Грузинскую певицу и композитора Ирму Сохадзе в бывшем СССР хорошо помнят по «Оранжевой песне». Ирма исполнила её в середине 60-х. Игорь Померанцев пригласил Ирму Сохадзе в пражскую студию, чтобы поговорить о современном грузинском языке. Петь она тоже будет.
Игорь Померанцев: Ирма, один мой грузинский друг, переводчик и филолог, сказал, что грузинский язык очень архаичен. Более того, он считает, что многие социально-политические проблемы связаны как раз с архаикой грузинского языка. Так ли это? И плюс это или недостаток – архаика грузинского языка?
Ирма Сохадзе: Я вообще не знаю, что в данном случае подразумевается под архаикой. Действительно, грузинский язык, так же, как и народ, древний. Но нельзя сказать, что он уж очень дряхлый. Конечно, это древний, очень старый, очень неповоротливый, не поддающийся каким-то новациям язык, но это не означает, что он тяжелый, или, что он не развивается. Я бы так не сказала. То, что сказал Ваш друг поэт, это все-таки было сказано с любовью к нашему языку. Архаика есть в том смысле, что там очень много таких оборотов, которые сегодня, может быть, и кажутся, если не архаичными, то анахроничными.
– Я приведу Вам русский пример. Велимир Хлебников, выдающийся русский поэт, как раз работал с архаикой русского языка и даже праязыка. И, конечно, это великолепные акустические фрески. Для меня, с точки зрения поэта, архаика – это достоинство.
На грузинском очень трудно писать, особенно, тяжело на нем петь
– Достоинство. Кстати, я пишу музыку и на русские стихи, и на грузинские. Мало того, я сама сочиняю тексты к своим песням. Гораздо легче пишутся русские. Хотя русский не мой родной язык. Грузинский мой родной. На грузинском очень трудно писать, особенно, тяжело на нем петь. Не все слова поющие в грузинском.
– Мне попался очень поэтичный образ: грузинский язык – это язык песен, потому что он рождается в горах. А горцы обмениваются не только словами, но и эхом слов. Вот так рождается музыка. Не слишком поэтичный образ?
– Немного есть тут перебор, потому что, во-первых, все хорошее, что есть в грузинской музыке, далеко рождалось не в горах. Что касается эха, может быть, тут и есть поэтический образ, но не более того. Я – грузинская певица, пою и свои и чужие песни, и мне очень интересно, как иностранцы воспринимают грузинский язык.
– Ирма, в грузинском языке 5 гласных фонем. Это немного, но, когда я слушаю Вас, мне кажется, что их чуть больше.
– Но зато у нас такие согласные! Вы представить себе не можете. Ну, не бывает таких букв в одном алфавите вместе.Тяжелые такие буквы, очень тяжело выговаривать, выпевать. И на слух иностранца, мне кажется, они не очень мелодичны.
– Грузины замечательно поют по-русски. А не грузины поют ли по-грузински? Могут ли они хорошо петь по-грузински?
Когда японец поет грузинскую песню, это одновременно и вызывает улыбку, и наполнят чувствами любого грузина
– Нет, я мало таких знаю. Может быть, народные песни. Я знаю несколько ансамблей, например, американских. Америка ведь сейчас увлекается Грузией, как экзотикой. Есть хорошие фольклорные ансамбли в Японии. Это так смешно, когда они стоят в наших национальных костюмах «чоха». Когда японец поет грузинскую песню, это одновременно и вызывает улыбку, и наполнят всякими чувствами любого грузина. Но сказать, что они поют лучше, чем грузины, не могу. Говорят же, что грузины поют русские романсы лучше, чем русские. Но я не встречала русского, который пел бы грузинские песни лучше грузина.
– Когда Вы поете по-русски, Вы перестаете быть грузинской певицей? Вы становитесь русской певицей или все-таки остаетесь при своей вокальной культуре?
– Остаюсь в любом случае. Пою ли я русские песни, или джаз. Если я пою русские песни чуть лучше, чем русская певица, может быть, как раз потому что я грузинка. И это тепло, чисто грузинское, я привношу в эти романсы. Я кстати сочиняю русские романсы
– Ирма, в русской поэзии создан образ не только Грузии, но есть и сразу несколько образов грузинского языка. Александр Кушнер заметил:
Зато грузинский алфавит
На черепки мечом разбит…
Конечно, речь идет об алфавите, но алфавит – это графический образ языка. Вам не мешают эти «черепки» петь?
– Визуально у нас действительно очень красивый алфавит. Прямо рисовать можно грузинское буквы. А что касается фонетически, как они «разбиты на черепки», действительно, есть у нас много стихов, где это особенно выражается. Есть там какие-то повторы, ритмические обороты, которые на этом строятся.
Игорь Померанцев: У Мандельштама в грузинских стихах есть такие строчки:
Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит…
Сазандари – это народные певцы. Они играют, поют. Но можно ли назвать их музыку стоном. Не аберрация ли это русского слуха?
Красивые дамы, красивый Тбилиси, спокойная жизнь. И сазандари этому способствовали
Ирма Сохадзе: Как раз нет. Это можно назвать стоном, можно назвать очень душевной музыкой. Это берет за душу. Они играли не только на сазе, кстати это не грузинский инструмент, а персидский, а это были такие небольшие ансамбли, где они играли на всех инструментах. На дудуке в том числе. Я обожаю эту музыку. Это отдельный пласт грузинской культуры. Это не городская музыка и не фольклор. Стона не было. Сазандари не страдали. Они пили хорошие грузинские вина. В то время вино у нас было прекрасное, лучше, чем сегодня. И времяпрепровождение тоже было многосторонне интересным. Красивые дамы, красивый Тбилиси, спокойная жизнь. И сазандари этому способствовали. Никто не стонал!
– Ирма, Пастернак назвал грузинский язык «языком грузинских цариц и царевичей из девичьих и базилик». Получается, что даже грузинские крестьяне говорили как проповедники или аристократы? Или это поэтическое преувеличение?
– Есть здесь немного преувеличения поэтического. Но правда то, что язык действительно очень сложный. И если крестьяне овладевали языком хорошо… Вы знаете, у нас было много местечковых говоров. Видимо, Пастернак имел в виду нормальный литературный язык.
– Да. Он же дружил и с Галактионом, и с Тицианом, и с Паоло.
– Он, кстати, прекрасно переводил их поэзию. Это лучшие переводы до сих пор. Их многие потом пытались переводить.
– Да, но этих модернистов трудно назвать крестьянами.
– О чем речь. Я имею в виду, что если Пастернак встречался с простыми крестьянами и решил, что так и есть, то значит, так и есть. Я не могу с ним спорить, и особо соглашаться тоже не могу.
– Ирма, у меня есть еще один поэтический образ. Это книга Беллы Ахмадулиной «Сны о Грузии». Она называет грузинский язык «глубоким клёкотом, который всё нарастает в горле, пока не станет пением». А что происходит с Вашим горлом?
– Конечно, Ахмадулина очень любила Грузию. И с любовью писала о ней стихи. Кстати, сборник «Сны о Грузии» — мой любимый. Грузины очень благодарны ей за эту любовь. А что касается клёкота, отвечу стихотворением грузинского поэта Ираклия Абашидзе «Песнь об Абхазии». Я написала на это стихотворение песню.
(песня)
Игорь Померанцев: Ирма, грузинские песни очень часто ассоциируются с вином. А вот есть ли связь между грузинским языков и вином?
Ирма Сохадзе: Безусловно, есть. Мы винная страна. У нас в каждом слове есть что-то от солнца, от земли, что-то от винограда, от вина. Видимо, это откладывает свои отпечатки.
– Язык цвета бордо?
— Так и есть. Что касается того, что сегодня мы говорим о родном языке. Я в молодости или даже в детстве, когда начала писать песни, старалась как-то осовременить музыку. Я очень много думала о том, почему наш язык считается архаичным. Возможно, когда вы сегодня начали этот разговор, я ответила невпопад. Но мне не нравилось, что мой язык считался архаичным, и, допустим, на ритм самбы он не ложился. Но у меня были эксперименты. Одна из первых моих песен, написанная в ритме самбы, называется «Радуга».
