Пятьдесят лет назад поэт и правозащитник Наталья Горбаневская на титульном листе первого выпуска "Хроники текущих событий" напечатала: "Год прав человека в СССР". Именно "годом прав человека" был объявлен 1968 год Организацией Объединенных Наций. И как раз в тот год начался один из самых громких судебных процессов брежневского времени – процесс Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой, а на Красную площадь в знак протеста против ввода войск в Чехословакию вышли семеро диссидентов.

О том, что информация о нарушениях прав человека в СССР должна быть систематизирована, в диссидентской среде понимали многие. Но долгое время все оставалось на уровне разговоров. Начало этой работе было положено в ночь с 30 апреля на 1 мая 1968 года, когда поэт и переводчик Наталья Горбаневская напечатала первый выпуск "Хроники текущих событий".

– Почему я взялась за "Хронику"? – вспоминала позднее Горбаневская. – Все было очень просто. Разговоры шли все время: надо издавать какой-то бюллетень. Тем более мы познакомились с крымскими татарами, а они уже что-то подобное издавали… В конце концов, поскольку в начале апреля 1968 года я ушла в декретный отпуск, решила: теперь у меня есть время. Я поговорила с ребятами, разговор шел на Автозаводской, у Юлика Кима и Иры Якир, и присутствовали, насколько я помню, Павел Литвинов и Илья Габай. Я говорю: "Ребята, как, благословляете?" А поскольку после волны открытых писем я уже была известна как хороший редактор, они сказали: ну, конечно. И я стала собирать сведения.

Поехала в Ленинград, где я попала на окончание второго процесса ВСХСОН. (Сейчас уже никто не знает эту аббревиатуру – Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа.) Это была такая патриотическая организация, четыре лидера которой были осуждены осенью 67-го года по статье "За измену родине", потому что у кого-то из них нашли заржавленный пистолет. Я собрала сведения об этом процессе, проехала в Тарту, познакомилась с Мартом Никлусом, который недавно освободился, и с которым мы были уже знакомы заочно. Я получила от него сведения о заключенных Владимирской тюрьмы и о заключенных зоны особого режима мордовских лагерей. Кроме того у нас были какие-то сведения о процессе Гинзбурга и Галанскова, Добровольского и Лашковой, о первых внесудебных репрессиях. В общем, так я составила первый номер "Хроники".

На Спиридоновке, в доме, рядом с особняком Рябушинского, была квартира Павла Литвинова, он в это время жил у своей жены Майи Русаковской, вторую комнату занимала его сестра Нина, которая тоже в это время жила, по-моему, у родителей, поскольку у нее был маленький ребенок. У меня был ключ от этой квартиры, я приходила и там печатала на машинке. Почему там, потому что мы жили – я, моя мама и старший и пока еще единственный сын в одной комнате коммунальной квартиры, и я при маме не могла печатать все это. И вот там в ночь на 1 мая 1968 года составила и напечатала первую закладку "Хроники текущих событий". Но поскольку уж очень мне не нравилась дата 1 мая, то я датировала первый выпуск "Хроники" 30 апреля. И после этого раздала.

Embed share

Наталья Горбаневская фрагмент фильма Н.Милетича "За успех нашего безнадежного дела"

Embed share

Текст скопирван

---

width px height px

---

The URL has been copied to your clipboard

No media source currently available

0:00 0:05:50 0:00

Я печатала семь экземпляров, шесть раздавала, один себе оставляла, чтобы печатать снова, и дальше каждый таким образом раздавала. На 26 мая, на мой день рождения, врачи назначили срок родов. Вторую закладку я печатала вечером 13 мая и почувствовала, что все случится раньше. Поэтому я ушла, оставив "Хронику" в машинке на той строчке, на которой остановилась. И 14 мая у меня родился сын Ося, – вспоминала Наталья Горбаневская.

26 августа 1968 года вместе с трехмесячным сыном Наталья Горбаневская вышла на Красную площадь с плакатом "За нашу и вашу свободу", протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. В конце 1969 года Горбаневскую арестовали по обвинению в "распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй".

Но "Хроника" уже выходила. И в ее создании и распространении принимало участие все большее число диссидентов и правозащитников. Татьяна Великанова, Сергей Ковалев, Александр Лавут, Габриэль Суперфин – это далеко не полный список тех, кто, так или иначе, был причастен к выпускам "Хроники". Вера Лашкова из того самого "Дела четырех", о котором "Хроника текущих событий" писала в первом выпуске, позднее участвовала в работе над бюллетенем.

– Вся информация в "Хронике" была подлинной. Слухов не было. Поэтому "Хронику" ни разу не уличили и в дальнейшем ни в клевете, ни в искажении фактов. Иногда бывали, конечно, ошибки: фамилия не так написана, дата, но суть событий, происшествий всегда была правдивой. Вот этим "Хроника", конечно, задала очень высокую планку.

Embed share

Вера Лашкова о "Хронике"

Embed share

Текст скопирван

---

width px height px

---

The URL has been copied to your clipboard

No media source currently available

0:00 0:04:45 0:00

– Многие советские политзаключенные говорили, что тот факт, что о них писала "Хроника", значил для них очень много. Об этом рассказывала и сама Наталья Горбаневская, как важно это было…

– Люди, сидевшие, о которых писали, они получали огромную подпитку моральную. Они понимали, что о них знают, о них говорят. Был, например случай Иры Ратушинской. Ее, по сути, освободил лично Рейган, если не ошибаюсь. Потому что до него донесли информацию о том, что молодая женщина, поэт, сидит за стихи! Он был потрясен. Ему перевели какие-то стихи Ратушинской, и он лично просил за нее. Иру выпустили и вовремя, потому что она погибала уже. Вот это случай, когда информация из "Хроники" пошла впрок. Кроме того, действительно, люди, сидевшие в лагерях, получавшие какие-то письма, они более уверенно себя чувствовали, – рассказала Вера Лашкова.

В 1972 году председатель КГБ Юрий Андропов предупредил, что в случае выхода нового номера "Хроники текущих событий" будут проведены аресты диссидентов вне зависимости от их причастности к выпуску бюллетеня. "Хроника" не выходила больше года. Вот как об этом вспоминает Сергей Ковалев:

– Посоветовавшись, мы решили, что не можем рисковать чужой свободой. Когда мы решили "Хронику" возобновить, то я обратился к Андрею Дмитриевичу Сахарову. Он никогда не был участником "Хроники", но мы с ним дружили, по многим вопросам советовались. Я спросил: Андрей Дмитриевич, как бы вы отнеслись к тому, что "Хроника" снова стала бы выходить? И он сказал мне: "Я считаю, что из всего, что делалось в последнее время в Советском Союзе, "Хроника" – это самое важное. Нет ничего важнее "Хроники".

Выход "Хроники текущих событий" был приостановлен после 27-го выпуска. К тому времени, когда было принято решение о возобновлении издания, к началу мая 1974 года, были готовы три новых выпуска.

Интересно, что, не имея ни курьеров, ни других способов распространения, "Хроника" самым невероятным образом оказывалась в самых разных уголках СССР. География распространения информационного самиздатовского бюллетеня становилась понятна, когда во время обысков "Хронику" находили и в Прибалтике, и на Дальнем Востоке.

За 15 лет существования вышло 63 выпуска "Хроники текущих событий".

– Андрей Дмитриевич Сахаров назвал "Хронику" тем самым лучшим, самым важным, что создало правозащитное движение советского времени, – говорит глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. – Я, конечно, с ним полностью согласна. Потому что "Хроника" – это было первое независимое СМИ, которое создало общество, независимо от государства, для того, чтобы информировать не только людей, интересующихся этим, а вообще советских граждан о том, что происходит в стране, поставлять им ту информацию, которую от них или скрывают, или вводят в заблуждение. Например, мы все считали, что в России нет политзаключенных, поскольку нам об этом сообщил Хрущев, и мы поверили. Но когда наши товарищи оказались в лагерях, мы узнали, что в России есть десятки тысяч политзаключенных – это участники национальных движений, участники религиозных движений и наши товарищи правозащитники. О том, что происходит в лагерях, о протестных голодовках и болезнях заключенных, о новых арестах и о судах сообщала именно "Хроника". Информация нас распирала, мы узнали гораздо больше, чем знали сами раньше, и хотели поделиться этим с нашими согражданами. "Хроника" – первое независимое СМИ, которое существовало, несмотря на репрессии на территории Советского Союза и просуществовало дольше, чем герценовский "Колокол", который, как известно, привозился из Англии.

– Как известно, "Хроника" была источником информации для "голосов", в том числе и для Радио Свобода, которые пробивались к советским слушателям через "глушилки".

– Мы очень гордились тем, что то, что печатала "Хроника", потом звучало в эфире Свободы с анализом и комментариями, – отметила Людмила Алексеева.

"Хроника текущих событий" сегодня исторический документ, благодаря которому можно изучать историю диссидентского и правозащитного движения в СССР. И хотя полвека спустя технологии распространения информации ушли далеко вперед, наследие, оставленное самиздатовским бюллетенем, до сих пор внимательно изучают журналисты и правозащитники.

520 лет назад, 25 апреля 1498 года, произошло событие, породившее первого в мире олигарха и идею богатства, употребленного во благо.

– А на что мне миллион? – сказал граф. – Боже милостивый! Если бы мне нужен был только миллион, то я из-за такого пустяка не стал бы и говорить о кредите. Миллион! Да у меня с собой всегда есть миллион в бумажнике или в дорожном несессере.

Граф Монте-Кристо, покоряющий Париж невиданной расточительностью, восточными привычками и загадочностью, пользуется неограниченным кредитом крупнейших банкирских домов Европы, а между тем происхождение его богатства покрыто тайной. Неужели во Франции 30-х годов позапрошлого века возможно было тратить неизвестно откуда взявшееся состояние?

Разумеется, читатель эту тайну знает: Эдмон Дантес добыл сокровища, которые ему завещал аббат Фариа, обнаруживший послание кардинала Чезаре Спады. "Богатства его рода, – рассказывает аббат, – стали притчей во языцех, и мне часто приходилось слышать выражение: "Богат, как Спада". Согласно рассказу аббата, папа Александр VI задумал пополнить папскую казну состоянием кардинала и с этой целью решил отравить его за трапезой. У папы Александра, он же Родриго Борджиа, была дурная слава отравителя. Поэтому кардинал Спада заблаговременно спрятал свое достояние и, получив от папы приглашение на обед и предвидя летальный исход, написал симпатическими чернилами записку племяннику Гвидо с указанием, как найти клад. Но племянника отравили вместе с дядей. Записку прочел через 313 лет, случайно подержав ее над огнем, аббат Фариа.

Дата записки и есть то событие, которое мы отмечаем.

Узнав историю клада, Дантес сомневается в своем и аббата праве на наследство и получает исчерпывающий ответ:

– Однако, – возразил Дантес нерешительно, – нет ли у этого клада более законного владельца, чем мы?

– Нет-нет, будьте спокойны, вся семья вымерла; притом последний граф Спада назначил меня своим наследником.

Род Спада действительно был богат (кто не знает Галерею Спада в Риме), но он не вымер и существует по сей день, как существовал во время действия романа. В роду были и кардиналы, но не было кардинала по имени Чезаре Спада.

Александр Дюма выдумал и записку, и кардинала. Перед ним стояла непростая задача. Ему нужен был благородный герой, вдруг сделавшийся обладателем несметного богатства. Но откуда ему, человеку низкого происхождения, взять это богатство? Выиграть в карты или на бирже? Оказаться отпрыском знатного рода и получить неожиданное наследство? Найти клад!

Точно так же спустя 30 лет после Монте-Кристо разбогатеет другой положительный олигарх художественной литературы – капитан Немо. "Вы очень богаты?" – спрашивает его профессор Аронакс. "Несметно богат! – отвечает Немо. – Я мог бы свободно уплатить десять миллиардов государственного долга Франции!" Происхождение его богатства абсолютно прозрачно в буквальном смысле слова: сквозь хрустальный иллюминатор профессор видит, как экипаж "Наутилуса" в водолазных костюмах извлекает груды золота из-под обломков испанских галеонов.

Сокровище кардинала Спады гораздо скромнее:

– И вы говорите, что этот клад оценивается в...

– Два миллиона римских скудо, около тринадцати миллионов на наши деньги.

– Не может быть! – вскричал Дантес, устрашенный огромностью суммы.

Сколько же это по нынешнему курсу? Существуют разные способы конвертации сумм в старинных валютах. Один из них – через цену золота. Если "наши деньги" – это французские франки того времени, то сокровище Монте-Кристо равно 33 тоннам и 160 килограммам золота. Чтобы купить столько золота сегодня, нужно 1,426 миллиарда долларов.

В наше время граф Монте-Кристо со своими жалкими полутора миллиардами не вошел бы в глобальный список Forbes, а в российском списке двухсот богачей занял бы скромное 56–57-е место.

Но вернемся к вопросу о происхождении богатства графа.

Кардинал Спада мог унаследовать фамильное достояние, но не мог его законным образом приумножить, так как духовным лицам католической церкви запрещается заключать сделки, заниматься коммерцией, подписывать векселя и давать ручательства, пусть даже под обеспечение своего имущества.

Но на деле греху стяжательства были подвержены и кардиналы, и папы. Данте в восьмом круге Ада встречает папу Николая III из рода Орсини торчащим вверх ногами из выдолбленной в скале скважины. Папа, чье фамильное имя происходит от слова orsa ("медведица"), кается:

Знай: я великой ризой облекался.
Воистину медведицей зачат,
Радея медвежатам, я так жадно
Копил добро, что сам в кошель зажат.

(Перевод Михаила Лозинского)

Не мог Чезаре Спада и завещать свое имущество. Собственных детей у кардинала быть не могло в силу обета безбрачия, но в эпоху, о которой идет речь, обет соблюдался нестрого, и детей обычно записывали племянниками. Это породило пословицу о том, что священника не называют отцом лишь его собственные дети – они зовут его дядюшкой. Видимо, племянник Гвидо – именно такой наследник.

По смерти священника-католика все его имущество поступает в казну Святого Престола. Именно это обстоятельство заставляло современников в каждой скоропостижной кончине кардинала подозревать злой умысел и насильственную смерть. Так родилась легенда об отравителе Борджиа.

Сели обедать. Спада успел только спросить племянника: "Видел ты моего посланного?" Племянник отвечал, что нет, отлично понимая значение вопроса. Но было уже поздно; он успел выпить стакан превосходного вина, особо налитый ему папским чашником. В ту же минуту подали еще бутылку, из которой щедро угостили кардинала Спада. Через час врач объявил, что оба они отравились сморчками. Спада умер у входа в виноградник, а племянник скончался у ворот своего дома, пытаясь что-то сообщить своей жене, но она не поняла его.

Так описывает смерть кардинала Спады Александр Дюма. Романист, скорее всего, воспользовался преданием об обеде, за которым по ошибке отравились сам папа и его сын Чезаре Борджиа – тогда жертвой якобы должен был стать кардинал Кастеллези. Обед был сервирован, как и в романе, в виноградниках. Но современные исследователи сомневаются в достоверности подобных рассказов. Автор книги о династии Борджиа Майкл Маллет пишет:

Подозрения о применении яда появляются в случаях почти всех внезапных смертей важных лиц того времени. Медицинские знания той эпохи не могли дать точный диагноз и не умели производить осторожное вскрытие трупа, и даже описания признаков во многих случаях достаточно, чтобы убедить нас в гораздо менее экзотических причинах смерти, чем яд.

"Вернее было задушить или заколоть нужного человека", – соглашается с ним французский историк Иван Клулас.

Почитать Дюма – так выходит, что любой обед у папы означал смертный приговор:

Спада знал, что значит приглашение на обед. С тех пор как христианство – глубоко цивилизующая сила – восторжествовало в Риме, уже не центурион являлся объявить от имени тирана: "Цезарь желает, чтобы ты умер", – а любезный легат с улыбкой говорил от имени папы: "Его святейшество желает, чтобы вы с ним отобедали".

Видимо, предполагая, что папа рано или поздно отравит его, Спада исключительно надежно и хитроумно спрятал клад на уединенном острове, а его потомок, не сумевший найти сокровище, завещал его аббату Фариа. Но ни завещание в пользу племянника, ни завещание в пользу аббата Фариа, ни завещание самого аббата в пользу Дантеса не имеют законной силы. Это не говоря уже о том, что никакого завещания у графа Монте-Кристо на руках нет.

Вспомним, из чего состояло сокровище:

В сундуке было три отделения.

В первом блистали красноватым отблеском золотые червонцы.

Во втором – уложенные в порядке слитки, не обделанные, обладавшие только весом и ценностью золота.

Наконец, в третьем отделении, наполненном до половины, Эдмон погрузил руки в груду алмазов, жемчугов, рубинов, которые, падая друг на друга сверкающим водопадом, стучали, подобно граду, бьющему в стекла.

Дантесу надо каким-то образом легализовать богатство. В Ливорно он идет к еврею-меняле и продает ему четыре камня за пять тысяч каждый: "Еврей мог бы спросить, откуда у матроса такие драгоценности, но промолчал, ибо на каждом камне он взял тысячу франков барыша". Однако реализовать так весь сундук Дантес не может. Напомним, что это 33 тонны золота. Поскольку золота в сундуке было гораздо меньше, основную стоимость клада составляли драгоценные камни.

Сколько их было? Дантес "обеими руками намерил десять пригоршней жемчуга, алмазов и других драгоценных камней". Мы привыкли видеть в фильмах про пиратов горы бриллиантов. Десять пригоршней – вроде бы не очень много. Но есть данные об объемах добычи в Бразилии, которая до открытия южноафриканских месторождений в 1867 году была главным поставщиком алмазов в Европу. В период с 1772 по 1818 год в Бразилии было добыто алмазов общим весом около трех миллионов карат – это семь килограммов в год.

Клад кардинала Спады мог обвалить весь алмазный рынок. Никакие менялы столько камней не купили бы, даже с дисконтом. Продать их легально Дантес не мог. Он въехал во Францию по фальшивому английскому паспорту лорда Уилмора. Назваться своим подлинным именем? Но он беглый узник замка Иф, пусть и заключенный туда по ложному обвинению. Откуда у простого моряка такие сокровища? Да и у графа – откуда? "Он нашел где-нибудь алмазные копи", – предполагает госпожа Данглар, которой граф прислал "пару лошадей ценой в тридцать тысяч франков, с четырьмя бриллиантами в ушах, по пять тысяч каждый". Имя "Монте-Кристо" тоже явно вымышленное. "Такого имени нет", – уверенно утверждают в романе знатоки дворянской генеалогии Европы.

Загадочный граф со всем своим театральным антуражем хорош для развлечения парижского общества, но не для банковских расчетов.

Разумеется, в то время не существовало специальных органов для борьбы с отмыванием денег, и все же появление сорящего деньгами богача не могло не навлечь на него подозрения. Банкир Данглар, к которому он приходит за наличными, в недоумении:

– Должен вам сознаться, граф, – сказал Данглар, – я считал, что точно осведомлен о всех крупных состояниях Европы, а между тем ваше состояние, по-видимому, очень значительное, было мне совершенно неизвестно...

Граф туманно объясняет, что это наследство, которым по воле завещателя нельзя было воспользоваться до недавних пор. Но тогда у него должны быть подтверждающие законность наследования бумаги. Впрочем, Данглар совершенно удовлетворен гарантийными письмами от крупнейших банкирских домов Европы, у которых граф пользуется неограниченным кредитом.

Значит, Дантес получил этот кредит под залог своего золота и бриллиантов. Из названных в романе банкирских домов "Томсон и Френч" – вымысел автора, а "Арнштейн и Эскелес" и "Беринг" – реальные. Они вполне могли себе позволить принять в залог ценности сомнительного происхождения.

Только так Эдмон Дантес мог стать баснословным богачом. Но для романиста и его читателей все это неважно – важно, что при помощи своего богатства он воздает за добро и зло, со всеми расплачивается по заслугам.