Свыше 75% высших госслужащих России имеют родных во власти, выяснило издание "Проект".
Журналисты изучили родственные связи 1329 человек, занимающих должности в основных сферах государственного управления: "Это огромная доля. Трое из каждых четырех российских руководителей либо сами наследуют другим чиновникам, либо устроили жизнь своих потомков за государственный счет".
Журналисты рассчитали процент высших госслужащих, у которых есть родственники во власти или связанном с государством бизнесе. В некоторых структурах этот показатель достигает 100%.
Рекордсменом стал клан Кадыровых. У главы Чечни 96 родственников оказались в госуправлении или в связанном с государством бизнесе.
Журналисты "Проекта" утверждают, что пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков "умудрялся долгие годы сохранять в тайне свое происхождение из самой элиты советского общества. В генеалогическом древе Пескова переплелись коммунистическая партия и КГБ, его предки были в почете при Ленине, Сталине и Брежневе".
О непотизме в российской политической элите говорим в программе "Лицом к событию" с политиками Геннадием Гудковым и Иваном Ждановым.
Из расследования проекта Система (полная версия на сайте Радио Свобода и телеканала Настоящее время, смотрите также в YouTube) стало известно о третьем секретном кабинете Путина, где он переживал судьбоносные последствия своих решений последних лет, и где случилось его отшельничество в пандемию. Нашло документальное подтверждение и то, что непотизм стал сутью российской политической элиты. Его проанализировали журналисты издания "Проект" в масштабном исследовании.
Преемственность поколений во власти – не исключение и для демократических режимов. Фамилия Кеннеди – это не только один президент США. Какие особенности видны в путинской системе? Комментирует экс-депутат Госдумы Геннадий Гудков:
– Мне легче говорить, мой сын был также депутатом Государственной Думы. Но мы не только родственники, мы самостоятельные политические фигуры, по крайней мере, таковыми были, наши биографии очень понятны, и мы избирались отдельно друг от друга. Я не вижу ничего плохого в политических династиях, но дурно отношусь к системе продвижения родственников на государственные посты и должности. Путин этим грешит не потому, что не нашёл другого источника трудоустройства родственников, а потому, что считает Россию своей собственностью. Это как частная компания: хочу назначить министром того, хочу другого. Сделаю руководителем крупного банка, или даже государственного, человека, который пришёлся по нраву. Путин относится по-хозяйски к России, как будто он ею владеет навсегда. Если необходимо пристроить родственников, это неплохо, будет “свой глаз” приглядывать за ресурсами, финансовыми потоками, как, например, замминистра обороны его относительно близкая родственница.
Путин считает Россию своей собственностью
На Кавказе – покупка должностей, которая распространилась и на всю российскую систему, там покупаются должности кланами. Какой-то человек клана, предположим, прокурор города, заболел, умер, был убит, посажен. Клан приходит и говорит: "Место наше, мы проплатили", и назначает городского или районного прокурора из состава этого клана, место куплено. И не вздумайте шутить, потому что если вы нас кидаете, а мы заплатили деньги за это место на такой-то срок, у вас будут большие проблемы. Эти принципы на Кавказе доминируют в кадровой политике. Платят либо местным властям, а если зависит от федеральных властей, платят им. И таким образом в России вершится часть кадровой политики, не вся, но в значительной степени. И чем дальше от центра, тем больше эти принципы работают. Хотя уже большой разницы между Москвой и центром не видно.
Речь идёт о закрытой системе, куда есть конкретный вход. Есть и “школа губернаторов”, и программа “Время героев”, и элиты на местах, которые хотя бы через коррупцию могут туда попасть. Новые лифты выстраивала и администрация Кириенко, и то, что вводил Путин и его подчинённые после начала войны.
– Все эти системы работают. Россия – страна чиновников, страна должностных лиц. Когда я работал депутатом, был зампредом комитета безопасности, мы изучали этот вопрос и узнали, что число федеральных чиновников составляло около 2 млн человек. 72 было миллиона людей трудоспособного возраста, то есть работающих.
В России много должностей
Из них 2 миллиона было на должностях, это каждый тридцать шестой, тридцать пятый. А если брать муниципальных чиновников, госпредприятия, государственные или полугосударственные корпорации, число возрастает до нескольких миллионов. В России много должностей. Часть их можно продавать, часть можно пускать в какие-то программы, так называемые путинские социальные лифты.
Почему в обществе тема коррупции и кумовства вызывает раздражение, но не приводит к серьёзным политическим последствиям? После расследований о дворце Путина были протесты на улицах, но были и комментарии в духе: "Ну он же президент, читай, царь, стыдно не иметь дворец в таком статусе”.
– В России никогда не было демократии, не было никакого парламентского расследования и парламентского контроля, полностью независимых СМИ, в России никогда власть не была под контролем общества. Поэтому люди привыкли, что власть ворует, не понимают, что воруют из их карманов. Они этого не чувствуют, потому что система налогообложения в России сделана таким образом, чтобы гражданин не чувствовал, что это его деньги идут на государство. Это не Путин финансирует что-то, а народ финансирует правительство, и правительство выделяет деньги, которыми народ финансирует правительство. Я как-то внёс законопроект, чтобы граждане платили хотя бы подоходный налог сами, в том месте, где живут. Меня чуть с грязью не смешали: "Ты разрушаешь систему? Ты нам хочешь сломать всё?" А я хотел использовать опыт, который есть во многих странах: часть подоходного налога и некоторые другие налоги платят граждане сами. И когда человек платит налоги, он говорит: "Я вам плачу деньги, а вы мне не можете оказать услуги, я в суд пойду”.
Не коррупция порождает госудаственную власть, а наоборот
В России все налоги за гражданина платит работодатель в 85-90%, даже больше, случаев. Таким образом, люди не чувствуют, что они финансируют правительство. И это позволяет сделать коррупцию главной “духовной скрепкой” путинского режима. Весь смысл государственного служения, на 90 с лишним процентов, состоит в получения места, достаточного для хороших барышей в виде взяток, податей, откатов, заносов. Это система, которая является порождением тоталитарной власти. Не коррупция порождает тоталитарную власть, а наоборот. Централизация власти, тотальный её характер, ликвидация систем контроля и сдержек в отношении политической власти обязательно порождает массовую государственную коррупцию, которая становится главной составляющей государственной внутренней и внешней политики страны. Это не только России касается, в любом тоталитарном государстве вы найдёте черты системной массовой государственной коррупции.
Работа расследователей необходима. Но не пришли ли к точке, где громкие антикоррупционные расследования не влияют на политический климат внутри страны, воспринимаются как должное, в том числе теми, о ком эти расследования выходят? Комментирует политик Иван Жданов:
– Появились крутые расследовательские команды: проект Важные истории, классные расследования делает Новая газета, вышло только что расследование Системы про кабинеты Путина. Рынок расследований стал большим, это сильно отличается от ситуации 2015-18 годов, когда расследования были чем-то эксклюзивным, тем более на Ютубе, с классной подачей, как первым это сделал Алексей Навальный. Это был такой wow-эффект. Ничего себе. Оказывается, а) они воруют, б) это ещё можно так интересно всем рассказать. Сейчас расследований стало много, они крутые, но внимание зрителя замыливается. При этом ещё важное отличие. Например, в 2017 году расследование “Он вам не Димон” вывело людей на улицы, на масштабные акции протеста, одновременно вышли люди в более чем 80 регионах.
Он мог призвать людей на улицы, и люди за ним шли
Сейчас, в реальности двадцать пятого года, расследование сложно конвертировать в действие. Не думаю, что настроение людей изменилось, или их злость, но стало гораздо тяжелее протестовать, выходить на улицу, это нереально. Особенность Алексея в том, что он не просто делал расследование как журналистскую работу, это была ещё и политическая работа. Он мог призвать людей на улицы, и люди за ним шли. Сейчас мы видим расследования журналистские, фактические. Это не менее важная работа, огромный труд, это важно для памяти, для истории, показать, что происходит. Все в курсе, например, что Россия управляется примерно двадцатью пятью кланами, которые захватили всё богатство страны. Но это нужно показать ещё и в деталях, и "Проект" делает энциклопедию путинизма.
Учитывая, насколько глубоко эти кланы пустили корни в региональные элиты, обратимо ли это? Что можно было бы сделать?
– Конечно, обратимо. Люстрировать. Большой ошибкой после распада Советского Союза было то, что никто не понёс ответственность все девяностые годы, хотя возможность была, когда сносили памятник Дзержинскому. Если бы ещё снесли здание ФСБ заодно, чтобы никогда этого больше не повторялось, и всех ФСБ-шников люстрировали.
Люстрировать
Тут то же самое, отличия большого нет. Родственные связи, непотизм, какая разница? Их нужно люстрировать и никогда больше не допускать до власти. Потому что это организованная группа, организованная банда, можно называть это 25-ю маленькими организованными бандами, которые захватили власть в России преступным путём. Лет 15 назад можно было бы сказать, что звучит как-то демшизово, но это так и оказалось.
Мы говорим о политической элите, путинской элите. Можно употребить слово истеблишмент, или номенклатура. Почему это преемственность? Смотрите в нашем сюжете
Выходцы из советской элиты и их наследники из рабочих номенклатурных династий превратились в “неодворян”. Временами отсутствие вкуса и эклектика в их дворцах наводит на такое сравнение.
– Это ещё и стиль бандитских девяностых, барокко девяностых, просто отдельный жанр. Поражает то, что половина этой элиты – прямые наследники советской номенклатуры. Отцы, деды – партийные начальники, прокуроры, люди системы. Они закрепились, потому что чувствовали себя элитой с самого начала. Никто их в девяностых годах не люстрировал. Эти люди никуда не делись, они находятся в системе. Надежда на то, что система реформирует сама себя, что в элитах есть какой-нибудь раскол, есть ли группа либеральная, нелиберальная, силовиков, несиловиков – не случится этого, потому что у власти те же самые люди, которые были в советское время. Просто их наследники, уже третье поколение наследников приходит к власти. Но с этим нужно будет бороться, их нужно будет изгонять. Нужно будет ловить эмоциональный момент в народе, подхватывать этот повод.
