В день Рождества мы в гостях у филолога, профессора кафедры истории русской литературы Санкт-Петербургского государственного университета Елены Душечкиной, а главной героиней нашей передачи является рождественская елка.

Откуда она появилась в России? Когда зародился столь популярный сегодня обычай ставить и наряжать елку на Новый год и Рождество? Стала ли елка христианским символом или осталась атрибутом светского праздника? Ответы на эти и другие вопросы мы и попытаемся получить у Елены Душечкиной, автора изданной Европейским университетом в Санкт-Петербурге книги "Русская елка. История. Мифология. Литература" (книга выдержала уже три издания).

–​ Елена Владимировна, когда ель стала культовым деревом? Что она символизировала? Ведь известно, что издревле на Руси ель считалась деревом смерти. Самоубийц зарывали между двумя елками лицом вниз. Строительство домов из ели было под запретом…

– Ель не во всех культурах является таким священным деревом. Но в принципе, вы обратитесь к любой культуре и всегда найдете, что дерево – один из самых главных мифологических образов. Но поскольку на территории Севера, Западной Европы и России ель занимает очень большое место, все-таки оказалось, что она стала мировым деревом, причем с разными смыслами, как положительным, так и отрицательным.

С одной стороны, реже, но мы встречаемся с елью, например, на свадьбе: иногда ее несут впереди. И есть какие-то другие смыслы. Но, с другой стороны, ель, из-за того что она растет в низких, болотистых местах, из-за ее колючести, приобрела смысл, связанный с какой-то чертовщиной. И отсюда возникло такое отношение к еловым местам как к местам нечистым, где прячется всякая нечисть. И не обязательно души переходят в ель, а важно, что вокруг этого дерева создалась вообще не очень благоприятствующая семантика. Отсюда такие пословицы, как "похоронить между двумя елями". Кроме того, она связалась с некоторыми эвфемизмами: "елки-палки" и прочее, и прочее. И долгое время согласно народным традициям нельзя было сажать елку около дома и нежелательно сажать ее около могил.

–​ Действительно ли известный указ Петра I от 20 декабря 1699 года положил начало возникновению обычая новогодней елки в России?

– Петр, вернувшись в Россию после своего первого путешествия в Европу, сразу же переделал календарь, перенес начало нового года с первого сентября, когда оно праздновалось на Руси с XIV века, и издал указ праздновать Новый год первого января, как и все цивилизованные европейские народы, стрелять из пушек, жечь огни. А также он приказал уставить всю столицу еловыми, можжевеловыми и всякими другими хвойными деревьями или ветками, ставить их у дворов, у кабаков... И Москва была украшена, но дальше никаких сведений нет.

Как долго это продержалось, я не знаю. Но вместе с тем эта традиция украшения на Новый год елками города или какого-то места именно снаружи сохранилась в отношении кабаков и таверн, к которым подъезжали и по этим елкам узнавали, что это кабак. Это было вплоть до XIX века, и я встречала в литературе, у Григоровича и у других писателей: "подъезжаем к кабаку, и там стоят два дерева". Либо на крыше установлена кособокая елочка, либо они стояли у ворот. Поэтому появился целый ряд выражений "пойдем к елке" (кабаки стали так называться), "связываться с елкой". По крайней мере, до середины XIX века я точно встречалась с этим в литературе. А если в художественной литературе это встречается, значит, этот факт был.

–​ В своей книге вы выделяете сороковые годы XIX века как время, когда новогодняя елка получила наибольшее распространение в России – сначала в двух столицах, а затем и в других городах страны. Это было связано с тем, что петербуржцы увидели культ новогодней елки, распространенный среди приехавших в город многочисленных немецких семей?

– Это годы, когда елки появились в продаже, в кондитерских, хозяевами которых были швейцарцы или романцы, знакомые с елкой еще по Европе. При этом продавались уже наряженные елки, и наряженные не игрушками, а всякой кондитерской архитектурой – пряниками, например. Они были очень красивые и большие, и родители покупали их своим детям за большую цену.

Елка стала распространяться, но она уже была известна в России. Думаю, здесь сыграло большую роль то, что будущие немецкие императрицы, которые появлялись в России, хотели праздновать Новый год с елкой – так, как они привыкли с детства. И стали устраиваться елки. А это конец десятых – начало двадцатых годов, хотя и раньше все-таки бывало.

Это достаточно поздний обычай и для Европы тоже. Считается, что Мартин Лютер разрешил елку, но никаких точных подтверждений этому нет. Он просто сделал Рождество светским праздником. Есть миниатюра, где изображена семья Лютера и стоит елочка. По этому поводу есть несколько легенд. Лютер шел по снежному лесу, небо было прекрасное, чистое, он вдруг подумал о Боге и в честь этого срубил елочку и привез ее в дом. С тех пор в этой семье стали праздновать Новый год с елкой.

В XVIII веке я этого не встречала ни разу, кроме петровской эпохи. Мне кажется, что этот обычай был забыт. Сколько я ни смотрела описания маскарадов XVIII века, там описаны переодевания, самые невероятные костюмы, но елки там не было.

А потом, постепенно, видимо из царского дома, из дворца она стала распространяться – вначале, конечно, у петербургской знати… Кроме того, в Петербурге и так было очень много немцев, и люди, проходящие по городу, просто видели в окнах, что в домах стоят елочки. И, поскольку это красиво, а кроме того, это подражание европейской моде (что всегда было нам свойственно, по крайней мере, с XVIII века), то в Петербурге стали устраивать елки.

В единственной тогда частной газете "Северная пчела", которую издавал Булгарин, было особенно много таких рекламных объявлений: "Заходите в такую-то кондитерскую, там вы можете приобрести елочку, они там так-то стоят, и они прекрасные".

В детском журнале сороковых годов та самая Александра Ишимова, которой Пушкин писал свое последнее письмо перед дуэлью… Она издавала журнал "Звездочка", и там тоже вдруг появились такие вещи. Описываются две девочки, одна из Австрии, другая из России – кто, как и где встречает Новый год. У русской девочки елки еще нет, а та ее подружка рассказывает, какую елку у нее устраивают.

И так все больше, больше и больше, шире и шире. Вначале это пошло из Петербурга, но потом просто волной распространилось по губернским городам, а потом, в пятидесятых годах, и в усадьбах стали устраивать елки. В XIX веке, конечно, это было дорого, хотя срубить елку в лесу ничего не стоило. С другой стороны, это требовало каких-то игрушек, подарков и прочего, поэтому не каждая семья могла себе это позволить, но все-таки в середине века это уже было распространено повсеместно, кроме домов священнослужителей и кроме деревни.

В деревенской избе елку никогда не устраивали. Когда елку разрешили, наконец, в конце 1936 года, в газетах, даже в "Правде", писали: "Тульские крестьяне поехали в лес за елкой". Как будто они только и ждали… А у них никогда не было в домах елок, и если, допустим, чеховский Ванька знал елку, то он знал ее потому, что приходил в барский дом и видел эту прекрасную елку, и ездил с дедом за елкой, но не для себя, а для своих бар.

–​ Накануне нового 1917 года "Петроградская газета" опубликовала фельетон, в котором корреспондент якобы берет интервью у обывателя, и тот рассказывает, что пред праздниками получил 200 рублей жалованья и 100 рублей наградных. Елка стоит 16 рублей, украшения к ней – 25 рублей. То есть получается, что елка на Новый год по тем временам была достаточно дорогим удовольствием. Можно ли говорить о том, что культ елки был практически создан состоятельными, богатыми россиянами?

– Конечно, это пошло оттуда. Но вместе с тем уже возникала потребность в елочках, поэтому появились елочные базары – на Сенной площади, а потом и на Троицкой площади, и около Академии художеств, и там было очень много самых разнообразных елок, в том числе и маленьких, не очень дорогих. Они выстраивались в рядок перед зеленными лавками, и их покупали. Они могли быть и не очень дорогие, могли украшаться какими-то дешевыми розами. И в рассказах я часто встречала такое противопоставление роскошных дорогих елок и капризных детей в богатых домах хорошим детям, которые были счастливы маленьким елочкам, приносили их больной бабушке или друг другу.

–​ До 1917 года в России на детских праздниках была распространена практика разрушения елки в конце празднования. Чем объясняется эта традиция?

– Вообще, с самого начала, когда елка стала распространяться в Европе и России, она стояла только один вечер, в рождественский сочельник, и тогда устраивался праздник. И пускали детей – вначале только своих, с подарками (вспомним "Щелкунчика"). Потом стали еще кого-то приглашать, и детей уже было довольно много. Кроме того, на елку вешали всякие красивые вещи и сласти, печенье, яблоки, мандарины.

Действительно, если это были большие елки в богатых домах, то детям разрешалось залезать на елку и ломать ее, и она потом была вся ощипанная и разбитая. Это играло еще психотерапевтическую роль для детей, потому что они были настолько возбужденные, что им нужно было наконец во что-то вложить всю эту энергию. Этот обряд назывался "крушеньем елки", "разрушением елки", "ломанием елки". А дальше она выставлялась на черную лестницу или сразу выносилась во двор, на помойку, или на чердак, как мы знаем по рассказам, по сказке Андерсена, например, в которой елка рассказывает мышам о том, как она замечательно жила в лесу, и о том прекрасном моменте, который она пережила на празднике.

–​ А когда елка стала христианским символом в России? И стала ли? Ведь известно, что Святейший Синод вплоть до революции 1917 года издавал указы, запрещающие устройство елок в школах и гимназиях.

– Здесь сложнее. Собственно говоря, и в Европе она вначале не была христианским символом, потому что еще некрещеные германские народы, как говорят, приходили в лес на Новый год и устраивали некоторое ритуальное торжество вокруг елочки, обвешивали ее тряпочками... Потом они стали приносить ее на Новый год, а потом она уже действительно связалась с Рождеством, стала рождественским деревом.

В России она тоже связалась с Рождеством. И была традиция: младенец Иисус Христос приносит детям подарки, поэтому рождественская звезда и прочее. И эти символы Рождества остались во многих семьях. Но постепенно в России происходил обратный процесс, елка все больше и больше начинала приобретать светский, а не христианский характер. Она стала посланницей русского леса. И ее стали украшать игрушками, связанными с лесом: птичками, мишками и так далее. Вообще, это было двойственное явление: и христианское, и вместе с тем языческое. И каким-то образом это соединялось.

И на Западе возникли новогодние дарители, но там это чаще всего связано со святым Николаем, который, помимо того, что он спасал моряков во время бури, был еще и детским покровителем. И тогда подарки приносили на зимнего Николу, в начале декабря, но постепенно этот обычай стал переноситься на Новый год, связанный с Рождеством.

И возник Санта-Клаус – это тоже своя история, по поводу которой существует колоссальная литература в Америке и в Европе, откуда он пришел. Легенда продолжает формироваться в процессе жизни. Каждый новогодний даритель у разных народов получал свое имя: Халле Кристмас, Санта-Клаус или Святой Николай, и есть еще другие названия. А по-русски получился Дед Мороз. И вот такого названия – Дедушка Мороз – как признака некоторого родства и доброты не было ни у кого. И поэтому появилась связь с предками. В результате этого Дед Мороз приходит ночью, и он как антропоморфное явление не появляется на елках.

Очень интересно следить за историей елочных игрушек. Вначале были звездочки, шары, вифлеемская звезда, яблоки как символические фрукты, печенье, происходящее от западных облаток, – появилось какое-то фигурное печенье. Потом появились игрушки, шары, стали появляться и ангелочки (что-то связанное с христианской традицией). Потом вдруг появились зайчики, медвежата, рассказы о том, как зайчики празднуют елку в лесу, и как медведь пришел и все у них разломал. Так что елка стала больше связана с русским лесом, из которого ее привозили, она представляла русские леса.

Очень любопытная вещь: во время первой эмиграции ностальгия с наибольшей остротой приходила именно под Новый год, потому что это семейный праздник и праздник памяти, и тогда вспоминалась елка. Эмигрантских рассказов, в которых присутствует елка, громадное количество. Елка пришла с Запада, и вместе с тем она вспоминается эмигрантами как русская елка: "Что здесь за елки? Это же вообще не елки, вот у нас были елки... Русская елка – это да"… У многих писателей начинались такие преувеличения.

В то время эта тема была очень болезненной, тяжелой: бедные русские… Эмигрант бредет по Берлину, везде горят елки, "а я один, и значит, у меня нет елки". Она стала символом России, которую с вспоминают эмигранты, потерявшие свою родину.

–​ Как менялось отношение властей и общества к рождественской елке, начиная с большевистского переворота 1917 года и до знаменитой статьи кандидата в члены Политбюро Павла Постышева под названием "Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку"?

– Вначале было не до елки. Кто мог, тот ставил, кто не мог, не ставил. Но время было такое, что елки все-таки устраивали очень редко. Корней Чуковский пишет в своих дневниках: "Шел по городу, и смотрю, стоит продавец елок один, и никто не покупает, елки дорогие. Продавец говорит, что надеялся на праздник заработать какие-то деньги, но не получилось". В другом месте Чуковский пишет: "Дети устроили нам подарки на елке. Они их хранили, засушивали сухарики, завернули и подают. Скоро поверим в то, что приходит Санта-Клаус и кладет на сани игрушки".

Какая ни есть елка напоминала о мирном времени, уже отодвинутом войной. Елка на Первой мировой войне – это тоже отдельная тема, там и Маяковский, и многое другое. Кто мог, тот и устраивал. Об этом вспоминает Булгаков в "Белой гвардии": там вот были такие-то елки, а сейчас страшные раны… Но никаких указов не было. Был перенос изменения календаря, который придумал вовсе не Ленин, об этом говорили гораздо раньше, и все говорили: "несвоевременно, несвоевременно". В восемнадцатом году календарь все-таки сменился. Но это считалось как бы советским стилем, а многие праздновали по-старому. Не знали, как и праздновать – по-старому или по-новому…

А потом стало немного легче, и в двадцать втором году елки устраивали даже в школах. Но потом, с двадцать пятого года началась антирелигиозная кампания, которая все усиливалась и усиливалась, и в двадцать девятом году была введена пятидневка, Рождество стало рабочим днем. Было запрещено празднование Рождества, были запрещены елки. Вот от того времени осталось довольно много таких свидетельств, что специально назначенные люди ходили по улицам и заглядывали в окна, смотрели, где горит елка. Но чтобы за это наказывали и расстреливали, об этом свидетельств не было.

Это был такой относительно небольшой период острой борьбы: с двадцать девятого по конец тридцать шестого года – семь лет. Тот, кто любил устраивать елки, кто хотел, ставил их, даже в детских садах устраивали елки. Посылали дворников, дворники рубили елку на несколько частей, привозили в мешках домой, там складывали и устраивали елку. Но вместе с тем она все-таки была под запретом.

И вдруг эта невероятная статья: "Давайте устроим детям советскую елку". Что? Почему? Как? Хрущев, например, вспоминает, что Постышев приехал из Киева, и они – Постышев, Хрущев и Сталин – ехали на машине по Москве. И Постышев говорит: "А что, Иосиф Виссарионович, не устроить ли нашим детям елки?" А это тридцать шестой год, это уже было время, когда стали восстанавливаться какие-то старые традиции. С одной стороны, был террор, а с другой – жизнь как будто бы шла своим путем. А Сталин ему и говорит: "А вот вы и напишите статью". И он написал эту статейку.

И это стало совершенно обязательно: везде должна быть елка. Статья вышла двадцать девятого декабря. Можете себе представить, в каком ужасе были школьные, детсадовские и клубные работники? Не знали что делать! Они, конечно, все-таки что-то помнили, но не знали, можно ли Деда Мороза, можно ли звезду, какая она должна быть… И в суматохе елка все-таки была установлена. А перед этим стали вдруг осуждать директоров базаров, на которых не было елок. Сейчас же надо ехать за елками! И вот – "тульские крестьяне поехали в лес за елкой".

А в течение 1938 года уже было написано несколько "методичек", как устраивать елки, что можно, что нельзя, как делать игрушки. И дальше они стали появляться все больше и больше.

Ну, а дальше война… Это, конечно, особая тема. Война и елка, ГУЛАГ и елка… Масса материалов о том, как приносили из одной камеры в другую какую-то елочку. Эстонским сосланным родственники присылали посылочки с елочными игрушками, устраивались елочки. А елок кругом не было, в каком-то месте вырубили маленькую сосенку и нарядили, и все очень радовались елке. Она стала носителем добра и тепла. Это очень важный символ.