Евгения Шерменева, театральный продюсер, директор культурного фонда "Территория", театральных фестивалей NET ("Новый европейский театр") и "Гаврош", куратор "Театрального синдрома" и других проектов, в конце 2013 года досрочно оставила должность заместителя руководителя департамента культуры Москвы Сергея Капкова, а в 2015-м перебралась в Латвию. Сейчас она продюсирует спектакли на латышском языке и участвует в жюри латвийской национальной театральной премии "Ночь лицедеев". И устраивает международные "карантинные" читки в Zoom. Читка пьесы-антиутопии "Спящие" Марюса Ивашкявичюса длилась пять с половиной часов, а ее география простерлась от Красноярска до Монреаля.

– Расскажите, пожалуйста, как вы оказались в Латвии?

– У меня давние связи, мамина сестра тут жила, известная переводчица с латышского на русский. Она работала на Латвийском радио. Это были 1960–80-е годы. Мы приезжали в гости, у меня было много друзей. Потом, когда мы делали фестиваль "Новый европейский театр", мы неоднократно привозили в Москву спектакли Алвиса Херманиса, и тоже возникли какие-то теплые отношения. Когда надо было думать, что делать дальше, я решила, что строить нужно что-то в каком-то новом месте. Мне казалось очевидным, что в Латвии.

– Вы достаточно успешно работали в Москве. Почему вы уехали из России?

– В какой-то момент, когда ты принимаешь решение больше не сотрудничать с правительством, для тебя закрываются все твои успешные варианты. Первые два года я приезжала и пыталась понять, что мне делать дальше. В конце 2017 года мы решили ставить первый спектакль – по пьесе Миши Дурненкова "Война еще не началась". С самого начала мне хотелось делать спектакль такой, в котором были бы задействованы две страны – Латвия и Литва. Мы позвали актера, успешно работающего в Литве, – Гитиса Ванаускаса. Латышская актриса была Гуна Зариня. Третий – актер Рижского Русского театра Саша Маликов. Для Гитиса это была очень стрессовая история, он никогда не играл на русском языке. Мы начали его играть в Музыкальном доме Daile, но с прошлого сезона играем в "Театре улицы Гертрудес".

– Хочу уточнить: вы в 2015 году приехали в Латвию?

– Я приехала в 2015-м, но еще работала в Москве и думала, что там еще что-то будет происходить. В 2016-м приняла решение переехать, но возник проект "Культтриггер", и условием работы в нем было, чтобы я проводила хотя бы половину времени в России, в Москве. А вот с лета 2017-го я уже отсюда не уезжаю. И я начала наверстывать, смотреть то, что не видела, знакомиться с новыми людьми, открыла для себя новые фестивали. Много езжу в Литву и Эстонию смотреть спектакли.

– Вы сразу решили работать на региональном уровне, а не ограничиваться Латвией?

– Да, поскольку для меня базовый язык все равно русский. Чтобы работать только в Латвии, нужно идеально знать латышский язык, на мой взгляд. Пользуясь своим русским и английским, я могу работать между разными странами Балтии.

– Как вы оцениваете русскую сцену в Балтии?

– Я думаю, что ей непросто, потому что самое главное – это понять, какую культуру они представляют: русскоязычную культуру своей страны или русскую культуру в другой стране. Как только каждый из руководителей определит для себя, что он делает, будет какая-то новая дорога. За последние два года в каждом из государственных русских театров Балтии сменилось руководство.

– В Балтии есть негосударственные, небольшие русские театры или антрепризы?

– Понимаете, театр очень четко связан с языком. Привозятся антрепризы из России, но это гастрольные вещи. То, что здесь инициируют люди сами… Мне сложно сказать, я очень люблю современное искусство, а антреприза с ним мало контактирует, потому что она должна зарабатывать деньги. Мало кто может себе позволить ставить какой-то серьезный спектакль. Наш спектакль "Война еще не началась" очень сложно идет, потому что он на русском языке с латышскими титрами. Это тоже не каждый может себе позволить. Но это было мое принципиальное решение: в Литве мы играли с литовскими титрами, в Эстонии на гастролях – с эстонскими. Здесь в каждой стране много независимых театров на языке этих стран. Много современного танца. В Эстонии, мне кажется, только на эстонском все существует. Есть независимая площадка Vaba Lava в Нарве, которая принципиально занимается постановками на русском языке, потому что там очень много русскоязычных. Полтора года назад там ставил спектакль Юрий Муравицкий, ставила Юлия Ауг на русском языке спектакль. Там постоянно что-то происходит, но сказать, чтобы это было реальным серьезным вложением в культуру, я не могу. Ну, то есть это заметные вещи, но не системообразующие в культуре каждой страны. Потому что все равно культура каждой страны основана на языке. В Эстонии она эстонская, в Латвии – латышская.

– Насколько вы вхожи в латышскую театральную среду? Как вас приняли?

– Был период, когда я ходила, покупала билеты или просила знакомых что-то посмотреть. А в прошлом году осенью мне рекомендовали принять участие в работе жюри национальной театральной премии. Я весь этот сезон смотрела все спектакли. Мне достался странный сезон, который закончился 13 марта (с введением в Латвии чрезвычайной ситуации. – РС), и я не все успела посмотреть. Но мы сейчас продолжаем, куда-то ездим, что-то смотрим. Сейчас уже идут спектакли. После двух месяцев перерыва открылся театр в Даугавпилсе, в Резекне, "Театр улицы Гертрудес" в Риге, и я думаю, что откроются еще какие-то небольшие площадки, которые могут выдержать новые правила приема зрителей. Большим театрам труднее: нужно считать, могут ли они позволить себе роскошь открыть свои двери для небольшого количества зрителей. Театр в Даугавпилсе в конце мая сыграл для 25 человек премьеру, которая должна была состояться в апреле.

– Расскажите про вашу фирму Katlz.

– Это небольшая продюсерская компания, которую мы учредили с моей латышской подругой. Мы начали с "Война еще не началась", потом привезли на гастроли спектакль-сторителлинг из Москвы "Кто убил Анну?" Алексея Родина, актера мастерской Брусникина, и Марины Васильевой. Потом придумали и сделали совместно с "Театром улицы Гертрудес" и со Всеволодом Лисовским латышскую версию его спектакля "Молчание на заданную тему". Теперь проект движется в сторону Берлина. Там в конце июня пройдет онлайн-вариант международного фестиваля POSTWEST, который должен был состояться в мае в офлайне. И мы с моей компанией готовим международный проект: режиссер Дмитрий Волкострелов репетирует с тремя латышскими актрисами пьесу Павла Пряжко "Пушечное мясо". А во время вынужденного перерыва, с середины марта по середину мая мы, чтобы сохранить ту аудиторию, которая мне в Латвии уже доверяет, мы начали делать онлайн-читки в Zoom. Меня на это вдохновил опыт "Театра улицы Гертрудес": он в Zoom начал играть интерактивный спектакль "День рождения Тани", в котором я поучаствовала. Мы провели две небольшие любительские читки, а потом я позвонила литовскому драматургу Марюсу Ивашкявичюсу и спросила его про возможность вот так прочитать пьесу-антиутопию "Спящие" совершенно профессионально. Марюс сказал, что хотел бы, чтобы в ней играли определенные русские артисты, мы им позвонили, они согласились, мы дособрали труппу онлайн, позвали его друга – режиссера Оскараса Коршуноваса. На пьесе "Спящие" в качестве гостя присутствовала Светлана Алексиевич, и потом во время обсуждения она сказала: "Прочитайте тогда, может быть, ту пьесу, которую Марюс написал по моей книге "Цинковые мальчики". И мы собрали и прочитали и вторую пьесу, "Обморок", которую мы сейчас опубликовали на YouTube.

– Хотелось бы подробнее про "Спящих". С моей точки зрения, это необычный формат. Во-первых, очень много участников встречается на одном мониторе. И, во-вторых, это очень длинная форма, несколько часов длится, вы ее поделили на несколько серий, и получился сериал. Можно смотреть, а можно только слушать.

– Мы начали в середине апреля и прочитали 4–6 мая, никаких поблажек в чрезвычайных ситуациях еще нигде не было. В Литве все было довольно жестко, в России вообще действовали пропуска. Все участники выходили в Zoom из дома в формате конференции. У нас была широкая география: одна актриса из Красноярска, а один актер, Григорий Гладий, был в это время в Монреале. С другой стороны, были актер в Таллине и актриса в Тель-Авиве. Между этими четырьмя точками еще люди в Москве, Латвии, Литве, Париже, Великобритании, всего 14 или 15 человек.

– Я знаю, что Иван Колпаков, шеф-редактор "Медузы", был.

– Он читал ремарки. Из Латвии участвовали Гуна Зариня и Гундарс Аболиньш, из Москвы и Подмосковья Лия Ахеджакова, Ксения Раппопорт, Аня Чиповская, из Лондона – Николай Халезин, руководитель и основатель Белорусского свободного театра. У нас была задача прочитать пьесу, чтобы она прозвучала, и пригласить туда каких-то людей, которым она может быть интересна с точки зрения дальнейшей постановки. Мы звали театральных продюсеров, критиков, друзей-знакомых. В первый вечер попробовали, поняли, что это работает, и к нам начали "стучаться" знакомые знакомых, чтобы попасть на второй вечер. Потому что пьеса длинная, на пять с половиной часов. После второй читки люди сказали, что было полное ощущение театра. Что все на самом деле происходит здесь и сейчас, и ты присутствуешь в этом.

– Мне, честно говоря, было легче слушать. Потому что одновременно видеть несколько окон – специфическое зрелище. Нет взаимодействия людей.

– Но это только читка. Сейчас Николай Халезин выпустил в Zoom "Школу для дураков" в Лондоне с Белорусским свободным театром, там они долго репетировали, и это другая работа совершенно. Она по-другому и выглядит, и у нее другие задачи и возможности. Мы не претендовали на спектакль. Оскарас придумал некий имидж для каждого, чтобы не было разноплановости. Тут зависит еще много от зрителя, какой он себе сам выставит формат, мы не можем это регулировать. Вы можете подключить крупный план или сделать общую картинку, где у вас будут все участники на сцене, вы можете запустить вообще всех и видеть даже зрителей по именам.

– Расскажите, пожалуйста, о пьесе. Она, кажется, достаточно сильно перекликается с моментом.

– Да, это антиутопия. Марюс Ивашкявичюс написал ее в конце 2016 года. Это Москва XXII века, семья: мать и три сестры. После некой глобальной войны на Земле исчезла вода и человечество поделилось на две смены: кто-то уходит в анабиоз, в искусственную кому, а тем, кто был молод, когда вся эта система установилась, вживили медвежьи гены, и они, как медведи, засыпают на 10 лет. Конфликт в том, что одна смена более мужская и более авторитарная, а вторая смена, про которую идет речь, более женская, и в ней важны любовь, демократия и свобода.

– И одна эпоха сменяет другую.

– Да, и между двумя сменами происходит конфликт.

– У нас сейчас есть разные сценарии будущего. Возможно, некоторое время будет ограничиваться социальное взаимодействие, которое и позволяло прежнему, доковидному театру существовать. Но, может быть, все отменят. Как вы думаете, Zoom уже сформировал какие-то новые жанры?

– Даже если все вернется, театр в Zoom все равно останется. Потому что он уже дал почувствовать какие-то новые вещи. Нет смысла собирать в нем театр, который и так находится вместе. А для тех, кто находится далеко друг от друга, почему бы и нет? Ты можешь реализовать что-то такое, что ты не можешь реализовать офлайн.

Смотри также

Отравленная свинина и слепой Гамлет. Зум-спектакль "Черновик"

– А если искать какие-то эстетические достоинства?

– Наверное, это будет когда-нибудь, потому что сейчас Влад Наставшев выпустил зумовский спектакль "Черновик", в котором уже есть и взаимоотношения между актерами, и выстроенный сценарий, и определенные выбранные "декорации". В "Школе для дураков" тоже уже многое придумано в отношениях между актерами. Театр нужен, конечно, людям, чтобы испытывать какие-то общие эмоции. Я смотрела спектакль "Смута" украинского театра "Дах": когда ты находишься внутри по ссылке конференции, это происходит у тебя на глазах, это все равно оставляет у тебя ощущение сопереживания. Не когда ты смотришь запись, а когда находишься в момент создания процесса, ты как зритель в нем участвуешь, видишь, кто с тобой рядом "сидит", находится в листе зрителей-соучастников, актеров, которые появляются и исчезают, "выходят на сцену" и "уходят со сцены". Ты присутствуешь, подключаешься. Трансляция на YouTube таких эмоций не дает, запись, которую ты можешь в любой момент остановить и потом снова включить, – тем более. То, что происходит сейчас, в этот момент, уже не повторится.