Яков Кротов: У нас в гостях двое православных, двое психологов – Марина Филоник и отец Евгений Пискарев.

"Спешите делать добро" – это знаменитое изречение святого, доктора Федора Гааза, знаменитого филантропа XIX столетия. И, казалось бы, действительно, «спешите делать добро», но вспоминается изречение насчет того, что поспешность уместна только при ловле блох.

Часто люди спрашивают, что такое человекоугодие - в русском православном словаре есть такой архаический термин. И я буду приводить примеры того, где можно говорить о человекоугодии, причем определенно негативно толка.

Вот сын, у него пожилая мать, отца нет, и сын посвящает себя заботам о матери с расчетом: когда она скончается, тогда я заживу своей жизнью. В результате, если мать умирает в очень-очень преклонном возрасте, то он смотрит – а жизнь прошла мимо. И он может с некоторым ужасом понять, что и матери, может быть, не очень помог, потому что она больше хотела не чтобы он был все время рядом, а чтобы он сделал карьеру, женился и так далее.

Евгений Пискарев: Она хотела видеть сына счастливым, а он ей этого не дал.

Яков Кротов: Тут есть подвиг, есть служение? В чем здесь изъян?

Марина Филоник: Мне приходит на ум фраза, которую мы всегда слышим в самолете: при аварии сначала нужно надеть кислородную маску родителю на себя, а уже потом - на ребенка. Чтобы суметь помочь другому, нужно, прежде всего, позаботиться о себе. Это частая проблема в созависимых отношениях: я подменяю свою жизнь жизнью другого. Я не живу своей жизнью и пребываю в иллюзии, что делаю что-то хорошее, ложно отдавая. Если бы это была подлинная отдача, то потом не было бы разочарования.

Еще, конечно, важно разбираться в мотивации – ради чего, что мною двигало, какие психологические выгоды я получаю, когда иду в это служение. Например, этот сын мог иметь мотивацию - быть хорошим. Это очень часто встречается. Я такой благочестивый, я соблюдаю заповедь: забочусь о родителях, я всю свою жизнь положил на это - такая псевдожертвенность.

Яков Кротов: А почему псевдо?

Марина Филоник: А иначе не было бы разочарования.

Яков Кротов: А если мужик такой тупой, что даже не разочаровался и решил, что все было правильно?

Евгений Пискарев: Ну, его я-концепция в этом случае будет спасена. Он сделал доброе дело, и на душе хорошо – «я послужил маме». Послужил ли Богу? Ну, можно сказать, что Бог примет эту жертву. Но каждый может поделиться только тем, что имеет сам.

Яков Кротов: Мне кажется, это довольно типовая ситуация – человек берет у Бога и отдает ближнему, он воспринимает себя как исполнителя заповеди Христовой: любите ближнего, как Бог возлюбил вас. Бог отдал своего сына, вы отдаете вот это, и кто погубит свою душу, то есть свою жизнь, тот ее сбережет.

Евгений Пискарев: Если отдает с чистым сердцем, то какой вопрос?

Марина Филоник: И важно, действительно ли он берет у Бога. Возможно, что человек наполняется, Дух Святой действует, и человек понимает: не мое, да, Бог мне дает силы, радость, отдачу – и я иду и отдаю, становлюсь проводником. Но тогда, наверное, тоже не будет разочарования, потому что я понимаю, что становлюсь как бы карандашиком в руках Бога. Как говорила мать Тереза Калькутская: "Я - карандашик в руках Бога, и Бог действует через меня, он мне дает, и я отдаю, это все не мое". Это несколько другой уровень.

Если я пребываю в некоторой духовной иллюзии, в церковном сознании, что «я так должен», но при этом у меня нет личных отношений с Богом, я исполняю правила, но не имею подлинной духовной жизни…

Евгений Пискарев: Соблюдаю какой-то канон, а внутри нет живого чувства.

Марина Филоник: Да, чувство здесь - один из аспектов. Внешнее ритуальное исполнение действия без вкладывания в это реального внутреннего наполнения в виде мотивации или тех сил, которые я готов отдавать, мои они или Богом мне данные. Я думаю, такого рода подмены случаются редко: человек в иллюзии, что ему есть что отдавать, и он ожесточается, жизнь проходит мимо, и потом - разочарование, выгорание...

Яков Кротов: Когда говорят о человекоугодии, мне кажется, это явление противопоставляется двум другим явлениям: одно позитивное и одно негативное. Прежде всего, угождение Богу, служение Богу. Ведь человекоугодничество, может быть, дело нехорошее, но оно противоположно греху самоугождения, говоря проще, эгоизма. Есть же люди, которые всю жизнь тянут на себя.

Евгений Пискарев: Есть. Но есть и люди, которые делятся из корыстных соображений. Ну, там какая-то мафиозная структура, и «делиться надо»… Надо – это же явная манипуляция, предписание.

Яков Кротов: А заповеди Божьи – это тоже манипуляция?

Евгений Пискарев: Это некоторое обозначение запретных зон. Все, что есть внутри - так можно жить, а туда лучше не ходить – опасно, потому что это грозит смертью, это вернется.

Яков Кротов: Манипуляция через угрозу смертью?

Евгений Пискарев: Честно говоря, многие психотерапевтические методы – под страхом смерти. Кодирование – «хуже будет». Чем информирование отличается от манипуляции? Заповедь можно рассматривать как знак дорожного движения. Есть некоторая информация, фактически она дана в повелительном наклонении.

Яков Кротов: Рассказ о грехопадении – кто манипулирует Адамом и Евой? Неверующий скажет – Бог, верующий скажет – Змий.

Евгений Пискарев: Тут еще одна тема – соблазн.

Яков Кротов: Нет, Змей хочет послужить Адаму и Еве, он им угождает, говорит: "Не бойтесь, смерти не будет". И в каком-то смысле он прав – они прожили 800 лет, а потом Господь вывел их из преисподней. Змей знает, что Бог милостив, и он, в общем, на это намекает.

Евгений Пискарев: Про это он не говорил. Ему важно было, чтобы люди съели плод, это была сверхзадача, а как он технически это осуществил – виртуозно.

Марина Филоник: В манипуляции есть цель, которая явно не озвучивается, и вот в этом отличие.

Яков Кротов: А она осознается тем, кто производит это человекоугождение?

Марина Филоник: Тем, кто манипулирует? Не всегда, конечно. Это зависит от уровня осознанности личности. Есть манипуляции сознательные и бессознательные.

Яков Кротов: И психологи манипулируют нами, невинными людьми, предлагая интерпретации?

Евгений Пискарев: Сплошь и рядом! Любая интерпретация – это часто манипуляция сознанием. Мы сейчас сидим на Радио Свобода. СМИ манипулирует сознанием?

Яков Кротов: Радио Свобода не манипулирует сознанием. Миссия Радио Свобода – это распространение идеалов демократии, свободы и гуманизма. Это манипуляции? Это служение людям или угождение?

Евгений Пискарев: Это маркетинг.

Яков Кротов: Минуточку, а повесившийся Иуда – маркетолог?

Евгений Пискарев: Маркетолог чего, товар-то где?

Яков Кротов: Товар – на Голгофе.

Евгений Пискарев: То есть он манипулировал Господом Богом? Продал.

Яков Кротов: Да. Я всегда это так понимал. И сделал это после того, как Господь сказал, что неверующие люди мира сего властвуют друг над другом, а вы друг другу служите. Чем служение друг другу – помыть ноги, быть слугой – отличается от человекоугождения? Можно провести точную черту?

Марина Филоник: Трудно привести жесткий критерий, потому что многие вещи тоже могут мало осознаваться. Мне здесь еще приходят на ум слова Спасителя "милости хочу, а не жертвы". И в Евангелии, когда Он совершает исцеления, очень часто говорится, что он сжалился над человеком. Может быть, одна из условно здоровых мотиваций, - когда у меня есть сочувствие, когда я делаю это по велению сердца.

Евгений Пискарев: Милосердие.

Марина Филоник: Да. Мне становится жалко этого человека, и в этот момент, когда у меня есть сочувствие, я не думаю о себе, о подвиге, о я-концепции, о своей «хорошести», а думаю о нем, и я движим этим вектором. Это потом, бывает, примешивается что-то: о, какой я молодец, что это сделал…

Я когда-то много думала о том, насколько это подлинно - какие-то дела, социальное служение и так далее. Сейчас один из кандидатов на ответ для меня – вот это различение милости, а не жертвы, жертвы в плохом смысле слова, когда я себя, как этот сын из вашего примера, насильно скручиваю в три дуги, совершая подвиг: сейчас я пойду и буду православно подвизаться, служить Богу, ух! Здесь очень важно, какова мотивация, что мною движет.

Евгений Пискарев: Ради Бога или не ради Бога. Может быть, есть тщеславие… Конечно, после действия можно узнать, чем это закончилось.

Марина Филоник: Да, в том числе, по плодам.

Евгений Пискарев: Если разочарование – что-то не то, если эмоциональное выгорание – тоже не то. Хотя у Федора Гааза, видимо, было эмоциональное выгорание, судя по тому, что я читал.

Яков Кротов: Мы мало знаем о его внутренней жизни. Это все-таки была эпоха закрытости. Но вот что меня смущает. У младшего современника Гааза, Льва Толстого и в некоторых кавказских рассказах, и в "Войне и мире" видно, что у него в голове сидит прочное воспоминание… Вот как Петенька Ростов, - юноша, совсем молодой, впервые в бою или впервые в походе, все вокруг такие солидные, обстрелянные, знающие цену жизни и смерти, а он восторженный. "У меня есть табак, берите все, мне папа еще пришлет!.. У меня есть бурка…" – вот это желание со всеми поделиться.

Это вызывает у меня в памяти православных неофитов, почему-то в основном мужского пола, от 15 до 18 лет, тоже с таким вот чистым желанием угодить и людям, и Богу. И, мне кажется, из этого редко получается что-то хорошее. Или я ошибаюсь? У женщин, кстати, это бывает?

Марина Филоник: Думаю, что бывает. Конечно, юность более склонна к такому порыву, но, мне кажется, любое неофитство часто сопровождается этим. Есть такой порыв, и человека несет на этой волне энергии, он начинает что-то делать, но это, знаете, как из влюбленности не всегда вырастает любовь. Из этого либо вырастет потом что-то подлинное, либо не вырастет, и вскроется какая-то подменная мотивация.

Яков Кротов: Притча о сеятеле. Зерну, которое падает на плодородную, но тонкую почву, не хватает воды и тепла…

Марина Филоник: Ну, да, корней, какой-то глубины. На таком слишком сильном порыве это очень симпатично – человек вроде бы подлинно забывает себя, отдается другим… В чем опасность – человек не соизмеряет свои силы, он на аффекте, на волне этой эмоции отдает больше своих сил, и это слишком. Ему кажется, как влюбленному, что он может 24 часа в сутки не спать, но это не так, через несколько суток наступит истощение. И тогда, конечно, важнее, может быть, какой-то здравый взгляд со стороны, поддержка: давай-ка немножко…

Я вспоминаю как раз женщин постарше, которые на волне неофитства говорят: "У меня благочестивый порыв, я хочу служить там, там, там, а этот священник - вообще какой-то еретик, он говорит, что мне этого надо поменьше, а больше быть в доме, не оставлять мужа, меньше бывать в храме". То есть человек на какое-то время теряет критику, здравую оценку ситуации.

Яков Кротов: У православных это называется термином "трезвение".

Евгений Пискарев: Этот эмоциональный порыв все-таки не является трезвым. Он страстный.

Яков Кротов: А можно ли, вслед за известным политиком, сказать, что люди, которые не испытывали в молодости этого порыва, это не очень хорошо, как и те люди, которые живут этим порывом в старости?

Евгений Пискарев: Трудно сказать. Если люди живут с этим порывом в старости, может быть, действительно это на них дух Господень. Это внешний пласт, а что внутри? Если человек радуется, то и хорошо! Все раздал, и он уверен, что Бог подаст. Иоанн Кронштадтский раздавал все ризы, а ему Бог подавал, он опять раздавал, и ему опять Бог подавал.

Яков Кротов: Через него проходили сотни тысяч рублей, не задерживались. Хотя, между прочим, он далеко не все раздавал, любил пощеголять. Его за это очень критиковали, а матушка радовалась, потому что хоть ей нет заботы о платье. У нее была другая проблема - ради служения ближнему отец Иоанн приказал жене: "мы с тобой будем жить, как брат с сестрой", что в русской традиции не очень практиковалось. А она это не приняла, и они всю жизнь ссорились, но он был тверд.

Евгений Пискарев: Вот и манипуляция. Священное Писание предполагает – по доброму согласию.

Марина Филоник: Здесь сложный случай, потому что мы все-таки имеем дело со святостью, а в любом другом случае мы бы здесь говорили в психологической плоскости – понятно, что это неадекватно, это против воли другого…

Яков Кротов: Нет, неадекватно другое - если у жены муж алкоголик, да еще священник, а она это терпит.

Евгений Пискарев: Но здесь она же не терпела!

Яков Кротов: Все-таки терпела. Она от него не ушла. Она закатывала сцены, плакала, сердилась… Это все известно из дневников, он сам об этом откровенно писал.

Евгений Пискарев: Святость и откровенность – вот что важно. Он говорил правду. А в человекоугодии все-таки есть элемент лжи. Если льстиво, то это уже, конечно, не туда. Если мои отношения с ближним подобны моим отношениям с Богом, я хочу угодить Богу и угождаю ближнему, то эти отношения комплиментарны и содружественны.

Марина Филоник: Еще важно, зачем я хочу угодить Богу, и что такое для меня – угодить Богу, как человек это понимает. Ведь здесь мы можем попасть в модель отношений "ты мне – я тебе", товарно-денежных отношений. Я тебе десять акафистов, а ты будь любезен…

Яков Кротов: Можно в отношениях с любимым человеком согрешить человекоугодничеством? Существует ли какая-то граница, за которой любовь к человеку может превратиться в свою противоположность и имитацию? И человек будет дарить бриллианты, меха, дачи, квартиры, и этим…

Евгений Пискарев: Сплошь и рядом! Женщина становится выше Бога, и в этих отношениях не присутствует Бог, не присутствует поле заповедей.

Яков Кротов: Это брак как групповое, но все-таки самоублажение. То, что написано у Толстого о супругах Бергах, гениально: вот муж и жена, которые буквально одна сатана, такой эгоцентризм вдвоем. Допустим, супруги занимаются благотворительностью, они хорошие люди, но муж к жене чуть-чуть льстивее, вот чуть-чуть дороже подарок, чем надо бы…

Или пример с мужчиной. Покойный Александр Солженицын говорил об этом в одном из интервью: "Я принципиально не принимают подарков. Подарки – это способ манипуляции мною". То есть принять подарок можно только от кого-то, в ком ты уверен, что он не будет садиться тебе на шею. Мне кажется, что иногда подарок любимому человеку – это способ искупить свою вину, о которой другой, может быть, и не подозревает. И вдруг женщина почувствует: этот лифчик на 100 долларов дороже, чем если бы он мне не изменял…

Марина Филоник: Часто задаривают детей: я тебе не даю достаточно внимания, любви и заботы, и откупаюсь. У меня есть вина, и я ее компенсирую…

Яков Кротов: Но это средневековое христианство – огромный храм, золотой купол, и откупиться от Бога… Часто человек, может быть, и невиновен, а что-то его гложет, и он чуть-чуть перебарщивает в любви.

Евгений Пискарев: Но это как раз тема, которую и надо обсудить в атмосфере любви: "Дорогая, что-то у меня на душе не так…" Можно исповедаться духовнику, но проще, по-моему, исповедаться жене, если между вами христианские отношения.

Марина Филоник: А по поводу "гложет" мне подумалось, что это может быть, как ни странно, дефицит любви к себе, дефицит самоценности, когда я чуть-чуть себя ощущаю каким-то "недо…" и как бы компенсирую это тем, что отдаю очень много, и это косвенно подпитывает мою самооценку. Это не про вину, здесь другая история.

Яков Кротов: А почему в браке, в котором было все хорошо, у одной из сторон или сразу у двух вдруг появляется ощущение провисания, которое надо компенсировать дорогим подарком?

Евгений Пискарев: Это может быть что-то из прошлой жизни, из целеполагания, а возможно, что-то из халтуры в настоящем: что-то мы не доделываем, не реализуем те таланты, данные, ресурсы, которые у нас есть. А вообще, это всегда частное исследование.

Яков Кротов: В первой половине 90-х годов возник термин "информационные услуги" - ну, когда какой-нибудь высокий чиновник входил в правление гипертреста стоимостью в несколько миллиардов долларов и вносил туда свой "информационный вклад" или научную квалификацию. В религиозной жизни это духовенство, которое не сеет, не пашет, не жнет…

Евгений Пискарев: Иногда жнет. Обильно! (смеется)

Яков Кротов: …за информационные услуги – мы служим людям, мы рассказываем им проповеди, мы им панихиды, молебны, мы им духовное… И можно за это получить что-то материальное. Это ли не угождение людям? Великий инквизитор – он же бескорыстен, он ничего не берет, он не ест, не пьет, высох весь, как палка...

Евгений Пискарев: А любовь-то есть?

Яков Кротов: Есть. Из любви он и занимается инквизицией, сожжением, потому что ересь – это хуже оспы и чумы. Оспа и чума убивают тело, а ересь убивает душу. Вот это служение людям? Ведь человек под предлогом служения людям уничтожает тех, кому он служит. И это даже не манипуляции, он их реально уничтожает, и у него чистая совесть – он сам не убивает, а передает их светской власти.

Евгений Пискарев: Как первосвященники убили Христа римскими руками. Это очень показательно.

Марина Филоник: Я думаю, здесь какая-то одержимость идеей и, конечно, перекос в иерархии, в понимании подлинности правды, в том числе, можно говорить о неверном прочтении Евангелия. Ценность жизни, мои руки – руки Бога, и кто здесь важнее – я или Бог. И если я их всех не порежу, неужели Бог без меня с ними не разберется?.. То есть что я на себя беру, и не слишком ли много в данном случае.

И все-таки, когда какая-то идея становится во главу угла, это отчасти, может быть, идолопоклонство, как в случае с мужем и женой, когда другой человек для меня слишком важен, важнее всего на свете, когда что-то одно становится в статус идеи фикс или сверхценной идеи.

Яков Кротов: То есть то, что в Писании называется идолопоклонством, кумиротворением.

Марина Филоник: Да.

Евгений Пискарев: Важно, что идея может стать кумиром. И у инквизитора, видимо, не было критики к себе. Он был прав.

Яков Кротов: Он все время каялся, он именно поэтому не ел и не пил.

Евгений Пискарев: Не ел и не пил – да, а про покаяние я что-то не слышал. Покаяние – это как раз прихождение в реальность! «Что-то я не тем занялся, куда-то не туда зашел, я начал компенсироваться, я сжигаю других людей, что происходит-то?»

Яков Кротов: То, что он сжигает других людей, это единственное светлое явление в его жизни.

Евгений Пискарев: Если ваш свет – тьма, то какова же тьма? Это признак искаженного сознания, когда я на черное говорю «белое», а на белое - «черное».

Яков Кротов: Как может добро служить злу? Как может бескорыстие оказаться оправданием для греха?

Мы снимаем вопрос о манипуляции в иерархических структурах, когда верхние манипулируют нижними с достаточно корыстными психологическими и финансовыми целями. Горизонтальные отношения бескорыстны, но я прикрываю какую-то свою темную дыру. Как можно это предотвратить?

Евгений Пискарев: Прежде всего, непонятно, есть дыра или нет. По клиническому опыту, когда человека задаривают, он становится эгоистом.

Яков Кротов: Я скажу, как можно понять, что есть дыра. Вот как покойный Солженицын – человек боится принять подарок, не хочет быть благодарным, он как бы недостоин. И это очень часто бывает в человекоугодничестве! Я ничего не возьму, я такой бессеребреник…

Марина Филоник: Если это близкие отношения, то одним из хороших разворотов могла бы быть искренность и честность в этих близких отношениях, если я осознаю свою дыру. Ведь часто она может не осознаваться. Если я понимаю, что это мое слабое место, и например, когда ты мне даришь подарки, то я ощущаю себя, будто бы ты сверху, это позиция власти, а я уязвим. И если я честно это обнажаю перед лицом другого…

Яков Кротов: Мне кажется, смысл нашего разговора в том, чтобы вы поставили такие красные флажки, чтобы человек проверил себя…

Мне кажется, часть человекоугодничества как комплекса гордыни и эгоцентризма - это неспособность благодарить.

Евгений Пискарев: Вот, благодарность!

Марина Филоник: Это очень важная вещь. Но это способность благодарить не на уровне социального навыка, когда ребенка научили, что надо говорить "спасибо", и он говорит "спасибо", как попугай. Благодарность – это точно в сторону психологического здоровья и во многом духовной правды, и хорошо, когда она есть.

Евгений Пискарев: Это показатель духовного здоровья.

Марина Филоник: И личностной зрелости. И тогда я не просто корыстно тебя использую, а живо откликаюсь.

Евгений Пискарев: И глубоко.

Яков Кротов: Вот литургия – человек стоит и ждет, когда будет молебен, акафист, панихида, потому что там он включен. На литургии он вообще, как правило, не понимает, зачем пришел, потому что он ничего не может сделать. Он пришел поблагодарить Бога за его Сына, за нашу жизнь. Но если человек не привык, не умеет благодарить, а умеет только служить, то ему на литургии неинтересно, он поставлен в глупую ситуацию.

Марина Филоник: Владыка Антоний Сурожский давал рекомендацию, как стоит читать Евангелие: найди отрывки, в которых хотя бы одно слово отзывается в сердце. Возьмись для начала за это. Может быть, Господь через эту точку входа будет с тобой соединяться. Может быть, потом Бог будет действовать в твоем сердце, и ты дорастешь до того, что сможешь прожить большую часть.

Я, например, не могу сказать, что я в течение часа-полутора аутентично проживаю каждое слово. И если священник служит литургию несколько раз в неделю много лет, что ему нужно сделать со своим сердцем, чтобы каждый раз честно предстоять перед Богом, понимая, что сейчас происходит? И я, как человек, стоящий в храме, понимаю, что часто просто приношу свое тело, сажаю его в какой-то угол, идет литургия, и я как-то тут присутствую, но все равно есть хотя бы что-то, что меня с этим связывает. Иногда при плохом самочувствии и слов не понимаешь, но все равно есть какое-то важное таинственное действие, которое совершается здесь и сейчас, и важен какой-то личностный вектор. Я, может быть, Господи, не могу сейчас или не понимаю, или нет у меня сейчас никакой благодарности в сердце, но я просто приношу свое тупое неблагодарное сердце тебе, и ты уже сделай с этим что-то…

Евгений Пискарев: Это правда. И здесь нет имитации. Это ведь тоже предстояние перед Богом: вот такая у меня душа.

Яков Кротов: Это, кстати, отказ от угождения Богу. И если отвечать на вопрос, каким должен быть священник, чтобы так предстоять, то ответ очевиден, он заложен в самом богослужении – священник не угождает людям.

Евгений Пискарев: А кому пришел угождать Христос?

Яков Кротов: Отцу.

Евгений Пискарев: А людям он не угождал?

Яков Кротов: Если основываться на духе и букве Евангелия, то, мне кажется, нет.

Евгений Пискарев: То есть, исцеляя, он людям не угождал.…

Марина Филоник: Надо разобраться, что мы понимаем под словом "угождал". Все-таки коннотации к слову "угождал" у нас негативные, но ведь «угождение» может пониматься по-разному.

Яков Кротов: Оно потому, видимо, и выпало из повседневного русского языка и осталось в церковной лексике, что вызывает у современного человека сопротивление.

Марина Филоник: «Угождать» – это еще похоже на «льстить», «прогибаться».

Яков Кротов: И у атеиста словосочетание "угодник Божий" вызывает смех.

Евгений Пискарев: На самом деле речь идет о соответствии. Угождение – это соответствие, если сказать более светским языком: соответствие ожиданиям другого, соответствие заповедям.

Яков Кротов: Соответствие ситуации. Я не осуждаю католиков, которые сейчас служат лицом к народу, но в ситуации автомобиля я ожидаю от шофера, что он будет сидеть ко мне спиной, не мне угождать, а смотреть на дорогу.

Марина Филоник: Это вы к тому, что надо служить спиной к народу?

Яков Кротов: Спиной, но отойти в сторону, главное – чтобы люди видели алтарь.

Все игры делятся на логические и стохастические (где разум и где случай). Есть среднее – нарды, там и кости, и соображение, и это самые хорошие игры. Литургия – это и жесткость канона, и в то же время, на каждой литургии Евангелие и апостолы звучат как нечто импровизированное, новое и только в этот раз. Это тоже сочетание временного и постоянного. И я прихожу, чтобы запомнить эту ситуацию. И на Тайной вечере Бог говорит: "Люби ближнего, как Бог любит тебя". Он как бы исключает…

Евгений Пискарев: Человеческие отношения?

Яков Кротов: Нет, он вводит Бога в нашу жизнь, и тогда уже я грешу, когда служу людям, заслоняя им Бога, неважно, спиной или лицом, и пытаюсь быть для них Богом.

Марина Филоник: Здесь важно, каков источник моей любви к ближнему. В этих словах Тайной вечери, похоже, важное послание. И я практически убеждена, что сначала ты встречаешься с любовью Бога, а потом в ответ на это ты уже искренне, щедро, без подмен, с подлинной мотивацией отдаешь, потому что тебе было очень многое дано и прощено, и ты просто уже не можешь не отдавать. И вот там не будет человекоугодия, потому что сначала я познаю опыт - насколько меня со всем моим кривым, косым, бестолковым состоянием и, казалось бы, непригодностью, Бог бесконечно любит... Это как человек, который не может не свидетельствовать. Как бесноватый, которого Иисус исцеляет, и он хочет быть с Ним, быть в этом соединении, в этой радости встречи, а Тот говорит: "Нет, иди, проповедуй своим…" И он идет и делает это, и делает, скорее всего, хорошо.

Яков Кротов: Наверное, для атеиста выражение "угодник Божий" смешное, потому что он не верит, что Бог говорит, и что его можно слышать. И человекоугодие, наверное, начинается там, где мы больше говорим, чем слушаем.