье и здоровье их близких. Несколько раз во время заседаний, на которых я была, возмущенные этим зрители скандировали "Позор". Судья тоном школьной учительницы просила их покинуть зал за нарушение порядка. Те уходили либо сами, либо им помогали приставы. И заседание продолжалось.

В декабре возможность представлять доказательства получила сторона защиты, и монотонные, длящиеся иногда по несколько дней допросы полицейских сменились энергичными допросами лидеров оппозиции и участников акции 6 мая 2012 года. В суде выступали Алексей Навальный, Илья Яшин, Борис Немцов, а также организаторы и участники "Марша миллионов". Свидетели защиты уверены: события на Болотной площади были не массовыми беспорядками, а провокацией властей – договоренности с мэрией о расстановке полицейских и демонстрантов были нарушены. Свидетели из числа рядовых участников акции сходились во мнении, что полиция действовала агрессивно, жестко и задерживала людей без объяснения причин.

Мне запомнились показания свидетеля Ольги Трусевич, наблюдателя от "Мемориала", которая рассказала, что была задержана 6 мая "за то, что создавали суматоху и привлекали внимание прессы". По крайней мере, по ее словам, так ей объяснили задержание полицейские.

Многие из числа тех политиков и правозащитников, кто приходил на заседания по "делу двенадцати", предполагали, что только активность гражданского общества поможет освободить заключенных. Об этом мне говорили и лидер движения "За права человека" Лев Пономарев, и сопредседатель партии РПР-ПАРНАС Михаил Касьянов. Об этом же говорит и журналист Александр Рыклин, один из тех, кто сейчас организует акции в поддержку "узников Болотной":

– Я не верю в справедливость этого суда, в то, что этот суд может быть честным. Я понимаю только одно: только много тысяч людей на этой площади могут повлиять на ситуацию. Если Москва окажется способной оказать такое сопротивление, то это может реально сказаться на судьбе тех, кто сегодня оказался за решеткой.

О том, насколько активно гражданское общество выступало в поддержку "узников Болотной" можно судить по тем акциям, которые проходили в течение года:

В апреле "Комитет 6 мая" запустил кампанию "Один день – одно имя", в рамках которой каждый день рассказывал об одном из фигурантов "Болотного дела". 6 мая – в годовщину событий на Болотной – на этой же площади состоялся митинг. По разным оценкам, он собрал от восьми до тридцати тысяч человек. После этого акция по шестым числам каждого месяца в поддержку фигурантов дела стала постоянной. В ноябре бессрочную акцию у приемной президента объявил журналист Евгений Левкович.

В конце декабря, после почти трехмесячной "пытки надеждой" – это цитата из письма родственников – депутаты Государственной думы приняли постановление об амнистии. В "Болотном деле" под нее попали всего восемь человек: те, кого обвиняли только участии в массовых беспорядках или в призывах к ним. Это подсудимые по "делу двенадцати" Николай Кавказский, Мария Баронова, Леонид Ковязин и Владимир Акименков; подследственные – Олег Архипенков, Федор Бахов и Дмитрий Рукавишников и активистка движения "Солидарность" Анастасия Рыбаченко, которая уехала учиться в Эстонию.

Николай Кавказский, юрист "Комитета за граждански права", – один из тех, чье дело уже закрыто. Год он провел в следственном изоляторе, в августе 2013-го его неожиданно для всех отпустили под домашний арест. Когда он наконец-то получил возможность общаться с прессой, он рассказал мне в интервью подробнее о сложностях заключения и отношении к делу.

– Что было самое сложное в следственном изоляторе и под домашним арестом?

– В следственном изоляторе – это неизвестность, когда ты отрезан от привычного общения, от социальных сетей, от телефона. Под домашним арестом – невозможность прогулок.

– Что вы думаете о тех обвинениях, которые вам предъявляли? О самом деле?

– Если иметь в виду обвинительное заключение, то оно так сформулировано, что его вообще невозможно понять ни обычному человеку, ни юристу. Это бред какой-то, а не обвинение. Дело абсолютно фальшивое. Была согласованная мирная акция. Она была разогнана. Судить надо тех, кто препятствовал проведению митинга, а не тех, кто в нем участвовал.

– Та поддержка, которая была в судах, она была достаточной?

– Я бы не сказал, что она была достаточной. То, что происходило за судами, я уверен, что, во многом, этого было достаточно. Но то, что в суд приходит так мало людей, это плохо. Этого недостаточно.

– Как можно мотивировать людей приходить на это дело?

– Люди сами должны мотивировать себя для проявления солидарности. Они должны понимать, что если ты занимаешься какой-то протестной деятельностью, то любого могут бросить за решетку. Задача оппозиции – не допускать, чтобы люди, брошенные в тюрьмы, оставались без поддержки. Надо, чтобы они, попадая в суд, видели достаточно много людей, которые приходят их поддержать.

– Не приведет ли такая амнистия – когда часть людей по "Болотному делу" вышла, а часть осталась – к расколу внутри той группы людей, которые завязаны в этом деле?

– Я думаю, что нет. Все, кто туда регулярно ходит, они понимают, насколько важна солидарность, насколько важно сейчас продолжать бороться за освобождение всех.

В словах Николая Кавказского о сплоченности людей можно легко убедиться. Для этого надо прийти в Никулинский суд Москвы к 303-му залу на очередное заседание. Изо дня в день там собираются одни и те же, уже знакомые, люди: это родственники подсудимых, активисты "Комитета 6 мая" и просто сочувствующие, которые больше чем за полгода процесса уже стали своего рода "болотной семьей". О такой сплоченности людей еще в самом начале говорил отец подсудимого Артема Савелова – Виктор Савелов. Он приходит в суд практически на каждое заседание:

– Мы морально держимся друг за друга. Наши родственники-заключенные – это даже по камере видно – стали одним коллективом, одной группой, которая болеет друг за друга, это уже не посторонние люди. В этом заключается ошибка нашего государства: вот так формируются группы. После того, как они освободятся, они будут не просто незнакомыми, а будут по-настоящему друзьями и у них будет цель.

"Болотные" свадьбы

В 2013 году в "Болотном деле" случились и радостные события: свои отношения узаконили четыре пары. В июле подсудимая Александра Духанина, которая находится под домашним арестом, вышла замуж за друга Артема Наумова. Также в июле в следственном изоляторе женился Леонид Развозжаев. До свадьбы подруге Развозжаева Юлии восемь месяцев не давали с ним свидания. В июне также в СИЗО поженились подсудимый Алексей Полихович и его подруга Татьяна. Вот что говорит активист "Комитета 6 мая" Мария Архипова, которая была на их свадьбе:

– Таня – замечательная девушка, она активно участвует в нашей работе. Об Алексее мы тоже знаем много хорошего: он служил на Северном флоте, студент социального университета, по специальности конфликтолог. Мы видели его в суде, видели его родителей и отчетливо понимаем, что это честный, прекрасный парень, один из тех, кто составляет цвет нашей молодежи.

Первыми в следственном изоляторе еще в марте поженились Леонид Ковязин и Евгения Тарасова. Они оба из Кирова, учились в одном университете. Евгения – актриса, она играет в спектакле "Вятлаг", который посвящен узникам 6 мая. Также, с началом судебного разбирательства, она стала общественным защитником Леонида Ковязина. Мы поговорили с Евгенией Тарасовой о суде, спектакле и об их с Леонидом свадьбе:



– Я совершенно не ожидала такого внимания в день свадьбы. Я человек из провинции, из Кирова, я и дома об этом не очень распространялась. Знали несколько моих друзей и все – ни на работе, нигде никто не знал. Но в Москве поток информации гораздо сильнее, и я даже не знала, что это настолько известно, что даже какая-то группа "ВКонтакте" создана. Когда я еду на собственную свадьбу и не могу проехать, потому что там все оцеплено, – это был для меня шок. Думала, что кто-то еще женится, а оказалось, что люди пришли поддержать Леню. Конечно, было очень приятно и неожиданно, что к нам такое внимание. После свадьбы было немножко грустно, и в этот момент хотелось одиночества.

– Потом начался судебный процесс, и вы стали общественным защитником Леонида. Что это изменило? Повлияло ли это на ваше мнение о деле, когда вы получили возможность изучать материалы?

– Это многое изменило. Я являюсь полноценным участником процесса, фактически как адвокат, и я могу читать дело, протоколы, участвовать в судебных заседаниях. И я смотрю уже не только за Леней, хотя за Леней в первую очередь, но и что происходит в отношении других ребят. Потому что я считаю, что никто не виноват, все безвинно сидят. Это дало мне широкую возможность быть в процессе. И конечно, видеться с Леней в первую очередь. Дело шито белыми нитками. Мне кажется, все здесь очень очевидно, понятно и прозрачно. Это определенная установка. Мне очень хочется, чтобы ребята серьезно не пострадали.

– Вы еще участвуете в спектакле, посвященном делу 6 мая. Расскажите об этом спектакле.

– Это спектакль, посвященный историческим параллелям. Его поставил режиссер из Кирова, сейчас живущий в Питере, Борис Павлович. Я занималась долго в его студии. На вятской земле, откуда мы родом, были лагеря, в которых сидели политзаключенные в 40-х годах, это были в основном латыши. Их отправили в Вятку, один из них был Артур Страдиньш, который писал свои дневники на папирусной бумаге. Уникальный совершенно документ, потому что дневников сохранилось очень мало. Мы решили сделать эту работу, посвященную Лене. Спектакль идет во многих местах: в Вятке, в Перми, в Хабаровске и в Москве. Сейчас будем работать в Питере. Мы читаем дневники Артура Страдиньша, а после спектакля идет обсуждение, где мы рассказываем о "Болотном процессе", об Артуре и его истории. Мы не ведем никакой политической агитации, а просто рассказываем о Лене, о других ребятах, о суде, стараясь не давать этому оценку, чтобы люди просто сделали выводы из фактов. Потому что иногда сухой факт является гораздо большим аргументом, чем личные эмоции.

– А люди как реагируют?

– Многие стали приходить на суд. И это не политические активисты, а просто люди, которым стало интересно, что же такое "Болотное дело". Очень мощный человеческий фактор накладывается. Все друг друга поддерживают. Со многими родственниками "болотников" мы сошлись, в очень хороших отношениях, со многими адвокатами. Спасибо им всем, что они есть, что они неравнодушны к делу.

– Какой у вас настрой дальше?

– Мы ничего не загадываем, живем одним днем. Могу про себя, конечно, сказать, что я человек, который очень любит стабильность, я люблю себя чувствовать спокойно. Но коли так повернулась жизнь, сейчас я выбираю своего мужа.

На следующий день после того, как мы записали интервью с Евгенией Тарасовой, вступило в силу постановление об амнистии, и уголовное дело в отношении Леонида Ковязина было закрыто. Его, а также еще одного подсудимого, Владимира Акименкова, к радости всех собравшихся, освободили прямо в зале суда.

Леня Ковязин и Женя) pic.twitter.com/pUq9b31xLH

— Катя (@sovkusomsahara) 19 декабря 2013

На скамье подсудимых по "делу двенадцати" осталось восемь человек: Александра Духанина, Денис Луцкевич, Степан Зимин, Артем Савелов, Андрей Барабанов, Ярослав Белоусов, Сергей Кривов и Алексей Полихович. Все, за исключением Духаниной, решения суда дожидаются в следственном изоляторе.

Михаил Косенко: опасен и невменяем

В 2013 году стало понятно, чем завершится дело 37-летнего инвалида второй группы Михаила Косенко, которому, как и остальным, предъявили обвинения в участии в массовых беспорядках и в насилии по отношению к полиции.

Дело Михаила Косенко рассматривалось отдельно, поскольку прокуроры добивались для него не наказания, а принудительного лечения. Экспертиза, проведенная по просьбе следствия, заключила, что Косенко представляет опасность для общества. 11 месяцев продолжалось судебное разбирательство. Заседания постоянно откладывались – то болела судья, то свидетели обвинения. В сентябре 2013 года слово получили наконец-то адвокаты и в течение всего нескольких заседаний попытались доказать невиновность и вменяемость Михаила Косенко.

8 октября 2013 года, в день, когда судья Людмила Москаленко выносила решение, у зала заседаний у Замоскворецкого суда собралось несколько сотен человек, поддерживающих Михаила Косенко и убежденных в том, что он, в отличие от власти, затеявшей этот процесс, вменяем. Это следовало из лозунгов и плакатов активистов. Судья не обратила внимание ни на лозунги, ни на доносившиеся с улицы крики "Позор", которые, без сомнения, были слышны в набитом до отказа зале. Постановление гласило, что Михаил Косенко невменяем и нуждается в принудительном лечении.

Решение суда не стало неожиданностью ни для самого Михаила, ни для его старшей сестры – Ксении Косенко. Ей – законному представителю Михаила – долго отказывали в свидании, затем суд не отпустил самого Михаила на похороны матери. Этих фактов было достаточно, чтобы не ждать оправдательного решения, считает Ксения Косенко. Мы с ней побеседовали о том, каким был Михаил Косенко до ареста и как изменился после этих событий:



– Он обычный человек. Может быть, отчасти в силу характера, отчасти в силу своего состояния здоровья, достаточно замкнутый. Очень любит читать. Круг общения у него достаточно узкий. Он не работает, получает пенсию по инвалидности. До ареста ходил в библиотеку, в книжные магазины. Абсолютно спокойный парень, не является ни активистом, ни членом какой-либо партии или движения. Но обостренное чувство справедливости ему присуще, поэтому он и вышел на этот митинг 6 мая.

– Вы чувствуете, что он изменился после этих событий?

– Безусловно. Невзгоды, которые свалились так неожиданно, серьезно покалечили его характер. Что-то в нем выкристаллизовалось, и это видно. Это видно по той речи, которую он сказал в своем последнем слове на суде. Это явилось неожиданностью даже для меня. Даже в таких условиях он как-то совершенствуется. Я всегда его поддерживаю и всегда очень переживаю за него.

– Что вы думаете о той линии, которую избрало следствие в отношении Михаила, что он якобы невменяемый и нуждается в принудительном лечении?

– Он действительно болен, ему необходимы лекарства. После ареста в течение двух месяцев лекарства ему не передавали, несмотря на то что я с самого начала, с момента обыска говорила следователю, что он болен, он инвалид и ему нужны лекарства. И, безусловно, после двух месяцев невозможности принимать лекарства его состояние здоровья ухудшилось, хотя никаких конфликтов, никакой агрессии не было. Поэтому пошли по этому пути. Потому что явно больной человек, что с ним еще делать? Никаких контактов, которые они хотели обнаружить, может быть, с кем-то из лидеров каких-то движений, не нашли.

– Но тот диагноз, который они ему приписывают, не соответствует действительности.

– Абсолютно! Он не настолько опасный человек, не настолько все у него плохо. А уж об опасности и говорить нечего. Мы с ним вместе живем, и если бы он действительно был опасен, я бы давно уже сама хлопотала о его лечении в стационаре. Поскольку этого нет, я поэтому абсолютно с открытым сердцем, с чистой душой впряглась в его защиту. Все видно, насколько это несправедливо, натянуто и притянуто к нужному результату.

– Как вы оцениваете то, что происходило в суде?

– Я была на каждом заседании, поскольку являлась законным представителем и равноценным участником судебного заседания, все это видела от начала и до конца. Даже за уши не притянешь все, что происходило, к правосудию. Весь процесс носил обвинительный характер. О чем говорить, если больному человеку не позволяют видеться с близкими родственниками в течение 10 месяцев. Когда выступают ключевые свидетели обвинения, никого из публики не пускают в зал – такое заседание у нас тоже было. Когда не принимают никакие доводы защиты: ваше видео не видео, ваш свидетель не свидетель, идите отсюда, все!

– Какой настрой у вас дальше, у вас и у Михаила?

– Миша, в общем-то, готов к тому, что его ожидает. Несмотря на то что апелляция впереди, господин Кекелидзе уже озвучил лечебное учреждение, где будет проходить принудительное лечение мой брат. Понятно, что это процедура абсолютно формальная. Он готов к тому, что будет происходить. У него были какие-то надежды на амнистию, но мне пришлось ему сказать, может быть, немножко жестковато: "Да ты не надейся. И не верь тому, что пишут и говорят. Надейся на себя и на свои силы". Если что-то хорошее произойдет, то оно произойдет, а ложных надежд в наше время питать не надо, – заключает Ксения Косенко.

Михаил Косенко до сих пор находится в следственном изоляторе "Бутырка" и, по словам его сестры, в целом, чувствует себя неплохо. В подмосковную психиатрическую больницу номер 5 его переведут после того, как постановление судьи Людмилы Москаленко подтвердит вышестоящий суд. Под президентскую амнистию Михаил Косенко не попал, так как формально он не подследственный, не подсудимый и не осужденный. Он – отправленный на принудительное лечение, которое не может быть амнистировано.

Дело Михаила Косенко заставило многих правозащитников и наблюдателей вспомнить о советском опыте "карательной психиатрии". Об этом же после судебного постановления сказал и президент Независимой психиатрической ассоциации России, Юрий Савенко, который выступал экспертом защиты в этом деле:

– В деле Косенко мы имеем дело с воскрешением практики советской психиатрии 60-80-х годов, откровенное использование психиатрии в политических целях. Далеко не все психиатры таковы, как эксперты по этому делу, и я думаю, что при очередном пересмотре дела, которые бывают каждые полгода, Михаила Косенко отпустят, потому что это человек, который в течение двенадцати лет с совершенно другим, более легким диагнозом, добровольно аккуратно лечился. Он показал себя на судебном процессе совершенно иначе, чем написали эксперты. Они описали его как человека безвольного, внушаемого, в то время как он, и в моем присутствии, подавал удивительно толковые реплики и вел себя очень активно. Будь у него тяжелое заболевание, условия этого процесса вызвали бы декомпенсацию, а он даже мобилизовался, – уверен Юрий Савенко.

65 дней голодовки

Мобилизовались, судя по всему, и многие другие фигуранты "Болотного дела". В суде неоднократно было видно, с каким достоинством ведут себя те, кто оказался за решеткой. Подсудимый по "делу двенадцати" 52-летний Сергей Кривов голодал больше двух месяцев, казалось бы, по пустяковой причине – ему не предоставили вовремя протоколы судебных заседаний. Остальные подсудимые их также не получали, но причиной для голодовки это не стало.

О состоянии здоровья Кривова общественность всерьез забеспокоилась, когда стало понятно, что он голодает уже пятьдесят дней. Его адвокат Вячеслав Макаров жаловался, что Кривова не обследуют врачи и не пускают к нему скорую помощь. На одном из заседаний после очередного отказа судьи Никишиной вызвать врачей адвокат Макаров возмутился: "Ничего, что у нас тут гестапо?!". "Ничего" – равнодушно заметила судья и продолжила заседание. А один из самых активных участников процесса Сергей Кривов лежал на лавочке в клетке и несколько раз терял сознание.

Член политсовета движения "Солидарность" Надежда Митюшкина, которая была знакома с Сергеем Кривовым еще до его ареста, говорит, что он всегда был таким – верным своим убеждениям:

– Мы познакомились с Сергеем перед думскими выборами, он пришел в Партию народной свободы и помогал нам с агитацией, с распространением ленточек, листовок. Я не могу сказать, что знаю его очень близко, – он человек сдержанный. Он приходил, брал листовки, вставал и раздавал. Когда заканчивал, прощался и уходил. Но все равно человека как-то видишь, наблюдаешь, и у меня еще тогда сложилось впечатление, что Сережа очень принципиальный, честный, трудолюбивый и верный своим убеждениям человек.

Личные качества Сергея Кривова приятно удивили и других адвокатов, участвующих в "Болотном деле". Вот что вспоминает Екатерина Горяйнова, адвокат подсудимого Ярослава Белоусова, об одном из заседаний:

– Я смотрю: Кривов уже лежит на скамейке без сил. После небольшого перерыва он у меня спрашивает: "Скажите, а там же, в судебно-медицинской экспертизе, нет упоминания о том, что такое телесное повреждение нанесено?" Я говорю: "Да, такого нет." Он: "А может, мне заявить ходатайство об оглашении этой экспертизы?" Я говорю: "Не надо, потому что сейчас сторона гособвинения предъявляет доказательства, оно все равно будет озвучено". Но меня очень тронула эта забота, когда ему самому плохо, он пытается помочь и другим.

Сергей Кривов прекратил голодовку спустя 65 дней после ее начала – 22 ноября 2013 года. Как подозревает адвокат Вячеслав Макаров, слишком поспешный выход из голодовки негативно сказался на здоровье Кривова и, в частности, мог привести к инфаркту:

– После выхода из голодовки в первый день, когда он приехал на судебное заседание, ему дали сухой паек, что вообще невообразимо – на третий или четвертый день после выхода из голодовки. Когда он ехал в автозаке обратно, с его слов, он почувствовал себя плохо: возникла резкая боль, жжение в желудке, он задыхался, ловил ртом воздух. Заключенные, кто с ним был, требовали, чтобы ему вызвали врача. Но никто врача не вызвал, и он как-то отошел. На эти рези и изжогу он стал жаловаться врачам. Приезжали независимые врачи, делали ему ЭКГ. Врач, посмотрев его ЭКГ, сказал, что у него было два инфаркта. По нашим данным, раньше инфарктов у него не было. Мы подозреваем, что резкая боль и жжение, которые он испытал, – это мог быть инфаркт 27-28 ноября.

Сергей Кривов также не попал под президентскую амнистию, поскольку обвиняется не только в участии в беспорядках, но и в том, что бил и толкал полицейских. Защитники убеждены, что Кривов тогда сам пострадал от действий полиции. Адвокаты даже представляли в суде фотографии, на которых видны ссадины Кривова, но суд приобщить их отказался.

Жутковатые травмы Кривова на Болотной. Подробно: http://t.co/sH4DLznkua #болотноедело pic.twitter.com/B9Xuv59Umi

— Borko (@dimborko) 20 декабря 2013

"Вторая волна" в суде

В 2014 году до суда дойдет дело в отношении тех, кто был задержан во время так называемой второй волны арестов по "Болотному делу", зимой и весной 2013 года. Это национал-демократ Илья Гущин, гражданские активисты Александр Марголин и Елена Кохтарева, координатор "Левого фронта" в Иванове Дмитрий Рукавишников и активист движения "Антифа" – Алексей Гаскаров. Рукавишников, кстати, единственный из этой пятерки, кто избежит судебного разбирательства, – он попадает под президентскую амнистию.

С адвокатом Алексея Гаскарова Дмитрием Динзе мы поговорили подробнее о его подзащитном, о перспективах судебного разбирательства и об отличиях нового дела от "дела двенадцати", в котором адвокат Динзе также принимал участие:


– Сейчас закончилось предварительное следствие, мы будем читать дело, знакомиться, готовить итоговые ходатайства, которые у нас будут. И исходя из того дело будет впоследствии уже направлено в суд. Думаю, у нас будет месяц-два на ознакомление. Это с учетом того, что мы должны будем отсмотреть видео, прочитать материалы, ознакомиться с вещественными доказательствами.

– Насколько доказательная база этого дела похожа на "дело двенадцати"?

– Предъявлены обвинения совершенно разные. Обвинение в деле, которое рассматривается судьей Никишиной, поступило к ней в непонятной редакции, сборная солянка. Обвиняли в массовых беспорядках, и там же указывалось, что совершили нападение на сотрудников. Все было в общей куче, и обвинение "болотникам" в итоге было непонятным, каким образом кто что совершал. Исходя из данных предпосылок и обстоятельств, учитывая все огрехи прошлого, Следственный комитет подошел к изложению обвинения нынешним лицам, которые проходят по "Болотному делу", – это Гаскаров и компания – более детально. Теперь они уже четко разделили, что такое массовые беспорядки в их интерпретации и что такое нападение на сотрудников полиции. Теперь 212-я статья "Массовые беспорядки" – это конкретные действия в составе толпы определенных лиц, которые еще не установлены. Туда же вписаны все узники "Болотного дела", с которыми якобы вместе, например, Гаскаров, осуществлял противоправные действия, вписаны все потерпевшие. Конкретные эпизоды насилия в отношении представителей власти выделены отдельно. То есть они уже четко разграничили и четко определили, кто, что и как, при каких обстоятельствах совершал. Они учли ту неразбериху, которая возникла по "Болотному делу".

– В чем именно обвиняют Алексея Гаскарова?

– Алексея Гаскарова обвиняют по 212-й, части 2-й "Массовые беспорядки". Вменяются ему и два эпизода по 318-й – нападения на двух сотрудников, одного из которых, командира цепочки, он его двумя руками разворачивает к себе и что-то ему говорит, тот потом отворачивается обратно – это мы видели на видео. И второй эпизод – это оттаскивание за ногу бойца ОМОНа.

– Насколько я помню, были свидетельства, что Гаскаров сам пострадал в тот день на Болотной площади. Следствие это сейчас никак не учитывает?

– При допросе в качестве обвиняемого мы заявили следователю, что просим привлечь к уголовной ответственности сотрудников полиции, которые избили Гаскарова на Болотной площади. Данное заявление на протокол допроса для следователя является обязательным, он должен его рассмотреть и принять процессуальное решение. Какое принято процессуальное решение, пока мы не знаем, – говорит Дмитрий Динзе.

Согласно информации, опубликованной на сайте "Росузник", во время событий на Болотной площади Алексей Гаскаров получил рваные раны головы после того, как поинтересовался у полицейских, по какой причине задерживают людей.
В следственном изоляторе Алексей Гаскаров находится с 29 апреля 2013 года. Его задержали, как утверждают, когда он вышел из дома купить корм для кота. 18 июня девушка Алексея Гаскарова Анна Карпова опубликовала на сайте "ГаскаровИнфо" текст, посвященный его дню рождения. Вот его фрагмент:

"Мы бы сегодня проснулись утром, вместе позавтракали. Моим подарком были бы, например, билеты на анатомическую выставку “тайны тела. вселенная внутри” и в театр.doc на какой-нибудь “шум” или “док.тор”. Потом Леша уехал бы на работу, я бы доделала уборку в покрытых пылью после ремонта ванной и кухне. Потом стала бы собираться к своему выпускному в институте. В середине дня мы бы созвонились с Лешей, он бы сказал, что задержится на работе, потому что они там празднуют его день рождения. После этого я бы позвонила нашим родителям, перенесла бы наш небольшой семейный праздник на час позже. Вечером мы бы встретились с нашими родителями, а потом пошли бы домой. В выходные бы отметили Лешин день рождения с друзьями, может, сходили бы на озеро или поиграли бы в лазертаг, потом на выставку и в театр.
Сегодня Леша проснулся в 6 утра в четырех стенах темницы".

Алексей Гаскаров уже был фигурантом уголовного дела – о нападении на администрацию города Химки. В 2010 году он провел в СИЗО несколько месяцев, позднее суд его оправдал.

"Анатомия" организаторов

Московский городской суд в 2014 году, вероятнее всего, начнет рассматривать так называемое дело "Анатомии протеста". Несмотря на то что в конце декабря дело отправили в прокуратуру для устранения нарушений, адвокаты не думают, что прокуратура будет затягивать процесс. Перед судом предстанут те, кого следствие считает организаторами беспорядков 6 мая в Москве, – это лидеры "Левого фронта" Сергей Удальцов и Леонид Развозжаев. Им также предъявлены обвинения в попытке организовать массовые беспорядки в других городах России.

Дело "Анатомии протеста" следователи возбудили в октябре 2012 года, изучив одноименный фильм телеканала НТВ. Позднее дело было объединено с "Болотным делом". Авторы фильма, а затем и следователи утверждают, что Удальцов, Развозжаев, активист "Российского социалистического движения" Константин Лебедев и грузинский политик Гиви Таргамадзе обсуждают захват власти в России. Авторы этого фильма демонстрируют видеозаписи, на которых якобы запечатлены эти переговоры. Константин Лебедев с позицией следствия согласился, признал вину и в апреле был осужден на 2,5 года колонии. Удальцов и Развозжаев вину отрицают.

С февраля 2013 года Сергей Удальцов находится под домашним арестом. Он фактически выключен из общественной жизни. Увидеть и услышать его теперь можно только на заседаниях суда. На одном из них – в октябре во время продления домашнего ареста – он выступил с заявлением, которое, как мне показалось, было обращено не к суду, а к публике в зале и к его соратникам. Вот фрагмент этого выступления:

– Дело политическое и заказное, позорное дело для России. Причина возникновения этого дела для меня очевидна как белый день. Наши высокопоставленные руководители обиделись в свое время – а именно 6 мая 2012 года на то, что люди, свободные граждане России вышли и сказали правду – то, что они думают о ситуации в стране, о ситуации с выборами и т.д. Теперь людей полтора года держат в СИЗО, под домашним арестом, ломают судьбы людей. Я сижу в четырех стенах и теряю здоровье. Завтра начнутся болезни, кто меня будет лечить? Следственный комитет, суд? Нет, это будут мои проблемы. Оснований держать меня под домашним арестом нет, причина только одна: чтобы мне заткнуть рот, чтобы меня не было в общественном пространстве. То, в чем нас обвиняют, это плохой шпионский роман 30-х годов. Когда читаешь, вообще непонятно, о чем речь идет. Какие бесконечные прослушки. Дословно: неизвестный мужчина зашел в комнату, лег на диван, заснул, через 15 минут раздается храп, через полчаса он проснулся, пошел в туалет, слышен шум сливаемой воды, он вернулся, лег опять, заснул. Вот такие материалы я читаю, понимаете, "неизвестный мужчина храпит с грузинским акцентом"...

Второй обвиняемый по этому делу – Леонид Развозжаев больше года находится в следственном изоляторе. Его арест был санкционирован в октябре 2012 года на закрытом судебном заседании после того, как, по утверждению следователей, Развозжаев сам к ним явился и сообщил о желании написать явку с повинной. Сам оппозиционер настаивает, что признательные показания он написал под давлением. Он утверждает, что его похитили с территории Украины российские спецслужбы и пытали в течение нескольких дней. В связи с похищением он просил возбудить уголовное дело, но получил отказ и два новых дела – против себя. Его обвинили в незаконном пересечении российско-украинской границы и в заведомо ложном доносе. Зимой 2013 года Развозжаева три месяца возили по России, чтобы провести следственные действия по делу пятнадцатилетней давности о хищении пятисот меховых шапок, которое в итоге закрыли.

О перспективах судебного разбирательства в отношении Сергея Удальцова и Леонида Развозжаева я побеседовала с адвокатом Николаем Полозовым, представляющим интересы Сергея Удальцова:


– Как бы вы оценили те сроки, которые вам и защитникам Развозжаева предоставили для ознакомления с делом? Этого хватило, чтобы изучить все материалы?

– В принципе, нам хватило. Сергей Удальцов, будучи под домашним арестом, знакомился с материалами дела ежедневно, в рабочем режиме. Его прямо с утра сотрудники ФСИН привозили в Следственный комитет. Сложнее ситуация была у Леонида Развозжаева, поскольку условия предварительного содержания у него отличаются от условий содержания Сергея Удальцова, Развозжаев находится в следственном изоляторе, и поэтому он не мог знакомиться с материалами дела в том же режиме, что и Удальцов. В изоляторах очень долго привозят и вывозят заключенных, поэтому он, естественно, отставал достаточно сильно по графику. И следствие выходило в суд с ограничением ознакомления его и его защитников с материалами дела.

– После того, как вы изучили дело, вам стала ясна логика, фабула обвинения?

– Да, но эта логика исходит из ложных предпосылок. Следствие исходит из того, что имелся факт массовых беспорядков, в то время как юристы квалифицируют события 6 мая "массовые беспорядки" – это поджоги, когда бьют витрины, переворачивают автомобили, когда насилие, кровь льется. Следствие абсолютно неправильно квалифицировало действия тех людей, которые сейчас находятся под судом по "делу двенадцати", и следом была "Анатомия протеста", Удальцов представляется как зловещий организатор этих выдуманных массовых беспорядков. Я считаю, что фабула обвинения выдумана, и на реальную, объективную историю, то есть на те события, которые происходили в действительности, пытаются натянуть некие составы, которые, на мой взгляд, мало имеют отношения к тому, что происходило 6 мая.

– Каковы шансы в этом деле? Многие, вы и ваши коллеги, говорили, что дело политическое, и это все осложняет.

– Насчет шансов, конечно, говорить очень сложно, поскольку за последние годы мы стали свидетелями ряда процессов, в которых вне зависимости от тактики и стратегии, которую предпринимала защита, – я имею в виду знаковые политические дела – обвинение все равно одерживало верх. Это свидетельствует, как свидетельствует и огромное количество статистики по оправдательным приговорам, точнее, по их отсутствию, о том, что в наших судах, к сожалению, отсутствует состязательность в принципе, а по знаковым политическими делам она даже не подразумевается. И в этой связи говорить о том, что суд может внезапно вдруг смилостивиться и признать ошибки следствия, принять законное и юридически правильное решение – я боюсь, что это фантазии, не более того, – полагает Николай Полозов.
Срок меры пресечения Сергея Удальцова и Леонида Развозжаева истекает 6 февраля.

Осмысление

Осмыслить события на "Болотной площади" в течение полутора лет пытаются не только следователи, обвиняемые и их адвокаты, но и правозащитники, политологи, деятели искусства и другие, неравнодушные к тому, что происходит в России. В апреле 2013-го комиссия "Круглого стола 12 декабря", в которую входят Людмила Алексеева, Валерий Борщев, Лия Ахеджакова, Сергей Пархоменко и многие другие, опубликовала доклад по итогам общественного расследования событий на Болотной площади.

Выводы доклада: беспорядков 6 мая 2012 года на Болотной площади не было, а столкновения участников акции с полицией произошли, поскольку демонстранты были вынуждены защищаться. Ситуация была заранее спланирована властями, условия согласования акции были нарушены.

К выводу о том, что беспорядков не было, а действия полиции были чрезмерными, пришли и эксперты из международных правозащитных организаций. Сейчас комиссия "Круглого стола 12 декабря" готовит новый доклад, посвященный уже судебному разбирательству по "делу двенадцати". Подробнее об этом рассказал один из членов Комиссии, президент фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров:



– Процесс по своим процессуальным качествам мало чем отличается от многих других заказных процессов: такое же неравенство сторон, такое же игнорирование стороны защиты, чрезвычайное низкое качество работы прокуратуры. Это все то, что наблюдалось и ранее. Единственное, что здесь явно бросается в глаза, это попытка создать эффект массовости, объединив в один процесс обвинения против 12 человек. Это то же самое, что пытались делать 6 мая, организуя эти массовые немотивированные и противозаконные захваты людей, с тем чтобы подтвердить термин "массовые беспорядки". Хотя не было беспорядков, кроме как со стороны власти. Массовость должна была подтвердить сама логика в процессе, поскольку никакой процессуальной необходимости, никакой необходимости, связанной с логикой ведения судебного разбирательства, в этом не было.

– Еще в первом докладе вы писали, а потом об этом говорили в суде свидетели защиты, что события 6 мая были спровоцированы. Цепочка полиции стояла на там, где договаривались, был закрыт сквер на Болотной площади… Как вы считаете, чего пыталась добиться власть этой провокацией?

– Это более-менее понятно. Главная стратегическая задача – сбить протестную волну, сбить ее запугиванием ее участников, причем тут очень важно, что главной мишенью были не лидеры протеста, а обычные люди. Среди этих двенадцати человек подавляющее большинство – это самые обычные люди. На то, что все было спланировано заранее, указывает многое. Ну, например, аккуратно разобранные участки асфальта московскими коммунальными службами и заботливо сложенные для участников шествия удобные пирамидки. Или отсутствие на Болотной площади представителей власти, которые обязаны там быть по закону, ну, и многое другое.

– На ваш взгляд, почему это дело в меньшей степени коснулось лидеров оппозиции?

– Это связано с главным страхом власти – она в меньшей степени боится лидеров протеста, но в гораздо большей степени боится расширения, массовости протеста.

– Удалось власти добиться целей, которые она ставила, затевая этот процесс?

– Это дало, скорее, обратный эффект. Он связан с двумя вещами. Во-первых, абсолютная несостоятельность обвинения. Во-вторых, позиция этих ребят. Власть все-таки рассчитывала на то, что это не профессиональные борцы с режимом, это обычные люди, что их будет легко сломать, склонить к каким-то признаниям, сотрудничеству и прочее-прочее. Но процесс демонстрирует нечто совершенно обратное. Они демонстрируют совершенно очевидное гражданское мужество, и вряд ли власти рассчитывали на такой эффект.

– С чем связан пессимистичный настрой в отношении приговоров по этому делу, а также по следующим делам – в отношении следующих задержанных, в отношении Удальцова и Развозжаева?

– Он связан с антиправовой практикой власти в целом. Наша задача – бороться за них, в том числе и подготовкой таких докладов. Надо объяснять городу и миру, что на самом деле происходит. Это наш главный инструмент.

Писатель Сергей Шаргунов пришел на заседание в Никулинский суд Москвы в первый раз. Когда я спросила его о впечатлениях от заседания, он сказал, что не дождался начала – простоял у зала номер 303 несколько часов и уехал. Но, тем не менее, впечатления остались:

– Меня больше всего поразил один человек, который на холоде, не сходя с места, стоял в одиночном пикете с плакатом "Свободу заключенным". Он произвел на меня большое впечатление, уходя, я пожал ему руку. Там было много людей, родственники, сочувствующие, но этот человек был очень важен и выразителен. Важно, чтобы общество знало о происходящем, потому что общественное мнение, которое, как фиксируют даже вполне лоялистские соцопросы, меняется. Да, государство обычно ничего не слышит, но если страна поймет, что происходит, то неизбежно поменяется и положение этих узников.

Человека, о котором говорит Сергей Шаргунов, я видела у Никулинского суда не один раз. Он стоит через дорогу от суда почти всегда, когда есть заседания. Если подойти поближе, можно прочитать надпись: "Свободу политзаключенным 6 мая".

9 января 2014 года возобновятся слушания по "делу двенадцати". С Нового года процесс в очередной раз переезжает: заседания теперь будут проходить не в Никулинском, а в Замоскворецком суде Москвы.