В Украинском музее в Нью-Йорке идет выставка работ Марии Примаченко (1909–1997) "Слава Украине". Художница, жившая в селе Болотня в Киевской области, сейчас признана звездой "наивного искусства". Она смотрела на мир сквозь призму фольклора и собственной буйной фантазии. В ее красочных работах советская действительность становилась похожа на причудливую народную сказку. В детстве Мария переболела полиомиелитом и из-за хромоты не могла помогать родителям по хозяйству. Зато по примеру своей матери, искусной вышивальщицы, прилежно украшала узорами вышиванки и рушники. В 1936 году она поступила в Центральные экспериментальные мастерские при Киевском музее украинского искусства, располагавшемся в Киевской лавре: это были своего рода практические курсы для молодых художников из народа. Работы молодой художницы так понравились преподавателям, что их сразу же показали на выставке народного творчества в Киеве, а потом на всесоюзной, которую увидели зрители в Москве, Ленинграде и Варшаве. На следующий год рисунки Примаченко добрались даже до Всемирной выставки в Париже. Еще в советское время художницу заметили украинские власти – ей дали государственную премию имени Тараса Шевченко и звание народного художника Украины. Но остальной мир узнал о ней совсем недавно. 25 февраля 2022 года, в самом начале войны, российский снаряд разрушил здание Историко-краеведческого музея в поселке Иванков, где хранились ее работы. Фамилия художницы появилась в лентах всех новостных агентств, что вызвало бурный всплеск интереса к ее творчеству. Ее выставки прошли в Барселоне и Лондоне.
Директор Украинского музея в Нью-Йорке Петр Дорошенко рассказал о том, как ему удалось в разгар войны собрать самую большую экспозицию художницы в истории и что стало с картинами из разбомбленного музея.
– Чем ваша выставка отличается от тех, которые уже проходили в других странах?
– Это самая большая выставка работ Примаченко на сегодняшний день. Здесь представлено более 115 работ на бумаге, которыми она знаменита, а также некоторые вещи, которые никогда не выставлялись до сих пор, – ранняя керамика, вышивка. Идея заключалась в том, чтобы показать Марию Примаченко как творческую личность, а не просто художника-аутсайдера. Для советских критиков и искусствоведов было проще всего сказать: "Это просто деревенская бабушка, которая у себя за печкой рисует наивные картинки". Да, она так и делала, но это потому, что в детстве у нее был полиомиелит и она была ограничена в передвижениях, поэтому черпала вдохновение из того, что видела вокруг себя в своей деревне. Так что это первая выставка, где мы говорим о ней не как о наивной художнице, а как о крупной и сложной фигуре. Примаченко была матерью-одиночкой, свой путь в искусстве начала с вышивки, а потом перешла к живописи, в которой отразилась и Вторая мировая война, и Чернобыль, который, кстати, находится очень близко к ее деревне, и изменения советского строя. Нам удалось получить работы из Национального музея украинского декоративного народного искусства в Киеве, у одного из крупнейших частных коллекционеров в Киеве и у семьи Примаченко. Так что это фактически первая выставка ее работ, которая собрана не только из одного источника, потому что обычно на выставках фигурируют вещи либо только из собрания семьи, либо только из музея, либо только от коллекционера. В ее творчестве были четыре основные темы: пейзаж и люди в пейзаже, цветы, животные и, наконец, фантастические чудовища. В виде чудовищ она изображала людей, которые ей не нравились. Это мог быть вредный сосед или какой-либо советский руководитель. Я видел изображения монстра с козлиной бородкой, как у Ленина, или другого монстра в сталинской кепке и с трубкой.
– К какому периоду творчества Примаченко относятся работы на вашей выставке?
В ее жизни было много разных сюжетов сразу – судьба матери-одиночки, война, Чернобыль, все эти злодеяния, Советский Союз
– Начиная с самого раннего – у нас есть вышивки примерно 1937 года, и до ее смерти в 1997 году. Вышивать ее научила мать, но рисунки для своих вышивок она всегда придумывала сама. Это не традиционные украинские узоры. Примаченко переключилась на живопись, когда ее приняли в музей декоративного искусства, располагавшийся в Киевской лавре, на двухлетние курсы. Кстати, именно там она встретила своего будущего гражданского мужа. Ее взяли в Лавру как вышивальщицу, и уже там она начала рисовать. Там же она стала пробовать себя в керамике. Сохранилось только семь ее керамических работ, из них мы смогли одолжить три. Она любила расписывать посуду и позже, но у нее не было специальной печи для обжига глины, поэтому она рисовала на деревянных тарелках. Среди экспонатов есть личные вещи Примаченко – вышитая блуза, которую она надевала, когда к ней приезжали гости из Киева, фартук, в котором она готовила. И довольно ранний рисунок павлина – он висел в ее доме, а когда художница умерла, родственники заказали для ее могилы надгробие с этим мотивом. Он гораздо более детализирован, чем многие другие ее произведения. Очевидно, это была ее любимая работа.
– Кажется, один из рисунков на выставке, "Крыса в пути", стал поводом для скандала, когда финскую текстильную фирму Marimekko уличили в плагиате?
– Да, сначала Marimekko скопировала деревья с этого рисунка, а потом Finnair украсила ими свой самолет.
– И чем закончилась эта история?
Она была одним из немногих художников, которые не попали в ГУЛАГ, несмотря на то что она очевидно была очень далека от социалистического реализма
– Семья художницы договорилась с финскими компаниями, чтобы они оплатили ее первую выставку за пределами Украины. Этим всё и закончилось. Интересно, что это единственный пейзаж Примаченко, в котором есть перспектива. На заднем плане можно увидеть холмы, маленькие деревья. Все остальные ее пейзажи не имеют перспективы. Это 1961 год. Но, как вы видите, цвета по-прежнему потрясающие. Знаете, для работ, которым 50, 60, 80 лет, это просто невероятно.
– Да, удивительно, как хорошо они сохранились!
– Думаю, во многом это связано с тем, что их не часто выставляли. В Украине при ее жизни было, я думаю, четыре больших выставки. Но нигде, кроме музея в Киевской лавре (Национальный музей украинского народного декоративного искусства. — РС), который просто показывал свою коллекцию снова и снова, выставок не было. Когда рухнул железный занавес и Украина стала независимой, тоже никто не торопился выставлять Марию Примаченко, потому что о ее работах знали только украинцы. На родине она была очень популярна, но в мире тогда просто не было особого интереса к аутсайдерскому искусству из Украины. Люди больше интересовались более молодым поколением, современными художниками – Борисом Михайловым, Сергеем Братковым, а не наивным искусством.
– Почему интерес к ней возник именно сейчас?
– Я думаю, потому что снова появился интерес к ар-брют – искусству аутсайдеров. Полагаю, во многом это связано не только с Примаченко, но и с экономикой в целом. Купить работы известных художников-аутсайдеров можно за очень небольшие деньги по сравнению с произведениями художников из традиционного мира искусства. Опять же, она всегда была известна в Украине, но сейчас, я думаю, люди исследуют всю ее жизнь, потому что в ней много разных сюжетов сразу – судьба матери-одиночки, война, Чернобыль, все эти злодеяния, Советский Союз, то хорошее и плохое, что в нем было, жизнь в маленькой деревне. Она как бы обобщила все это в своей работе, и я думаю, что именно это сейчас очень сильно подогрело интерес к ее творчеству.
– Что происходит с ее наследием сейчас? Насколько я знаю, историко-краеведческий музей в Иванкове, где было много ее работ, разбомбили.
По сути она вела очень подрывную деятельность, рисуя представителей власти в виде чудовищ
– Думаю, именно с этого начался ее взлет к посмертной славе, потому что всего через несколько дней после российского вторжения все узнали о том, что ее работы уничтожены, а украинская культура находится под угрозой. Люди могли не знать, кто такая Мария Примаченко и каковы ее работы, но катастрофа уже обсуждалась в новостях. Я, как искусствовед, вижу две стороны медали. Первая половина медали – с 1900 года до Второй мировой войны – это время Малевича в украинском искусстве. Затем, после войны, вплоть до распада Советского Союза – это время Марии Примаченко. Я считаю, что она была одним из немногих художников, которые не попали в ГУЛАГ, несмотря на то что она очевидно была очень далека от социалистического реализма. Но она жила в деревне и делала эти странные красочные рисунки, которые не представляли угрозы. Я думаю, именно поэтому она не оказалось в ГУЛАГе, несмотря на то что по сути она вела очень подрывную деятельность, рисуя представителей власти в виде чудовищ. Но об этом никто не догадывался, даже цензоры или кто бы там ни занимался контролем художественной продукции. Скоро выйдет книга о Марии Примаченко, в которой будет большой раздел, посвященный этому, и особенно работам, в которых она затрагивает тему Чернобыля. Ее пишет Оксана Семенюк, автор эссе для каталога нашей выставки. Она работает с семьей Примаченко уже несколько лет.
– Как именно Примаченко обращалась к теме Чернобыля?
– Она сделала серию картин с черным фоном, на котором изображены облако в форме гриба, деревья, или странные кустарники, или солнце, расположенное внизу, от которого свет идет вверх, – на самом деле это не солнце, а реактор, а свет символизирует радиацию. К сожалению, эти работы для выставки мне получить не удалось.
– Бывала ли она сама в зоне заражения?
– Думаю нет, ведь ей в то время было уже за 70. Но я точно знаю, что, когда была моложе, она часто туда ходила, что довольно интересно. Там была очень большая еврейская община. Примаченко интересовалась разными культурами. Я точно знаю, что она ездила туда, чтобы увидеть, как живет еврейское население. В Киеве она ходила на рынок и знакомилась с торговцами из Азербайджана или откуда-то еще, с украинцами с венгерскими корнями, которые говорили между собой по-венгерски. Это был ее способ путешествовать по миру, никуда не уезжая.
– Почему Примаченко не уехала в большой город и не попыталась построить карьеру художника?
Она не видела особой ценности в своем творчестве и часто раздавала работы друзьям
– Я думаю, потому что она никогда не воспринимала себя всерьез. Ей нравилось то, что она делала, но я думаю, она просто стремилась перенести эти образы на бумагу и выбросить их из головы, это было для нее почти как терапия. Так обычно происходит с художниками-аутсайдерами. Они даже не задумываются о том, что только что сделали. Я много разговаривал с ее наследниками, с людьми, которые знали ее в 1990-е годы, они описывали это именно так. Примаченко заканчивала рисунок и сразу переходила к следующему. Она не видела особой ценности в своем творчестве и часто раздавала работы друзьям. Каждое воскресенье к ней приезжали люди из Киева. И каждому она дарила что-то, это такая чисто украинская щедрость – гостю на прощание вручают маленький подарок. Еще она устраивала выставки у себя на заборе. У нее был деревянный забор вокруг участка, она брала свои рисунки и просто прибивала их к нему. Если шел дождь, бумага расползалась. Иногда рисунки растаскивали деревенские ребятишки. Ее это не смущало. Она не думала о деньгах. Но она все же зарабатывала деньги, потому что каждый музей в Украине покупал у нее работы, даже в советское время.
– А как музеи узнали о ней, если она не была заинтересована в карьере? Был ли кто-то, кто "открыл" ее и продвигал?
Нужно было найти возможность вывезти работы из Украины, что было нелегко, потому что все боялись
– Это был не один человек, думаю, их было много. Профессора, искусствоведы, художники приезжали к ней в деревню из Киева на один день. Иногда они привозили ей книги. Кстати, о Примаченко ходит много слухов, часто говорят: "Она никогда не была в зоопарке", "Она ничего не знала о Пикассо". Это все неправда. В зоопарке она была. Я не думаю, что она была знатоком Пикассо, но она определенно видела его работы в репродукциях. Люди, которые приезжали к ней, потом рассказывали о ней другим, работало сарафанное радио. Да и все директора музеев общались друг с другом. Какой-нибудь директор музея в Запорожье мог сказать себе: "Директор музея в Лавре сказал мне, что я должен взглянуть на это. В следующий раз, когда я буду в Киеве, съезжу..." И они ездили, и покупали работы для своих музеев. Таким образом даже в таких неожиданных местах, как Запорожье или Винница, еще при жизни Примаченко появилось много ее работ.
– А началось все с того, что она поехала учиться в Киев?
– Да, верно. Но, надо сказать, оба ее родителя были очень талантливы. Мать Примаченко, которая научила ее вышивать, сама была удивительной вышивальщицей, ее вышивки нравились Александре Экстер – настолько они были свежими и новаторскими. А ее отец был одаренным ремесленником, плотником. Так что у нее уже в детстве была эта основа. Но когда мать научила ее вышивать и она отправилась в Лавру, тогда все и началось по-настоящему. Она так и не вышла замуж за своего любимого человека. В 1941-м он ушел на войну и был убит под Ленинградом. Примаченко так и не увидела его могилу, потому что, очевидно, он был захоронен в какой-то братской могиле. Это стало таким шоком для нее, что довольно надолго, лет на 8–10, вообще перестала рисовать. Постепенно, уже в 1950-х годах, она начала создавать новые работы.
– Есть ли сейчас рынок работ Примаченко? И существует ли на нем проблема подделок?
– Рынок определенно есть. Например, недавно ее работа продавалась в Нью-Йорке на ярмарке Outsider Art Fair. Так что рынок есть, но работ на нем, если честно, очень мало. Сейчас их практически невозможно вывезти из Украины из-за войны. Так что все работы, которые появляются на рынке за границей, были вывезены до войны. Что до подделок, могу почти гарантировать, что они есть. Кроме того, и сын Примаченко (умерший в 2008 году. – Прим. РС), и ее внук тоже художники. И в конце ее жизни, особенно в последние два года, они оба помогали ей. Они раскрашивали бумагу в синий цвет, потом раскрашивали корову в желтый и так далее. А потом она приходила и заканчивала работу. Так что это стало семейным делом, но мы никогда до конца не узнаем, в какой момент она перестала рисовать совсем. Так что, если честно, это оставляет много поводов для дискуссий.
– Как вам удалось привезти работы на эту выставку? Наверное, это было нелегко сделать во время войны.
– Это было почти невозможно, скажу вам честно! Когда началась война, я только начал работать в музее. Через два месяца я поставил перед собой задачу сделать эту выставку. Я вел переговоры с министром культуры Украины, с семьей Примаченко, с разными коллекционерами, к которым у меня был доступ. Все были очень отзывчивы, и они хотели что-то сделать во время войны, но сделать это нужно было осторожно, поэтому все это заняло много времени. А потом нужно было найти возможность вывезти работы из Украины, что было нелегко, потому что все боялись. Боялись перевозчики, боялись страховщики, боялись коллекционеры, боялся музей. Но в итоге все свелось к простой мысли: "Мы все хотим этого и должны помочь друг другу это осуществить". И в конце концов все согласились.
– Значит, работы из частных коллекций также привезены из Украины?
– Да, из Киева. Семья Примаченко и их коллекция также все еще в Украине. Они там строят музей, даже два. Один в центре города – в нем будут проходить временные выставки из разных музеев Украины. Другой в задней части дома ее дома в деревне – там будет даже резиденция для художника, который сможет попробовать себя разных техниках. Таким образом они хотят воссоздать ее опыт пребывания в мастерских в Лавре. Я знаю, что они уже начали собирать средства. Сейчас в Украине этот процесс приостановился из-за войны, но они активно ищут деньги за границей – в Великобритании, Дании и Германии.
– Было ли искусство для Примаченко основным занятием?
В советское время она свои работы в основном раздавала даром
– У нее было свое небольшое хозяйство – огород, корова, несколько свиней, куры. Благодаря ему она кормила свою семью. Ей помогали сын, позже внук и соседи: кто-то помогал ей управляться с курами, кто-то с коровой. Чтобы отплатить соседям за помощь, она каждую субботу, особенно в конце семидесятых и восьмидесятых и даже в начале девяностых годов, проводила уроки рисования для детей из своей и окрестных деревень. Думаю, что к концу жизни она полностью осознала всю систему – как работает мир искусства, рынок и так далее, потому что все частные коллекционеры имели дело непосредственно с ней. Ее работы не продавались в галереях. Есть три крупных коллекционера ее работ и много мелких, у которых по 10–20 произведений. Все они покупали у нее напрямую или у ее сына. В советское время она свои работы в основном раздавала даром. Только если приходили директора музеев, они должны были платить. На эти деньги она покупала себе бумагу и краски.
– Правда ли, что когда в Иванковский музей попал снаряд, соседи сумели спасти несколько работ? И где сейчас эти произведения?
Пока он спасал работы из музея, его собственный дом разбомбили
– Да, мне рассказывали об этом наследники Примаченко. Человек, который жил рядом с музеем (Анатолий Харитонов, сторож Иванковского историко-краеведческого музея. – Прим. РС), и еще несколько местных жителей прибежали, когда здание загорелось, и вытащили не только Примаченко, но и другие вещи из музея. Печально, что, пока он спасал работы из музея, его собственный дом разбомбили. С другой стороны, если бы он остался дома, он бы погиб. Его жены тоже не было дома, так что она тоже выжила. И даже их кошка спаслась! Работы сложили в сарае, где стояла старая советская газонокосилка. Произведения, спасенные из музея, спрятали под ней. Когда пришли российские солдаты и вскрыли сарай, эта старая косилка их не заинтересовала, им нужны были новые вещи. Поэтому работы уцелели. Я думаю, из 18 или 20 произведений Примаченко, которые были в музее, где-то 14 удалось спасти от огня. Конечно, они пострадали от грязи и плохих условий хранения, сейчас их реставрируют. Возможно, скоро их снова выставят, потому что я точно знаю, что сейчас Иванковский музей восстанавливают.
