- У каждой страны свои культурные и исторические особенности, которые должен учитывать христианский миссионер, неся туда свое учение.
- Вера в Евангелие, в то, что Иисус есть путь истинной жизни, не зависит от культуры, и миссионер должен донести это до других народов на понятном им языке.
- Чтобы встретиться с Богом, не нужны многие знания, а нужно чистое сердце, направленное на поиски истины.
- Христианство первых веков - совсем не то, что христианство нашего времени. Быть христианином в современном мире означает очень много знать, все время просвещаться и учиться.
Яков Кротов: Когда человек приносит свою веру в другую культуру, он либо инкультурируется, либо нет. Простейший пример инкультурации - белобрысый, голубоглазый Господь Иисус Христос, чего в жизни быть решительно не могло. В истории Церкви несколько стратегий, есть стратегия вхождения в чужую культуру, приспособления к ее формам, и есть стратегия - нести все, как было, до точки.
У нас в гостях - Инна Карезина, культуролог и римо-католичка, она занималась проповедью христианства в Китае, и Максим Аммосов из движения "Евреи за Иисуса", мессианский христианин, проповедующий Евангелие в Иерусалиме.
Инна, а чем кончилось в Китае?
Инна Карезина: К сожалению, кончилось поражением здравого смысла и торжеством зла. В конце XIX - начале ХХ века миссионеры приходили в дом к катехумену и буквально проводили обыск на предмет того, не осталось ли предметов китайского культа. И если таковые находились, рекомендовалось от них избавиться, а если человек отказывался, ему говорили, что он не готов принять крещение.
Яков Кротов: Я где-то читал, что как раз после 1928 года, когда из Китая попросили всех иностранных миссионеров, в том числе и католических, количество христиан парадоксальным образом выросло. Предоставленные сами себе, китайцы больше сделали для укоренения христианской веры в собственной среде, чем под мудрым руководством европейских монахинь, и в 70-80-е годы ХХ века там было довольно много христиан, и были даже две католические Церкви: одна - признанная, патриотическая, как некоторые ее называют, и другая - катакомбная. Причем в семинарии на Западе принимают из патриотической Церкви, потому что там есть документы, а у катакомбников их нет.
Инна Карезина: Потому что миссионеры верят, что когда-то ситуация изменится. Миссионерство в Китае - это очень интересная и поучительная страница истории Церкви вообще и истории миссий. Там начинали миссионерствовать еще несториане, потом пришли уже от Католической церкви представители Францисканского ордена. Но сам термин "миссия" родился в недрах Ордена иезуитов, не говоря уже о принципе инкультурации, который был разработан непосредственно Игнатием Лойолой еще для европейских условий, потому что само создание Ордена иезуитов было ответом на вызов реформации в Европе.
Яков Кротов: Иезуиты не носили монашеской одежды, и тем самым их было не вычленить в толпе студентов. Это можно назвать инкультурацией?
Инна Карезина: Да. Мы знаем знаменитое высказывание апостола Павла, который сделался "всем для всех", и на этом принципе основываются принципы инкультурации и в пределах Европы, и во внешней миссии.
Яков Кротов: Апостол Павел переводит субкультуру последователей Иисуса, которая была иудейской культурой: первые последователи Иисуса были, естественно, иудеи, и вдруг он потихонечку переводит ее на греческую почву. А вы, Максим, занимаетесь обратным. В чем смысл?
Во времена Моисея тоже происходила своего рода инкультурация - Бог внедрил в языческий мир совершенно иной образ жизни
Максим Аммосов: У апостола Павла тогда были серьезные проблемы, и Книга деяний, например, откровенно пишет об этом: как, не утеряв истинной веры, не утеряв Иисуса Христа, приспособиться к языческой культуре. Там был этот знаменитый Первый Иерусалимский собор, где решалось, какие правила налагать на язычников, верующих в Христа, а какие не налагать. На самом деле наложили всего три из 613-ти заповедей Ветхого Завета. Это довольно серьезная проблема, и если не вечная, то очень древняя.
Но я бы пошел еще глубже. Вспомните времена Моисея: ведь тогда тоже происходила своего рода инкультурация - Бог внедрил в языческий мир совершенно иной образ жизни. Например, там иудеям нельзя было есть свинину, что совершенно выбивало их из того образа жизни, который был вокруг. И богословы говорят, что одной из причин существования этой заповеди как раз в том, чтобы вырвать их из общения с язычниками.
Вот это построение новой жизни началось вовсе не с Христа, а, можно сказать, с Моисея. Новая культура и новая вера довольно сильно связаны. Тут есть две крайности. С одной стороны, безусловно, как говорил Павел, нужно становиться всем для всех, чтобы на понятном языке доносить до людей благую весть Евангелия, а с другой стороны, гоняясь за желанием быть понятым, не выплеснуть вместе с водой и ребенка.
Яков Кротов: Когда человек приходит к вере, он ищет высшее, ищет смысл. Но мне кажется, что человек редко ищет смысл, и в этом плане правы атеисты, когда говорят: уверовал, но на то были такие-то причины. Человеку часто хочется другой культуры: я хочу уйти от культуры "совка", я хочу большой и чистой веры, я не хочу, чтобы вера Христа инкультурировалась в это брежневское безобразие.
Инна Карезина: Безусловно, но здесь несколько другое, и здесь вы говорите не о миссионерстве, а, наоборот, о личном выборе. Всегда интересно слушать, по какой причине человек выбрал ту или иную конфессию или сменил одну конфессию на другую. Очень часто это происходит не на основании догматических установлений, не на основании документов Церкви, а на основании тех или иных культурных особенностей. Это не хорошо и не плохо, это говорит о нашей человеческой природе, о том, насколько мы зависим от этих вещей, а значит, об их важности. Но все-таки, если мы хотим возрастать в вере, дойти до самой ее сути, нам следует избавляться от этого по мере нашего продвижения.
Максим Аммосов: Все-таки есть серьезная разница в вере и в культуре. Вы говорили, что я занимаюсь обратным, проповедуя Евангелие в Иерусалиме, но мы там как раз старались избежать проблем, связанных с культурой. Задача любого миссионера - донести не культурные особенности, а суть веры, личные взаимоотношения с самим Всевышним. Вера в Евангелие, в то, что Иисус есть путь истинной жизни, не зависит ни от какой культуры. А культура, наоборот, помогает, это мостик для взаимопонимания. Ну, например, однажды я прочитал в книге Кураева, что, когда переводили Писание для восточных народов, там вместо фразы, которую Иисус говорит про себя: "Я есмь хлеб жизни", - написано: "Я есмь рис жизни". Вот такая инкультурация: им не близко слово "хлеб".
Яков Кротов: То есть в Белоруссии пишем "картошка", а где-то еще - "маис"...
Максим Аммосов: Примерно так. Но от этого же не меняется само Евангелие, то, что Иисус умер за наши грехи и воскрес. И если вот этот фундамент остается нетронутым, можно легко говорить, как апостол Павел: "Я становлюсь всем для всех", - и жертвовать и крестами на груди, и одеждой...
Яков Кротов: Кстати, "Иисус умер за наши грехи" - это ведь тоже инкультурация. Я думаю, в первоначальной проповеди этот образ отсутствовал. Апостол Павел тоже берет метафору и использует ее для объяснения того, что такое Голгофа и воскресение, но это культурный образ. Спустя десять веков какой-нибудь Альберт Великий вынужден объяснять, что значит умереть за грехи, потому что в Англии XI века это было непонятно. Выкуп, искупление - это понятия из очень конкретной культуры, греко-римской, I века. Чтобы войти в Церковь, вы предлагаете современному жителю Иерусалима пакет чужой субкультуры, в данном случае - греко-римской культуры I века.
Максим Аммосов: Все-таки информация о том, что Иисус умер за наши грехи, взята не из греко-римской, а как раз из еврейской культуры. Ведь у евреев со времен Моисея (а это примерно полторы тысячи лет до Христа) существовала система жертвоприношений, и как раз понятие "жертва за грех" было хорошо знакомо именно евреям.
Яков Кротов: Но сегодня, в ХХ веке, это понятие у нас отсутствует. Значит, вы предлагаете истину и еще пятнадцать веков того, что уже давно сгнило, это ваше богослужение с "жертвой мирной", "жертвой возношения".
Инна Карезина: Это и говорит о том, что христианство первых веков - совсем не то, что христианство нашего времени. Да, я всегда подчеркиваю, что быть христианином в наши времена означает очень много знать. И мы не можем сбрасывать со счетов двухтысячелетнюю историю. Это в первые века было достаточно быть рыбаком и не кончать семинарию, а сейчас мы уже должны все время просвещаться, учиться и познавать что-то новое, а это не то же самое, что практика.
Яков Кротов: А так ли нужно понимать? Бог невидим, непостижим, Он - не форма и не содержание, я не могу его понять. Он меня понимает, а я - благоговение, преклонение, растерянность, принятие... Это даже трудно назвать личной встречей, потому что я становлюсь личностью, но Бог сверхличен, так что это действительно мистический процесс.
Инна Карезина: Но при чем тут крашеные яйца и куличи?
Яков Кротов: Это маркеры непонятности. Ну, вот у Авраама ночью видение Бога - и он ставит пирамидку. Ну, да, яйцо - мы взяли его у язычников, но это означает, что воскресенье - это что-то непонятное. Я перевел много молитв с церковнославянского на русский, но никогда не буду призывать к понятности богослужений. Они и на русском непонятны. Я называю Бога отцом, но это земное, а Бог - это небесное, и я пытаюсь национализировать. Так лучше я поставлю какой-нибудь символ, вроде крашеного яйца, который точно не Бог, но он мне напоминает, что Бог - не то, не то и не то.
Представьте, что вы со своей проповедью идете к народу, у которого нет крашеных яиц, но есть поминальный рис
Инна Карезина: А вот теперь представьте, что вы со своей проповедью идете к народу, у которого нет никаких крашеных яиц, но есть, допустим, поминальный рис.
Яков Кротов: И чем он хуже православной кутьи?
Инна Карезина: Да! Православную кутью мы как раз и заимствовали у Орды во время монгольского ига! Рис у нас не рос. Вот вам пример инкультурации. А потом уже христианские проповедники, служа панихиду по умершему китайскому верующему, говорили: да, пусть будет поминальный рис, но пусть рядом лежит крест. Это инкультурация самого простого, обрядового уровня. Но была же перед людьми и другая, гораздо более нетривиальная задача. Попробуйте перевести на китайский язык слово "Бог", зная, что там никогда не было монотеизма, и любое слово, которое вы возьмете из китайского языка, не будет отражать этого личностного абсолюта, вторгающегося в человеческую историю.
Максим Аммосов: Для того чтобы встретиться с Богом, не нужны многие знания, а нужно чистое сердце, направленное на поиски истины. И ребенок может уверовать, это есть нечто духовное, стоящее в стороне от информации, от знаний, от устройства мозгов, это просто нечто другое. Но в дальнейшем, если человек искренне любит Бога и ищет Его, совершенно естественно желание узнать Его поглубже и поближе. И вот дальше-то как раз очень важно адекватно перевести описание на другой язык, чтобы был ясен не только строй, но и смысл литургии. Иоанн Креститель указал людям на Мессию: "Вот идет агнец Божий, который берет на себя грех мира". Он использовал понятие из еврейской культуры. "Агнец Божий" - это то, что лежало на пасхальном столе, евреи хорошо это знали. И нам, миссионерам, если мы хотим донести истину Божию до других культур, также следует использовать простой и понятный язык, а это требует усилий.
Инна Карезина: У нас растет пшеница, поэтому мы можем причащаться пшеничным хлебом. А что делать в тех культурах, где пшеница не растет? Не служить литургию? Эта проблема до сих пор не решена.
Инкультурация бывает не только в зависимости от культуры, но и в зависимости от обстоятельств. Вот пример: Соловки, 30-е годы, туда сослано в основном духовенство, люди живут в нечеловеческих условиях, и единственное, что может как-то их поддержать в этой жизни, это литургия. Вопрос: на чем им служить литургию?
Яков Кротов: Кажется, давили морошку, иногда присылали изюм.
Инна Карезина: На черном хлебе и воде.
Яков Кротов: Но они вели между собой споры: часть духовенства говорила, что это неправильно...
Инна Карезина: А часть духовенства говорила, что Господь обращает воду в вину.
Яков Кротов: В сравнении с тем, что что-то материальное становится жизнью Божьей, все остальное - технические детали. Ни вино, ни вода не может стать жизнью Христа, значит, и то, и это - чудо.
Инна Карезина: Вы не верите, что вино обращается в кровь? (смеется)
Яков Кротов: Я верю в то, что Бог превозмогает свое творение, и происходит чудо. Все остальное - технические детали.
Максим Аммосов: Чтобы стать истинно верующим, надо что-то сделать со своей жизнью.
Яков Кротов: А вы носите кипу в Иерусалиме?
Максим Аммосов: Нет. Иногда надеваю ее на еврейские праздники.
Яков Кротов: А что сказал апостол Павел насчет пребывания в кипе? Почему вы из апостола Павла берете что-то одно, а другое не берете?
Максим Аммосов: Мы все берем!
Яков Кротов: У апостола Павла: лучше не жениться; женщина пусть молчит, придя домой. Апостол Павел был переполнен какими-то провинциальными предубеждениями.
Инна Карезина: Вот и надо разделять суеверия, предубеждения и все остальное. Текст Священного Писания неоднороден. Там есть места, полные очень высокого боговдохновенного смысла, а есть фрагменты, обусловленные историческими и культурными особенностями. И я понимаю одно как божественное откровение, а другое - как культурные особенности, которые неприменимы к моим культурным особенностям, и поэтому не покрываю голову.
Яков Кротов: Есть множество национальных культур, но при этом есть некоторые культуры обывательщины, мещанства, конформизма. И католик - такой же конформист, как конформист-православный или конформист-атеист. Не происходит ли под видом инкультурации приспособленчества к культуре как раз в худшем смысле слова - к субкультуре конформизма? И Христос вместо взрыва воскресения оказывается каким-то наркозом.
Набирает обороты либерализация веры, на Западе христианские священники благословляют гомосексуальные браки
Максим Аммосов: Сейчас набирает обороты либерализация веры, и в западном мире христианские священники уже благословляют гомосексуальные браки, то есть в угоду обывателю нивелируются границы между грехом и не грехом, между праведной и святой жизнью. Если оставаться строгим и твердым по отношению к сути Писания, к тому, что Бог свят, и там, где Бог, греха быть не может, то все остальное можно легко менять. И Павел пошел на совершенно ужасную по тем временам жертву, пожертвовал кашрутом, который был неотъемлемой частью и культуры, и литургии, и веры еврейского народа. Но он стал выше этого, и это просто подвиг. Он сказал, что кашрут не важен для спасения.
Инна Карезина: Ему было видение свыше, что с кашрутом пора заканчивать.
Яков Кротов: Но мы же побили рекорд апостола Павла - мы отменили и субботу, и сделали это не для инкультурации, а наоборот, чтобы отмежеваться от евреев. Отмена субботы, отмена поста по вторникам и четвергам, сдвиг его на среду и пятницу - это ведь тоже был акт отмежевания от иудаизма, создания новой культуры которая замыкала бы христианство и противопоставляла его всему остальному. Тоже не лучший вариант - либо приспосабливаться к мещанству, либо создавать секту... В общем, сектантство - тоже мещанство, только локальное.
Инна Карезина: А в эфиопском православии уже победили многоженство?
Яков Кротов: А его нужно побеждать? В Библии нет многоженства?
Инна Карезина: Это вопрос. Для китайца страшная вещь - не оставить мужского потомства, потому что только старший сын может кормить души предков, а если души предков не кормятся, то голодные предки превращаются в злых духов. Поэтому, если долгое время не рождается потомок мужского пола, берется наложница. Соответственно, запрет института наложниц - это поколебание самой важной вещи, почтения к предкам.
Яков Кротов: А в Евангелии Господь не отвергает многоженства, Он говорит, что в Царствие Божьем не женятся и не выходят замуж.
Максим Аммосов: Но многоженство никогда не поощрялось даже в Ветхом Завете. Оно там есть по факту: вспомните Соломона, сколько у него было жен и наложниц, но нигде не написано, что это одобрялось Богом.
Яков Кротов: А как бы вы обозначили главную ценность в России, которая несовместима с христианством? Есть такая, которую нельзя допускать в Церкви, а ее протаскивают?
Инна Карезина: Главное, что несовместимо с христианством, - это язычество. При этом сколько языческих обычаев - все эти блины на Масленицу, куличи на Пасху...
Яков Кротов: А заупокойная месса - языческий обычай или нет? Это же культ предков.
Инна Карезина: Это не культ предков в китайском смысле, мы не кормим наших предков, это все-таки общение святых, так что это христианское. Когда это становится центром твоего исповедания и заставляет в какие-то страшные моменты буквально отпасть от веры, вот тогда мы видим подмену: это был мусор, подменивший собой суть. Когда я вхожу в квартиру людей, которые называют себя верующими, и за этими вырезками из календарей ликов святых не вижу креста, подмена это или нет?
Яков Кротов: А как лучше делать изображения Спасителя - еврей начала I века или беловолосый, голубоглазый, или русопятый?
Инна Карезина: В Китае есть картинки, где вполне монголоидная Богородица, апостол Петр с очень узкими глазками... Но я уже испорчена всякими своими штудиями, поэтому мне удобнее видеть Христа в еврейском обличии.
Максим Аммосов: Есть знаменитая в протестантизме картина: Христос, изображенный как еврей, в длинном халате, с длинными волосами, с талесом, стучится на верхний этаж современного небоскреба. Вот такой контраст - древнее одеяние Христа и современность в виде небоскребов, машин. Это связь древности и современности, где можно найти мостики, где стоит оставлять нечто вечное и ни в коем случае не трогать и не искажать.
Яков Кротов: То есть прошлое становится символом вечного.
Максим Аммосов: Если это правильная часть прошлого.
