Ссылки для упрощенного доступа

Беспамятные даты

Извиняемся, ничего нет про 19 мая. Смотрите предыдущий контент

понедельник 30 апреля 2018

Пятьдесят лет назад поэт и правозащитник Наталья Горбаневская на титульном листе первого выпуска "Хроники текущих событий" напечатала: "Год прав человека в СССР". Именно "годом прав человека" был объявлен 1968 год Организацией Объединенных Наций. И как раз в тот год начался один из самых громких судебных процессов брежневского времени – процесс Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой, а на Красную площадь в знак протеста против ввода войск в Чехословакию вышли семеро диссидентов.

О том, что информация о нарушениях прав человека в СССР должна быть систематизирована, в диссидентской среде понимали многие. Но долгое время все оставалось на уровне разговоров. Начало этой работе было положено в ночь с 30 апреля на 1 мая 1968 года, когда поэт и переводчик Наталья Горбаневская напечатала первый выпуск "Хроники текущих событий".

– Почему я взялась за "Хронику"? – вспоминала позднее Горбаневская. – Все было очень просто. Разговоры шли все время: надо издавать какой-то бюллетень. Тем более мы познакомились с крымскими татарами, а они уже что-то подобное издавали… В конце концов, поскольку в начале апреля 1968 года я ушла в декретный отпуск, решила: теперь у меня есть время. Я поговорила с ребятами, разговор шел на Автозаводской, у Юлика Кима и Иры Якир, и присутствовали, насколько я помню, Павел Литвинов и Илья Габай. Я говорю: "Ребята, как, благословляете?" А поскольку после волны открытых писем я уже была известна как хороший редактор, они сказали: ну, конечно. И я стала собирать сведения.

Поехала в Ленинград, где я попала на окончание второго процесса ВСХСОН. (Сейчас уже никто не знает эту аббревиатуру – Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа.) Это была такая патриотическая организация, четыре лидера которой были осуждены осенью 67-го года по статье "За измену родине", потому что у кого-то из них нашли заржавленный пистолет. Я собрала сведения об этом процессе, проехала в Тарту, познакомилась с Мартом Никлусом, который недавно освободился, и с которым мы были уже знакомы заочно. Я получила от него сведения о заключенных Владимирской тюрьмы и о заключенных зоны особого режима мордовских лагерей. Кроме того у нас были какие-то сведения о процессе Гинзбурга и Галанскова, Добровольского и Лашковой, о первых внесудебных репрессиях. В общем, так я составила первый номер "Хроники".

Поскольку уж очень мне не нравилась дата 1 мая, то я датировала первый выпуск "Хроники" 30 апреля

На Спиридоновке, в доме, рядом с особняком Рябушинского, была квартира Павла Литвинова, он в это время жил у своей жены Майи Русаковской, вторую комнату занимала его сестра Нина, которая тоже в это время жила, по-моему, у родителей, поскольку у нее был маленький ребенок. У меня был ключ от этой квартиры, я приходила и там печатала на машинке. Почему там, потому что мы жили – я, моя мама и старший и пока еще единственный сын в одной комнате коммунальной квартиры, и я при маме не могла печатать все это. И вот там в ночь на 1 мая 1968 года составила и напечатала первую закладку "Хроники текущих событий". Но поскольку уж очень мне не нравилась дата 1 мая, то я датировала первый выпуск "Хроники" 30 апреля. И после этого раздала.

Наталья Горбаневская фрагмент фильма Н.Милетича "За успех нашего безнадежного дела"
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:05:50 0:00

Я печатала семь экземпляров, шесть раздавала, один себе оставляла, чтобы печатать снова, и дальше каждый таким образом раздавала. На 26 мая, на мой день рождения, врачи назначили срок родов. Вторую закладку я печатала вечером 13 мая и почувствовала, что все случится раньше. Поэтому я ушла, оставив "Хронику" в машинке на той строчке, на которой остановилась. И 14 мая у меня родился сын Ося, – вспоминала Наталья Горбаневская.

26 августа 1968 года вместе с трехмесячным сыном Наталья Горбаневская вышла на Красную площадь с плакатом "За нашу и вашу свободу", протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. В конце 1969 года Горбаневскую арестовали по обвинению в "распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй".

"Хронику" ни разу не уличили ни в клевете, ни в искажении фактов. Этим она задала очень высокую планку

Но "Хроника" уже выходила. И в ее создании и распространении принимало участие все большее число диссидентов и правозащитников. Татьяна Великанова, Сергей Ковалев, Александр Лавут, Габриэль Суперфин – это далеко не полный список тех, кто, так или иначе, был причастен к выпускам "Хроники". Вера Лашкова из того самого "Дела четырех", о котором "Хроника текущих событий" писала в первом выпуске, позднее участвовала в работе над бюллетенем.

– Вся информация в "Хронике" была подлинной. Слухов не было. Поэтому "Хронику" ни разу не уличили и в дальнейшем ни в клевете, ни в искажении фактов. Иногда бывали, конечно, ошибки: фамилия не так написана, дата, но суть событий, происшествий всегда была правдивой. Вот этим "Хроника", конечно, задала очень высокую планку.

Вера Лашкова о "Хронике"
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:04:45 0:00

Многие советские политзаключенные говорили, что тот факт, что о них писала "Хроника", значил для них очень много. Об этом рассказывала и сама Наталья Горбаневская, как важно это было…

– Люди, сидевшие, о которых писали, они получали огромную подпитку моральную. Они понимали, что о них знают, о них говорят. Был, например случай Иры Ратушинской. Ее, по сути, освободил лично Рейган, если не ошибаюсь. Потому что до него донесли информацию о том, что молодая женщина, поэт, сидит за стихи! Он был потрясен. Ему перевели какие-то стихи Ратушинской, и он лично просил за нее. Иру выпустили и вовремя, потому что она погибала уже. Вот это случай, когда информация из "Хроники" пошла впрок. Кроме того, действительно, люди, сидевшие в лагерях, получавшие какие-то письма, они более уверенно себя чувствовали, – рассказала Вера Лашкова.

В 1972 году председатель КГБ Юрий Андропов предупредил, что в случае выхода нового номера "Хроники текущих событий" будут проведены аресты диссидентов вне зависимости от их причастности к выпуску бюллетеня. "Хроника" не выходила больше года. Вот как об этом вспоминает Сергей Ковалев:

– Посоветовавшись, мы решили, что не можем рисковать чужой свободой. Когда мы решили "Хронику" возобновить, то я обратился к Андрею Дмитриевичу Сахарову. Он никогда не был участником "Хроники", но мы с ним дружили, по многим вопросам советовались. Я спросил: Андрей Дмитриевич, как бы вы отнеслись к тому, что "Хроника" снова стала бы выходить? И он сказал мне: "Я считаю, что из всего, что делалось в последнее время в Советском Союзе, "Хроника" – это самое важное. Нет ничего важнее "Хроники".

Сергей Ковалев, Татьяна Великанова, Татьяна Ходорович, Григорий Подъяпольский, Анатолий Левитин
Сергей Ковалев, Татьяна Великанова, Татьяна Ходорович, Григорий Подъяпольский, Анатолий Левитин

Выход "Хроники текущих событий" был приостановлен после 27-го выпуска. К тому времени, когда было принято решение о возобновлении издания, к началу мая 1974 года, были готовы три новых выпуска.

Когда наши товарищи оказались в лагерях, мы узнали, что в России есть десятки тысяч политзаключенных

Интересно, что, не имея ни курьеров, ни других способов распространения, "Хроника" самым невероятным образом оказывалась в самых разных уголках СССР. География распространения информационного самиздатовского бюллетеня становилась понятна, когда во время обысков "Хронику" находили и в Прибалтике, и на Дальнем Востоке.

За 15 лет существования вышло 63 выпуска "Хроники текущих событий".

– Андрей Дмитриевич Сахаров назвал "Хронику" тем самым лучшим, самым важным, что создало правозащитное движение советского времени, – говорит глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. – Я, конечно, с ним полностью согласна. Потому что "Хроника" – это было первое независимое СМИ, которое создало общество, независимо от государства, для того, чтобы информировать не только людей, интересующихся этим, а вообще советских граждан о том, что происходит в стране, поставлять им ту информацию, которую от них или скрывают, или вводят в заблуждение. Например, мы все считали, что в России нет политзаключенных, поскольку нам об этом сообщил Хрущев, и мы поверили. Но когда наши товарищи оказались в лагерях, мы узнали, что в России есть десятки тысяч политзаключенных – это участники национальных движений, участники религиозных движений и наши товарищи правозащитники. О том, что происходит в лагерях, о протестных голодовках и болезнях заключенных, о новых арестах и о судах сообщала именно "Хроника". Информация нас распирала, мы узнали гораздо больше, чем знали сами раньше, и хотели поделиться этим с нашими согражданами. "Хроника" – первое независимое СМИ, которое существовало, несмотря на репрессии на территории Советского Союза и просуществовало дольше, чем герценовский "Колокол", который, как известно, привозился из Англии.

Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева
Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева

Как известно, "Хроника" была источником информации для "голосов", в том числе и для Радио Свобода, которые пробивались к советским слушателям через "глушилки".

– Мы очень гордились тем, что то, что печатала "Хроника", потом звучало в эфире Свободы с анализом и комментариями, – отметила Людмила Алексеева.

"Хроника текущих событий" сегодня исторический документ, благодаря которому можно изучать историю диссидентского и правозащитного движения в СССР. И хотя полвека спустя технологии распространения информации ушли далеко вперед, наследие, оставленное самиздатовским бюллетенем, до сих пор внимательно изучают журналисты и правозащитники.

Джон Кольер. Бокал вина с Чезаре Борджиа. 1893
Джон Кольер. Бокал вина с Чезаре Борджиа. 1893

520 лет назад, 25 апреля 1498 года, произошло событие, породившее первого в мире олигарха и идею богатства, употребленного во благо.

– А на что мне миллион? – сказал граф. – Боже милостивый! Если бы мне нужен был только миллион, то я из-за такого пустяка не стал бы и говорить о кредите. Миллион! Да у меня с собой всегда есть миллион в бумажнике или в дорожном несессере.

Граф Монте-Кристо, покоряющий Париж невиданной расточительностью, восточными привычками и загадочностью, пользуется неограниченным кредитом крупнейших банкирских домов Европы, а между тем происхождение его богатства покрыто тайной. Неужели во Франции 30-х годов позапрошлого века возможно было тратить неизвестно откуда взявшееся состояние?

Разумеется, читатель эту тайну знает: Эдмон Дантес добыл сокровища, которые ему завещал аббат Фариа, обнаруживший послание кардинала Чезаре Спады. "Богатства его рода, – рассказывает аббат, – стали притчей во языцех, и мне часто приходилось слышать выражение: "Богат, как Спада". Согласно рассказу аббата, папа Александр VI задумал пополнить папскую казну состоянием кардинала и с этой целью решил отравить его за трапезой. У папы Александра, он же Родриго Борджиа, была дурная слава отравителя. Поэтому кардинал Спада заблаговременно спрятал свое достояние и, получив от папы приглашение на обед и предвидя летальный исход, написал симпатическими чернилами записку племяннику Гвидо с указанием, как найти клад. Но племянника отравили вместе с дядей. Записку прочел через 313 лет, случайно подержав ее над огнем, аббат Фариа.

Дата записки и есть то событие, которое мы отмечаем.

Узнав историю клада, Дантес сомневается в своем и аббата праве на наследство и получает исчерпывающий ответ:

– Однако, – возразил Дантес нерешительно, – нет ли у этого клада более законного владельца, чем мы?

– Нет-нет, будьте спокойны, вся семья вымерла; притом последний граф Спада назначил меня своим наследником.

Род Спада действительно был богат (кто не знает Галерею Спада в Риме), но он не вымер и существует по сей день, как существовал во время действия романа. В роду были и кардиналы, но не было кардинала по имени Чезаре Спада.

Тони Жоанно. Эдмон Дантес и аббат Фариа читают завещание кардинала Спада в замке Иф. Рисунок из прижизненного издания романа 1846-52 годов.
Тони Жоанно. Эдмон Дантес и аббат Фариа читают завещание кардинала Спада в замке Иф. Рисунок из прижизненного издания романа 1846-52 годов.

Александр Дюма выдумал и записку, и кардинала. Перед ним стояла непростая задача. Ему нужен был благородный герой, вдруг сделавшийся обладателем несметного богатства. Но откуда ему, человеку низкого происхождения, взять это богатство? Выиграть в карты или на бирже? Оказаться отпрыском знатного рода и получить неожиданное наследство? Найти клад!

Точно так же спустя 30 лет после Монте-Кристо разбогатеет другой положительный олигарх художественной литературы – капитан Немо. "Вы очень богаты?" – спрашивает его профессор Аронакс. "Несметно богат! – отвечает Немо. – Я мог бы свободно уплатить десять миллиардов государственного долга Франции!" Происхождение его богатства абсолютно прозрачно в буквальном смысле слова: сквозь хрустальный иллюминатор профессор видит, как экипаж "Наутилуса" в водолазных костюмах извлекает груды золота из-под обломков испанских галеонов.

Сокровище кардинала Спады гораздо скромнее:

– И вы говорите, что этот клад оценивается в...

– Два миллиона римских скудо, около тринадцати миллионов на наши деньги.

– Не может быть! – вскричал Дантес, устрашенный огромностью суммы.

Сколько же это по нынешнему курсу? Существуют разные способы конвертации сумм в старинных валютах. Один из них – через цену золота. Если "наши деньги" – это французские франки того времени, то сокровище Монте-Кристо равно 33 тоннам и 160 килограммам золота. Чтобы купить столько золота сегодня, нужно 1,426 миллиарда долларов.

В наше время граф Монте-Кристо со своими жалкими полутора миллиардами не вошел бы в глобальный список Forbes, а в российском списке двухсот богачей занял бы скромное 56–57-е место.

Но вернемся к вопросу о происхождении богатства графа.

Кардинал Спада мог унаследовать фамильное достояние, но не мог его законным образом приумножить, так как духовным лицам католической церкви запрещается заключать сделки, заниматься коммерцией, подписывать векселя и давать ручательства, пусть даже под обеспечение своего имущества.

Но на деле греху стяжательства были подвержены и кардиналы, и папы. Данте в восьмом круге Ада встречает папу Николая III из рода Орсини торчащим вверх ногами из выдолбленной в скале скважины. Папа, чье фамильное имя происходит от слова orsa ("медведица"), кается:

Знай: я великой ризой облекался.
Воистину медведицей зачат,
Радея медвежатам, я так жадно
Копил добро, что сам в кошель зажат.

(Перевод Михаила Лозинского)

Не мог Чезаре Спада и завещать свое имущество. Собственных детей у кардинала быть не могло в силу обета безбрачия, но в эпоху, о которой идет речь, обет соблюдался нестрого, и детей обычно записывали племянниками. Это породило пословицу о том, что священника не называют отцом лишь его собственные дети – они зовут его дядюшкой. Видимо, племянник Гвидо – именно такой наследник.

По смерти священника-католика все его имущество поступает в казну Святого Престола. Именно это обстоятельство заставляло современников в каждой скоропостижной кончине кардинала подозревать злой умысел и насильственную смерть. Так родилась легенда об отравителе Борджиа.

Сели обедать. Спада успел только спросить племянника: "Видел ты моего посланного?" Племянник отвечал, что нет, отлично понимая значение вопроса. Но было уже поздно; он успел выпить стакан превосходного вина, особо налитый ему папским чашником. В ту же минуту подали еще бутылку, из которой щедро угостили кардинала Спада. Через час врач объявил, что оба они отравились сморчками. Спада умер у входа в виноградник, а племянник скончался у ворот своего дома, пытаясь что-то сообщить своей жене, но она не поняла его.

Бернардино Пентуриккьо. Воскресение. Роспись апартаментов папы Александр VI. 1490-е. Фигура слева – сам папа Александр.
Бернардино Пентуриккьо. Воскресение. Роспись апартаментов папы Александр VI. 1490-е. Фигура слева – сам папа Александр.

Так описывает смерть кардинала Спады Александр Дюма. Романист, скорее всего, воспользовался преданием об обеде, за которым по ошибке отравились сам папа и его сын Чезаре Борджиа – тогда жертвой якобы должен был стать кардинал Кастеллези. Обед был сервирован, как и в романе, в виноградниках. Но современные исследователи сомневаются в достоверности подобных рассказов. Автор книги о династии Борджиа Майкл Маллет пишет:

Подозрения о применении яда появляются в случаях почти всех внезапных смертей важных лиц того времени. Медицинские знания той эпохи не могли дать точный диагноз и не умели производить осторожное вскрытие трупа, и даже описания признаков во многих случаях достаточно, чтобы убедить нас в гораздо менее экзотических причинах смерти, чем яд.

"Вернее было задушить или заколоть нужного человека", – соглашается с ним французский историк Иван Клулас.

Почитать Дюма – так выходит, что любой обед у папы означал смертный приговор:

Спада знал, что значит приглашение на обед. С тех пор как христианство – глубоко цивилизующая сила – восторжествовало в Риме, уже не центурион являлся объявить от имени тирана: "Цезарь желает, чтобы ты умер", – а любезный легат с улыбкой говорил от имени папы: "Его святейшество желает, чтобы вы с ним отобедали".

Видимо, предполагая, что папа рано или поздно отравит его, Спада исключительно надежно и хитроумно спрятал клад на уединенном острове, а его потомок, не сумевший найти сокровище, завещал его аббату Фариа. Но ни завещание в пользу племянника, ни завещание в пользу аббата Фариа, ни завещание самого аббата в пользу Дантеса не имеют законной силы. Это не говоря уже о том, что никакого завещания у графа Монте-Кристо на руках нет.

Вспомним, из чего состояло сокровище:

В сундуке было три отделения.

В первом блистали красноватым отблеском золотые червонцы.

Во втором – уложенные в порядке слитки, не обделанные, обладавшие только весом и ценностью золота.

Наконец, в третьем отделении, наполненном до половины, Эдмон погрузил руки в груду алмазов, жемчугов, рубинов, которые, падая друг на друга сверкающим водопадом, стучали, подобно граду, бьющему в стекла.

Бульвар дю Тампль. Дагерротип 1838 года, сделанный самим изобретателем фотографии Луи Даггером. Считается самой ранней фотографией Парижа. 1838 – год, когда граф Монте-Кристо появился в Париже.
Бульвар дю Тампль. Дагерротип 1838 года, сделанный самим изобретателем фотографии Луи Даггером. Считается самой ранней фотографией Парижа. 1838 – год, когда граф Монте-Кристо появился в Париже.

Дантесу надо каким-то образом легализовать богатство. В Ливорно он идет к еврею-меняле и продает ему четыре камня за пять тысяч каждый: "Еврей мог бы спросить, откуда у матроса такие драгоценности, но промолчал, ибо на каждом камне он взял тысячу франков барыша". Однако реализовать так весь сундук Дантес не может. Напомним, что это 33 тонны золота. Поскольку золота в сундуке было гораздо меньше, основную стоимость клада составляли драгоценные камни.

Сколько их было? Дантес "обеими руками намерил десять пригоршней жемчуга, алмазов и других драгоценных камней". Мы привыкли видеть в фильмах про пиратов горы бриллиантов. Десять пригоршней – вроде бы не очень много. Но есть данные об объемах добычи в Бразилии, которая до открытия южноафриканских месторождений в 1867 году была главным поставщиком алмазов в Европу. В период с 1772 по 1818 год в Бразилии было добыто алмазов общим весом около трех миллионов карат – это семь килограммов в год.

Клад кардинала Спады мог обвалить весь алмазный рынок. Никакие менялы столько камней не купили бы, даже с дисконтом. Продать их легально Дантес не мог. Он въехал во Францию по фальшивому английскому паспорту лорда Уилмора. Назваться своим подлинным именем? Но он беглый узник замка Иф, пусть и заключенный туда по ложному обвинению. Откуда у простого моряка такие сокровища? Да и у графа – откуда? "Он нашел где-нибудь алмазные копи", – предполагает госпожа Данглар, которой граф прислал "пару лошадей ценой в тридцать тысяч франков, с четырьмя бриллиантами в ушах, по пять тысяч каждый". Имя "Монте-Кристо" тоже явно вымышленное. "Такого имени нет", – уверенно утверждают в романе знатоки дворянской генеалогии Европы.

Загадочный граф со всем своим театральным антуражем хорош для развлечения парижского общества, но не для банковских расчетов.

Разумеется, в то время не существовало специальных органов для борьбы с отмыванием денег, и все же появление сорящего деньгами богача не могло не навлечь на него подозрения. Банкир Данглар, к которому он приходит за наличными, в недоумении:

– Должен вам сознаться, граф, – сказал Данглар, – я считал, что точно осведомлен о всех крупных состояниях Европы, а между тем ваше состояние, по-видимому, очень значительное, было мне совершенно неизвестно...

Граф туманно объясняет, что это наследство, которым по воле завещателя нельзя было воспользоваться до недавних пор. Но тогда у него должны быть подтверждающие законность наследования бумаги. Впрочем, Данглар совершенно удовлетворен гарантийными письмами от крупнейших банкирских домов Европы, у которых граф пользуется неограниченным кредитом.

Значит, Дантес получил этот кредит под залог своего золота и бриллиантов. Из названных в романе банкирских домов "Томсон и Френч" – вымысел автора, а "Арнштейн и Эскелес" и "Беринг" – реальные. Они вполне могли себе позволить принять в залог ценности сомнительного происхождения.

Только так Эдмон Дантес мог стать баснословным богачом. Но для романиста и его читателей все это неважно – важно, что при помощи своего богатства он воздает за добро и зло, со всеми расплачивается по заслугам.

Загрузить еще

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG