Почему одни люди считают парк "Зарядье", построенный на месте разрушенной гостиницы “Россия”, достижением Москвы эпохи управляемой демократии, а другие полагают, что это фальшивый проект, который противоречит исторической правде развития города?
Исследовательский и выставочный проект “Зарядьеология”, сделанный силами студентов и сотрудников Высшей школы урбанистики. "Зарядье" как аттракцион, диснейленд и место симулякров культуры. Географические и исторические натяжки проекта. Образ Родины и ландшафтный дизайн. Художники-акционисты и рабочие-гастарбайтеры за кулисами "Зарядья".
Кураторы выставки "Портал Зарядье" Михал Муравски, антрополог архитектуры (Лондон – Варшава – Москва), и Дарья Кравчук, арт-менеджер; исследователь Руслан Гребениченко, художники Мария Кремер, Александра Портянникова, Ариадна Арендт; модератор проекта Яна Сидикова.
Ведет программу Елена Фанайлова.
Диктор: Свобода в клубе "Перелетный кабак". Парк "Зарядье": портал в ад или в рай? Исследовательский и выставочный проект "Зарядьеология".
Елена Фанайлова: Парк "Зарядье" стал одним из самых амбициозных, если не самым амбициозным проектом российской современности, символом новой собянинской Москвы, демократии, которую можно представить людям тоталитарными способами, это я кратко пересказываю критика Григория Ревзина. Это явление культуры вызывает и восторги, и страшную критику. Ваша выставка "Портал Зарядье", ваш большой выставочный проект – это, как мне кажется, большая ироническая рефлексия, исследование этого исторического места, архитектурных пластов, которые там сосредоточены, городских смыслов, бывших всегда в этом месте. И главный вопрос, который эта выставка ставит: справляется ли нынешний парк "Зарядье" в том его волшебном, диснейлендовском виде с исторической функцией, которая всегда была у города. Почему вас этот проект привлек?
Это место всегда было интересным, независимо от того, что там есть
Михал Муравски: Для меня это место интересное, потому что история этой части Москвы очень разнообразная, и это место живо и невероятно изменялось. Это место всегда было интересным, независимо от того, что там есть. "Зарядье" – это проект без чувства юмора.
Дарья Кравчук: Для меня, как для куратора, было важно посмотреть, как современные художники могут рефлексировать на эти темы. У нас было две опции – отчасти мы искали художников и общались с определенными персонажами, а отчасти для нас было важно посмотреть, кто пришлет заявки на "опэн кол", кто как отреагирует, и отреагируют ли вообще. Была такая стратегия и кураторская концепция.
Елена Фанайлова: Вы разделяете мое ощущение, что очень много юмористической рефлексии, критики, в то же время нежности к этому месту?
Дарья Кравчук: Да, двоякое ощущение от обсуждения "Зарядья" – критика ли это или это обожание и некоторый комплимент в сторону парка.
Михал Муравски: Много людей думали, что мы просто делаем пропаганду, чтобы показать крутое место в Москве и так далее, другие люди боялись, что мы будем слишком критичны, и было очень сложно балансировать. Мы делали проект вместе с Дашей, и это все основано на исследованиях, которые я делал вместе со студентами из Высшей школы экономики, и Руслан как бы находился в центре этого.
Руслан Гребениченко: Мне всегда интересно работать со смыслами, и мне интересна архитектура как история материальных объектов, которые несут в себе ответственность человека. И интересно изучить, какие смыслы несет история, архитектура "Зарядья" в своей материальности. При этом парк "Зарядье" – это очень интересный в контексте Москвы и самый грандиозный имиджевый проект.
Елена Фанайлова: Амбициозный, с привлечением иностранных сил, не дешевый, мягко скажем, и в то же время остается от этого проекта ощущение специально выстроенного Диснейленда.
Руслан Гребениченко: Первое, что приходит в голову: парк "Зарядье", как сувенир, отражает многие урбанистические стратегии, которые использует нынешний мэр Собянин. И поэтому интересно изучить "Зарядье", и как он связан с иными городскими проектами. Там находился исторический квартал, который постепенно сносился. Потом была идея построить на месте квартала восьмую сталинскую высотку по проекту Дмитрия Чечулина. Но был построен только фундамент, на нем была возведена гостиница "Россия". Часть старых зданий сносилась уже после постройки гостиницы "Россия", последние сносились уже после 2012 года. Гостиница "Россия" была снесена, и там был самый большой в Европе пустырь с натяжной рекламой по фасаду, вдоль Китайгородской стены и набережной.
Михал Муравски: Да, а внутри был "Солярис", зона хаоса, там бегали собаки, картина из Тарковского.
Руслан Гребениченко: Да, и парк "Зарядье" преподносился, как дар, идея построить на этом месте именно парк, а не торговый центр или общежитие. Дар от власти, от Путина городу Москве и горожанам. Была очень красивая, знаковая история, когда Путин и Собянин встретились на этом пустыре, постапокалиптическом пространстве в 2012 году. Собянин смотрел вдаль, а Путин, окинув пространство взглядом, сказал: "Знаете, Сергей Семенович, у нас недостаточно парков в Центральном округе Москвы, почему бы нам не установить здесь парк?"
Елена Фанайлова: Какая-то картина на вашей выставке даже отражала эту встречу.
Михал Муравски: Фотография есть в буклете. Хорошо было бы, конечно, нарисовать себе монументальную картину с этой сценой.
Елена Фанайлова: Да, это просится, как советская фреска.
Ариадна Арендт: На моей картине изображена Красная площадь, собор Василия Блаженного и разнообразные герои, которые проводили акции, перформансы на Красной площади, – Петр Павленский, "Пусси Райот", Мавромати, Осмоловский, который написал там неприличное слово из трех букв; Матиас Руст, немец, случайно приземлился там; и вплоть до Василия Блаженного. Это все началось как шутка. Я хотела попробовать себя в живописи, но меня это затянуло, и я начала исследовать жизнь, истории этих акционистов и поняла, что главная идея Красной площади – это место для шутовства, юродивых. И поэтому я увидела связь с Василием Блаженным. И так родилась картина. И я сделала с помощью своего приятеля анимацию, где все эти герои двигаются.
Михал Муравски: В "Зарядье", на стене концертного зала Филармонии есть огромные проекторы, и там идет реклама, сколько там километров проводов и так далее, невероятная статистика.
Руслан Гребениченко: И это входит во вторую часть моего тезиса о том, почему "Зарядье" – это сувенир. Сувенир – это некоторая сфера. Я имею в виду тотальность парка "Зарядье", тотальность как совокупность воздействий на посетителя. Когда посетитель приходит в парк, на все его органы чувств воздействуют буквально физиологически. На очень ярком экране показана история про то, сколько километров труб там было проложено. Помимо этого, в парке "Зарядье" есть громкоговорители, которые транслируют классическую музыку. В изначальном проекте не было идеи использовать музыку в парке, и интересно, как выстраивалось взаимодействие между КБ "Стрелка", которое проектировало техническое задание парка, и властными структурами города Москвы. Это, с одной стороны, горизонтальный парк напротив Красной площади, наделенной богатой историей и сильными контекстами архитектуры как власти. А с другой стороны, есть интенция – поставить многофункциональный комплекс, который будет совмещать амфитеатр, медиакомплекс, ледяную пещеру, концертный зал, музей истории, звук на фонарях и проекторы. Это очень важный баланс, как мне кажется. Наш информант нам нам сказал, как проходили эти дискуссии: их желание было – оставить от "Зарядья" 70% ландшафтного пространства, чтобы оно было не многофункциональным комплексом, а ландшафтным парком, но баланс между эстетикой ландшафтности и политической интенцией был найден, и вот что получилось.
Мария Кремер: Место парка "Зарядье" – очень характерное, и оно явно отражает исторические слои, именно в архитектурном языке. Когда в 1947 году там планировалась сталинская высотка, это был один этап русской истории, один язык архитектуры. В 1953 году был закончен стилобат. В 1967 году на месте этого стилобата было построено здание гостиницы "Россия", и это совершенно другой этап истории, совершенно другая архитектура. В 2017 году все меняется, появляется парк "Зарядье". То есть эти слои, кулисы прочитываются там очень явно.
Елена Фанайлова: Изначально ваша выставка в Музее архитектуры называлась "Портал не только в ад, но и в рай". Слово "портал" вы употребляете как некий образ входа в эту тему. "Портал в ад" – это же цитата кого-то из критиков.
Михал Муравски: И да и нет. Концепция выставки базировалась тоже на работе исследователей Высшей школы экономики и круглых столов, организованных студентами. Название – это была интеракция на одном из круглых столов между Антоном Калгаевым и Тимуром Башкаевым, архитектором интерьеров в парке "Зарядье". Руслан говорил о противоречиях в парке "Зарядье", что там не только зеленое, но и красное, не только аттракцион, но и рефлексия, не только свобода, но и тюрьма, все вместе.
Елена Фанайлова: "Архнадзор" критикует проект парка ровно потому, что мы описали. Имеется в виду, что это место исторически нагружено другими смыслами, чем парк.
Вопрос – насколько этот парк является парком, или же это очередной аттракцион власти
Руслан Гребениченко: Идея постройки парка вполне логична с точки зрения эстетики. У вас есть исторически сильно нагруженное контекстом пространство, вокруг которого очень много сильных исторических контекстов, та же Красная площадь, Варварка, Китай-город. И эта история времени, история пространства немного нивелируются, тяжесть истории постройкой парка смещается, это горизонтальное уравнительное пространство прямо напротив Кремля. Понятно, что мы не смогли бы вернуть туда ни одну из частей истории, когда уже все снесено, и идея парка, мне кажется, политически, эстетически очень последовательна. Другой вопрос – насколько этот парк является парком, или же это очередной аттракцион власти, такой же, как и восьмая сталинская высотка или гостиница "Россия". Здесь есть баланс между ландшафтностью и многофункциональностью этого пространства. В парке "Зарядье" очень продуманы маршруты, которыми вы можете пройти, в этом тоже есть определенная тотальность, момент дисциплинирования посетителя. Мне кажется, важно оговориться о дисциплине в парке "Зарядье" как о политическом жесте.
Михал Муравски: Да, это важный момент. В идеологии парка повторяется то, о чем говорят, в частности, американские архитекторы этого парка, что это ландшафт без пути. Например, на церемонии открытия Чарльз Ренфро постоянно повторял, как мантру, фразу: "Ты должен раствориться в этом ландшафте". Это еще не постправда, а это такая старомодность.
Елена Фанайлова: Получилось, что американские архитекторы и русские власти смешали все смыслы, одни пытались заложить один смысл, а вышло все по-другому?
Михал Муравски: Я думаю, что американские архитекторы хотели, чтобы там было больше дикости, чтобы растения были более густыми и естественными, но оказалось, что есть городские дороги, парк должен быть определенной ширины и так далее.
Яна Сидикова: Реакции людей на выставке бывают разные. Иногда они видят что-то совсем неожиданное, что часто бывает в современном искусстве, и начинают смеяться или говорить: "О, а я никогда не подумал бы, если бы вы не сказали". Была работа у Антона Забродина – тканевая дорожка, и мы часто по ней проходили. И люди говорили: "Если бы по ней не прошли, я ее обошел бы. Это же работа, как я могу на нее наступить?" То есть они воспринимают это как музей, и значит, надо себя правильно вести. Некоторые работы были там, возможно, провокационные. У людей был вопрос: "Ой, что это, это какой-то хайп? Я не верю в это". А мы разговаривали с ними об этом, почему им так кажется. То есть это между фокус-группой и интервью, у меня есть возможность смотреть, как люди считывают и выставку, и парк, как будто бы исследование продолжается дальше.
Елена Фанайлова: Даша, как вы ощущаете эти исторические наслоения и то, что сейчас это ландшафтный дизайн?
Дарья Кравчук: Контекст выставки помог показать в том числе эти исторические наслоения. Флигель "Руина" в Музее архитектуры, где проходила выставка, это такое очень знаковое здание, где исторические слои очень видны, временные слои видны, это здание-метафора, похожее отчасти на археологические раскопки. Это очень сложное пространство, но я думаю, что именно для этой выставки это очень хорошо сработало.
Елена Фанайлова: Там был политический, критический проект, когда художница вырезала на плитке какие-то фрагменты образа Путина, имея в виду, что "в каждом кирпиче оппозиционер видит президента".
Михал Муравски: Да, это прекрасная работа Ани Шевченко. Но это не критический проект. Она положила части лица президента на плитку – почему это критика? Это просто политическое искусство, и это может быть также путинское искусство, все возможно.
Дарья Кравчук: Это тоже основано на цитате Ревзина – "Путин в каждой плитке".
Михал Муравски: В 2016 году он написал пост в Фейсбуке, а потом статью о том, что оппозиционер видит во всех плитках власть. Это был пик проекта "Моя улица", который многие критиковали, и Ревзин писал о том, что лица президента как бы забирают энергию через ноги каждого пешехода. Ревзин писал о своих друзьях, которые видят в плитках аннексию Крыма, все, а на самом деле это просто плитка. И это несколько юмористическая даже работа.
Елена Фанайлова: Михал, меня впечатлила ваш лекция о высотке в Варшаве – сталинский дар, один из символов современной Варшавы, о котором сейчас идет много споров, сносить или не сносить. Вы можете представить себе, что ее снесут и на этом месте разобьют ландшафтный парк?
Михал Муравски: Было бы замечательно! Это было бы очень хорошо.
Дарья Кравчук: Мы, кстати, думаем о продолжении выставки, возможно, она поедет дальше в Варшаву, на площадь Дефилат.
Елена Фанайлова: В Варшаве это здание продолжает выполнять вполне демократическую функцию, там куча театров, воркшопов, проводятся лекции, там галереи, то есть это здание используется как общественное пространство.
Михал Муравски: Это фрагмент настоящего успешного социализма в капиталистическом городе. И в этом разница между высоткой в Варшаве и высотками в Москве, которые все с элитным жильем.
Елена Фанайлова: Да, в Москве это символ элитного образа жизни внутри социализма. И когда ты задумываешься о настоящем смысле этих высоток, это приводит тебя к пониманию, что эти здания – абсолютно утопические объекты. Это нечто, что создавалось советскими архитекторами, но никогда не являлось социалистическим по содержанию. На выставке довольно много сюжетов, связанных с деятельностью рабочего класса. Это и документальный фильм про рабочих-строителей, и так далее. Видимо, художников очень интересовали люди, которые все это делали. Некоторые проекты, кстати, можно еще посмотреть в интернете.
Михал Муравски: Да, документация есть, довольно полная. Можно вспомнить работу Сергея Кищенко и Макса Илюхина "Царь горы".
Дарья Кравчук: Это гора с живыми кустарниками, ягодами, на ее вершине стоит некоторое существо, возможно, это утка.
Михал Муравски: На этой горе как русская природа, которая не представлена в парке "Зарядье". Это противоречие, русская несознательность, которая существует в "Зарядье". А эта огромная утка – элемент, который поддерживает все это. У Ани Зубковой была интересная работа.
Дарья Кравчук: Да, внешне это выглядело как документация некоторого перформанса Анны, который проходил в Амстердаме, она там работала в районе Красных фонарей, с темой борделей, и привезла в Музей архитектуры шторы из этих борделей, сшитые вместе.
Елена Фанайлова: Я думаю, это корреспондирует с работой Марии Кремер о занавесе.
Руслан Гребениченко: Наверное, к моим тезисам ближе работа Алексея Таруца. Она также довольно сложная, в Музее архитектуры у него есть три пространства, они поэтажные. На третьем этаже можно пройти только по периметру, в центре находятся конструкционные балки, через которые просматривается второй этаж. Когда вы попадаете на второй этаж, там основная экспозиция, и если посмотреть со второго этажа наверх, на одной из балок лежит работа Алексея, и это бетонный блок, на котором находится сваренная из железа рыцарская перчатка…
Дарья Кравчук: Там две перчатки, одна в другой, одна с четырьмя очень длинными, как бы выкованными пальцами, другая шестипалая. И при этом они находятся на металлической трубе, в нее вставлены какие-то деревянные кусочки…
Руслан Гребениченко: Деревянные, похожие на обработанные ветки с корой. И когда вы смотрите со второго этажа, вы замечаете властный жест, эту свисающую руку, которая раскрывается еще сложнее, если вы поднимитесь на третий этаж, там она очень тонко подсвечивается в темное время. Вы поднимаетесь наверх и ставите себя в такую позицию – над этой властью.
Михал Муравски: Да, я только что подумал, что такая "рука Бога".
Руслан Гребениченко: Еще, конечно, работа Алексея Корси – на репродукторе установлен голубь. Рупор – это тоже один из агентов этой властной риторики в парке "Зарядье", один из агентов политизированности. Это как эстетический жест – транслирование музыки, но при этом эстетика в парке "Зарядье" – политическая.
Александра Портянникова (Айседорино горе): "Аудио-гид ведет человека по маршруту, предлагает задания для самостоятельного выполнения, хореографирует его действия. На видео документация спекулятивного танца-ритуала. Кремль находится в каждом кадре видео, как безусловный частник действия. Россия представлена ущербным символизмом: климатические зоны России в парке отражают скорее возможности парковой индустрии, а не реальные регионы России. Очевидно, что Зарядье, находящееся под крылом Кремля - пространство, организованное для эффектных селфи на фоне самого Кремля. Вместе с тем парк Зарядье, как феномен, достоверно отражает централизацию власти и отсуствие заявленной федеративной структуры государства. Москва представляет/воображает Россию, наделяет ее специфическими образами и качествами, так и сама Россия воспринимает себя с подачи Москвы" (цитата из каталога).
Руслан Гребениченко: Группа "Айседорино горе" предлагает горизонтальную инициативу в этой вертикальной структуре парка. Они сделали критическую интервенцию: это путешествие сквозь парк с их комментариями и перформативными представлениями.
Елена Фанайлова: Проект девушек – как раз то, что люди могут делать с этим пространством, не слушая ни архитекторов, которые говорят о том, что это дикий ландшафт, не слушая проектировщиков, которые заставляют их ходить по определенным дорожкам. Это способ самостоятельного использования этого пространства.
Михал Муравски: Да. Есть еще работа Игоря Исаева – про зависимость, все построено красиво, тоже со шторами.
Елена Фанайлова: Мы как-то видим будущее парка "Зарядье"? Символом чего тот парк может быть, как мы про это можем думать?
Парк – это открытая структура
Руслан Гребениченко: Мне очень симпатичен тезис, что парк – это открытая структура. В нынешней ситуации парк существует отчасти как памятник вертикали власти, а мне бы хотелось сделать так, чтобы в рамках этого проекта стало возможным создавать свои какие-то инициативы, смыслы, процессы, собственные интервенции в этот парк, как сделало "Айседорино горе". Мне интересно децентрализовать тотальность парка и сделать эту тотальность открытой, и меня интересует, вокруг какой идеи возможно социальное объединение людей – друзей "Зарядья" (есть такая группа, которая очень активно во всем участвовала, еще до постройки), которое создавало бы новые процессы, новые нематериальные практики внутри парка. В парке постоянно идут какие-то процессы, его постоянно сейчас реновируют, достраивают, рабочие перекладывают плитку, деревянные настилы на мосту, делаются новые культурные программы, там бывают лекции. У него есть очень большая потенциальная тотальность, потенциальная возможность взаимодействия со своими посетителями, со зрителем.
Михал Муравски: Чтобы это все продолжало быть, надо тратить очень много денег и труда, и непонятно, как долго эти деньги будут существовать. Люди говорили на встречах, что через десять лет все эти пространства будут использованы как торговые центры, потому что структура "Зарядья" очень похожа на структуру Манежной площади, торгового центра "Охотный ряд". Возможно, "Зарядье" станет новой Манежкой, а возможно, нет. Возможно, "Зарядье" будет заполнено памятниками чиновникам или защитникам народа. Уже было предложено установить памятник Хворостовскому рядом с концертным залом, и он вроде бы был утвержден. Британцы хотели построить там старинный английский двор, установить памятник Шекспиру.
Дарья Кравчук: Да, был большой конкурс Музея Москвы. В любом случае я надеюсь, что художники будут продолжать рефлексировать на тему парка, что будет с ним происходить. Возможно, там будет появляться какой-то еще паблик-арт.
Михал Муравски: И надо тестировать границы свободы. В этом парке 9 сентября уже была политическая акция молодых людей. В мае в парке задержали художницу Катрин Ненашеву. Этот парк – место, где можно тестировать, что возможно с художественной и с политической точки зрения.
Яна Сидикова: Сначала они мне говорят: "Нам кажется, парк недостроенный, неготовый". Как будто бы они начинают повторять, что они слышали в СМИ, где часто ругают парк, как будто им хочется быть связанными, быть в тренде, поддерживать эту точку зрения. А потом, когда мы уже начинаем задавать конкретные вопросы, например: "А кажется ли вам, что растения в парке "Зарядье" мертвые?", – или: "Кажется ли вам, что парк "Зарядье" – это какая-то колонизаторская история?" – они говорят: "Нет, там хорошо". Получается противоречие. Людям хочется видеть хорошее часто, потому что они так много видят негатива вокруг, что они хотят от него немножко абстрагироваться и искать положительные стороны в том, что их окружает.
Елена Фанайлова: О чем мы не успели поговорить на программе, что с энтузиазмом обсуждали уже после того, как кнопка "стоп" была нажата, это политическое использование парка "Зарядье" и эротическое его использование. Главный архитектор Москвы сказал, что парк "Зарядье" так безопасен, что все желающие могут заниматься там сексом. А политический смысл состоит в том, что люди уже используют этот парк для своих политических высказываний. В частности, Руслан вспомнил о нодовцах, которые на его глазах протестовали с имперками против пенсионной реформы. Мы вспоминали и о политических акциях художников-акционистов, о Катрин Ненашевой и других политических активистах. Так что парк "Зарядье" может быть использован и таким образом.
