Ссылки для упрощенного доступа

Знак отчаяния. Ярослав Шимов – об истории покушений на политиков


Окровавленное ухо, поднятый в протестном жесте кулак и выкрик Дональда Трампа после выстрелов в Батлере, обращенный к его сторонникам: "Боритесь, боритесь, боритесь!", очевидно, войдут в историю, так же как предметы, слова и жесты, связанные с другими покушениями на политиков.

В Михайловском замке заговорщики расправляются с царем Павлом с помощью табакерки и шарфа, а один из убийц при этом произносит по-французски: "Если хочешь приготовить омлет, нужно разбить яйца". Кровь заливает генеральский мундир эрцгерцога Франца Фердинанда, пораженного выстрелами Гаврило Принципа, и перед смертью он успевает шепнуть раненной вместе с ним жене: "Живи, ради наших детей", но и она умрет через пару секунд. Теодор Рузвельт кладет во внутренний карман пиджака текст своей 50-страничной предвыборной речи, и это спасает ему жизнь: пуля покушавшегося, пробив плотную пачку бумаги, теряет скорость, и рана оказывается не смертельной.

Облетевшее весь мир фото Дональда Трампа через несколько секунд после покушения 13 июля 2024 года
Облетевшее весь мир фото Дональда Трампа через несколько секунд после покушения 13 июля 2024 года

Покушения на политических лидеров – одни из самых ярких моментов истории. В них есть всё, что нужно публике: интрига (особенно если покушение стало результатом продуманного заговора), яркие герои и драматичная развязка. Неудивительно, что многие покушения стали сюжетами романов, драм и фильмов, от шекспировского "Юлия Цезаря" до "Всей королевской рати" Роберта Пенна Уоррена или JFK Оливера Стоуна. При этом попытка убийства политика или правителя – не только морально сомнительный, как любое преступление, но и бессмысленный поступок: покушение практически никогда не достигает цели, вне зависимости от того, погибает или выживает объект нападения.

Гаврило Принцип вряд ли предполагал, что следствием его выстрелов станет война с миллионами жертв

Речь, конечно, идет о целях политических, если таковые имеются: нападения психически ненормальных людей или те, что были совершены по сугубо личным мотивам, вынесем за скобки. Хотя и здесь иногда не всё просто. Скажем, многие считают, что Леонид Николаев, застреливший в 1934 году вождя ленинградских коммунистов Сергея Кирова, мстил за то, что у Кирова была интрижка с его женой. Однако из дневниковых записей убийцы и его показаний на допросах явствует, что у него имелись и идейные мотивы: Николаев был обижен на свое исключение из партии и увольнение с работы. "Этим убийством я хотел добиться, чтобы партия обратила внимание на живого человека и на бездушно бюрократическое отношение к нему", – заявлял он. Чего Николаев наверняка не хотел добиться, так это волны чудовищных репрессий, вошедших в историю как Большой террор. А именно для подготовки к нему использовал выстрелы в коридоре Смольного Сталин. Да и юный Гаврило Принцип, нажимая на курок на сараевской улице, вряд ли предполагал, что следствием его выстрелов станет война, которая обернется миллионами жертв и крахом всего миропорядка, существовавшего до лета 1914 года.

Случаи, когда политические замыслы организаторов покушений полностью осуществлялись, в обширной истории политического терроризма можно пересчитать по пальцам. Вот один полузабытый пример. 14 января 1858 года Луи-Наполеон Бонапарт, он же Наполеон III, "милостью Божьей и волей народа император французов", и его супруга Евгения де Монтихо направились на благотворительный концерт в парижскую оперу. (Любопытно, что в тот вечер давали "Густава III, или Бал-маскарад" Даниэля Обера, представление, сюжет которого посвящен покушению на шведского короля в 1792 году.) Когда императорская карета в окружении вооруженного эскорта приблизилась к зданию оперы, притаившиеся террористы забросали ее самодельными бомбами, начиненными шрапнелью. Погибли 8 человек, были ранены более 140. От кареты остались обломки, на земле корчились умирающие люди и лошади, но Луи-Наполеон и Евгения почти не пострадали. Несмотря на потрясение, они пошли на спектакль, где публика встретила их громовой овацией.

Нападавшими, которых удалось быстро арестовать, оказались итальянские революционеры во главе с Феличе Орсини, горячим сторонником объединения Италии. Они решили убить императора, поскольку видели во Франции, незадолго до этого поддержавшей власть папы римского над центральной Италией, главное препятствие к освобождению своей родины. Парадокс заключался в том, что Луи-Наполеон в юности в ссылке участвовал в восстании, организованном итальянскими революционерами-карбонариями. Он сохранил симпатию к делу объединения Италии, но, став императором, решил не форсировать события. Наполеон не хотел казнить покушавшихся, однако министры сказали ему, что такого милосердия народ не поймет. Орсини гильотинировали, но перед смертью он послал императору письмо с пламенным призывом помочь Италии. Наполеон III полностью выполнил просьбу человека, который чуть было его не убил: в 1859 году он поддержал Пьемонт-Сардинию, вступившую в войну с Австрией, что положило начало объединению Италии. Оно полностью завершилось 11 лет спустя – по иронии истории, как раз к моменту, когда французский император потерял свой трон.

"Покушение Орсини на Наполеона III". Картина Виттори Романо (1862)
"Покушение Орсини на Наполеона III". Картина Виттори Романо (1862)

Это и есть тот исключительный случай, когда организаторам покушения удалось добиться своего – но именно потому, что само покушение было неудачным. Погибни Луи-Наполеон, вряд ли его преемники, не имевшие никаких романтических воспоминаний об итальянских революционерах, оказались бы столь восприимчивы к просьбам Орсини. Именно непредсказуемость последствий и делает покушения бессмысленными: почти всегда они ведут к политическим изменениям, но очень редко – к тем, на которые рассчитывали нападавшие. Правда, кое-что здесь зависит и от того, кем является объект нападения. Устранение диктатора, стоящего во главе режима личной власти, открывает бóльшее "окно возможностей" для перемен, чем расправа с политиком, являющимся частью устоявшейся и хотя бы относительно стабильной системы. Но и в первом случае это "окно" имеет свои рамки.

Непредсказуемость последствий делает покушения бессмысленными

Если бы плотник-антифашист Георг Эльзер преуспел и в результате организованного им взрыва Гитлер погиб в зале мюнхенской пивной 8 ноября 1939 года, остановило ли бы это уже начавшуюся Вторую мировую войну? Невозможно утверждать это с уверенностью: мы не знаем, чем завершилась бы неизбежная в этом случае борьба за власть между нацистскими бонзами, как отреагировали бы на гибель фюрера противники и союзники Германии и т. д. Так же трудно представить себе возможное развитие событий в случае, если бы вдруг некто осуществил сейчас успешное покушение на Владимира Путина. Кремлевская элита глубоко втянута в войну против Украины, и ее интересы, властолюбие и страх лишиться своего положения вряд ли позволили бы ей чудесным образом превратить Россию из агрессора, враждующего с западным миром, в миролюбивую демократическую страну, более не претендующую на земли соседей. В общем, остается слишком много неизвестных, которые не позволяют делать чрезмерно оптимистичные предположения.

Верно и другое: там, где система, неважно, авторитарная или демократическая, крепка и опирается не только на личность правителя или вождя, а на законы или традицию, устранение этой личности не может привести к краху режима. Народовольцы убили Александра II, рассчитывая на крах самодержавия, но в результате лишь заменили на троне царя-реформатора его консервативным наследником, свернувшим отцовские преобразования. Русских Орсини из лидеров "Народной воли" не получилось, поскольку Александр III не собирался быть Луи-Наполеоном. Точно так же, если бы стрелок из Батлера, каковы бы ни были его мотивы, не промахнулся, вместе с Трампом не исчезла бы его опора – широкая коалиция консервативных американцев, недовольных самими разными вещами, от миграционной волны до абортов и от уровня налогов до растущих цен. А выборы президента США все равно состоялись бы, хоть и с частично иным набором кандидатов. Ведь, несмотря на очевидный политический кризис, институционально американская система остается устойчивой.

Покушение – знак отчаяния и следствие аберрации зрения: политический курс, неприемлемый для заговорщиков или одиночек, решившихся на этот шаг, они ассоциируют с конкретным человеком. Но обычно политические явления куда шире и сложнее, чем слова и дела даже самого властного и харизматичного лидера. Так что пуля, кинжал или бомба – это способ не выиграть партию, а лишь убрать с доски одну особенно намозолившую глаза фигуру. Пули не решают проблем, а создают их. Пусть это и другие проблемы, чем те, которые существовали, прежде чем покушавшийся нажал на спусковой крючок.

Ярослав Шимов – журналист и историк, обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции

XS
SM
MD
LG