Трое волонтеров из Петербурга Светлана, Ольга и Елена (их имена изменены для их безопасности) побывали в оккупированном Россией украинском Мариуполе. Они поехали туда, чтобы поддержать своих пожилых подопечных: они помогали им в России, когда люди были в одном из пунктов временного размещения (ПВР). Теперь мариупольцы решили вернуться домой, а волонтеры рассказали проекту Север.Реалии, как их знакомые выживают в разрушенном городе и как Мариуполь выглядит сейчас.
Мариуполь оккупирован Россией уже больше года. До середины мая прошлого года Россия осаждала город и интенсивно его обстреливала, несмотря на то, что в городе оставались сотни тысяч жителей. Тяжелейшие бои до 16 мая шли в районе промышленного комплекса "Азовсталь". Люди, которым удалось вырваться из Мариуполя (российские военные выпускали их только на территорию, подконтрольную РФ), говорили о голоде, неизбирательном применении Россией зажигательных снарядов и тяжелого вооружения, в том числе танков, в самом городе, унизительном процессе "фильтрации", который им пришлось пережить, а также массовой гибели людей, которых им приходилось хоронить прямо на улицах и во дворах домов.
Сколько именно мирных жителей погибли при осаде Мариуполя Россией – до сих пор неизвестно. Украинские власти предполагают, что их не менее 20-25 тысяч человек, российские власти эту информацию скрывают.
С момента захвата города российские власти утверждают, что жизнь там вернулась к нормальной, а сам город активно восстанавливают. При этом подряды на строительные работы получают компании, которые связаны с высокопоставленными сотрудниками силовых органов, чиновниками и бизнесменами из строительной области: об этом писали, в частности, "Важные истории". На строительные работы вербуют выходцев из стран СНГ, например из Таджикистана.
– Как выглядит Мариуполь сейчас? Насколько он разрушен и правда ли, что город восстанавливается?
Светлана: В общем и целом – это не то место, в котором людям следует находиться постоянно, даже если заниматься его восстановлением. Ощущение, что это город-призрак. Одни руины, сама атмосфера вытягивает из тебя силы. И люди год среди всего этого живут. Невозможно себя адекватно чувствовать, находясь в таком месте, поэтому психика начинает адаптироваться, включаются защитные механизмы, когда квазиреальность воспринимается как норма, подменяя собой нормальность. Ведь иначе можно сойти с ума.
Ольга: Ужасное впечатление от того, что от города осталось. Ходишь – и бесконечное слово п***ц, потому что нет слов, потому что то, что ты видишь там, – это тяжело.
Я видела скелеты домов, брошенные квартиры, где была чья-то жизнь, а теперь ее остатки, обрывки: школьные дневники, семейные фотоальбомы, которые люди хранили. Теперь их оставили навсегда и не заберут больше никогда, и неизвестно, живы ли эти люди. И эти дневники, фотографии, бумаги растоптаны мародерами.
Вот диван валяется раскуроченный у подъезда, а рядом – фото семейной пары на этом самом диване в мирное время. Попадались и старые фото, послевоенные, после Великой Отечественной войны: черно-белые фото мужчин в советской военной форме, с наградами, с нашивками за ранения, фото, которые семьи бережно хранили многие десятилетия. Книги рецептов, которые писали от руки, хранили, чтобы готовить любимые блюда. Больничные выписки, детские игрушки… Целая жизнь осталась тут, и ее теперь окончательно утилизируют строители-узбеки.
– Что значит "утилизируют"?
Ольга: Они сверху сбрасывают с этажей все, что не забрали мародеры. Там, где остаются фасады целые, из окон выбрасывают. Если фасада нет, то просто сбрасывают вниз. Это все разносит ветром, втаптывается в грязь. Потом эти кучи увозят.
– Вы специально сходили в один подвал-убежище, чтобы посмотреть, как люди там выживали под обстрелами год назад, это так?
Ольга: Большинство подвалов сейчас закрыты, но мы нашли один подвал на бульваре Меотиды, там был Дом детского творчества. Обошли этот полуразрушенный дом, дернули дверь в подвал, она поддалась – и мы спустились в абсолютно темное помещение, где надо светить фонарями телефонов.
Там на стенах висят списки, где указан возраст детей и взрослых, с какой улицы и из какого дома укрылись здесь люди. В одной "комнате" мы обнаружили что-то вроде детского уголка с игрушками, книжками. Видимо, люди хотели хоть как-то обустроить подвальный быт для детей, развлечь их и отвлечь.
– Вы навещали в Мариуполе своих подопечных, которым помогали в ПВР в России. Это пожилые люди, и они вернулись в Мариуполь. Как они там?
Ольга: Это пожилая пара, они очень обрадовались нам. Они живут в чужой квартире: от их квартиры здесь только разбитая табуретка. Ее соседи забрали, а остальное вынесли мародеры. Накрыли стол – все, что могли, выставили, даже коньяк нашелся.
В городе немало тех, кто до сих пор ищет своих родных, близких и друзей, пропавших без вести. Мы видели бумажные объявления об этом. Однажды на улице среди развалин нашли фото семьи, принесли домой – туда, где мы жили. И наша хозяйка говорит: "О, я знаю эту женщину, она выжила, я сейчас ей напишу и верну фото – у нее будет память".
(Волонтеры также рассказали, что пожилые люди, которые были вывезены из Мариуполя в Россию, сейчас стремятся вернуться в город. Пенсионерам старше 65 лет в городе выдают пайки, а местные жители оформляют "дээнэровскую" пенсию в 10 тысяч рублей. Но многие продолжают также получать и украинскую пенсию – ред.)
– Есть ли сейчас в городе проблемы с продуктами и товарами повседневного спроса?
Ольга: Наша знакомая еще по ПВР бабушка встретила нас у своего дома с пакетом, где лежали пачка макарон и банка тушенки, и сказала: "Попробуйте мариупольскую кухню". В паек входят тушенка, рыбные консервы, мука. Ни овощей, ни фруктов нет. Картошка с рыбными консервами, приготовленная для нас в другой семье, – это было, конечно, вкусно, но если так питаться каждый день...
Мы там встретили 8 Марта, и хозяин квартиры, где мы остановились, подарил нам по грейпфруту – это был действительно дорогой подарок. В магазинах всего полно, но доступно это лишь для военных и строителей, которые получают нормальные деньги. Местным дорого. Мы видели, как женщина продавала тестеры – духи и туалетную воду. На вопрос "Откуда?" на голубом глазу сказала, что у нее "хозяйка занимается прямыми поставками из Швейцарии".
Елена: На рынке говядину можно купить по 350 рублей за кило. А еще там орехи макадамия дешевле, чем у нас. Котируются сигареты и алкоголь. "Паленые" (контрафактные) сигареты можно купить по 50 рублей за пачку, их из-под полы продавцы в магазинах и ларьках продают. Местное мелитопольское пиво недорогое, но при этом холодильник в магазине может быть забит импортным пивом "Корона", за 50 рублей всего. Стоят на полках дорогие импортные коньяк и шампанское. До сих пор в продаже можно найти то, что в начале войны выносили из супермаркетов.
– Насколько за год удалось восстановить инфраструктуру в городе?
Ольга: Там физически сложно жить. Лифты не работают, воду из-под крана пить нельзя. То есть людям надо купить воды, довезти ее на телеге до дома, а телегу оставить внизу нельзя, потому что ее украдут, поэтому все это надо затащить на этаж.
Потом надо сходить за гуманитаркой, отстоять очередь, потом надо сходить в поликлинику. Это значит встать в семь утра и занять очередь, а поликлиника работает до трех часов дня. Там очереди у банкоматов, очереди за российскими паспортами, без которых очень трудно там выживать. Некоторые, у кого деньги есть, выезжают делать паспорта в Ростов или Краснодар. Бесконечные очереди.
Поэтому люди не то чтобы очень сильно рефлексируют о судьбах родины, а просто пытаются преодолеть бытовые проблемы. Там очень сложное и страшное место. Вроде привычная реальность, но другая – улицы, где нет правил дорожного движения, дома, где только фасады, изломанные и больные люди. Ничего не работает, как должно работать: дома без света, но при этом бесконечные стеклопакеты, какое-то невероятное их количество. Выглядит это чудовищно: абсолютно разрушенный дом, в котором нельзя жить, перекошенная конструкция с переломанными несущими стенами, в которую ставят стеклопакеты. Эти черные сгоревшие квартиры, и туда методично вставляют стеклопакеты, а на следующий день идешь, а в одном из черных окон горит свет.
Когда я после разрушенного Мариуполя оказалась в Ростове, мне было дико, а там всего-то три часа езды! В Таганроге, когда увидела едущий трамвай, то обалдела, что он целый, нормальный. В Мариуполе до войны были красивые чешские трамваи: красные с бежевым, полукруглые, смешные. Там остался разрушенный, разбомбленный трамвайный парк, и все трамваи в нем перекореженные и сгоревшие.
– Где работают жители Мариуполя, есть ли в городе работающие предприятия, бизнес?
Светлана: Они возят строителей и военных – учитывая комендантский час и проблемы с общественным транспортом, это выгодная работа. На местные сим-карты людям все время приходят сообщения о чиновничьих вакансиях в "ДНР" и т. д.
– Какое настроение у тех, кто сейчас живет в городе?
Ольга: Люди как могут сами стараются ухаживать за очень старыми, больными, лежачими соседями и родными. Девчонки-подростки сидят вечерами с пивом со строителями-узбеками. В парадных пьют и играют в домино. Поздно вечером слышны перестрелки. Лица у людей серые, улыбок почти нет. Много пьяных. На это все просто невозможно смотреть трезвыми глазами.
– Мариупольцы говорили с вами о будущем?
Елена: Они ничего не планируют или, по крайней мере, стараются не говорить об этом. Готовятся к лету: красят, метут газоны, высаживают грядки в ящиках из-под боеприпасов.
Светлана: Они тяпочками свои газончики обрабатывают с такой любовью! Нам постоянно рассказывали и показывали, если было что показать, каким красивым и замечательным был Мариуполь. Им некуда бежать, надеяться не на что: они между молотом и наковальней. К тому же там полнейший информационный вакуум. Им из всех СМИ вещают про "укрофашистов", а в Мариуполе, согласно местной новостной повестке, все замечательно: идет великая стройка. Им рассказывают, что раньше при Украине все было плохо, а сейчас все хорошо.
– Местные жители, на ваш взгляд, обдумывают вообще все, что с ними случилось с начала войны?
Елена: Там люди находятся на грани выживания, у них нет стратегии "сидеть и размышлять". Тотальной рефлексии не видела. Это такая реальность… как это сказать… она как настоящая и не настоящая, там не работает то, как должно работать. Некоторые говорят, что хотели стать частью России, а их "отдали на откуп "ДНР". А "дэнээровские" говорят: "Вы восемь лет жировали, а теперь получайте". Там чувствуется эта взаимная неприязнь. Ведь из Мариуполя, фактического центра Донецкой области, Украина действительно делала картинку, и он до войны был очень красивый, зеленый, ухоженный.
Полностью интервью с волонтерами опубликовано на сайте Север.Реалии
