...Люди лишь только строят планы, а эстетика уже дает объемное представление о происходящем; невозможно не поразиться символизму картины, сложившейся в Москве. Практически сюжет из Пелевина: в столице идет борьба между двумя невидимыми, но влиятельными сущностями, между двумя существующими лишь мысленно памятниками – будущему и прошлому. Один импровизированный мемориал Борису Немцову, состоящий буквально из цветов и памяти народной, много раз разрушенный и всё равно воскресающий. "Полиция не даёт возложить цветы к месту убийства Бориса Немцова, где накануне был убран народный мемориал": цветы можно убрать, но как "убрать" память! Опять придут люди, как пришли они 27 января, опять принесут цветы – и опять памятник жив.
Другой – снесённый в 1991 году памятник Феликсу Дзержинскому – сегодня используется властью сразу в нескольких регистрах: 1) перманентной угрозы и шантажа ("Не будете слушаться – вернем Дзержинского!"); 2) отвлечения внимания от судов над Алексеем Навальным; 3) в качестве одной из "альтернатив", для городского опроса. Здесь одна искусственная сущность подгоняет другую. Однако даже имитация выбора ("если не Дзержинский, то Александр Невский"), как испорченные часы, иногда способна отражать реальность.
…Выяснилось, что в опросе по поводу памятника на Лубянке голоса разделились почти поровну. "Само голосование всё больше превращается в противостояние людей, придерживающихся разных взглядов. И это не очень хорошо", – пишет через три дня мэр Москвы Сергей Собянин в своём блоге. Оказывается, голосование отражает противостояние взглядов. Кто бы мог подумать! А если так и дальше пойдет? Куда мы катимся?
Среди других авторитаризмов российский отличается страстью к созданию стройной системы самообмана
Отмена голосования, столь же спонтанная, как и сам опрос, на самом деле выглядит как безволие власти. Власть, однако, готова идти на имиджевые потери, лишь бы не допустить даже видимости разногласий. "Не втягивайте, не вовлекайте людей в политику", – как говорят у нас обычно. Удивительное слово – "вовлекать". Взрослые люди рассматриваются в этой смысловой конструкции как дети малые, как объекты, а не как субъекты, которые не способны принять самостоятельного решения. Ими можно только понукать (или склонять их) к чему-то нехорошему. Это действительно новый этап Кремля, по крайней мере на уровне идей. Власть даже не имитирует демократию и движуху. Она предлагает уже в открытую – недеяние, бездействие, буквально – сон разума; "не делать ничего". Удивительно вторит этой программе манифест режиссера Константина Богомолова, который предлагает нам переждать, пока Европа "рухнет сама", под гнётом собственных противоречий.
Среди других авторитаризмов российский отличается страстью к созданию стройной системы самообмана. Это не просто "бегство от свободы", как писал Эрих Фромм, это попытка полюбить свою несвободу. За нашу и вашу несвободу, так сказать. Такие манифесты также и – самозащита. Режиссёру Богомолову хотелось бы, вероятно, писать политические манифесты; но тут стоит мощный блок. Сам язык политического у нас изъят из нормального обихода, сама политика под запретом. И услужливая цензура (во фрейдистском смысле, а не в политическом) предлагает режиссеру классическое "замещение", компенсацию в форме культурологического пророчества об очередном закате Европы.
Власть же новых идей вообще побаивается, предпочитая держать общество в границах уже не контролируемой свободы, а "контролируемой пустоты". Но в жизни так не бывает. Вопреки навязываемой пустоте в обществе происходит напряженная работа, которая заполняет вакуум собственными смыслами. Итог этой работы: даже череда безобидных, травоядных праздников, от 14 февраля до 8 марта, наполняется новым содержанием: от фонариков солидарности во дворах до женских "цепей солидарности". Женский протест становится новым политическим феноменом: это показала Белоруссия в прошлом году, а теперь и наши – участницы акции в поддержку политзаключённых. 14 февраля, в день влюбленных, они выстроились в Петербурге в цепочку около памятника жертвам репрессий и читали "Реквием" Анны Ахматовой.
Между пустотой, безмыслием – и новыми смыслами; так примерно
выглядит российское общество сегодня. Кремль предлагает, вполне по-пелевински, стратегию постнавальновской пустоты (видимо, считая, что главная угроза стабильности сейчас устранена). Общество отвечает также по-пелевински – пряча новые смыслы в закоулках профанного, ординарного, привычного. Кстати, такие же странные прятки со смыслом и звенящая атмосфера пустоты ощущалась и в 1983–1984 годах, если кто помнит. А затем наступил 1985-й.
Андрей Архангельский – журналист и культуролог
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
