Репортаж

Судья сегежского суда Елена Новосельцева 16 января вынесла, возможно, самое резонансное решение в своей карьере: приговорила к реальному сроку лишения свободы экс-начальника карельской колонии №7 Сергея Коссиева.

Его имя стало нарицательным не только у бывших заключенных ИК-7, но и у многих правозащитников. За четыре с половиной года (2013–2017) руководства колонией Коссиев успел поучаствовать и в освобождении из сегежской колонии Михаила Ходорковского, и в избиениях активиста Ильдара Дадина, и в издевательствах над заключенными-мусульманами, и в "прожарках" и "умерщвлении" десятков, если не сотен осужденных. Вместе с Коссиевым отправился за решетку и его заместитель Анатолий Луист.

Утром 16 января Анатолий Луист пришел к зданию суда сильно заранее. Нервно выкурил у крыльца две сигареты, зашел внутрь. На вопрос журналистов о том, согласен ли с позицией обвинения, покачал головой и пробурчал: “Нет”. Его бывший начальник Сергей Коссиев с каменным лицом прошел через рамку металлоискателя, предъявил приставам документы, на вопросы реагировать не стал, спустился в подвал, где находится зал заседаний.

Судья Елена Новосельцева читала приговор больше двух часов. Все это время Коссиев смотрел в пол, лишь изредка мотая головой в знак то ли удивления, то ли несогласия с услышанным. На словах "взять под стражу в зале суда" открылась дверь, и в зал вошли четверо полицейских.

– Можно ваши руки? – шепотом спросил полицейский у Коссиева, чтобы не прерывать чтение приговора. Судья продолжала: "Срок отбывания наказания и содержания под стражей исчислять с 16 января 2019 года".

Так бывший начальник колонии превратился в заключенного. Ближайшие несколько месяцев, до вступления приговора в законную силу, Коссиев и Луист проведут в сегежском СИЗО, потом отправятся в одну из колоний ФСИН (вероятно, в Свердловскую область или республику Коми), предназначенных для таких же, как они.

За что судили Коссиева?

Сергея Коссиева обвинили в "превышении полномочий" и "злоупотреблении полномочиями" в конце 2017 года, через год после показаний активиста Ильдара Дадина, который первым заявил о пытках в сегежской колонии.

Такие статьи Коссиев получил за то, что он выстроил в колонии №7 систему многомиллионных поборов с заключенных, за счет которых не только устраивался быт заключенных (например, закупались средства бытовой химии и личной гигиены – от туалетной бумаги до чистящих средств) и производился ремонт помещений. Коссиев пошел дальше – он захотел организовать в колонии несколько видов производств за счет "статусных" заключенных и собрал на эти цели несколько миллионов рублей.

Реализовать масштабные планы не позволила сама система: кто-то из вышестоящего начальства в самый неподходящий момент приказал поместить заключенного Лашу Гогуа – главного "спонсора" коссиевской индустриализации – в штрафной изолятор (ШИЗО). Не потому, что Гогуа нарушал Правила внутреннего распорядка или Уголовно-исполнительный кодекс, а потому, что на воле у Гогуа остались недоброжелатели, сумевшие продавить через карельское региональное управление ФСИН невыгодное для Коссиева решение. И он вынужден был подчиниться. В ответ Гогуа сумел через своих адвокатов (как когда-то сумел и Ильдар Дадин) передать в Следком и ФСБ доказательства противоправных действий администрации колонии.

Смотри также

Пакет "пыточный". Как выбивают показания в полиции Воронежа

Уголовное дело на Сергея Коссиева и его заместителя Анатолия Луиста было возбуждено в ноябре 2017 года. В ходе следствия вина обоих была доказана, и сами подозреваемые на очных ставках и допросах дали признательные показания. Надеясь на снисхождение суда, защита Коссиева ходатайствовала о рассмотрении дела в особом порядке, то есть без судебного следствия – исследования доказательств, опроса свидетелей и потерпевших. Потерпевшие, которых в деле насчитывается восемь человек, – предприниматели из Петрозаводска, Мурманска, Петербурга, Москвы – согласились на особый порядок, поскольку тот предусматривал признание вины со стороны Коссиева и Луиста. Судьба бывшего руководителя колонии Коссиева и его правой руки Луиста должна была решиться еще 10 декабря 2018 года, но заседание затянулось более чем на месяц.

​День первый, 10 декабря 2018 года​

– Молодой человек, не надо меня снимать, – сказал журналисту, стоящему на крыльце сегежского суда, подходящий к зданию Сергей Коссиев и закрыл лицо листом бумаги. Следом за ним на территорию вошли Сергей Полуйко и Василий Шамбир. Полуйко проходил в деле одним из пострадавших, Шамбир формально от действий Коссиева не пострадал, но по факту также "жертвовал" на коммунально-бытовое обслуживание колонии. Это их первая встреча с Коссиевым после освобождения из ИК-7.

– Жаль, чуть-чуть не успели лицом к лицу встретиться с "героем", – пожаловались приехавшие из Москвы бывшие заключенные. – Нам есть что сказать Коссиеву в глаза. Интересно, как он отреагирует на наше появление.

Впрочем, если не "лицом к лицу", то "глазами в затылок" недавние "зэки" с недавним "вертухаем" встретились довольно быстро: приставы пропускали всех посетителей в здание суда только после тщательного досмотра, и Коссиеву пришлось выслушать немало колких фраз за то время, что проверяли его вещи, и до того, как он смог затеряться в коридорах районного суда. Лишь один раз, уже после завершения первого, недолгого заседания Коссиев позволил себе огрызнуться на вопрос бывших заключенных:

– Не страшно тебе? Столько людей замучил, урод!

– Что ж вы при судье такие вопросы не задали...

– В следующий раз зададим!

Тогда слушания отложили на две недели по причине того, что суд не смог найти и оповестить о времени и месте заседания главного пострадавшего по делу, Лашу Гогуа. К концу декабря Гогуа нашелся в "Крестах" (СИЗО-1 в Санкт-Петербурге), и заседание возобновилось.

День второй, 25 декабря 2018 года

25 декабря на продолжение заседания по делу Коссиева-Луиста приехала внушительная группа бывших заключенных ИК-7 из разных регионов страны. К ним присоединился Павел Котов, адвокат Лаши Гогуа. В небольшом подвальном помещении, где устроен зал заседаний, стало тесно.

​– Мой доверитель настаивает на своем участии в заседании по видеосвязи, – заявил позицию пострадавшего адвокат Котов. – Это позволит соблюсти принцип справедливости в процессе рассмотрения дела: полностью раскрыть суть, последствия и значение совершенных бывшим руководством ИК-7 преступлений возможно только при личном обращении потерпевшего к суду.

​Судья Новосельцева сочла разумным предоставить право заключенному Гогуа по видеосвязи участвовать в заседании. Но не сразу, а через две недели, поскольку зал с необходимым оборудованием в суде Сегежи в тот день был занят. Заседание снова отложили.

– Василий Николаевич... – подошел к Василию Шамбиру с протянутой в приветствии рукой Луист.

– Мы здесь не для того, чтобы посадить тебя, Анатолий. Нас интересует Коссиев, – не дал ему договорить Василий Шамбир.

День третий, 15 января 2019 года

Накануне третьего дня заседания один из пострадавших через своего адвоката отправил в суд возражения на продолжение процесса в особом порядке. Сотрудники суда немедленно сообщили об этом в Следственный комитет, и дальше, по цепочке, информация ушла в прокуратуру и дошла до ФСБ. Такой поворот, как оказалось, был невыгоден не только судье Новосельцевой, которая, вероятнее всего, уже имела готовое решение (особый порядок не предусматривает судебного следствия, то есть судья должна быть готова к быстрому вынесению решения).

Смотри также

"Разрушить систему ФСИН". Интервью Сергея Мохнаткина из больницы

​Не устраивал он и силовиков. По информации источников, близких к следствию, на Коссиева есть еще ряд материалов, способных увеличить срок его пребывания в колонии. Для того чтобы не пропустить сроки давности по новым уголовным делам, приговор по нынешнему делу должен был состояться как можно скорее. Неизвестно, довели ли эту информацию до пострадавшего, или он сам передумал, но возражения из суда были отозваны прямо перед заседанием. Это позволило завершить процесс в одни сутки.

Начало заседания 15 января было вполне рутинным, если не считать присутствия по видеосвязи пострадавшего Лаши Гогуа. Адвокаты Коссиева и Луиста откровенно скучали, как и в прошлые дни. Сам Коссиев с по-прежнему военной выправкой сохранял спокойствие, взгляд его был в никуда. Луист сидел все так же – с опущенной головой.

Атмосферу процесса изменили слова прокурора:

– Государственное обвинение просит назначить максимальное наказание – 2 года 6 месяцев по части 1 статьи 285 и 2 года 6 месяцев по части 1 статьи 286. Путем частичного сложения наказания – к четырем годам лишения свободы.

​По реакции защиты и подсудимых стало ясно, что к такому повороту они не были готовы. Адвокат Коссиева Игорь Кулеш схватился за голову. Коссиев стал буквально подпрыгивать на месте. Когда судья спрашивала, будут ли у него какие-то комментарии, дополнения, он подскакивал с места, держа руки за спиной, и говорил, что некоторые данные, зачитанные прокурором из обвинения, не соответствуют обстоятельствам дела. Луист, у которого трое маленьких детей и кредит на квартиру, опустил голову еще ниже, его заметно трясло.

В этот момент, вопреки канонам судопроизводства, судья передала слово не защите, а пострадавшим. Лаша Гогуа поддержал реальный срок исключительно для Коссиева. Он заявил, что Луист ему практически не знаком и его роль в этой истории второстепенна, в отличие от Коссиева.

– Коссиев создал в ИК-7 режим, при котором осужденные по мановению его брови звонили родственникам, чтоб те несли деньги в необходимых колонии количествах. Как он добился такого положения дел, что люди готовы были делать всё и ничего не хотеть взамен? Очень просто: создать общество рабовладельческого типа, когда заключенные являются вещью и судьба их, вопросы их жизни, здоровья решаются не в правовом поле, а исключительно зависят от настроения "хозяина", то есть Коссиева, – заявил Гогуа. – Каждый день по колонии шли слухи о каких-то очередных экзекуциях, проводимых им. И достаточно было просто попасться ему на глаза в недостаточно грязной робе, чтобы быть обреченным на какое-то издевательское, уничижающее человеческое достоинство и вредное для здоровья наказание. Все, кто был в ИК-7 при Коссиеве, знают, как чувствует себя раб. Каково быть бесправным. Как чувство постоянного страха становится естественным ежедневным чувством. Можно ли достигнуть целей наказания этого человека, назначив его ему условный срок? Я уверен, что нет.

Адвокат потерпевших Павел Котов также поддержал позицию обвинения, сославшись на закрепленный в Уголовном кодексе принцип справедливости: наказание должно быть соразмерно содеянному, исходя из степени общественной опасности.

– Действия Коссиева привели не только к дискредитации всей уголовно-исполнительной системы, не только к падению ее авторитета, он своими действиями причинил ущерб и вред, в том числе моральный и материальный, многим осужденным, потерпевшим в этом деле. По степени значимости это дело колоссальное. Ограничиваться наказанием, не связанным с лишением свободы, мы не можем, срок должен быть реальным, потому что такое наказание будет соразмерно общественной опасности.​

Когда слово предоставили адвокатам Коссиева и Луиста, выяснилось, что никто из них не был готов к прениям, они не могли ссылаться на документы, потому что они не были знакомы с делом. Игорь Кулеш стал ссылаться на смягчающие обстоятельства, на явки с повинной. Однако, по словам Павла Котова, таковых в деле Коссиева не оказалось. Были лишь протоколы допроса, где он не отрицал свою вину, но собственноручно написанного признания в совершении преступления не было, равно как и не было содействия следствию. Адвокат потерпевших обратил на это внимание суда. Защитники попросили поднять материалы дела. Но никаких смягчающих обстоятельств в деле найти не удалось.

Судья предложила Коссиеву выступить в прениях, но он не смог. Сказал только: "Я вину признаю полностью и раскаиваюсь". И сел, опустив руки. Луист тоже признал вину и добавил: "Я проработал в ИК-7 недолго, и допустил чудовищную ошибку, о которой я очень сильно жалею и раскаиваюсь".

Судья перенесла оглашение приговора на 9 утра следующего дня.

Приговор

Похоже, Сергей Коссиев так до конца и не верил, что получит реальный срок. Во всяком случае, 16 января и он, и его бывший заместитель пришли на оглашение приговора в обычной одежде и без сумок с вещами. Как оказалось, зря.

Сергей Коссиев и Анатолий Луист отправились ждать вступления приговора в законную силу в СИЗО-2, расположенное рядом с ИК-7 в Сегеже. Когда-то Коссиев работал в этом СИЗО кинологом, затем – оперативником и дослужился до заместителя начальника изолятора, после чего и был переведен на службу в ИК-7. Из окон СИЗО хорошо виден и дом, где до сегодняшнего дня жил Коссиев, купивший в 2013 году квартиру рядом с колонией, чтобы ходить на работу пешком.

Правда, Коссиев не раз давал понять заключенным, что начальник СИЗО-2, полковник Андрей Бывшев, его друг и при необходимости он сможет "достать" там любого арестанта. Кроме того, одно время Бывшев был замом у Коссиева, в его подчинении какое-то время работала и жена Бывшева. Супруга Коссиева еще недавно работала в СИЗО-2.

Адвокат Павел Котов, представлявший интересы трех потерпевших, после суда заявил, что в целом удовлетворен решением. Коссиев получил хоть и не максимальный, но реальный срок лишения свободы.

– Признаюсь, такого результата мы не ожидали. У нас были все основания подозревать, что наказание будет не связано с лишением свободы, но и обвинение, и суд учли нашу позицию. Мы считаем это хорошей весточкой в дальнейшем – в подобной практике должностных преступлений, связанных с нарушениями защиты прав осужденных, – сказал Котов.

После вынесения приговора Коссиеву один из бывших заключенных Василий Шамбир жестко высказался по итогу процесса:

Смотри также

"В каждом есть фашист". Кто и почему идет работать и пытать во ФСИН

​– Есть очень достойный фильм, "В бой идут одни "старики". Там капитан Титаренко, которого играет Леонид Быков, произносит такую фразу, которую он хотел бы написать на самой высокой стене Берлина: "Развалинами Рейхстага удовлетворен…" Вот я бы сказал то же самое. Та же самая эмоция сегодня наполняет меня. Для меня и для многих других, Сергей Коссиев – олицетворение тех самых качеств, которые принято ассоциировать с фашизмом. И во всем его отношении к людям всегда чувствовался этот унижающий достоинство, высокомерный, рабовладельческий подход. Полное пренебрежение правами человека и склонность к наказаниям болью. Фигура Коссиева – это памятник садизму, который рухнул. Рухнул благодаря тому, как отработала наша правоохранительная система. Да, ее принято ругать, но сегодня я аплодирую ей, так как нужен и важен был именно справедливый приговор, когда преступник получает поделом, а не формальное условное наказание. Даже если этот преступник – кадровый офицер ФСИН, начальник колонии. И на самой высокой стене ИК-7 я бы написал большими буквами: "СОТРУДНИК ФСИН, ПОМНИ, ГДЕ КОССИЕВ: ПЕРЕД ЗАКОНОМ ВСЕ РАВНЫ". Это должно стать хорошим уроком для тех, кто забыл, что значит быть человеком. А таких еще, поверьте, осталось немало, – подытожил Шамбир.

26 ноября в Мещанском районном суде закончился четырёхдневный допрос Алексея Малобродского, бывшего генерального продюсера "Седьмой студии". Свои показания начала давать бывший директор Департамента государственной поддержки искусства и народного творчества Министерства культуры Софья Апфельбаум, которую обвиняют в том что она совместно с Малобродским, а также режиссёром Кириллом Серебренниковым, бывшим генеральным директором "Седьмой студии" Юрием Итиным и главным бухгалтером компании Ниной Масляевой похитила 133 млн бюджетных рублей, выделенных в 2011–2014 годах на театральный проект "Платформа". Апфельбаум рассказала, как "Платформа" родилась на совещании с президентом Медведевым и как была закрыта решением министра Мединского уже при другом президенте – Владимире Путине.

​Эти существа

Прокурор Надежда Игнатова обратила внимание на разночтения в показаниях Алексея Малобродского с тем, что он говорил на предварительном следствии. В суде Малобродский заявлял, что его зарплата составляла 100 тыс. рублей, а в изначальных допросах значится всего 45. Впрочем, главное несоответствие касалось сотрудничества АНО "Седьмая студия" с ИП Синельников – именно через него, как считает следствие, были похищены бюджетные деньги, в то время как Кирилл Серебренников и Алексей Малобродский обвиняют бухгалтера Нину Масляеву в том, что она похищала миллионы рублей через ИП своего "близкого друга" Валерия Синельникова. Малобродский в суде показывал, что с Синельниковым виделся лишь однажды, когда их познакомила Масляева, никаких дел с ним "Седьмая студия" не вела. В протоколе допроса, оглашённого судьёй Ириной Аккуратовой, тем временем написано: "Насколько я помню, одним из контрагентов был ИП Синельников, которого привлекла Нина Масляева", но, отмечает Малобродский, каких-либо неисполненных обязательств за Синельниковым не числилось.

Отвечая на вопрос прокурора, Малобродский вспоминает, что первые допросы проходили в "сложной" для него обстановке: сначала один многочасовой допрос сразу после обыска у него дома, на следующий день второй. По словам продюсера, следователи оказывали на него давление. "У меня не было тогда опыта борьбы с этими… существами, я не понимал, как с ними разговаривать", – говорит Малобродский, поясняя, что первые два допроса он не сильно вчитывался в протоколы: написанное следователем по смыслу примерно соответствовало тому, что он говорил, разглядывать детали он научился лишь позже. Так, следователь просто положил перед ним какую-то платёжную ведомость, где были указаны 45 тыс. рублей, и Малобродский согласился: да, это была его зарплата. Но, как пояснил продюсер на суде, поначалу зарплата у всех сотрудников проекта не была фиксированной и выплачивалась нерегулярно. 100 тыс., о которых он говорил на прошлом заседании, Малобродский начал получать лишь с 2012 года.

То же касается и Синельникова: Малобродский ещё раз подтвердил, что никаких контрактов с ним не подписывал, видел один раз, и просто не обратил внимания на эту мелочь в протоколе. Более того, во время очной ставки с Синельниковым тот подтвердил его показания.

Всесильная Апфельбаум

Допрос Софьи Апфельбаум начинается с оглашения содержания флеш-карты, изъятой в Министерстве культуры. Там документы, касающиеся проекта "Платформа": письмо Кирилла Серебренникова президенту Медведеву, где он просит выделить ему и "единомышленникам" 76 млн рублей на большой мультижанровый проект, проекты постановления правительства, финансово-экономическое обоснование проекта, переписка между Минкультом и Минфином, Минкультом и Минюстом, планы мероприятий.

Апфельбаум предпочитает сперва выступить сама, она рассказывает, как ещё в 2006 году пришла на низшую должность в Федеральное агентство по культуре и кинематографии, а потом доросла до начальника Отдела театрального искусства, который в 2008 году стал частью Департамента государственной поддержки искусства и народного творчества вновь созданного Министерства культуры. Возглавил департамент Алексей Шалашов (сегодня он – генеральный директор Московской филармонии).

Согласно обвинительному заключению, Софья Апфельбаум вошла в преступный сговор с Кириллом Серебренниковым и другими подельниками из "Седьмой студии", разработав план по хищению государственных средств. В 2011 году "Седьмая студия" получила от государства 10 млн рублей – в рамках открытого конкурса, в котором организация была единственным участником. В 2012–2014 гг. проект получал прямую субсидию в размере около 70 млн в год. Всего на "Платформу" было выделено 216 млн рублей. Следствие считает, что и конкурс Апфельбаум "подогнала" под "Седьмую студию", и все остальные условия сотрудничества тоже, а потом "ввела в заблуждение" своих коллег в Минкульте, так что никто не стал проверять, на что были потрачены выделенные на "Платформу" деньги.

Исходя из показаний Апфельбаум, организовать такую аферу было не в её силах. В Минкульте, как оказывается, заранее не знали о знаменитой встрече с деятелями культуры президента Медведева в Мультимедиа Арт Музее 24 марта 2011 года, на которой Кирилл Серебренников озвучил свои предложения по "Платформе". Достаточно часто Администрация президента просит у профильных министерств материалы при подготовке таких встреч, но, как уверяет Апфельбаум, они сами узнали о ней, только когда получили поручение президента "проработать" инициативу, причём направлено оно было не только тогдашнему министру культуры Александру Авдееву, но и вице-премьеру Александру Жукову, который через три дня ещё и прислал в Минкульт собственное поручение об исполнении поручения президента. Срок на подготовку предложений был дан месяц, но за месяц не управились, поэтому в апреле вице-премьер Жуков присылает ещё одно поручение министру Авдееву, а в сентябре отправляет поручение в Минфин – найти необходимые средства. По словам Апфельбаум всё это свидетельствует об одном: с самого начала на высшем уровне проекту "Платформа" уделялось повышенное внимание, в принятии решения участвовали первые лица государства, причём Минкульт играл и вовсе последнюю роль, что уж говорить о Софье Апфельбаум, у которой на тот момент не было даже права финансовой подписи.

В марте 2012 года министр культуры Авдеев, получив поручения президента и вице-премьера, спустил их своим подчинённым с пометкой, что предложения должны быть разработаны вместе с автором проекта режиссёром Серебренниковым.

Министерский треугольник

Впрочем, если президент поручил, это вовсе не значит, что получится выполнить. Апфельбаум рассказывает, как 7 апреля 2011 г. начальник департамента Александр Шалашов собрал специальное совещание, чтобы найти способы профинансировать идею Серебренникова. Стандартная конкурсная процедура подразумевает, что в тендере может участвовать кто угодно, но как быть с авторскими проектами? По словам Апфельбаум, директор департамента экономики и финансов Минкульта Сергей Шевчук рассказал тогда, что помимо госконтрактов есть ещё прямое субсидирование проектов, о нём в театральном отделе не знали. Тот же Шевчук сообщил, что субсидию могла получить только некоммерческая организация – Серебренников должен был или создать новую, или найти уже действующую. Так появилась автономная некоммерческая организация (АНО) "Седьмая студия".

Но даже и тогда, уверяет Апфельбаум, не было гарантии, что деньги выделят и "Платформа" будет жить: всё могла поглотить бюрократия. Дальше пошла кропотливая работа: доклады правительству, расширенные доклады правительству с суммами, которые предполагалось тратить на разные направления (театр, музыка, танец, медиа-арт), наконец, проект распоряжения Правительства о реализации "Платформы", который отдел Апфельбаум готовил совместно с командой "Седьмой студии" в течение 9 месяцев. Его сначала следовало утвердить с Минфином, который постоянно вносил правки: Минкульт отправил в Минфин 44 версии документа, финальный был утверждён лишь в ноябре 2011 года. Впрочем, потом вопросы к документу возникли у Минюста. По словам Апфельбаум, Минкульт оказался меж двух огней: Минюст не одобрил документ, по сути подготовленный Минфином, а Минкульт был лишь посредником. Проблема стала предметом специального совещания в аппарате Правительства, в итоге одобрили документ в редакции Минюста, но не утверждённый Минфином. "Это один их самых сложных проектов, где мне приходилось участвовать, – говорит Апфельбаум, уточняя, что, если бы была цель похитить деньги, вряд ли они пошли бы по такому длинному пути. – Это считалось большой победой, это было первое постановление Правительства на поддержку искусства в такой форме, где некоммерческой организации доверялось создавать новые художественные произведения".

Пока Апфельбаум вспоминает, что даже Михаил Швыдкой упомянул "Платформу" в колонке в "Российской газете", на телефон приходит сообщение о смерти Бернардо Бертолуччи.

Очереди не было

Субсидию получить можно было только в 2012 году, бюджет на 2011-й был уже свёрстан. Отвечать президенту, что проект откладывается на полтора года, было как-то не комильфо, и тот же директор департамента экономики и финансов Сергей Шевчук предложил наскрести по сусекам Минкульта 10 млн рублей, которые команда Серебренникова ("Седьмой студии" тогда ещё не было) могла получить через процедуру конкурса.

По словам Апфельбаум, на допросах её вообще не спрашивали про конкурс 2011 года, лишь из обвинительного заключения она узнала, что, по мнению следствия, давала указания своей коллеге Олесе Махмутовой, которая готовила конкурсную документацию, создать конкурсные условия, благоприятные именно для "Седьмой студии", а Махмутова выполняла её просьбы, не осознавая преступного характера своих действий. Апфельбаум на суде заявила, что Махмутова вовсе ей не подчинялась, а документация в любом случае утверждалась начальником департамента Алексеем Шалашовым и передавалась в специализированную организацию ООО "Конкурсные торги", которая проверяла её на соответствие закону. Договор с этим ООО заключал Отдел экономики и финансов. Апфельбаум отношения к процедуре не имела.

В конкурсе, и правда, был только один участник, впрочем, как говорит Апфельбаум, в 2011 году в Минкульт "не выстроилась очередь" из желающих продвигать современное искусство, к тому же и проект был авторский, представленный президенту, – никто, кроме команды Серебренникова не мог его реализовать.

В сентябре неожиданно уволился один из замов Шалашова, сам он был в отпуске, и право финансовой подписи перешло к Апфельбаум, именно она подписала госконтракт с "Седьмой студией", а потом и первый промежуточный акт сдачи-приёмки. Последующие акты подписывал сам Шалашов.

Апфельбаум также вменяют в вину, что она не проверила, как "Седьмая студия" тратила государственные деньги: финансовые отчёты были, но первичную документацию никто не запрашивал. "Для меня было шоком, что следствие считало, что наш департамент должен был проверять первичные документы, мы никогда с ними не работали, у нас не было на это полномочий. К сотрудникам департамента требования как к театроведам, искусствоведам, они не бухгалтеры и не юристы. Конечно, качество договоров, которые "Седьмая студия" заключала с контрагентами, – это ответственность "Седьмой студии", – говорит Апфельбаум. По её словам, финансовые отчёты отправлялись в Отдел экономики и финансов, его специалисты могли запросить первичную документацию, если бы у них возникли подозрения в том, что деньги расходуются не по назначению. Подозрений таких ни у кого не возникало: в прессе выходили десятки рецензий на спектакли "Платформы", всё это попадало в обзоры прессы, которые просматривала Апфельбаум и её коллеги, а также в "творческие отчёты", которые присылала в Минкульт "Седьмая студия". Впрочем, и денег по сравнению с другими театральными проектами выделялось немного. Режиссёр Серебренников специально спрашивает Апфельбаум: 70 млн – "это большая субсидия или маленькая?" Средний размер субсидии небольшого московского театра – 100 млн рублей, говорит Апфельбаум. Московская биеннале современного искусства, которая проводится раз в два года и представляет из себя серию выставок, обходится бюджету в 60–80 млн. Да что там: один павильон на Венецианской биеннале стоит 20–22 млн. Сумма в 70 млн, по мнению Апфельбаум, "не представляется завышенной".

По словам Софьи Апфельбаум, если придираться к финансовым и творческим отчётам, там и правда можно найти некоторые несоответствия, когда вместо спектакля с одним названием выходил другой или на афише название значилось по-русски, а в отчёте по-английски, но это больше свидетельствует о небрежности при работе с документами, чем о хищениях. Впрочем, как следует из показаний Апфельбаум, "Седьмая студия" всё же не всегда тратила деньги в согласии с Минкультом: так Апфельбаум прямо говорила своим коллегам, что "Седьмая студия" не имеет права покупать рояль, который вызвал столько вопросов у следствия. Рояль тем не менее купили. Апфельбаум, впрочем, не смогла вспомнить, в соответствии с каким документом получатели субсидий не могут приобретать оборудование – такова была позиция Отдела экономики и финансов, посчитавшего, что временным проектам типа "Платформы" дорогостоящее оборудование в собственности ни к чему. После того как "Платформа" прекратила существование, рояль был передан на "ответственное хранение" в "Гоголь-центр" и до сих пор используется в спектаклях.

Идеологические разногласия

Фамилия сегодняшнего министра культуры Владимира Мединского не звучит на заседании суда, но понятно, что именно с его отношением к "Платформе" и к современному искусству вообще связана скоропостижная кончина проекта. "Проект был резонансным, – вспоминает Софья Апфельбаум. – В 2013–2014 годах отношение к нему несколько менялось, высказывались разные точки зрения на эстетические какие-то моменты".

В мае 2014 года в Минкульт пришёл запрос из Правительства по поводу "Платформы", отдел Апфельбаум отчитался о проведённых мероприятиях. В том же месяце вице-премьер Ольга Голодец направляет поручения в Минкульт и Минфин проработать дальнейшее финансирование проекта отдельной строкой в бюджете в 2015–2017 гг. "Мы должны были вместе с Минфином написать письмо, – рассказывает Апфельбаум. – Минфин нам письмо вовремя не написал, я спросила у замминистра [культуры] Елены Миловзоровой, она сказала, что министр [Мединский] поручил написать письмо, что мы проект заканчиваем и больше он финансироваться не будет. Я спросила: "Как так? Только что же писали". Она развела руками, сказала, что такое решение министра". 14 июля 2014 года в Правительство поступило письмо из Минкульта, где говорилось, что проект "Платформа" "выполнил свою функцию". 15 июля в Минкульт пришло запоздалое письмо Минфина о финансировании "Платформы" на следующие три года, но на него уже никто не ответил. Любопытно, что поручение правительства о финансировании "Платформы" действовало ещё аж в 2016 году – вполне возможно, что до этого времени на "Платформу" выделялись деньги. Сама Апфельбаум этого уже знать не может: в ноябре 2014-го министр Мединский уволил её из-за "идеологических разногласий".