Видеоблогеров Сашу Спилберг и Амирана Сардарова пригласили выступить в Госдуме на парламентских слушаниях по молодежной политике. Пригласительное письмо от зампреда нижней палаты Сергея Неверова опубликовала у себя во Вконтакте Александра Балковская (настоящее имя Саши Спилберг). Факт приглашения подтвердили источники "Новой газеты".

Как рассказал изданию собеседник в Госдуме, депутаты решили разобраться, как возник феномен популярности видеоблогов. Источник отметил, что такие встречи в парламенте будут проходить регулярно. Слушания пройдут 22 мая, в них примут участия около 600 человек, сказал "Новой газете" депутат от ЛДПР Дмитрий Сущев. Список выступающих утверждал председатель Госдумы Вячеслав Володин.

В разговоре с телеканалом "360" другой депутат от ЛДПР Михаил Дегтярев понадеялся, что доклад Спилберг окажется "глубоким".

Письмо с приглашением в Госдуму Саша Спилберг получила на фоне сообщений о попытках околокремлевских политтехнологов и бывших сотрудников администрации президента воздействовать на аудиторию в Youtube. Телеканал "Дождь" выяснил, что клип "Малыш" против митингов певица Алиса Вокс выпустила по заказу Никиты Иванова, бывшего подчиненного Владислава Суркова. Против политика Алексея Навального выступил рэпер Птаха. Свое обращение к Навальному записал миллиардер Алишер Усманов.

Журналист Настоящего Времени Тимур Олевский поговорил с отцом Саши Спилберг, который одновременно работает ее менеджером. Кроме дочери, Александр Балковский работает еще с несколькими популярными видеоблогерами. Разговор состоялся в начале мая, до приглашения Саши Спилберг в Госдуму.

— Александр Балковский, руководитель, создатель "Агентства Z". Это такая структура, которая…

— Которая занимается различными проектами в социальных сетях, в первую очередь, на ютубе, в инстаграме и так далее.

— И об этом разговор. вы выглядите как папа детей, которые зарабатывают деньги.

— Это очень почетно, потому что для любого папы это огромное счастье, когда дети что-нибудь зарабатывают, а не когда папа их содержит.

— Что это за дети? Что это за люди – давайте так, без снисхождения относиться к людям, аудитория которых немножко превышает аудиторию федеральных каналов в России сейчас.

— Что это за люди. Это очень юные люди, большая часть из них не так давно стала совершеннолетними. Мои клиенты – это люди, которые родились вместе с социальными сетями, то есть их активная активность началась у кого-то 7, у кого-то 8, у кого-то 10 лет назад, совсем с юного возраста, у некоторых в 9-10 лет.

— Вот они сидят перед камерой, что-то рассказывают, показывают свою жизнь, и это смотрит какое-то огромное количество людей. Почему?

— Потому что если бы у вас была возможность заглянуть в жизнь того человека, который вас интересует, разве бы вы от нее отказались?

— То есть это порно?

— Я сказал – человека. Порно – дело коллектива. Кто-то из них крайне искренен, а кто-то блестящий актер.

— То есть это не порно?

— Нет, я готов обсудить тему порно, но, наверное, она все-таки…

— Я очень хочу рассказать о людях, которые это делают, но мне во много раз интереснее понять, кто и почему это смотрит.

— Первое – никаких фильтров, прокладок и редактуры между тем, кто говорит что-то миру, и тем, кто это слушает. То есть ютуб и социальные сети – это дело сугубо персональное. То есть если у того, кто вещает, есть харизма, и он говорит то, что аудитория хочет услышать, либо то, что аудитории нравится, вот в этом и весь секрет.

— А ему нужно все время иметь в виду, что ему нужно говорить то, что аудитории нравится?

— Ну, это точно так же, как и любому СМИ.

— Со СМИ тут уже все сложнее, они зарабатывают деньги коллективным продуктом, в котором есть, например, три часа смотрения, из которых существует один час нишевый. В ютубе это невозможно.

— Ну да, в ютубе все немножко по-другому.

— А за качество этого продукта кто отвечает?

— Сам этот человек

— Вот он просто сам себе все?

— Да, он сам себе все абсолютно. То есть настоящие звезды ютуба – и мировые, и русскоговорящего сектора – это люди, которые полностью все делают сами.

— То есть есть люди, которые не пересекаются с взрослым миром продюсеров, не пересекаются с политикой.

— Не пересекаются.

— Им мало лет, и они уже состоялись?

— Да.

— Что они будут делать дальше?

— Они будут пастись на той ниве, на которую они уже однажды вступили – кто-то в 9 лет, кто-то в 13, кто-то в 15. Социальные сети, диджитал-среда – это новый мир.

— Это работа на всю жизнь, как вы думаете?

— Конечно. Для умных. Для умных и для тех, кто выдержан. Потому что 4 или 5 лет каждую пятницу создавать неплохой контент…

— Давайте поговорим об этом. Молодые люди – какой у них график работы?

— Очень тяжелый. Первое: если это звезда социальных сетей, то, значит, это человек, который регулярно выкладывает свой контент. Мы с вами знаем, что регулярность в производстве творческого продукта – это самое сложное.

— Да, конечно.

— Тот, кто имеет достаточный запас этого творчества, и тот, кто может себя организовать, чтобы делать это регулярно, тот становится большим человеком.

— Они работают больше среднестатистического россиянина?

— Однозначно. То есть я знаю график этих людей, они расписаны на несколько месяцев вперед расписаны, как у самых больших артистов.

— Еще один вопрос до того, как попрошу вас их представить, потому что мы сейчас говорим о них в третьем лице, а это конкретные люди, у них имена есть, вы их знаете. Я поймал себя на мысли, что мои дети открывают планшет, садятся, смотрят что-то в ютубе. Мне не хватает времени, чтобы за этим следить. Когда это был телевизор, я понимал, что там не будет, условно, 25 кадра с предложением сделать что-то плохое, а здесь же это невозможно проследить. Как это происходит, что угрожает детям с планшетом?

— На ютубе вообще им ничего не угрожает, потому что система контроля контента на ютубе гораздо более жесткая, чем Роскомнадзор, даже умноженный на три.

— Как это?

— Первое: как устроен ютубовский движок вообще в принципе? Это сложнейшая гениальная машина, которая отлавливает все, что только можно, и очень часто, что не нужно, отлавливает на уровне электронном. Машина все сразу видит, начиная с авторских прав и заканчивая порнографией. Попробуйте на ютубе порнушку найти.

— На ютубе нет порнушки, это понятно.

— Это потому что там такой двигатель. Что касается небольшой прослойки, это в мире 400-500 человек на всех языках вещающие…

— А, то есть это на самом деле не миллионы людей, которые вещают, миллионы смотрят.

— Нет-нет, вещают тоже миллионы. Но основную массу контролирует машина, компьютер. А есть несколько сотен человек, влияние которых и количество просмотров и подписчиков огромно, и, соответственно, служба поддержки ютуба смотрит глазами, что они там делают.

— А, вот так. Сколько в России успешных таких?

— Пару десятков.

— С аудиторией?

— С аудиторией все. Вот недавно, например, инстаграм опубликовал количество пользователей русскоязычного сегмента – 22 млн человек. У самого подписываемого инстаграмера, по-моему, 7 или 8 млн человек. Сами понимаете, если это один покрывает половину аудитории, то все остальные, так сказать, какие-то ниши там перекрывают, то есть это все люди. Из 22 млн я имею в виду.

— Я понимаю. Ну вот, например, у вас два топовых блогера.

— Нет, у меня много топовых блогеров, у меня есть два любимых блогера – Саша Спилберг и Лена Шейдлина. Чем они друг от друга отличаются? Саша Спилберг – это такой как стратегический бомбардировщик B-52, то есть это человек, покрывающий огромную аудиторию, она, скажу так, нездорово работоспособна, то есть есть такие люди, которые постоянно что-то делают, и все вокруг них понять не могут, как они там все это успевают. То есть она в очень многих направлениях одновременно двигается, она очень любит свою аудиторию. Ее аудитория это чувствует и откликается.

— Это ваша дочь, она вас в бизнес привела.

— Да. Совершенно верно, это очень большое счастье как папы.

— Почему вы понадобились ей, в какой момент?

— Все очень просто. Когда это переросло из развлекухи в бизнес, когда пришли бренды, с которыми взрослые дяди должны общаться, иначе все будет очень грустно.

— Они пытались обмануть?

— Нет, но взаимодействие рекламодателя и рекламоносителя – это всегда битва. Потому что рекламодатель хочет, чтобы фильм был о его автомобиле или шампуне, а рекламоноситель…

— А режиссер – чтобы история о любви.

— Совершенно верно. Вот точно такая же история. Это тяжелейший труд. Конечно, большие бренды, крупные бренды в явной степени никого обманывать не планировали и не планируют.

— Кстати, что будет, если бренд обманет блогера?

— Ничего хорошо не будет для бренда, в первую очередь. Была только одна ситуация с очень крупным брендом, который просто… Крупные бренды всегда через агентства работают, они наняли неграмотное агентство для исполнения заказа, а те сказали: о, круто, работу сделали, но мы платить не будем. Просто не будем и все, без объяснения причин. Ребята ждали, это было очень неожиданно. Потом все собрались, разозлились и отправили месседж этому агентству очень смешной, говорят: 72 часа вам на закрытие этой сделки.

— Или?

— Или ваш товар, услуга будет тонуть в унитазах, его будут проверять на то, как он в серной кислоте, как он выдерживает, а кто-то будет говорить, что хороший, отличный товар, только не работает нихрена. Вся проблема за 48 часов была решена.​

— То есть это люди, которые могут управлять посредством своей аудитории, таким образом оказывать воздействие?

— Конечно. Когда их пытаются обидеть – им есть, чем ответить. Потому что это СМИ с огромным влиянием. Они в подавляющем большинстве воспитанные и порядочные люди, они никогда не пользуются своими возможностями просто так. Но когда их начинают давить, когда их начинают обижать, у них в руках очень мощное оружие.

— Как сказал бы, наверное, человек за условной кремлевской стеной, у вас мощное оружие, Александр. Массового, к тому же, поражения. Если они могут, обидевшись, кого-то, кажется, в интернете называется захейтерить…

— Захейтить.

— Предать остракизму, то они, наверное, могут и за деньги это сделать? Теоретически они могут это сделать? Могут. Это мы понимаем.

— Да. Я всегда на этот вопрос отвечаю совершенно прямо: я лично как персона, как фигурант рынка, я категорически возражаю против того, чтобы мои клиенты занимались какой бы то ни было политической деятельностью. Но я не могу, во-первых, это остановить, если они это захотят сделать, соответственно, это не более чем мои рекомендации. ​

— А если они обманут свою аудиторию? Вот как это работает? Смотрите, например, вышло много людей на площадь, предположим. И принесли контракт, не знаю, со Старой площади, из администрации президента на то, чтобы один раз вскользь сказали "Ну, он Гитлер", и дальше проехали, вообще больше ничего, и они это скажут. Аудитория это съест и поверит, или тут начнутся проблемы у самого блогера?

— Во-первых, я не представляю себе, чтобы из администрации президента принесли контракт…

— Почему не представляете? Ну если у человека аудитория 22 млн человек, то рано или поздно, естественно, они попытаются хотя бы как-то… с вами вообще ни разу не пытались, спросить хотя бы, как этим управлять? Хотя бы спросить?

— Меня много кто пытался спросить об этом, и достаточно серьезные и высокопоставленные люди, и я всегда всем рассказываю, как это работает. Когда меня спрашивают, а сколько это стоит, я говорю, что я данным типом контракта заниматься не буду, поэтому вы найдите другого менеджера.

— Ну, найдут другого менеджера.

— Отлично, пускай ищут. Я в этом участвовать не буду, это точно. Всему должно быть какое-то разумное объяснение, то есть я человек посередине, моя компетенция – это зарабатывать деньги, какой-то продукт производить, я политикой не занимаюсь. То есть я одинаково далек и от левого, и от правого спектра. Но вот нужно эту середину какую-то искать, потому что что за левый край, что за правый край, то есть для человека, который производит контент, любая политическая деятельность может иметь катастрофические последствия. Я всегда Аллу Борисовну Пугачеву привожу в пример. Вот вы можете мне напомнить, чтобы она за всю свою карьеру сделала какое-то политическое заявление?

— Да, конечно, одно, но могу – когда поддержала Прохорова. Вот, например.

— Это малосущественное политическое заявление. Не потрясающее основ никаких. Политики приходят и уходят, Алла Борисовна Пугачева остается. Когда находились недалекие люди, которые начинали спрашивать ее и придавливать и так далее, она говорила совершенно открыто, она говорила: "Ребята, я развлекаю людей, я для них пою. Точка. Я для них буду петь, для всех, кто меня понимает".

— А чем лучше или хуже блогеры, чем, например, традиционные желтые СМИ или традиционные развлекательные программы на телевидении? Чем они лучше или хуже, я имею в виду по качеству контента, идеям и прочее. Они лучше развлекают или что?

— Есть люди, которые потребляют развлекательные программы на телевидении, но становится все тяжелее и тяжелее найти клиентов для этого контента. Это уходящий контент, слава тебе господи.

Блогеры лучше тем, что они нравятся людям, никому они не мешают, они либо дурака валяют, либо что-то полезное рассказывают. Я уже говорил, что нет фильтров, прокладок…

— Через что тогда этой администрации президента вещать-то, если эти блогеры не вещают для них?

— У администрации президента есть вещательные каналы, через которые они транслируют…

— Но если вы сами говорите, что оттуда уходит аудитория. То есть на самом деле если мы завтра предположим, что появится цель привести на выборы 18-25-летних людей, это, видимо, не Первый канал их поведет.

— Я часто беседую с этими молодыми людьми, и я могу их совокупную позицию выразить приблизительно так. Во-первых, они не знают, кто такой дедушка Ленин, но они слышали, то есть это для них то же самое, что Наполеон или Чингисхан. Во-вторых, они аполитичны в подавляющей массе своей.

— Вы считаете, это хорошо?

— Конечно. Что они говорят? Например, Саше Спилберг недавно один человек очень серьезный и очень высокопоставленный задал вопрос: Саша, а ты патриот? У нее ответ был совершенно гениальный, она ответила: "Конечно, я патриот, меня учили в семье. Что такое патриотизм? Пункт А – это не нарушать законов страны, в которой я живу, пункт В – это платить налоги, пункт С – это помогать людям, которым я могу помочь". Вот они вот такие.

— Это совсем другая Россия, между прочим. Это не та Россия, которая, условно, слушает "Эхо Москвы" или Киселева смотрит. Это какая-то параллельная страна.

— Конечно. Потому что эти самые видеоблогеры очень много работают, они очень много преодолевают препятствий, они взаимодействуют с агрессивными миллионными аудиториями.

— Кстати, агрессия – это такой тоже способ развлечения?

— И способ развлечения, и есть профессиональные хейтеры, которые хейтят все, что угодно, просто им это нравится. Есть зависть.

— А какой у этих новых молодых видеоблогеров удобная страна должна быть? Удобная им страна – это какая страна?

— Они в трансграничном пространстве существуют, они не понимают все те реалии XIX века, в котором мы живем. Если власть не наладит каким-то образом взаимодействие с этими опинион-лидерами, неважно, где они там – на ютубе или в Вконтакте, ну вот опинион-лидерами молодого поколения, в один прекрасный день придет из налоговой какая-нибудь бумага человеку, а он посмотрит и скажет: "Слушай, а вообще-то ты кто?" И выкинет ее в помойку. Такой тип революции может быть – если государство не трансформируется, не приблизится к этому цифровому миру, я единственный вижу…

— Цифровой мир лучше.

— Да он не лучше. Он часть наземного мира, просто взрослые очень часто не понимают, как он функционирует.

— Просто там как будто есть какая-то общность людей, и они взаимодействуют друг с другом.

— Они по-другому коммуницируют, они по-другому коммуницируют.

— Вот вопрос, стоп, они по-другому коммуницируют. Я сейчас признаюсь в своей профессиональной несостоятельности. Я пытался со многими из них договориться об интервью. Они очень неохотно общаются с журналистами, вообще никто не хочет давать интервью. Почему?

— Потому что они не могут от этого приобрести ни славы, ни денег. И тв аудитория, на которую вещают классические СМИ, с их аудиторией не пересекается. Соответственно, они даже аудиториями обменяться не могут. Тогда зачем им вообще?

— А классические СМИ имеют шанс какой-то кусочек этих крошек собрать в ютубе?

— Конечно, имеют. То есть если какой-то талантливый человек, которому есть, что сказать… Сейчас огромная потребность в взрослом контенте. Ну вот там, например, [Юрий] Дудь перешел, там первая ласточка. Ну, он такой полумаргинальный товарищ, но тем не менее его интервью очень интересно смотреть. Он умница, но не мой тип контента. Я его смотрю, потому что это новое явление. Я скорее жду, кто следующий. Вот если лучшие из классических СМИ перейдут на ютуб…

— Про взрослый контент мы начали говорить, хочется завершить. Появится?

— Сейчас зрительская масса на ютубе огромная. Там много взрослых людей, и все понимают, что на телевидении – кризис. С самых высоких трибун уже признается, что там совсем беда. Взрослые люди, свободные профессионалы, очень хорошо умеющие делать свое дело, пойдут на ютуб. Такие примеры уже есть. И я прямо жду, когда все это начнется.

— А вы бы взялись продюсировать взрослого человека?

— Продюсировать? На ютубе нет продюсеров. На ютубе есть менеджеры.

— Нет, хорошо, ок, у вас есть известный человек, но ему нужно придумать формат. Потому что сам он умеет говорить, но не может придумывать. Я в этом смысле продюсировать.

— Да, конечно. Мы сейчас делаем вот одновременно больше полутора десятков каналов, которые скоро совсем появятся на ютубе.

— Вот есть такой видеоблог, называется "Дневник хача".

— Да, да, я знаю Амирана, конечно.

— Амирана вы знаете. Он живет шикарной жизнью, с точки зрения человека из небольшого российского города, получающего зарплату, предположим, 20 тысяч рублей. У него все время разные автомобили дорогие. И я думаю, поправьте меня, его смотрят, потому что хотят хотя бы вот прикоснуться к этому образу жизни. Другим способом это невозможно сделать.

— Я думаю, что Амирана смотрят не потому, что хотят прикоснуться к Амирану, а потому что он первый просто. Он открыл эту дорогу.

— Но я прав, за это смотрят или нет?

— Нет- нет, он просто первый. То есть до него этого формата не было. Вот он начал чуть больше двух лет назад. Никто этого не делал. Но все смотрят на него, сейчас будут массировано все это делать. Если ему удастся удержаться…

— Это шоу ведь дорогое, как вы думаете? Сколько стоит выпуск такой серии?

— Ну, он декларирует, что он много денег тратит. Наверное, он тратит много денег для него, у всех разные мерила. По сравнению с телевидением это недорого.

— По сравнению с телевизором недорого. А с точки зрения абсолютных величин, там 45 минут – это, я скажу так, примерно тысяч 10-20 долларов каждая стоит серия, или я…

— Я думаю, что тысяч 30-40 рублей.

— Тысяч 30-40? Да ладно!

— А что там? Что там? То есть там есть оператор грамотный, есть монтажер грамотный.

— А предметы материальных ценностей, которые в кадре участвуют, это все, это уже к нему люди приходят с ними?

— Ну конечно, это бренды, которые заинтересованы в том, чтобы он талантливо показывал их товары, в том числе, я не говорю, что там все галимая реклама…

— Теперь еще один вопрос. Я про взрослый сейчас контент говорю. Вот есть такой человек Соболев.

— Да, Коля, замечательный Коляныч.

— Знаете его прекрасно, да. Смотрите, он ведь начинал на ютубе как пикапер. Он ходил, снимал девушек на время.

— Как девки раздеваются за iPhone – шикарный контент.

— Почему это шикарный контент?

— Ну, потому что аудитории он нравится.

— А почему нужно аудиторию все-таки вот этим кормить? То есть я понимаю, что тут законы рынка очень просты – сколько посмотрело, столько и хорошо. Это здорово, что аудитория это хочет и это получает?

— Ну да, но сейчас на телевидении не так, что ли? Это классическое, все равно по принципу классических медиа все работает.

— А если это аудитория хочет – это хорошо или плохо? Или вообще не надо к этому никак относиться.

— Когда у человека есть какая-то работа, то есть аудитория его смотрит, он может там в монастырь уйти, например, сказать, что он грешен и…

— У него есть какая-то ответственность, как вы думаете, вот лично у него?

— Конечно, есть.

— Теперь, если бы он не был пикапером в России, он бы смог встать перед камерой? Или он бы был бы зажатым комсомольцем и никогда в жизни бы это все не показал?

— Да нет, но он просто, так сказать, человек из хорошей питерской семьи, талантливый. Человек, рожденный быть в публичном поле.

— Да, но вот смотрите, в России человеку стоять перед камерой и говорить – таких людей меньше, чем, например, в Америке или нет? Или это одинаково?

— Да больше их, чем в Америке.

— Они готовы. То есть это неправда думать, что все такие зажатые, и только некоторые из них такие классные.

— Абсолютно. Процент точно такой же, постольку поскольку Россия беднее, чем Америка, то здесь людей, которые ищут способы заработка в процентном отношении больше. Потому что если брать самых знаменитых русских ютуберов девочек и англо-саксонский мир, количество просмотров у них приблизительно одинаковое. Поменьше, конечно, но не в разы меньше, не во столько раз меньше, во сколько раз больше на английском языке говорят народу, чем на русском.

— Видеоблогер Никита Михалков проехался по видеоблогеру Кате Клэп.

— Я сейчас скажу страшное. Так сказать, либеральная аудитория очень не любит Никиту Сергеевича. Я его обожаю как режиссера, потому что он блестящий режиссер. Но он пожилой человек, то есть надо…

— Хорошо, что я не либеральная аудитория.

— Поэтому нужно делать сноску на то, что он уже человек в возрасте. Ему непросто разобраться в современных тенденциях, это нормально. Хорошо у него это получается или нет – это уже вопрос не наш, так сказать. Ну, хорошо, ну вот человек поинтересовался, попытался постичь что-то такое вот новое. У него не получилось.

— Ну, у него немало подписчиков. Не то чтобы не получилось, у него по-другому получилось, наверное.

— Я имею в виду в этой теме, когда он затронул видеоблогосферу. Он просто не разобрался. Понятно, что для него это странный контент.

— Все традиционные, нетрадиционные и какие угодно ценности в ютубе выстроятся по настоящему интересу аудитории, и каждая займет тот процент, видимо, который ей, собственно, и положен. Сколько-то религия, видимо, от 2 до 10 процентов.

— Конечно. Религия?

— Да, может быть, еще меньше. Может быть, больше, мы не знаем.

— Нет, ну это же замечательно – фрагментация, то есть чем больше есть нишевых тем, я уверен, что масса будет ютуберов очень скоро, которые будут нишевые темы покрывать. И это замечательно, потому что чем у́же ниша, тем меньше контента в классических СМИ на тему этой ниши.

— Когда станет скучно и совсем нечем заняться людям, которые зарабатывают на охранительстве (имидж или деньги), условных милоновых, условных – потому что их там может быть больше, меньше.

— Ну у него работа такая. Что поделать?

— Абсолютная. Человек работает, естественно. Он же к вам туда придет. Ну, придет и начнет приставать к рисунку, на фоне которого выступает какой-то блогер. Вот тут вопрос, мне интересно, что вы думаете на этот счет. Как вы думаете, российские правоохранительные органы готовы к тому, чтобы адекватно воспринимать то, что происходит в ютубе, или они тоже обрадуются, как случилось со Вконтакте, что вот оно, количество уголовных дел, любое, сколько хочешь, звездочки и все дела, и придут туда все.

— Вот смотрите, например, господин Соколовский. Как человеку я ему очень сочувствую, потому что любой, кто сидит в тюрьме (на момент интервью приговор Соколовскому еще не вынесли – НВ), имеет проблемы с правоохранительными органами – это, так сказать, объект для сочувствия.

В чем не прав господин Соколовский? Он просто малолетний придурок, который ловит хайп. Он засунул руку в осиное гнездо. Безусловно, держать человека в тюрьме за это – это, ну, форменное безобразие. И я совершенно уверен, что это беззаконие.

— Теперь смотрите, вот есть инстаграм Кадырова. Это отличный медиапроект с точки зрения медиабизнеса. Огромное количество подписчиков и, наверное, можно найти еще несколько политиков, именно политиков, у которых тоже очень посещаемый инстаграм. Иногда это просто вообще единственный способ коммуникации с миром. Как вы думаете, это меняет этих людей? Это общение в инстаграме, необходимость туда что-то вкладывать, или абсолютно параллельно это происходит?

— Я считаю, что вообще это потрясающий факт, что этот инстаграм есть, потому что это коммуникация, а любая коммуникация, любой открытый диалог, он рано или поздно приводит к большей степени цивилизованности коммуникации. Потому что если бы кто-то что-то делал просто молча, то с этим вообще невозможно было бы никак бороться. А когда диалог, он все равно происходит.

—Могут ли в России просто отключить интернет?

— Конечно, могут. Все для этого и готово, в принципе. Это не такая большая проблема. Вы имеете в виду интернет вообще или социальные сети какие-то?

— Ну, хотя бы социальные сети. Что случится с этим миром людей, который, как мы с вами говорим, выстроился и неплохо существует параллельно государственным СМИ?

— Смотрите, если отключат интернет в принципе, то будут очень большие проблемы, ну, у нас с вами…

— Нет, у нас с вами физически будут, конечно, проблемы, да, станет неудобно жить, например.

— Не-не-не, все гораздо глубже. Все гораздо глубже, то есть интернет – это не только приобретение товаров на сайте. То есть через интернет куча всякой коммуналки, светофоров…

— А если Кате Клэп отключат ютуб?

— Если Кате Клэп отключат ютуб, ну, Саша Спилберг обрадуется. Она ее очень не любит. Да, и Катя Клэп тоже не любит Сашу Спилберг. А, если социальные сети отключат? Ну, там несколько сотен человек потеряют работу.

— И все. И на этом все развитие этого мира закончится.

— Конечно.

— И что делать этим людям дальше? Они же все, то, что умеют делать, что они будут, куда они пойдут?

— Ну, пойдут куда-то еще. Ну, я думаю, что если отрубят…

— Хорошо, а это может быть? Вот просто чтобы коротко поставить точку.

​

— Конечно, может быть. Ну, это же происходить в Китае или в Турции периодически, отрубают что-нибудь. То есть, ну мне, например…

— Может быть, вам нужно так сделать, чтобы вы так были нужны, чтобы этого нельзя было сделать?

— Это от нас не зависит. Между прочим, все-таки русскоязычное интернет пространство в определенной степени более свободное, чем, например, англо-саксонское. То есть если в Британии скажешь своему соседу: "Ах ты, гаденыш, я тебе голову пробью", то ты будешь иметь немедленные проблемы с полицией, прямо вот немедленные. Здесь я могу вам завтра написать: "Ах ты, гаденыш, я тебе ноги сейчас вырву", вы пойдете, напишете заявление в полицию, и оно ничем не закончится.

— Я и не пойду даже.

— Да, да, потому что когда вы туда придете, вам скажут: "И что? Тут у нас есть действительно чем заняться". Я не знаю, было ли это интересно или нет, это самое, просто надо про них говорить.

— Надо-надо обязательно. И все же про ваших любимых клиентов, почему, кстати, вы их называете клиентами?

— Потому что я помогаю им работать, потому что я их менеджер. Я не их продюсер, я их менеджер.

— А люди, которые их смотрят, они их клиенты, соответственно.

— Ну нет, нет, это их зрители. У них очень нежные и трепетные отношения между собой, у зрителей и у Саши, у Лены, у других ютуберов. Значит, Саша Спилберг и Лена Шейдлина – это мои любимые клиенты. Это замечательные видеоблогеры, очень креативные.

— Отлично. Теперь тогда вот это вот правда хочется понять. Был ЖЖ – это было пространство текста. Потом появился фейсбук или Вконтакте, всем казалось, там пространство текста. Вдруг появились видеоблогеры – и все ушли в видео. Появился инстаграм – все ушли делать фото. Где пространство текста? Есть ли ему еще место для такой аудитории или больше нет?

— К сожалению. Пространство текста – это даже и мы с вами уже частенько ему изменяем, этому пространству, хотя мы выросли на тексте.

— Мне читать быстрее, чем смотреть. И многим, кстати.

— Ну, скажем так, что тот текст, который мы с вами потребляем, даже у нас его стало меньше, по сравнению с тем, что было совсем недавно.

— То есть все? Нет больше для текста места на массовую аудиторию?

— Ну почему нет? Оно есть, конечно, но это будет потихонечку сжиматься, как кино вытесняло театр.