Может ли новое появление вируса птичьего гриппа в России быть одним из признаков назревающей волны эпидемии? Появившееся в конце прошлой недели сообщение о том, что под Москвой обнаружен вирус птичьего гриппа совпало с публикацией в New York Times («Scientists Warn That Bird-Flu Virus Remains a Threat») с тревожным предупреждением о том, что вирус, обойденный в последние месяцы вниманием прессы и почти забытый в западных странах, не только распространяется по планете, но и становится более губительным.

С каждым годом его жертвами становится все больше людей, его летальность повышается. В 2005 году погибло 43% зараженных, год спустя – 61%. Мы обратились к профессору-вирусологу Даниилу Голубеву с вопросом:

— О чем может свидетельствовать факт внезапного появления вируса птичьего гриппа под Москвой?

— Он свидетельствует о том, что инфекция неконтролируема и непрогнозируема. Он появился в Москве, а мог появиться в Батуми, как он вдруг появился в Венгрии, а оттуда попал в Англию. Процесс неконтролируем.

— Почему же вирус вдруг появляется в самом центре России?

— Я думаю, что речь идет все-таки о заносе. Но поскольку в этом участвуют, и это точно показано, перелетные птицы, то проконтролировать это совершенно невозможно. Я думаю, дело в этом.

— Что сегодня можно противопоставить птичьему гриппу?

— У человечества есть очень небольшой арсенал средств противодействия этой панзоотии. И этот арсенал средств должен использоваться в полном объеме. Вот газета «Нью-Йорк Таймс» приводит в пример Англию, где без разговоров, немедленно уничтожено 160 тысяч индюков, хотя это принесло колоссальный материальный ущерб. Нужна обязательная вакцинация здоровых птиц. Показано, что вакцинация птиц против вируса H5N1 эффективна. И строго говоря, если бы такой вакциной привить все поголовье или почти все поголовье домашних птиц на Земле, это было бы, конечно, большим шагом вперед.

— А как вы относитесь к информации о том, что вирус становится более губительным для человека?

— То незначительное увеличение числа смертей (при всем уважении к каждой человеческой жизни), которое регистрируется, не свидетельствует о том, что вирус приобретает злокачественную вирулентность для человека. Это все-таки скорее результат более точного учета и наблюдения.

— Вы считаете, что статистика увеличения смертности связана, скорее, с лучшим учетом, чем с мутацией вируса, и мы не можем сказать, что смертность зараженных людей повысилась за год наполовину?

— Я думаю, что дело не только в статистике. На мой взгляд, это свидетельствует все-таки о возрастающей вирулентности возбудителя, но в рамках его птичьей природы. То обстоятельство, что летальность так высока, свидетельствует о несомненной опасности этого возбудителя для человека при прямом контакте.

— Уточните пожалуйста, что такое «вирулентность». Это не тоже самое, что заразность?

— Нет, вирус не стал более заразен, но он более патогенен. Попадая в организм, инфицируя его, он вызывает большее количество патологических реакций и вероятность летального исхода повышается. Я бы сказал, что на сегодня при отсутствии данных о возможности рационального прогноза мутаций это не вопрос анализа, а вопрос веры. Вот Роберт Вебстер (Robert G. Webster), специалист мирового уровня по птичьим вирусам, верит в такую возможность, допускает возможность такого генетического преобразования либо прямого, либо рекомбинационного от скрещивания с другими вирусами. Противоположная школа, к которой я, кстати, принадлежу, исключает такую возможность. Пандемические вирусы – это вирусы человеческого происхождения. Здесь случай, конечно, особый, этот вариант птичьего вируса H5N1 – монстр, это чудо природы по своей вирулентности и по своей, я бы сказал, живучести. Он уже много лет циркулирует по миру, не изменившись, но и не исчезнув.