Украина отправила Россию с острова Змеиного вслед за ее кораблем. Россия делает вид, что уход был добровольным. Месть не заставляет себя ждать. Под ударом мгновенно оказывается Сергеевка Одесской области. Гибнут мирные люди. Вот такую "спецоперацию" поддерживают граждане РФ? Новые цифры опросов "Левады". В гостях: военные эксперты Юрий Федоров и Александр Коваленко, политический аналитик Андрей Колесников. Ведет программу "Лицом к событию" Елена Рыковцева.
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: С нами Александр Коваленко. Александр живет в Одессе. Мы будем подробнее говорить о ситуации с островом Змеиный, о так называемом добровольном уходе оттуда российской армии. Как считаете, сегодняшний зверский удар по поселку Сергеевка связан ли как-то с таким "жестом доброй воли", как уход России с острова?
Александр Коваленко: На мой взгляд, связь есть, причем прямая. Действительно, сегодня ночью по Сергеевке Одесской области был нанесен удар с воздушного пространства временно оккупированного полуострова Крым с самолетов посредством ракет Х-22. Многое указывает на то, что этот удар носил целенаправленное значение – нанести урон именно гражданским объектам, поскольку применение ракет Х-22 с их очень разрушительной боевой частью обусловлено рядом алгоритмов, которые сейчас применяет российская авиация, российские оккупанты. С учетом этих алгоритмов можно говорить о том, что это были действительно целенаправленные удары по Сергеевке, в результате чего, как уже известно, 21 человек погиб, 39 имеют ранения разной степени тяжести, были повреждено 9-этажное здание, фактически полностью был разрушен комплекс гостиничного типа, в котором находились люди, они получили травмы, и есть погибшие.
Елена Рыковцева: Наверняка вы забыли сказать, что там находился склад, в котором хранилось оружие, привезенное из-за рубежа, оно ремонтировалось, потому что поломалось в дороге.
Это были действительно целенаправленные удары по Сергеевке, в результате чего 21 человек погиб, 39 имеют ранения
Александр Коваленко: Я не знаю, находился ли этот склад рядом с пансионатом, но то, что рядом с пансионатом находился бассейн – это точно. О складе с оружием информации абсолютно нет. Даже по тем видео и фото, которые имеются, видно, что там нет никаких объектов военного назначения. Рядом с девятиэтажкой находился магазин-автомастерская. Возможно, ее приняли за какую-то мастерскую, где проводят ремонт танков и реактивных систем залпового огня: не исключено, что у них была такая развединформация.
Елена Рыковцева: Наверное, эта мастерская будет назначена мастерской по ремонту танков.
Александр Коваленко: Практически все удары в Минобороны РФ и оправдываются тем, что они якобы наносятся по неким объектам военной инфраструктуры. Из уст военного преступника Владимира Путина мы недавно слышали о том, что удары наносятся именно по военным объектам, которые пытаются спрятать где-то в гражданских застройках в городах. Оправдывать подобной чушью свои военные преступления может только последний лжец и лицемер, которым и является Владимир Путин.
Елена Рыковцева: А что ему, с другой стороны, остается? Давайте посмотрим сюжет о том, что же такое остров Змеиный, ответочка за который, скорее всего, прилетела в мирный поселок Сергеевка Одесской области.
Елена Рыковцева: С нами Андрей Колесников. Что это за мода у них на "акт доброй воли" в ситуации, когда уже невооруженным глазом видно, что они были вынуждены уйти и ушли? Почему все это называется актом доброй воли?
Андрей Колесников: Нужно как-то оправдывать неудачи. Ведь в том дискурсе, который потребляет Кремль, не может быть никаких неудач: не только на полях сражения, но и в экономике, например. Шутят же по поводу отрицательного роста, например, когда говорят, что экономического роста нет. То же самое и здесь: отступление – это "акт доброй воли". При этом, конечно, это словосочетание теряет свой первоначальный смысл и в результате становится признаком того, что вслед за этими словами наступит какая-нибудь большая акция возмездия для тех, кто мог отпраздновать победу в связи с проявлением российской стороной "акта доброй воли". Такое жонглирование словами не предвещает ничего хорошего.
Нужно как-то оправдывать неудачи, ведь в том дискурсе, который потребляет Кремль, не может быть никаких неудач
Добрая воля – это ровно то, чего стоило бы ждать от Путина и его команды в том случае, если бы начались даже не сами переговоры о мире, а подступы к ним. Но доброй воли от Путина не слышно и не видно; вероятно, мы еще долго этого не услышим и не увидим. Любые переговоры начинаются с доброй воли. Даже если ее будет проявлять кто-то вроде Мединского или Лаврова, это не будет значить ничего, потому что все решения принимает Владимир Владимирович, а он не хочет никаких мирных переговоров, он хочет продолжать воевать – это абсолютно очевидно.
Елена Рыковцева: С нами Юрий Федоров. Видите ли вы эту связь между событиями под Одессой в поселке Сергеевка и "актом доброй воли", случившимся вчера?
Юрий Федоров: Очевидно, что такая связь есть, она вполне прозрачна. Раз российская армия и военно-морской флот потерпели поражение, причем для престижа этих сил достаточно болезненное, значит, нужно как-то отомстить. Возможностей для отмщения у российской армии не так много, потому что в нормальных традиционных боях особых успехов нет, они очень тяжелые, изматывающие, чреватые большими потерями для русских. Удары по гражданскому населению ракетами, причем ракетами устаревшими, с одной стороны, а с другой стороны, оснащенными огромной массой высокоэффективной взрывчатки, которая может разрушать все в радиусе нескольких десятков метров, попросту выжигать все, стирать с лица земли, – это доступный, с точки зрения российских генералов и Владимира Путина, и вполне эффективный способ восстановления престижа российской армии.
Елена Рыковцева: Вы хоть немножко понимаете принцип, по которому они выпускают эти ракеты? Почему Сергеевка, поселок, где действительно бассейн, жилой дом, пансионат? Мы хорошо понимаем, что такое Школьный аэродром в Одессе: нельзя, чтобы на этот аэродром сел какой-нибудь невозможный, неприятный для них самолет или что-нибудь отремонтировалось в этом ангаре, – это хотя бы понятно. А случайные цели – как они выбираются?
Юрий Федоров: Я думаю, они как раз и выбираются случайным образом. Задача такого удара понятна – это удар по воле украинского народа к сопротивлению, предназначенный для того, чтобы создать в массовом сознании в Украине представление о России как о некоей чудовищной, беспощадной, бесчеловечной силе, с которой нет возможности справиться, которая подавляет все на своем пути, как языческий бог войны. Поэтому единственная возможность, которая остается у украинского населения (так, по крайней мере, могут рассуждать и российские военные начальники, и политтехнологи, которые крутятся вокруг администрации президента), – такое ощущение беспомощности, создание которого и преследуется такого рода ударами, оно является главной задачей. А куда будет нанесен этот удар: по жилому массиву, или по школе, или по больнице, – для российского начальства особого значения не имеет, важен эффект, на который в Москве, скорее всего, и рассчитывают: подавить волю к сопротивлению.
Это удар по воле украинского народа к сопротивлению
Елена Рыковцева: Понятно, что кто-то должен был озвучить идею, что Россия все равно контролирует этот остров, и ее озвучил какой-то депутат, про которого раньше никто не слышал, но теперь его все цитируют, потому что он носитель этой прекрасной и светлой мечты – продолжать контролировать остров. А что такое сегодня контроль над этим островом, и можно ли контролировать то место, откуда ты ушел?
Александр Коваленко: В данном случае имеется в виду в первую очередь огневой контроль. Как мы видим, российские оккупационные подразделения фактически с первых дней, как они заняли остров, всячески пытались там приспособить инфраструктуру для размещения в перспективе своего эшелонированного ПВО, размещения соответствующих подразделений для реализации промежуточного плацдарма по высадке в первую очередь диверсионных десантов в Одесской области. В планы входил, помимо всего прочего, еще и контроль судоходства. В перспективе планировали разместить, каким-либо образом доставить на остров Змеиный береговые противокорабельные ракеты, комплексы "Бастион", благодаря чему получили бы больший эффект от их применения по территории Украины. Сейчас они обстреливают Одессу и Одесскую область с побережья временно оккупированного Крыма, а с острова Змеиный они получали бы намного меньшее время подлета к материковой части Украины, там буквально около 40 километров до побережья. Еще их действия охватывали бы радиусом Болгарию и Румынию, чтобы можно было грозить этим странам в информационном потоке.
Как мы видим, первый подход по уничтожению этого плацдарма ВСУ реализовали достаточно эффективно. Сейчас мы пронаблюдали за вторым подходом. Говорить о каком-либо контроле, кроме огневого, не приходится. Любой контингент, который будет размещаться на этом острове в ближайшее время (будем говорить прямо), – это подразделение смертников. Российская Федерация дважды разместила свой контингент, и дважды они в итоге оказались смертниками, потому что остров находится в зоне прямого огневого поражения как ствольной, так и реактивной артиллерии, и не только. Например, в ходе нынешней зачистки использовался комбинированный способ поражающих средств. Если там разместят свои подразделения вооруженные силы Украины, вполне можно ожидать, что Российская Федерация может применить авиацию, либо свои военные корабли, либо иные средства поражения, для того чтобы наносить удары по острову Змеиный, соответственно, будут потери уже у ВСУ. Поэтому до завершения войны размещение там контингента ВСУ нецелесообразно. Если РФ решит опять разместить там свои подразделения, такое решение после двух предыдущих случаев вызовет у меня довольно жесткий диссонанс.
Любой контингент, который будет размещаться на острове Змеиный в ближайшее время, – это подразделение смертников
Елена Рыковцева: Я, может быть, сейчас задам очень глупый вопрос, но, тем не менее: если Россия официально объявила, что уходит с этого острова (остров украинский, она этого не отрицает), если этот остров снова занимает Украина, то на каком основании Россия будет его атаковать?
Александр Коваленко: Конечно же, они будут атаковать. Это война, они в любом случае будут атаковать, и это вполне предсказуемо, что бы они там ни заявляли. Любым заявлениям, которые делаются на официальном, полуофициальном или недоофициальном уровне какими-либо российскими официальными или не официальными лицами, не стоит доверять на все 100%, скажу даже больше – на 146%.
Елена Рыковцева: Что такое – Россия ушла с острова, что это будет означать?
Юрий Федоров: Это будет означать, что, скорее всего, Москва отказывается от попыток вновь занять этот остров. Те удары, которые она получила, судя по всему, от артиллерии и авиационных средств Украины в последние недели, убеждают в том, что занятие этого острова очередным гарнизоном – это просто бесполезное занятие, чреватое тяжелейшими потерями. На каждую такую попытку ВСУ будут отвечать как минимум такими массовыми артиллерийскими налетами. Соответственно, там ничего не останется от гарнизонов, которые попытаются высадить, или от вооружений, которые туда попробуют доставить.
Попытка приблизиться к этому острову со стороны российского военно-морского флота кончится плохо
Я бы еще обратил внимание на следующий момент. Подойти к этому острову российским кораблям, будь то транспортные корабли, которые должны высадить солдат и военную технику, это крайне рискованное занятие, так как все это морское пространство простреливается и украинскими ракетами "Нептун", с помощью которых был вполне благополучно потоплен крейсер "Москва", и американскими ракетами "Гарпун", тоже очень эффективными ракетами, с помощью которых не так давно был потоплен аварийно-спасательный корабль, достаточно серьезное российское судно, которое почему-то назвали буксиром, который перевозил на этот остров комплекс ПВО. Попытка приблизиться к этому острову со стороны российского военно-морского флота кончится плохо. С этого острова пришлось уйти, я думаю, навсегда: об этом свидетельствует вся динамика идущей войны. Я полагаю, попыток занять этот остров уже не будет.
Елена Рыковцева: Вы согласны с Александром в том, что и украинской армии тоже рискованно возвращаться на этот остров?
С острова Змеиный пришлось уйти навсегда: об этом свидетельствует вся динамика идущей войны
Юрий Федоров: Да, конечно. На этом острове нет никаких укрытий, нет даже возможности их построить. Это плоская скалистая полоска земли, и строить там какие-то подземные сооружения – дело крайне затратное и длительное: я думаю, никто из противоборствующих сторон этого не допустит. Там есть несколько неразрушенных зданий, но укрыться в них от артиллерийского или авиационного огня, от ударов российскими "Ониксами" и "Калибрами" невозможно. Для ВСУ занятие этого острова тоже ничего не даст. Кроме того, в нынешней ситуации это просто бессмысленно. Хорошо, будут держать там какой-то гарнизон, а чем он будет вооружен? По-хорошему туда нужно было бы поставить какие-то противокорабельные ракеты, но Украине это и не нужно, потому что этот регион Черного моря и так простреливается с берега. Никакого смысла в том, чтобы занимать этот остров, для Украины нет.
Елена Рыковцева: Раньше ведь этот остров использовался в научных целях, но ученые способны подождать, не те времена.
Александр Коваленко: Сейчас речь идет не столько об изучении флоры и фауны данного острова; мы прекрасно понимаем, что любое присутствие там даже гражданских специалистов крайне рискованно, и это недопустимо.
Елена Рыковцева: Я предлагаю посмотреть опрос наших московских прохожих: что они думают о причинах ухода России с острова Змеиный.
Елена Рыковцева: Что-то я не услышала в этом опросе от каждого слов, что это был жест доброй воли, мы же мирные люди, и вообще, мы там освобождаем: люди не воспроизводят этот пассаж.
Я увидел в этом опросе абсолютное равнодушие, желание отодвинуть от себя эту войну, существовать в параллельном треке, где есть мирная жизнь
Андрей Колесников: Тем не менее они воспроизводят другую очень распространенную концепцию: что там наверху виднее, они сами разберутся, они лучше нас знают, они профессиональнее; это военный вопрос, это вопрос высших чинов, а не наше дело, мы не в курсе. Вот это перекладывание ответственности вообще за все, что происходит во время этой "специальной военной операции", – абсолютно типичное поведение людей, чья хата с краю.
Вот что я увидел в этом опросе: абсолютное равнодушие, желание отодвинуть от себя эту войну, существовать в параллельном треке, где есть мирная жизнь, тем более в Москве. А на другом треке, который существует в то же самое время, происходят какие-то боевые действия, которые объясняются высшими интересами Российской Федерации, и эти действия нужно поддерживать, особо не вовлекаясь. Вовлекаться в это совсем не хочется, очень не хочется самим попасть в окоп, самим участвовать в принятии такого рода решений даже на земле, на низшем уровне. Это совершенно типичная история для того этапа "специальной военной операции", который сейчас существует, – люди не хотят вовлекаться во все это. Интерес к боевым действиям, к военной операции падает – это фиксирует социология, происходит некое дистанцирование от того, что происходит там, люди хотят жить нормальной жизнью, не нести ни за что ответственность.
Елена Рыковцева: О том, что говорит социология, мы как раз сейчас узнаем из сюжета, потому что получены свежие цифры поддержки.
Интерес к боевым действиям падает, люди хотят жить нормальной жизнью, не нести ни за что ответственность
Елена Рыковцева: Александр, что должно произойти, чтобы сбить эти цифры поддержки так называемой "специальной операции" среди россиян? Что может на них повлиять для того, чтобы они прекратили думать, что это во благо России?
Александр Коваленко: Я сомневаюсь, что большинство респондентов, даже с учетом того, что это был анонимный опрос, были достаточно откровенны. Сейчас в информационном потоке постоянно формируется нарратив неодобрения подобного рода так называемой "операции", а на самом деле войны; само по себе неодобрение является уже каким-то преступлением, на уровне подсознания, так или иначе, но человек по указке в первую очередь пропагандистского фона, который давит на него 24 на 7, просто не может, а именно должен одобрять и поддерживать все эти военные преступления. К этим военным преступлениям относятся не только действия российской армии в Украине, но и все решения, которые принимаются относительно этих действий на всех уровнях, начиная от военного командования и заканчивая ситуацией внутри самой России на уровне местных чиновников, местных органов власти и так далее. Поэтому я бы на сто процентов не доверял этому опросу, поскольку не вижу в нем действительно откровенных, честных ответов.
Другой интересный момент. Фактически с самого начала вторжения на территорию Украины у нас в Украине ведется подсчет потерь российской армии, Генштаб Украины регулярно публикует информацию о ее потерях, имеются и другие аналитические сводки по этим данным. Самое интересное – даже не сравнение с официальными данными Минобороны РФ, а в открытых источниках российских СМИ появляется официальная информация о захоронениях в тех или иных регионах. Официальные похороны, зафиксированные в новостных лентах, уже в несколько раз превышают официальные цифры потерь, выдаваемые Минобороны РФ. Уже есть недоверие хотя бы по этому аспекту.
Кстати, важный момент. Это уже неоднократно подчеркивалось: значительная часть воюющих в Украине российских военнослужащих – из наиболее бедных регионов России: Тыва, Бурятия и так далее. Я периодически захожу на Сибирь.Реалии, где ведется учет новых убитых в войне жителей Сибири, и вижу, как этот список пополняется даже на официальном уровне открытых источников. До тех пор, пока у граждан РФ действительно не перегорит реле, которое блокирует им инстинкты самовыживания, они не поймут, что по официальным данным Генштаба Украины, в Украине уничтожено больше 35 тысяч граждан РФ, большинство из которых – молодые люди: будущий генофонд страны уничтожен. Не менее 80 тысяч – это раненые, ранения разной степени. Многие пытаются закрыть глаза на те военные преступления, которые совершаются в Украине, оправдывать даже удары по Кременчугу, оправдывать Бучу, оправдывать сегодняшний удар по Одесской области и все остальные преступления, – хорошо, этим занимается ООН. Сейчас ООН только начала расследования относительно преступлений, совершенных в Украине, и по предварительным данным уже по 30 городам имеются следственные заключения о военных преступлениях. На это пускай закрывают глаза. Но пора бы россиянам открывать глаза на то, что их генофонд "демилитаризируется" и "денацифицируется" в Украине. Наверное, с того момента и произойдет перелом, который изменит все эти рейтинги популярности.
Елена Рыковцева: Вы очень точно сейчас сказали о недоверии данным Минобороны именно в сравнении с официальными источниками, потому что мы вчера показывали репортаж федерального канала, где говорится, как мы чтим память воинов, которые участвуют в спецоперации. И в этом репортаже называют пять фамилий: трое живых, висят на билбордах в Москве, два погибших, портреты которых, почему-то нарисованные, висят на билбордах в Омске. Корреспондент этого канала "Россия-24" говорит: вы можете подробнее узнать об их подвиге на странице Минобороны под названием "Подвиг Z". Мы идем на эту страницу, видим 347 фамилий, и среди них находятся только три фамилии живых, а тех, которые погибли в Омске, в этом списке нет, они как бы уже и не подвиг. Так что вы совершенно правы: у телезрителя, который хочет сверить это, возникает недоверие.
Пора бы россиянам открывать глаза на то, что их генофонд "демилитаризируется" и "денацифицируется" в Украине
Александр Коваленко: О погибших говорить, видимо, в официальной статистике уже непопулярно. Если послушать отчетность Министерства обороны… На прошлой неделе мне понравился один момент. Генерал Конашенков (я даже не понимаю, как он заполучил эти звезды на свои погоны с учетом того, насколько бездарно он врет): с разницей буквально в 24 часа между его отчетами количество уничтоженной в Украине артиллерии резко изменилось – на тысячу единиц. Они просто резкими движениями меняют эти цифры, создают бравурную риторику, видимость каких-то невидимых побед, и при этом время от времени заявляют о жестах доброй воли.
Елена Рыковцева: Андрей, что было, что стало, что фиксируется социологами: спад интереса к этой операции, спад поддержки, или все-таки рано говорить о спаде?
Андрей Колесников: О спаде поддержки говорить рано, зато можно говорить о том, что равнодушие становится доминирующим чувством. Война далеко, а здесь идет своя жизнь. Война, безусловно, присутствует в разговорах. Те, кто не обращают на нее внимания, продолжают не обращать внимания. Происходящее не консолидировало нацию, на чем без конца настаивает Путин, оно нацию раскололо. Есть люди, которые действительно поддерживают операцию, и это видно по социологическим исследованиям. Где-то половина определенно говорит о том, что операцию поддерживает, процентов 20–30 – это колеблющиеся, боящиеся люди, которые хотят прислониться к мейнстриму, чтобы не отличаться от других, не иметь проблем на работе, – это абсолютно естественно. Поэтому тотальной поддержки нет, но она существенна.
Раскол идет по семьям (родители – дети), по дружеским отношениям. Я знаю случаи, касающиеся людей, которым уже очень много лет (80, даже под 90), это означает разрыв 60–70-летних дружеских отношений. Это полный кошмар, потому что люди действительно не просто раскалываются по поводу того, что происходит, их позиция радикализируется. На самом деле в общественном сознании идет гражданская война – это серьезные вещи. Эта война поддерживается, поощряется властями, их риторикой. "Национал-патриоты" – такого понятия нет в законодательстве, тем не менее Путин ввел его в оборот. Он ввел в оборот и понятие "пятая колонна", и "самоочищение нации". Раз нация самоочищается – это команда "фас" для того, чтобы доносить на соседа, доносить на своего студента или студенту доносить на своего преподавателя. В школе бывают случаи, когда родители, узнав что-то такое от своего ребенка, доносят на учителя. Это возвращение сталинских паттернов поведения.
Происходящее не консолидировало нацию, на чем без конца настаивает Путин, оно нацию раскололо
Елена Рыковцева: Правильно я понимаю, что этот раскол по линии поддержки – не поддержки операции гораздо глубже и тяжелее, чем даже раскол по линии Крыма? Во-первых, доносов я тогда не помню, такого не было. Во-вторых, вам, я думаю, гораздо тяжелее принять позицию человека, который поддерживает эту войну, чем позицию человека, который поддерживает аннексию?
Андрей Колесников: Да, безусловно. К тому же то, что было в 2014 году, считалось легкой прогулкой, присоединением, возвращением без единого выстрела. Сейчас тоже пытаются внедрить мирный нарратив, что мы просто возвращаем утраченные земли, освобождаем их без особых потерь, так как наши удары точны. Соответственно, мы эти территории будем поднимать, потому что Украина их не поднимала. Такая риторика была по поводу Крыма: что он был запущен, а сейчас мы его поднимаем со своими колоссальными ресурсами и своей мирной волей. Тогда преобладали позитивные чувства, и человек, который не радовался вместе со всеми остальными, выступал против аннексии Крыма, считался таким дурачком: не понимает всеобщего счастья, ну и бог с ним. Хотя слово "национал-предатель" Путин употребил еще в марте 2014 года, это давняя история.
Сейчас это обретает темную, глухую силу, все эти высказывания и споры носят катастрофический характер для жизни людей. То, что произошло, – это гигантский шок даже для тех, кто поддерживает эту операцию, потому что у людей не было своего мнения, как к этому относиться, это абсолютно беспрецедентная ситуация. Это не очень похоже даже на чеченскую войну, не похоже на противостояние с Грузией, которое было коротким, это какие-то продолженные действия, которые никак не кончаются. Про это можно на время забыть, но оно все равно напоминает о себе, как жужжащий комар. Это, конечно, другая, более тяжелая психологическая ситуация, повторюсь, даже для сторонников этой операции.
Елена Рыковцева: Юрий, что должно повлиять на отношение этих людей к спецоперации? Мы видим, что тактический проигрыш России влияет на них в сторону озлобления, сразу же поднимается волна на этих ура-патриотических форумах. Вы помните, какая поднялась волна злобы и ненависти к товарищу Мединскому, который объявил о том, что мы уходим из-под Киева, – это был первый "жест доброй воли". Если говорить о людях, которые пока поддерживают это, что должно случиться, чтобы перестали?
Юрий Федоров: Я, честно говоря, не уверен, что можно в обозримой перспективе ожидать чего-то такого, что кардинально поменяет отношение массового сознания к войне. Давайте посмотрим: люди стараются как-то отмежеваться от этой войны – это не наше дело, это дело начальства. Это попытки поставить себя в положение некоего нейтрального наблюдателя, человека, которого вся эта ситуация не очень касается. Тщательно просматривая все возможные источники, рассказывающие о России, я пытаюсь найти сколько-нибудь заметное количество людей с антивоенными выступлениями и, к сожалению, не нахожу. Активного сопротивления, активного неприятия этой войны, по крайней мере, в поведении масс, не просматривается. Это значит, что война идет пока сама по себе, а люди существуют сами по себе.
В прошлом было много разговоров относительно того, что пойдут потери, начнут привозить погибших в маленькие города, в поселки, в деревни. Привозят. Мы действительно видим, что потери колоссальные по сравнению с масштабами войны, с количеством войск, которые там участвуют. 30 с лишним тысяч только убитых. Даже если пользоваться западными оценками, которые несколько меньше, чем те, что дает Генштаб Украины, все равно это около 30 тысяч. Вообще-то это очень много – это в два раза больше, чем количество погибших в Афганистане, если пользоваться официальной статистикой. Тем не менее, то, что можно увидеть в пабликах, в социальных сетях, скорее свидетельствует о том, что семьи погибших воспринимают это как нечто само собой разумеющееся: сын, брат, муж пошел на войну – ну, убили.
Что важно – это получить компенсацию, а компенсации достаточно большие. Я очень болезненно воспринимаю то обстоятельство, что для достаточно многих, наверное, компенсация важнее, чем смерть близкого человека (никаких социологических данных по этому поводу я найти не мог, а может быть, их вообще нет). Это свидетельствует о каких-то очень глубоких пороках российского массового сознания, как, собственно, и попытка отмежеваться от войны. Это очень тревожный момент, который свидетельствует о пассивности российского общества в целом, несмотря на достаточно трагическую военную ситуацию. Эта пассивность может иметь очень тяжелые политические последствия в будущем.
Все это может очень плохо кончиться: безразличие является той почвой, на которой возрастают самые чудовищные фашистские режимы
Елена Рыковцева: Меня тоже резанула эта история, опубликованная в абсолютно прогосударственном издании "Лайф", когда достаточно молодая женщина, потерявшая сына в ходе этой войны, также потеряла компенсацию, потому что ее обманули мошенники, забрали у нее компенсацию под какие-то кредиты, подделали ее подпись. "Лайф" действительно делает все акценты на этой истории с компенсацией: как она потеряла компенсацию, а не как она потеряла сына. Я не очень этому удивляюсь, потому что вспоминаю свой разговор накануне войны с братом контрактника, который стоит на этой границе и знает, что ему в любую минуту могут отдать приказ идти в Украину. Этот брат говорит ему: ты же имеешь право оттуда уйти. Но этому контрактнику-брату не дала уйти жена, потому что вдруг не пойдут, а он лишится зарплаты и денег.
Юрий Федоров: Таковы общественные настроения и общественные идеалы в России. Все это может очень плохо кончиться, потому что безразличие является той почвой, на которой возрастают самые чудовищные фашистские режимы. Когда массы населения остаются равнодушными к происходящему с ними, когда теряется то, что можно громко или пафосно назвать нравственными ориентирами, когда люди теряют представление о том, что хорошо, а что плохо, так оно и происходит.
