18 октября в Японии выдающемуся скрипачу Гидону Кремеру вручат Императорскую премию, награду Японской художественной ассоциации. Эту ежегодную премию, слывущую неофициальным "Нобелем" для деятелей искусств, присуждают в пяти номинациях: живопись, скульптура, архитектура, музыка и кино.

Гидон Кремер родился в Риге, учился в московской консерватории у Давида Ойстраха, в 1970 году выиграл конкурс имени Чайковского, в 1980 году эмигрировал из СССР. Живет в разных странах, много времени проводит в дороге, известен разнообразием своих проектов. Например, именно он для многих открыл музыку Астора Пьяццоллы. Кремер сотрудничает не только с музыкантами, такими, например, как Михаил Плетнев, но и с Чулпан Хаматовой, Вячеславом Полуниным, Максимом Кантором.

Гидон Кремер вспоминает:

– Вообще все начиналось в Латвии. Я себя и здесь, в Риге, в течение многих лет чувствовал чужим. Я был как-то по конъюнктуре неподходящим. Помню приговор, который мне был высказан по одному случаю. Мне было только 8 лет, и я не подходил для отобранной группы музыкантов-школьников, которые должны были выступить в московской Центральной музыкальной школе. Не подходил, потому что не был, как мне было сказано, "национальным кадром". Это были Дни культуры Латвийской ССР в Москве. Я еще долго чувствовал себя в Латвии как бы чужим. Иначе не скажу, потому что с моим происхождением – немецкой мамой, шведским дедушкой, еврейским папой и штампом в паспорте, что я – швед, я был какой-то "не свой". Это продолжилось и в Москве, притом что я, конечно, был очень рад учиться в московской консерватории, попасть в класс великого Давида Ойстраха. Я чувствовал себя инородным телом, неслучайно одна из моих книг называется "Инородный артист". Званий никаких не получал, медалями и орденами не награждали, хотя я и становился лауреатом всяких конкурсов и мне посчастливилось стать лауреатом конкурса имени Чайковского (именно посчастливилось, потому что конкурс – это всегда еще и немножко везение), я все равно чувствовал, что препоны есть на моем пути, и мне их как-то все время приходилось обходить. Я был не единственным, конечно, кому приходилось обходить эти препоны… Был не единственным "невыездным". Таких было много – талантливых людей, замечательных моих коллег, назову для примера сейчас только одного – прекрасного, к сожалению, ушедшего уже из жизни скрипача Олега Кагана. В те времена многие делались "невыездными". Кто по происхождению, кто вследствие своих взглядов… Как мне кто-то сказал однажды (сказал доверительно): "У вас не те друзья". А я гордился своими друзьями и их дружбой. И у меня достойнейшие люди были в друзьях, в том числе Альфред Шнитке и Софья Губайдуллина. Ну я думаю, что сказавший мне "У вас не те друзья" имел в виду других, но дело не в этом. Я всегда готов был постоять за своих друзей, потому что для меня человеческое было всегда важнее всего формального. Так я не был латышом, так и не стал русским, хотя большую часть своей жизни говорю по-русски, и не меньше половины моих друзей из России, из бывшего Советского Союза, и из новой России. Но я не был латышом, я не стал русским, я был тем, как я себя назвал – инородным. Инородным ли телом, инородным ли человеком, или по своим мыслям инородным, это уже судить другим… Но я искал свой путь и сделал для себя правилом никогда не играть и не делать того, что я считал неверным. Это было как бы первым правилом поиска своего пути – НЕ делать чего-то. И я часто не знал и иногда не знаю и сейчас, чего я добиваюсь или что ищу, потому что поиск своей музыки, поиск своего пути, поиск своих мыслей – это процесс, который не заканчивается, и за это не выдают удостоверений, что ты дошел… Ты идешь по жизни в поиске. Как сказал великий Луиджи Ноно, цитируя надпись на монастыре испанского Толедо: "Пути нет, а идти надо".

– В вашей жизни уже были награды. Что значит для вас именно эта – Praemium Imperiale?

– С одной стороны, я никогда не принадлежал к числу людей, которых награждали в бывшем Советском Союзе за то, что они уже были ранее награждены, давали медали и ордена за то, что они уже получали медали, ордена и звания. С другой стороны, я уже наполучал всяких премий за достижения в жизни. А ведь эта премия Империале – она как бы Life Achievement, не знаю, как это точно перевести с английского – за достижения в жизни… Скажу не для того, чтобы сделать себя важным, но фактически мне такая премия уже была присуждена в Италии, в Турции, в Швеции… Короче говоря, за достижения в жизни я уже был награжден несколько раз, и вообще у меня ощущение, что я уже прожил пять жизней, и за некоторые из этих жизней, очевидно, был награжден. Kак ни странно, одной из самых дорогих для меня премий была и остается премия "Триумф". Потому что эта премия, которую я получил в России, хотя в России никогда никаких званий не получал, присуждается сообществом артистов, и как-то приятно чувствовать себя частью этого сообщества. Что касается премии Империале, то тем более приятно быть частью списка награжденных этой премией, списка, в котором значатся очень достойные художники и артисты, которым я всегда поклонялся, которым я старался следовать, а иногда даже сотрудничал с ними, но никогда не предполагал, что я окажусь с ними рядом в одном списке. То есть история эта для меня достаточно неожиданна. Прежде всего потому, что я не вхожу в ту конъюнктуру, за которую в принципе награждают – я всегда старался быть сам по себе. Ирония же судьбы заключается в том, что хотя я и был потомком династии скрипачей (я обычно говорю в интервью, что моя судьба была решена еще до моего рождения), но на самом деле меня в юности влекло не только к музыке. Особенно влекло к театру и к кино. И вот теперь в связи с премией Империале увидеть себя в ряду имен, которым я всегда поклонялся… Я назову имена не только музыкантов, а в первую очередь мастеров кинематографа, таких как Феллини, Бергман, Годар, Куросава… Ну а среди музыкантов в списке награжденных такие знаковые, значительные фигуры, как Бернстайн, Оскар Питерсон, Фишер-Дискау, Марта Аргерих. А в области театра Бежар, Пина Бауш… И наши соотечественники в этом списке, такие как Софья Губайдулина, Арво Пярт, Альфред Шнитке, с которыми мне довелось тесно сотрудничать и подружиться… Или такие звезды, как Майя Плисецкая и Слава Ростропович… Быть в одном списке с ними – это не только честь, это просто радость. Это неожиданная радость, потому что я себя в таких списках никогда не видел. Я помню свое чувство, как я очень удивился, когда, еще живя в Москве, получил в 1975 году звонок – мне позвонили и сказали, что со мной хочет играть Караян. Это было как гром среди неба. Я не понимал, как Караян вообще мог знать о таком скромном герое нашего времени, как Гидон Кремер… Поэтому так приятно быть в такой семье, приятно быть ценимым, как артист, но парадокс заключается в том, что впервые за все 28 лет существования этой премии она присуждена скрипачу. Вот я все отнекивался от своего скрипичного прошлого, но оно меня настигло. Функционально я, конечно, скрипач, но мне не хотелось бы видеть себя только скрипачом. Помимо своего инструмента мне важно то, о чем идет речь, то есть что можно с помощью своего орудия производства чувствовать, передавать, о чем можно говорить. Эта японская премия Империале кем-то считается как бы Нобелевской. Не знаю, кто ей там эти Нобели зачел, но, повторюсь, быть частью ряда все-таки очень замечательных, великих художников – это, как я уже сказал, не только честь, но и радость.