Репортаж

Несколько групп дальнобойщиков собрались в пятницу, 4 декабря, в непосредственной близости от Московской кольцевой автодороги (МКАД). Стоянки время от времени блокировались полицией, однако что делать с акцией протеста водителей против системы сбора дорожных платежей "Платон", не знают не только правоохранительные органы. Сами дальнобойщики не берутся сказать, во что выльется их спонтанный рейд. В последние дни они допускали, что акция протеста может быть отменена, если президент Владимир Путин, выступая с ежегодным обращением к Федеральному собранию, упомянет и об отмене сбора с большегрузного транспорта. Однако Путин этого не сделал.

В пятницу около пятидесяти дальнобойщиков собрались под Москвой – решать, как проводить ранее запланированную акцию протеста. 29 ноября грузоперевозчики выдвинули властям ультиматум: если систему взимания дорожных сборов "Платон" не отменят до 3 декабря, то на следующий день фуры устроит на МКАД акцию протеста.

– У нас даже топоры есть, если что! – закричал в толпе кто-то из дальнобойщиков.

– Нет, давайте у нас будет все мирно.

– Мирно, это да, но топоры есть.

Михаил показывает на ноутбуке видео с регистратора. На перекрестке въезд на парковку его фуре преграждает машина полиции.

– Я один из Нижнего Новгорода приехал, но местные ребята помогли мне – заблокировали полицейских, а я назад сдал и проехал на паркинг.

Водители нередко говорили, что на фурах на парковку не пускали, и приходилось проезжать на место сбора на легковушках, а грузовики оставлять в области. Поэтому на пятьдесят дальнобойщиков здесь всего около двадцати машин.

В Химках стоит только одна из групп водителей. Две другие – в Люберцах и на Каширке. Организация у дальнобойщиков серьезно хромает. Среди них постоянно ходят разные слухи. Утром здесь планировали трогаться вне зависимости от других групп. Затем передумали и перенесли акцию на 5 декабря. Затем дата снова изменилась, и к трем часам дня было решено трогаться в воскресенье, 6-го.

– Ребята из Дагестана еще не подтянулись. Я слышал, что с юга еще машин двести идет, – рассказывает один из водителей.

В соцсетях встречаются и еще более солидные цифры:

Дальнобойщики планируют провести на МКАДе акцию под названием "Улитка" – водители фур займут два ряда на дороге и будут двигаться с минимальной разрешенной скоростью – 20 километров в час. При этом они рассчитывают, что московские активисты на легковушках займут оставшиеся полосы.

– Мы вчера в кафе с ребятами сели смотреть послание президента. Оттуда как побитые вышли. Думали, нас все-таки услышат, но нет, не получилось, – говорит Владимир Матвеев. Он – координатор дальнобойщиков Мурманской области и Карелии. Недавно ему с пятью коллегами удалось попасть на встречу с министром транспорта в Санкт-Петербурге.

– Мы там сидели, тянули руки, но нам и слова не дали сказать. А те, кто был за "Платон", высказались. Но вот вы сами посмотрите: в системе, по словам официальных лиц, зарегистрировано 600 тысяч фур. А всего их в стране полтора миллиона. А по телевизору говорят, что нас, протестующих, – один процент. Это тут нас немного – остальных просто не пустили, – разводит руками Владимир.

Еще один водитель показывает распечатку, которую он взял в одном из офисов "Платона".

– Вот здесь сказано, что фура за день проехала триста метров! Вот скажите, это как? Какая фура может в день проезжать по триста метров? Она у меня по восемьсот километров в день ходит. Мне на это в "Платоне" так и не ответил никто. Очередная коррупционная схема, да и работает криво.

Внезапно на паркинге началось движение – один из водителей сказал, что акция уже началась.

– Кто на МКАД, расскажите, что там и как? – спрашивал в рацию Михаил.

– Говорят, наши все перекрыли. Стоит все, – раздалось в ответ.

Сервис "Яндекс пробки" действительно показывал багрово-красный участок на МКАД от Дмитровского до Ленинградского шоссе. В комментариях – в равной степени и поддержка, и осуждение протестующих.

Но в итоге пробка оказалась следствием перекрытия МКАД полицией. Причин этого власти не объяснили.

Настроение у дальнобойщиков остается достаточно боевым:

А вот что рассказал репортерам Rus2Web участник забастовки от петербургских дальнобойщиков, координатор автомобильного движения "ТИГР" Александр Расторгуев:

– Я только что уехал от питерской колонны автомобилей, которая находилась на парковке в районе Химок у супермаркета "Ашан". Эту колонну заблокировали сотрудники ГИБДД, не дают ни въехать, ни выехать. Там находилось порядка 60 машин, из них 20 большегрузов, остальные – легковые. Они с вечера 3 декабря остались ночевать на стоянке у "Ашана", чтобы утром выехать на МКАД, но их заблокировали и никуда выехать не дали. Однако автомобилям из других регионов, которые смогли прорваться к Москве, удалось выехать и на МКАД. Фуры начали движение по кольцевой дороге, но в районе Ленинградского шоссе им заблокировали движение сотрудники полиции. В итоге фуры встали в четыре ряда. У нас есть информация, что в том направлении выехали восемь автомобилей ОМОНа. Туда же направились большие грузовые эвакуаторы. На данный момент это все, что мы знаем.

В забастовке участвовало большинство регионов России, кроме, может быть, Дальнего Востока. Из некоторых областей смогла подъехать только одна машина, потому что остальных не пустили. Сотрудники ГИБДД отбирали у водителей документы на автомобили, без них, естественно, ехать было нельзя. Акцию поддерживали и дальнобойщики Москвы, они присоединялись к ней по ходу действия. Я думаю, что в забастовке 4 декабря участвовали несколько сотен большегрузных автомобилей. Водители держали связь друг с другом по рации. Вся информация о происходящем передавалась на специальной дальнобойной волне, и все забастовщики знали, что происходит.

На МКАДе активно работала полиция и ОМОН. Но дальнобойщики говорили, что некоторые сотрудники полиции акцию дальнобойщиков негласно поддерживают и дают возможность провести забастовку. Они понимают, что этого зависит и их жизнь и благосостояние тоже.

Члены профсоюза водителей, которые собирались возле Люберец на платной стоянке, насколько я знаю, приняли решение отложить акцию до 6 декабря. Но многие дальнобойщики уже были настроены на 4 декабря. Они уже устали несколько дней сидеть в кабинах и просто ждать. Некоторые говорили, что, если "Платон" заработает, то фура больше будет не нужна, они готовы поехать на МКАД и сжечь грузовик. Водители 60 автомобилей, заблокированных на стоянке в Химках, ждут, когда сотрудники ГИБДД разрешат им выехать. Некоторые планируют вернуться обратно в Санкт-Петербург, другие собираются продолжить протестные акции.

Согласно официальной версии Министерства обороны, 19-летний Вадим Костенко повесился в свободное от службы время из-за проблем в "личных отношениях с девушкой". Родственники погибшего с этой версией не согласны, более того, планируют провести независимую экспертизу. Корреспондент РС отправился на похороны Вадима, чтобы выяснить – что же на самом деле стало причиной неожиданной гибели российского военнослужащего.

Центральная улица Советская разрезает хутор Гречаная Балка надвое, вокруг – бескрайние кубанские равнины, березы плаксиво свесили желтые ветви, пахнет печкой, где-то мычит корова, холодно. Люди в черных куртках заносят пластмассовые венки в синюю калитку, за которой стоит одноэтажный кирпичный дом. Спортивные парни в тренировочных штанах, женщины в траурных платках, казаки, военные, древние старухи с красными глазами: "Вон, сколько народу Вадик собрал, – тянет одна из женщин. – Со всего района съехались". Люди приходят с раннего утра, обнимаются с отцом Вадима, 42-летним Александром, полным мужчиной с казацкими усами в распахнутой кожаной куртке, с 14-летней сестрой Вадима Екатериной, что суетится рядом с домом. Только его мать, 40-летняя Светлана не отходит от гроба, плачет, воет, гладит по щекам своего "соколика". Он лежит на небольшой веранде из плексигласа перед входом в дом: худой красивый парень в синей летной форме с загримированным лицом и с фуражкой справа от головы. Одно ухо почему-то синее другого, нижняя челюсть чуть смещена, проверить, есть ли странгуляционная борозда, невозможно: воротник поднят, чтобы голова не заваливалась – шея у Вадима сломана. Вокруг него – плачущие женщины, в изголовье караул из двух солдат с триколором, по стенам расставлены многочисленные венки: от однополчан, от одноклассников, от родителей.

Мечта о службе

Вадим Костенко родился в 1996 году, отучился в школе в Гречаной Балке, где до сих пор работает его мама – учительницей начальных классов. Как рассказала знакомая семьи Вера, медик из соседнего хутора Могукоровка, учился Вадик на четверки, увлекался спортом. "В футбол любил играть", – сказал РС и отец погибшего. "Не пил, не курил, да вообще нормальный пацан был, мухи не обидит", – вспоминает один из друзей Вадима 28-летний Валерий. "Отзывчивый очень был, безотказный, – говорит Вера. – Мы вот картошку садим, на рынок возим, надо машину грузить, позвонишь ему – всегда поможет. Или мотоцикл сломается – он рядом". – "А це ридко, – добавляет на местном певучем суржике другая пожилая родственница семьи Костенко. – А то ить бреше, бреше, а прийти нэ приде".

В 2014 году после школы Вадим пошел на срочную службу, попал по распределению в ВВС (сегодня – Военно-космические войска, ВКС). Служить ему нравилось, публиковал на своей странице "ВКонтакте" восторженные посты о том, что армия вовсе не так страшна, а пройти через нее должен любой мужчина. В июле 2015-го вернулся домой, но тут же и написал заявление на контрактную службу. "Во-первых, он был доволен, – говорит дядя Вадима Игорь. – А во-вторых, что тут делать в деревне? Работы нет, вся молодежь уезжает. Мама – учительница, отец на автозаправке, сестра в школе". Первые два месяца Вадим провел в Приморско-Ахтарске в родном Краснодарском крае – все в тех же ВКС, аэродромным связистом, – платили 18 тысяч и оплачивали квартиру. Но уже 14 сентября ему сообщили, что в составе российской летной группы он отправляется в Сирию. "Он не то чтобы хотел ехать, – вспоминает Игорь. – Но сказал: "Если я откажусь, меня уволят из армии". А это был не вариант, он планировал на заочное в летную школу поступать. Ох. Он тогда с моими внучками побыл немного и говорит: "Вот когда вернусь, они уже подрастут". Потом его в Крымск отправили, на аэродром, а оттуда в Сирию".

На авиабазе Хмейним в районе Латакии Вадим прослужил чуть больше месяца. По словам родственников, вечером 24 октября родителям позвонили из военной части в Приморско-Ахтарске, справились, дома ли, а в половине одиннадцатого приехали, чтобы сообщить о гибели сына. "Сначала ничего не сказали, никаких подробностей, – говорит Игорь. – Потом начал появляться весь этот бред, что он повесился из-за эсэмэски от девушки. Да у него и девушки не было никакой, посмотрите, какой красавец, он с несколькими общался, как все молодые парни". Версия самоубийства казалась родителям странной с самого начала: за два часа до гибели Вадим разговаривал по телефону с отцом, был весел, ни на что не жаловался. "Он вообще звонил каждый день, и в интернете они переписывались, – рассказывает Игорь. – Никаких проблем не было там у него". Игорь не верит и в возможность неуставных отношений: "Со всеми он дружил, его однополчане к нам в гости приезжали, он говорил, что командиры хорошие".

Гроб родителям привезли во вторник, 27-го. Как сказала в тот же день агентству Reuters сестра Вадима, на теле действительно был лишь след от веревки. Однако по словам Игоря, когда тело перекладывали, обнаружили и другие повреждения: "У него была челюсть выворочена и дырка сзади в голове. Шея сломана, коленки ободраны, ребра и руки-ноги целы. Они там припудрили всё, челюсть поправили, так что сразу и не видно, но если присмотреться, понятно, что так человек повеситься не мог". По словам Игоря, родители заказали независимую экспертизу, патологоанатом приезжал и вечером 27-го, и утром 28-го, но результатов пока нет. Отец Вадима Александр информацию о повторной экспертизе в беседе с корреспондентом РС не опроверг, но и не подтвердил, сказав, что будет дожидаться официального заключения военных. Впрочем, на похоронах от него не отходили представители Министерства обороны в гражданском: "Вон эта падла в темных очках все время Сашу прессует", – махнул Игорь в сторону крупного лысого мужчины.

Мужчина в очках с коллегами придерживались официальной версии. "Вы в армии служили? Нет? Ну если бы служили, не задавали бы таких вопросов, – сказал один из них. – А дети есть у вас? Нет? Ну если бы были, вы бы поняли, что родители не могут адекватно оценивать и никто не верит в то, что их ребенок мог убить себя. Мы же в правовом государстве живем. Есть заключение медэксперта, почему ему не верить? Он под уголовной ответственностью, его в тюрьму посадят, если он неправду напишет. Вот в течение месяца будет посмертная психолого-психиатрическая экспертиза, там все укажут". Собеседники РС из Минобороны предложили побеседовать с командиром части, подполковником, но тот даже здороваться с корреспондентом не стал. "Ну понятно, – прокомментировал неотзывчивость подполковника Игорь. – Врать не хочет, а правду сказать не может. Говорят, там еще два трупа, жду вот подтверждения из Ольгинской, но пока не звонили".

Не по-божески

На улицу выносят сначала крышку от гроба, потом сам гроб. Перед ним – стройная процессия с венками, позади – грустная неорганизованная толпа, всего – человек 400. Перед гробом несут металлический крест, обвешанный полотенцами. Это местная традиция, каждый может принести из дома полотенце, повязать его на крест, после похорон их раздают обратно – на память. "Если голова болит, надо повязать ее таким полотенцем или платком – тут же пройдет", – поясняет одна из женщин. "Да ладно тебе репортерам сказки рассказывать, – обрывает ее муж. – Потом напишут, что мы тут совсем необразованные". Под ногами то и дело попадаются цветы – по одному, по два. Это тоже обычай – бросать цветы на перекрестках. Наступишь на такой цветок, ноги не будут болеть. Впрочем, люди их почему-то больше обходили.

Длинная медленная колонна пересекает все село – по той самой улице Советской, на которой жил Вадим. Вот школа, в которую он ходил, перед ней – памятник жителям Гречаной Балки, погибшим во Второй мировой. Вот сельсовет, вот клуб, где раньше была дискотека, а теперь кружки для детей. В конце за поворотом – кладбище. Вся жизнь на одной улице.

В процессии продолжают вспоминать Вадима и ругать журналистов – за то, что пишут неправду в "интернетах". Вообще такое впечатление, что вся злость против Министерства обороны выплеснулась на представителей СМИ. "Спрашиваете, спрашиваете, а потом нож в спину", – говорит одна из женщин. "Вранье же все равно напишете, сами придумаете и напишете", – поддерживает ее крупный высокий мужчина в кожаной куртке. Некоторым удается объяснить, что корреспонденты за тем и приехали, чтобы написать правду, "придумывать" можно и сидя в редакции. Тогда начинают осторожно ругать власть. "Мы вот так племянника похоронили, – говорит интеллигентного вида женщина в берете. – Из Чечни его привезли, уж и не помню, в какую войну, так даже гроб не дали открыть". "А у меня племянник в Сирии служит, ему два месяца до пенсии, боимся за него", – встревает в разговор другая – пожилая, в красном пуховике. Говорит и плачет – то ли по Вадиму, то ли в страхе за своего. Никто из них не знает о грузе 200 из Донбасса и о псковских десантниках, с могил которых пропали даже кресты: по телевизору об этом не рассказали, а других источников информации в Гречаной Балке не знают. "Это все из-за компенсации, – предполагает одна из женщин. – Платить не хотят". – "Да какая компенсация, – отмахивается другая. – Родителям бы честное имя обелить, а то опозорили на весь Советский Союз!" – "И врут, и врут, по-божески и похоронить не дадут", – вздыхает старушка в платке и ярких галошах в красных маках, когда узнаёт, что местный священник отказался отпевать Вадима – до окончания следствия.

Процессия медленно поворачивает к кладбищу, что стоит на отшибе, с него открывается вид на желтые осенние поля. Навес на случай дождя, добротные мраморные надгробия – о могилах кубанцы заботятся так же хорошо, как о домах. В основном старики – 1922 год рождения, 1928… Пришедшие не помещаются вокруг гроба, многие стоят в отдалении, перешептываются, вытирают глаза, возле могилы навзрыд плачут женщины, говорят речи, подходят прощаться. Наконец, солдаты опускают гроб в могилу, а сзади неожиданно раздаются выстрелы почетного салюта, от которого все присутствующие как по команде вздрагивают и оборачиваются. "Пли", – командует человек в форме, слышен второй выстрел и третий, но они уже не пугают, к ним привыкли. Вот только к смерти и ко лжи привыкнуть не получится.