Снискавший мировую славу, признанный классиком по обе стороны океана советский кинорежиссер Александр Довженко пребывал в начале 1950 года в тяжелейшей депрессии. Вся глубина ее стала понятна лишь недавно, когда по истечении 50-летнего посмертного моратория были изданы в полном объеме его дневники.
Некогда приближенный к вождю, Довженко в январе 1944 года перенес такой сокрушительный удар, от которого не смог в полной мере оправиться до конца жизни. Годом позже он записал в дневнике:
Сегодня годовщина моей смерти. Тридцать первого января 1944 года я был привезен в Кремль. Там меня разрубили на куски, и окровавленные части моей души разбросали на позор и отдали на поругание на всех сборищах. Все, что было злого, недоброго, мстительного, все топтало и поганило меня. Я держался год и пал. Мое сердце не выдержало тяжести неправды и зла. Я родился и жил для добра и любви. Меня убили ненависть и зло великих как раз в момент их малости.
В этот день его вызвали на заседание Политбюро ЦК ВКП(б). На сборище с гневной речью выступил Сталин. Предметом его гнева была киноповесть Довженко «Украина в огне». Даже сегодня это произведение внушает уважение и поражает художественной и политической смелостью. Это была правда, сказанная «с последней прямотой».
Такого вождь не прощал. В его насквозь лживой, демагогической речи содержится превратная, извращенная концепция предыстории войны, но именно эта версия стала непреложной догмой на десятилетия вперед. Автору киноповести были предъявлены тяжкие политические обвинения.
Вождь обильно цитировал сценарий, чтобы затем вытереть об него ноги:
Нетерпимой и неприемлемой для советских людей является откровенно националистическая идеология, явно выраженная в киноповести Довженко. Так, Довженко пишет:
«Помните, на каких бы фронтах мы сегодня ни бились, куда бы ни послал нас Сталин — на север, на юг, на запад, на все четыре стороны света,— мы бьемся за Украину! Вот она дымится перед нами в пожарах, наша мученица, родная земля!» «Мы бьемся за то, чему нет цены в мире,— за Украину!
— За Украину! — тихо вздохнули бойцы.
— За Украину! — за честный украинский народ! За единственный сорокамиллионный народ, не нашедший себе в столетиях Европы человеческой жизни на своей земле. За народ растерзанный, расщепленный! — Кравчина на мгновенье умолк и словно не сказал дальше, а подумал вслух:
— Скажите, можем ли мы, сыны украинского народа, не презирать Европу за все эти столетия?»
Ясно, насколько несостоятельны и неправильны такого рода взгляды. Если бы Довженко хотел сказать правду, он должен был бы сказать: куда ни пошлет вас Советское правительство — на север, на юг, на запад, на восток — помните, что вы бьетесь и отстаиваете вместе со всеми братскими советскими народами, в содружестве с ними наш Советский Союз, нашу общую Родину, ибо отстоять Союз Советских Социалистических Республик значит отстоять и защитить и Советскую Украину. Украина, как самостоятельное государство, сохранится, окрепнет и будет расцветать только при наличии Советского Союза в целом.
Довженко позволяет себе глумиться над такими священными для каждого коммуниста и подлинно советского человека понятиями, как классовая борьба против эксплуататоров и чистота линии партии... Довженко осмеливается критиковать политику и практические мероприятия большевистской партии и советского правительства, направленные на подготовку советского народа, Красной Армии и нашего государства к нынешней войне... Как мог Довженко докатиться до такой чудовищной клеветы на советский народ?.. ...все это есть наглая издевка над правдой... Откуда Довженко набрался такой смелости и нахальства, а может быть, и того, и другого, чтобы говорить подобные вещи? ...он, как кулацкий подголосок и откровенный националист, позволяет себе делать выпады против нашего мировоззрения, ревизовать его... Довженко пытается со своих националистических позиций критиковать и поучать нашу партию. Но откуда у Довженко такие претензии? Что он имеет за душой, чтобы выступать против политики нашей партии, против ленинизма, против интересов всего советского народа?
После такого чудовищного разноса была одна дорога – в лагерь или к стенке. Но вождь милостиво прощает дерзкого художника. «Не буржуазный я и не националист, - упрямо пишет Довженко в дневнике. - И ничего, кроме добра, счастья и победы, не желал я и русскому народу, и партии, и Сталину». Вместе с тем «оргвыводы начинают действовать, петля вокруг шеи затягивается».
Его не лишили ни жизни, ни свободы – только права творить. Лишь в 1949 году он получил возможность снять новую игровую картину. Это была первая для Довженко цветная лента «Жизнь в цвету» - рассказ о знаменитом селекционере Иване Мичурине. Довженко радовался, как ребенок, новым художественным возможностям и такой родной теме – он так любил цветущие украинские сады! Он писал о Мичурине: «Он был яростным львом среди безмятежных стад, орлом в клетке, полководцем без армии...» Но и в этот замысел вторглась грубая политика – проклятая лысенковщина, из-за которой первый вариант фильма подвергся зубодробительной критике на худсовете «Мосфильма», режиссер получил инфаркт, после чего его заставили переснять две трети картины, огрубив и опошлив первоначальную идею. Только дневнику доверял он свою неизбывную горечь:
Я не снял ни одной своей картины. Есть картины, но все они покорежены руководящими товарищами. От моих замыслов остались огрызки одни. Мне за многое стыдно. Сталин любил смотреть мои фильмы и каждый раз давал указания, что и где надо переделать. Он покорежил “Жизнь в цвету”. Она после переделок превратилась в “Мичурина”. А это уже другая картина. Совсем не моя.
Искалеченная картина получила Сталинскую премию второй степени. А ее автор писал:
Нет сил ходить. Болит у меня все. Наверное, скоро я умру. Не жалко умирать. Когда я родился, я был создан лет на девяносто. Я умру скоро, потому что из меня вышла вся сила.
Когда он писал это, ему было всего 55 лет. Ему не позволяют вернуться на Украину, без которой он задыхается.
Такое звериное наказание придумали для меня. Холодную долгую тихую смерть.
Именно в этот трагический момент ему поручают экранизацию книги Аннабелл Бюкар «Правда об американских дипломатах». Отказаться было немыслимо.
Довженко наверняка понимал, что Бюкар, кроме подписи, не написала в этой брошюре ни единой буквы, хотя там и стояло посвящение «Светлой памяти моей матери». Но верил ли он сам в то, что там написано? Не исключено. В тоталитарном обществе трудно избежать индоктринации. Однако от встречи с «автором» книжки он уклонился, хотя она, по некоторым сведениям, и напрашивалась на такую встречу и вообще будто бы была против экранизации.
На самом деле это, конечно, никакая не экранизация. Памфлет Бюкар был лишь материалом, на основе которого Довженко создал оригинальный сценарий. Тем интереснее сравнить текст Бюкар с отрывками из фильма.
Я родилась в многодетной семье в штате Пенсильвания, недалеко от города Питсбурга. Мои родители, как и многие другие жители района Питсбурга, были эмигрантами, прибывшими из Европы в Соединенные Штаты — «страну богатства, свободы и золотых возможностей» — в поисках лучшей жизни.
Как и другие прибывшие в Америку эмигранты, мои родители вскоре после приезда поняли, что в действительности их «импортировали», чтобы эксплуатировать. Они были единицами товара, известного под названием «дешевые рабочие руки», и промышленники, покупавшие их труд, относились к ним, как к виду промышленного сырья, как к железной руде и углю, необходимым для производства стали в этом центре угольной и металлургической промышленности Америки.
Так начинает свое повествование Аннабелл Бюкар. Фильм «Прощай, Америка!» начинается с того, что его героиня Анна Бэдфорд, получив назначение в Москву, приезжает со своей подругой Мэри Купер в отчий дом проститься с семьей.
"Антисоветская клика государственного департамента США представляет собой яркий пример того, каким образом совпадение интересов небольшой группы чиновников, занимающей в современном капиталистическом государстве важное место, и интересов капиталистов может быть использовано для осуществления империалистической политики, неизбежно ведущей к войне, в то время как мирное население страны совершенно не представляет себе, к чему ведут его эти люди и почему все это происходит.
Не опасаясь впасть в ошибку, могу заявить, что все происходящее представляет собой заговор в интересах ничтожной группы людей, направленный против мира во всем мире и дружбы между народами".
Это цитата из книги Бюкар, а вот фрагмент фильма, в котором члены «клики» из числа сотрудников посольства США в Москве демонстрируют свое раздражение победой Советского Союза над Германией.
Первый, кого Анна встречает в посольстве – ее старый знакомый Арманд Хауорд, начальник отдела информации (роли Анны и Арманда играют брат и сестра – Лилия и Николай Гриценко). Это положительный персонаж картины. В книге Бюкар о таких людях сказано в безличной форме:
"Из разговоров с рядовыми сотрудниками посольства, а также на основании своих личных наблюдений я быстро убедилась в том, что работники посольства, настроенные в какой-бы то ни было степени объективно в отношении Советского Союза, проявляющие или намеревающиеся проявлять в своей работе это настроение, очень быстро убеждаются в том, что они должны перестроиться. В противном случае их быстро отзовут и выгонят с государственной службы, что в Америке почти равносильно смертному приговору, так как ни одна частная фирма в Соединенных Штатах не возьмет к себе на работу человека, изгнанного с государственной службы за «нелояльное отношение к США».
Анна Бэдфорд представляется советнику посольства Марроу. Этому персонажу в книге соответствует Элбридж Дюрброу, занимавший в 1944-1946 годах пост главы Восточноевропейского отдела Госдепартамента США. Он крайне раздражал Москву своими попытками воспрепятствовать дипломатическому признанию Венгрии, Румынии и Болгарии – стран, которые были союзниками Германии, а после войны стали сателлитами СССР. В 1946 он сменил Джорджа Кеннана в должности советника и первого заместителя посла Уолтера Беддела Смита. Вот его краткая характеристика из книги Бюкар:
"У Дюрброу имеется одна характерная черта, которую быстро замечают все сталкивающиеся с ним,— это ненависть к Советскому Союзу, злобная, патологическая ненависть ко всему советскому, русскому, славянскому. Временами это чувство овладевает им с такой силой, что он теряет самообладание.
Я не могу объяснить происхождение этого чувства. Мне неизвестно также, что кроется за ним и каковы его психологические корни. Даже посол Смит, который сам не может пожаловаться на объективное отношение к Советскому Союзу, всецело находится под его влиянием".
А в этой сцене сотрудники посольства за своим любимым занятием, о котором в книге Бюкар говорится так:
"Почти каждый сотрудник американского посольства в Москве в той или иной степени занимается спекуляцией либо путем нелегального импорта советской валюты, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, либо путем ввоза не облагаемых пошлинами товаров: виски, сигарет и других. Эти товары они продают с огромной прибылью.
Некоторые сотрудники американского посольства, занимающиеся
спекуляцией в крупных масштабах, возвращаются домой с десятками тысяч долларов, часто в виде ценных произведений искусства (вывезенных благодаря неприкосновенности дипломатических перевозок), а иногда наличными или в виде чеков".
Главного спекулянта – журналиста Блейка – играет молодой Юрий Любимов.
Глядя из окна своего кабинета на салют по случаю великой победы, Марроу злобствует и наставляет на путь истинный молодого сотрудника посольства – война, по его словам, продолжается. Из книги Бюкар – портрет еще одного члена «антисоветской клики» Мелвилла Рэгглса:
"Я припоминаю, например, что во время одного разговора со мной Рэгглс высказал предположение о том, что между СССР и США возникнет война и что Америка одержит победу. Рэгглс заявил, что в этом случае он не желал бы ничего лучшего, как возвратиться в Советский Союз в качестве «оккупационного мэра» какого-нибудь русского города. Вот тогда он показал бы русским, что он о них думает! Говоря о русских, Рэгглс не стеснялся называть их самыми неприличными словами".
Анна побывала в гостях у советской семьи и рассказывает об этом подругам. Те в ужасе: они панически боятся русских.
А вот что пишет Аннабелл Бюкар или тот, кто написал книгу за нее:
"Мне говорили в Вашингтоне, что все советские граждане «боятся и ненавидят свое правительство». Это оказалось враньем. Из разговоров с десятками советских граждан я убедилась, что они питают величайшее уважение и доверие к своему правительству, коммунистической партии и их руководителям.
В государственном департаменте мне говорили, что все советские люди живут в постоянном страхе перед советской тайной полицией. Это тоже оказалось враньем. На основании собственных наблюдений и многочисленных разговоров с русскими людьми я убедилась в том, что они не только считают себя свободными, но и являются свободными. Они считают свое государство справедливым, и оно действительно справедливо".
И этот текст должен был «экранизировать» человек, написавший в своем потаенном дневнике:
Меня уничтожил большой маршал. Теперь мне, очевидно, остается одно - как-нибудь умереть еще и физически. Говорят, что я героически переживаю несчастье. Нет, я его не переживу. Мне хочется умереть.
