Москва сегодня косо смотрит на западных журналистов, высылает их, обвиняет в шпионаже и закрывает их бюро. Истиной в последней инстанции считается только информация, исходящая из Кремля и Министерства обороны. В этом отношении путинский режим не отличается от сталинского. Тем не менее даже в этих условиях журналисты находили возможность исполнять свой профессиональный долг.
Британский журналист Алан Филпс, сам работавший в Москве и высланный из нее, написал книгу о своих коллегах, освещавших Вторую мировую войну, находясь в Советском Союзе. Она называется "Красная гостиница". Сегодня Алан – гость "Обратного адреса".
– Алан, я с огромным интересом прочитал вашу книгу, потому что мы с вами ходим близкими тропами. Я нашел в ней знакомые мне эпизоды и людей, о которых сам писал, – например, американца Эдди Гилмора и его русскую жену Тамару. Обо многих мне не удалось найти подробностей, а вы нашли благодаря архивам и личным встречам с некоторыми из ваших героев и их потомками. Вы пишете, что после начала немецкого вторжения в Советский Союз Черчилль настоял на том, чтобы Москва аккредитовала американских и британских журналистов: ему нужна была объективная информация. Сталин нехотя согласился, но максимально изолировал прибывших в СССР корреспондентов. Они добирались, как правило, сложным и опасным путем – с арктическими конвоями союзников, которые доставляли оружие для Красной Армии и подвергались нападениями немецкой авиации и подводного флота. Их долго не пускали в столицу – пока шла битва за Москву, они жили в Куйбышеве, куда были эвакуированы иностранные посольства и советские наркоматы. Но и в Москве, когда им было позволено туда приехать, у них возникли проблемы. Какие именно?
– Ну, прежде всего, журналистов размещали в очень комфортабельной гостинице в Москве, и они могли общаться с высокопоставленными русскими дипломатами, пить водки сколько влезет и есть икру, но им четко давали понять, что они никогда не увидят никаких сражений. Они думали, что приехали освещать войну, но это было исключено. Они не получали аккредитации в Красной армии, но если они вели себя хорошо, их могли отвезти на экскурсию с сопровождением на места уже закончившихся боев, которые к тому времени подчищали. Так что они никогда не видели реального боя, и они не особо интересовались Сталинградской битвой. Там, конечно, советскому правительству было что показать, но самой битвы они не видели. Их привезли на место спустя пару недель после того, как немецкая армия капитулировала. Им говорили, что единственным источником информации должны быть советские газеты, а советские газеты в то время были, как вы знаете, очень тонкими и в основном содержали пропагандистские материалы. Почти никто из них не говорил по-русски. Исключением был британский корреспондент Александер Верт, который родился в Санкт-Петербурге в англо-немецкой семье, уехавшей из России после революции. Он говорил по-русски совершенно свободно, а остальные зависели от своих русских переводчиков – женщин, которых поставляла политическая полиция НКВД. Так что они были не очень довольны, а когда они жаловались, им отвечали. Самым ясным был ответ Эренбурга, влиятельного советского писателя и военного пропагандиста. Он сказал однажды, что в военное время любой объективный репортер подлежит расстрелу. Им ясно давали понять, что если они хотят остаться, то они должны считать себя частью советской военно-пропагандистской кампании. И если они будут вести себя соответственно, то время от времени их будут вывозить на экскурсии, а если нет, то лучше им поискать для своих репортажей какие-нибудь другие поля сражений.
Эренбург сказал однажды, что в военное время любой объективный репортер подлежит расстрелу
– Этой гостиницей был "Метрополь". В записках иностранцев, посещавших Москву в 30-е годы, я встречал описания "Метрополя". Все они обращают внимание на то, что по вечерам ресторан отеля заполняли красивые молодые женщины. Вы цитируете Эдгара Сноу, который назвал "Метрополь" после начала войны "большим, но запущенным публичным домом". Вы сами говорите, что помощниц иностранным корреспондентам поставлял НКВД. Так кто они были такие, "девушки Метрополя", как вы их называете в заголовке одной из глав книги?
– Все было не так просто. Я бы сказал, что даже во время Первой мировой войны и большевистской революции "Метрополь" был известен как место, которое приличные девушки не посещали. Приличная девушка могла испортить себе репутацию, если ее видели в "Метрополе". Сказать, что они были агентами НКВД, было бы неверно. Некоторые из них были связаны с НКВД, но, судя по всему, у них была нехватка привлекательных женщин, которые достаточно хорошо говорили бы по-английски. А некоторые хорошо говорили по-английски, но они должны были пройти проверку НКВД, а потом каждую неделю встречаться со своим куратором и сообщать ему, что говорил журналист, кто его друзья, куда он ходил и что делал. По большей части это была довольно скучная информация, потому что большинство журналистов предпочитало безвылазно сидеть в "Метрополе", особенно зимой. Они просматривали газеты и пили все, что попадалось под руку. Наиболее эффективным агентом, способным заставить корреспондента видеть окружающий мир и войну глазами советского правительства, была женщина по имени Валентина Скотт. Она была советской гражданкой, которая вышла замуж за американского студента, отсюда и фамилия Скотт. Она, несомненно, служила в Красной армии – я не уверен, в каком качестве.
– В книге сказано, что она была снайпером и парашютисткой и отличилась при подавлении одного из антибольшевистских восстаний в Сибири.
"Боевой киносборник" №4. Письмоносица Стрелка из фильма "Волга-Волга" (Любовь Орлова): "Наша страна не одинока в этой борьбе. С нами все угнетённые фашизмом народы, с нами передовые, могущественные страны мира – Америка и Англия!" Сентябрь 1941.
– Ее нанял журналист Ральф Паркер, и она весьма успешно превратила его, я бы сказал, в ценного пропагандиста советской стороны. Она была исключением. Остальные просто докладывали в НКВД и говорили журналистам, с которыми они работали, что им приходится это делать. Похоже, все были довольны таким положением вещей.
– Вы пишете, что журналисты союзных стран, работавшие в Советском Союзе во время войны, со временем разделились на два лагеря, названия которых, учитывая лексику того времени, я бы перевел как "кремлевские прихвостни" и "фашистские выродки". Или "звери". Поясните, что подразумевалось под этими ярлыками.
Они были корреспондентами-диссидентами
– Кремлевские прихвостни были убеждены, что Сталин имеет право на то, на что он претендует после войны, то есть на половину Европы, и в этом духе писали свои статьи. И Ральф Паркер из New York Times был одним из них. "Фашистские выродки" – это было такое ругательство, которое применялось в советских газетах по отношению ко всем, кто критиковал Сталина или советскую систему. Они не были фашистами и, скорее всего, зверьми тоже не были, но они были, если можно так сказать, корреспондентами-диссидентами, которые день и ночь спорили, пытаясь пробить свои публикации, но это им почти никогда не удавалось. Они постоянно были недовольны, и это их отличало.
– Давайте расскажем об одной из ваших героинь, Тане Светловой. Она ведь тоже была "фашистским зверем".
– Да, она была фашистским зверем. Таня была очень интересной женщиной. Я познакомился с ней в 80-х годах. Тогда и зародился мой интерес к этой истории. Я тогда работал корреспондентом Би-би-си в Северной Африке, но это другая история. Таня родилась в Грозном, в центре нефтяной промышленности. Ее дедушка был достаточно влиятельным священником, ее отец был врачом, так что ее происхождение считалось буржуазным. Она была очень красива, со вкусом одевалась, прекрасно танцевала и хотела стать актрисой. Но она не могла получить никакого высшего образования из-за испорченной биографии. Она не была пролетарского или крестьянского происхождения, а поскольку она была провинциалкой, у нее не было никаких связей. Она оставила свои мечты стать актрисой, занялась английским, стала преподавать английский язык. Когда она наконец попала в Москву, она случайно услышала (в парикмахерской, между прочим), что в "Метрополе" требуются переводчицы с английским языком. У нее в квартире был телефон (во время войны им пользовались пожарные и дежурные, наблюдавшие за бомбежками). Ей удалось дозвониться в "Метрополь", связаться с британским журналистом, и, наконец, ее познакомили с молодым британским корреспондентом – Рональдом Мэтьюзом. Он был журналистом старой школы: его главным интересом была выпивка, а журналистика – вторичным. Таня была заметна не только благодаря своей внешности, но и потому, что она была очень энергична. В общем, она доказала, что может быть его переводчицей. И, кажется, через неделю после этого Ронни встал перед ней на колено и заявил: "Таня, ты самая потрясающая девушка, какую я когда-либо встречал. Ты выйдешь за меня замуж?"
– Они поженились, но это не означало, что она может уехать из страны. Мэтьюз провинился перед советскими властями.
– Он хотел сына. Они поженились в ЗАГСе под портретом Сталина с маленькой девочкой, которая протягивает ему букет цветов. Власти и НКВД не любили Мэтьюза, поскольку он довольно быстро превращался из тихого фашистского зверя в громогласного фашистского зверя. Был известный эпизод в Саратове на вокзале. Он был выпивши, увидел толпу народа и обратился к ней по-английски, поскольку ни слова не знал по-русски: "Вы бараны, вам лгут, в этой стране нет правды!", и переводчикам пришлось его кое-как увести.
– И второй еще был инцидент: на банкете он провозгласил тост за папу римского.
– Ну да. Собственно, он предложил этот тост только Молотову, и на это тоже косо посмотрели. Молотов, конечно, тоже был сильно пьян, иначе он бы проигнорировал такую провокацию.
Киножурнал Gaumont British Newsreel. Хроника первого месяца войны. Буденный, Тимошенко, Ворошилов, Сталин. Труженики тыла. Визит личного посланника Рузвельта Гарри Гопкинса в Москву. Его встречает замначальника Совинформбюро Соломон Лозовский.
– У Рональда и Тани родился сын Кристофер. Как все-таки им удалось уехать?
Русские хотели, чтобы Мэтьюз уехал
– Русским женам иностранцев становилось все труднее выбраться из страны. Американское посольство действовало в этом отношении более успешно, помогало этим женщинам уехать, британцы в этом не слишком преуспели. Русские хотели, чтобы Мэтьюз уехал, он им мешал. Но он настаивал на том, чтобы ему было позволено взять с собой жену, и в этом и была главная проблема. В конце концов отец Мэтьюза умер, а его мать была очень больна. Власти разрешили Мэтьюзу выехать с женой на время с тем, чтобы его мать могла повидать своего новорожденного внука. Думаю, план состоял в том, чтобы заставить Таню остаться. Они должны были лететь на самолете сначала в Баку, а оттуда в Тегеран. И когда они садились бы на самолет до Тегерана, Тане сообщили бы, что возникли проблемы, так что Мэтьюз улетел бы один, а она бы осталась. Но этого не произошло. После этого советские власти долго требовали от британского посольства ответа: "Мадам Мэтьюз обещала вернуться, когда же она вернется?" Разумеется, она никогда не вернулась.
– Мэтьюзы забрали их общего сына, но дочь Тани от первого брака, Аня, осталась с отцом в СССР. Первый муж Тани, кинооператор на студии документальных фильмов, уверял ее, что отпустит дочь, если она получит разрешение на выезд. Но органы провели с ним соответствующую работу, и когда она приехала за Аней, наотрез отказался отдать ее. Они даже подрались. В Баку их задержали на двое суток – ждали команды из Москвы. Мэтьюзу разрешали улететь одному. Многие британцы и американцы так и делали, оставляли своих русских жен. Но Мэтьюз был упрям и очень любил жену. Видимо, в Москве поняли, что иного способа избавиться от него не существует. И разрешили им уехать. Мысль о дочери не давала Тане покоя. Она серьезно заболела. Врач диагностировал злокачественную опухоль. Таня послала первому мужу медицинское заключение, умоляя его добиться разрешения на выезд для своей дочери и матери, чтобы она могла попрощаться с ними. Он сделал это. И произошло чудо. Ее матери и дочери разрешили выехать. Это был короткий период послевоенной оттепели в отношениях союзников. В июле 1946 года Аня с бабушкой прилетели в Париж, где тогда работал Мэтьюз. Ну а диагноз оказался ошибочным. Когда стало ясно, что они не вернутся, первого мужа Тани исключили из партии и уволили с работы.
Алан, вы познакомились с Таней Мэтьюз в Тунисе в 80-е годы. Что она там делала, какое положение занимала?
– Статус у нее был уникальный. Ронни хорошо говорил по-французски, и в конце концов он отправился корреспондентом на войну в Алжире описывать конец колониализма в Северной Африке. База у него была в Тунисе. И в это время газета, на которую он работал, вдруг прекратила свое существование, и у них оказалось очень мало денег. А потом он умер (в мае 1967 года. – В. А.), и Таня немедленно заменила его и начала работать по всем его журналистским заданиям. Она работала в Daily Telegraph и стала корреспондентом африканской службы Би-би-си. Она была уникальной личностью. В Тунисе она знала всех. Отлично играла в гольф и играла с разными важными людьми. Так что она могла писать репортажи о том, о чем никто другой писать не осмеливался, поскольку это было полицейское государство. К ней стоило прислушиваться. Как раз в это время я с ней познакомился. Новостей было немного, я работал для Reuters, и я помню роскошные ланчи на ее вилле на берегу моря в Сиди-Бу-Саид. Это прелестная деревня, где все дома покрашены в синий цвет, с прекрасным видом на Средиземное море. Она рассказывала о том, как она жила в Москве, как вышла замуж и как ей удалось бежать. Я подумал, что это интересная история, которую я раньше никогда не слышал, и в конце концов сумел найти других переводчиц, оставивших воспоминания. Вот так и получилась эта книга.
– Таня Мэтьюз скончалась в августе 1999 года на 86-м году жизни. Ее и Рональда сын Кристофер тоже стал журналистом. Он возглавлял бюро Reuters в Риме, был там популярной личностью и даже снялся в эпизоде у Феллини в фильме "Казанова". Крис Мэтьюз умер в ноябре 2022 года. Ему было 79 лет.
Алан, поговорим теперь о Ральфе Паркере. Он как раз из группы "прихвостней". У него довольно запутанная биография.
Он не принадлежал к высшему классу и не знал толком, где его место
– Я потратил два или три года, пытаясь ее распутать. Он был очень непохож на Таню: Таню все любили, а Ральфа недолюбливали, к нему относились с подозрением. Кажется, один из его коллег в то время говорил, что он чувствовал себя неловко в собственной шкуре, да и с другими людьми тоже. Частично это объясняется английской классовой системой. Несмотря на то что он учился в Кембридже (он был очень одаренным студентом), родом он был с севера Англии из пригорода Манчестера. Его родители не были крупной буржуазией – они снабжали мелочные лавки предметами домашнего обихода: кастрюли, иголки, булавки, скатерти и все такое. Он не принадлежал к высшему классу и не знал толком, где его место. Когда он попал в Кембридж, он себя позиционировал как молодой тори, убежденный консерватор. Он вместе с другими студентами сочинял памфлеты, в том числе и такой, в котором он утверждал, что социализм никогда не будет возможен в Британии, поскольку он противоречит обычаям и жизненным установкам. Как бы то ни было, когда он окончил Кембридж, он увидел, что все его консервативные друзья выбрали карьеру в юриспруденции, в каких-то семейных предприятиях или в чем-то подобном. У него же никаких вариантов не было. И тогда он, похоже, сдвинулся влево под влиянием приятеля, с которым он любил путешествовать. В любом случае он хотел быть журналистом, и он начал свою карьеру в Праге в то время, когда Чехословакию уже захватывали нацисты, то есть время было достаточно сложное. Там он достиг успеха, но вскоре ему пришлось уехать, точнее, бежать в течение суток вместе с его чешской помощницей, которую иначе должны были арестовать и, возможно, повесить.
– Генерал Павел Судоплатов, один из руководителей советской разведки того времени, в своих мемуарах пишет, что в Югославии Паркер был завербован НКВД. Вот цитата:
Руководящий работник нашей контрразведки, бывший нелегал в США (Гранит) – Норман Бородин достиг впечатляющего успеха, перевербовав одного из видных английских разведчиков. В годы войны этот человек сыграл роль не менее важную, чем Ким Филби. Это был Ральф Паркер. В 1937–1939 годах он был резидентом английской разведки в Белграде под прикрытием должности консула. Уже тогда начались первые контакты с ним по линии нашей агентуры. 30 октября 1941 года Паркер появился в Москве как корреспондент английской газеты "Таймс" и ряда ведущих американских газет. Паркер был одним из наиболее ценных сотрудников английской резидентуры, возглавлявшейся представителем "Интелидженс сервис" генералом Хиллом.
– Вы верите Судоплатову?
– Его работа на британскую разведку в Югославии состояла в том, чтобы наблюдать за итальянцами в Албании, совсем рядом. Он работал на границе и сообщал о том, что делали итальянцы. Он был шпионом, но журналистике сопротивляться не мог, так что он передал кому-то из "Нью-Йорк таймс" довольно значительную сенсацию о деятельности итальянцев. А это привело к тому, что в конце концов немцы вынудили его уехать, так как их влияние там постоянно возрастало. Короче говоря, ему пришлось уехать, и он оказался снова в Англии. Его жена-чешка была беременна (та самая помощница; она умерла через четыре дня после родов. – В. А.). А затем его история становится в большей степени личной, чем политической.
– Так как же все-таки с Судоплатовым?
– Я с большим подозрением отношусь к сотрудникам разведки, когда они начинают писать, чтобы заработать денег. Я не уверен. В конце концов, его обвиняли в том, что он работал на немцев, но это обвинение было ложным. С чем я действительно согласен, так это с тем, что, когда он был в Москве, он хотел быть больше чем репортером. Он хотел также понемногу шпионить. В частности, он был своего рода посредником между британским посольством и некоторыми лицами в советских шпионских кругах. Это было одной из причин того, что в посольстве ему не доверяли. Посол Британии отказывался с ним говорить, поскольку считал, что все, что он скажет, будет немедленно передано советской разведке.
– Это тоже полезная функция.
– Он играл за обе стороны. Чем бы он ни занимался, он хотел большего. Он не хотел быть просто репортером. Например, британский посол сказал: "Я не желаю говорить с этим человеком и не хочу видеть его в посольстве". Но два заместителя послов – британского и американского – Джордж Кеннан, известный специалист по России, и Фрэнк Робертс, потихоньку каждую неделю встречались с Ральфом Паркером за ланчем. Он рассказывал им всякие подробности, например, что говорят рабочим на фабриках и прочие истории, которые не попадали в прессу.
– Это сообщение Паркера Фрэнк Робертс упоминал в одном из своих интервью:
На одном из этих завтраков в апреле 1945 года, как раз за месяц до окончания войны, Паркер сказал нам: "Происходит нечто неприятное. Партийные агитаторы разосланы по фабрикам и заводам, и тема их выступлений такова: мы, русские должны перестать считать американцев и англичан своими союзниками. То, что мы воевали вместе с ними против немцев, – чистое совпадение, с таким же успехом все могло быть наоборот. Все они – наши враги". И скоро своевременное предупреждение Паркера начало обрастать фактами.
Ссылки на информацию Паркера можно найти и в американской дипломатической переписке.
Чем бы он ни занимался, он хотел большего
– Это позволяло американскому и британскому посольствам сохранять вид, что они держат руку на пульсе в то время, как им не разрешалось никуда ходить или общаться с русскими. В обмен на это он мог получать кое-что от британцев и американцев. Странным образом Джордж Кеннан, по-моему, достаточно наивно ожидал, что, поскольку у Паркера было множество связей среди высших советских чиновников, он сможет разъяснить всю закулисную интригу и поможет Кеннану, минуя обычную бюрократическую процедуру, поговорить с кем-то важным. Так что несмотря на то, что официально послы его избегали, другие люди считали, что он – один из немногих, кто мог сообщить им нечто, чего они не знали, но хотели бы знать.
– В воспоминаниях Кеннана есть такой эпизод. 8 мая 1945 года, когда ликующие москвичи собрались большой толпой у американского посольства, чтобы приветствовать союзников, Паркер с женой напросились к Кеннану, чтобы полюбоваться на это зрелище с балкона. Постояв на балконе, Паркер обратился к Кеннану: "Замечательно, не правда ли?" Далее Кеннан пишет:
Я ответил, что это действительно хорошо, но в то же время печально. Он попросил меня объясниться. Я ответил, что эти люди на улице уже много перенесли в своей жизни и теперь надеются, что победа принесет улучшение жизни, хотя в мире все еще нет безопасности, в России предстоит трудное восстановление хозяйства, а мирное время едва ли будет похоже на мечты этих людей о нем.
Через несколько лет Кеннан прочел в книге Паркера "Заговор против мира", изданной в Советском Союзе:
Я заметил на лице Кеннана, наблюдавшего эту волнующую сцену, странно-недовольное и раздраженное выражение. Потом, бросив последний взгляд на толпу, он отошел от окна, сказав злобно: "Ликуют... Они думают, что война кончилась. А она еще только начинается".
– Я не согласен с мыслью Судоплатова о том, что он был так же важен, как Филби. Разумеется, когда он приехал в Москву после того, как работал на британскую разведку на Балканах, он довольно много знал о британских диверсиях, британских планах в этом регионе. Он мог бы им сообщать, о чем говорили дипломаты, и у него были довольно близкие отношения с британскими разведчиками того времени. Он мог передать русским, что они думали на самом деле. Так что он был готов к обмену информацией. Подозревали ли его? Да. И его советскую жену Валентину тоже подозревали. Но его также и терпели, поскольку у посольств было очень мало контактов с кем бы то ни было, кроме редких официальных встреч с советскими чиновниками. Вот так это мне видится.
– В какой-то момент его отношения с британскими и американскими коллегами окончательно испортились, стали откровенно враждебными. Гилмор рассказывает даже о драке, случившейся прямо в Наркоминделе между Паркером и Гарольдом Кингом.
– Да, так оно и было. Это произошло из-за его жены. Британские и американские репортеры считали, что Валентина его практически контролирует. Они говорили, что Валентина – полковник КГБ.
– А в чем была суть конфликта?
– Ральф Паркер хотел, чтобы его жена посещала пресс-конференции, которые давались исключительно для британских и американских журналистов. Тогдашний глава бюро Reuters Гарольд Кинг серьезнейшим образом возражал против этого. Он говорил: "Ты не имеешь права приводить эту женщину! Она шпионка!" Ральф был довольно крупным мужчиной, он подошел к Кингу и чуть не ударил его кулаком в лицо, но его остановил другой журналист, американец Эд Гилмор. Эд Гилмор удерживал Паркера, чтобы тот не мог ударить Кинга. Валентина присутствовала при этом, и она решила, что это Гилмор напал на ее мужа. Она изо всей силы попыталась оттащить Гилмора от Ральфа. Гилмору удалось стряхнуть ее с себя, она отлетела и ударилась о стеклянную дверь, которая разбилась. Драка прекратилась. Она была к такому привычна. Она поднялась, убрала осколки стекла из волос и таки присутствовала на пресс-конференции, на которой Паркер быть не мог, поскольку в драке он разбил свои очки. Так что она продолжала присутствовать на пресс-конференциях к огромному раздражению британских и американских журналистов, которые чувствовали себя связанными в ее присутствии и не могли при ней сказать ничего серьезного. Они думали, что если они будут при ней разговаривать, все это окажется прямиком в НКВД.
– Сталин несколько раз давал письменные интервью Паркеру (1, 2, 3). Но лично с ним, кажется, не встречался. В 1943 году Паркер ушел из New York Times. После войны он остался в Советском Союзе и стал корреспондентом Daily Worker – органа компартии США. Он сохранил британское гражданство и написал книги "За кулисами британской дипломатии", "Заговор против мира", а в соавторстве с другой невозвращенкой, Анабеллой Бюкар, – книгу под названием "Подлость союзников. Как Запад предавал Сталина". Печатался в журналах "Огонек", "Москва", стал не только советским пропагандистом, но и кинозвездой.
– Ну да, он сыграл пару ролей. У Валентины были связи в кино, у нее везде были связи, как я погляжу. И он сыграл друга британского летчика, которого сбили над советской территорией и которого скрывала у себя советская учительница начальной школы. А после войны он возвращается в Англию, и ему так не нравится капитализм, что он едет обратно в Россию и воссоединяется с учительницей. Вот такая прелестная история. А другая – о враче-англичанине, которому так стыдно за поведение союзников, что он отправляется в пионерский лагерь в Крыму и вместе с другими врачами лечит японскую девочку из Хиросимы, которая умирает от лучевой болезни. Там много сожалений по поводу жестокости союзников. Думаю, он очень гордился этим.
"Память сердца". Сценарий Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Режиссер – Татьяна Лиознова. В сцене застолья по случаю дня рождения Ральфа Чадвика снимались Андрей Попов, Клавдия Лепанова, Игорь Косухин, Роберт Даглиш, Леонард Уинкотт, Елизавета Алексеева, Салли Белфридж и Ральф Паркер (произносит фразу "Атомный век!" и чистит яблоко ножом). 1958.
– Речь идет о фильмах "Память сердца" и "Здравствуйте, дети!". Первый снят в 1958 году Татьяной Лиозновой, второй – в 1962-м Марком Донским. В 60-е годы Ральф Паркер стал московским представителем американского импресарио Сола Юрока, помогал ему устраивать гастроли советских артистов в США и, как писала в некрологе New York Times, до некоторой степени восстановил свои отношения с британского коллегами. Он умер в Москве в мае 1964 года от кровоизлияния в мозг. Ему было 56 лет. На похоронах, как сообщалось, присутствовал высокопоставленный сотрудник британского посольства.
Алан, а что стало с Валентиной после смерти Ральфа? Она действительно была полковником КГБ?
– Я в этом не уверен. После того как он умер, она потеряла прекрасную квартиру, которая у них была на Патриарших прудах, и жила в ужасном месте на окраине на очень небольшие деньги. Я не уверен, что она была таким уж высокопоставленным членом этой организации. Но она была сильной женщиной, умела все хорошо организовать, и, несомненно, она его направляла. Он прибыл в Москву в очень нестабильном эмоциональном состоянии. Были слухи, что после смерти жены и сына он пытался покончить с собой. Была ли Валентина "приманкой"? Возможно. Я думаю, что он искал кого-то, кто мог бы его направлять и показывать ему, как что работает, и Валентина была именно таким человеком.
– Я добавлю, что первый муж Валентины, афроамериканец Генри Скотт, действительно приехал в Москву учиться, но вскоре обнаружил у себя талант чечеточника. Он стал очень знаменит, выступал с оркестром Александра Цфасмана как раз в "Метрополе" и, как сказано в одних мемуарах, "зарабатывал раз в десять больше, чем директор какого-нибудь военного завода". Он вернулся в Америку в 1939 году со своей новой русской женой, а дочь от первого брака, Юламей Марджи, оставил Валентине. Новой жене, Ольге Ларионовой, тоже пришлось оставить в СССР сына Анатолия. Дочь стала балериной, танцевала в Большом театре, снималась в кино. В ноябре 1989 года она приехала в США и встретилась там с тремя своими единокровными сестрами.
Алан, расскажите вашу русскую историю. Как вы заинтересовались Россией, когда работали там, были ли у вас конфликты с властями, сожалеете ли вы о чем-нибудь?
– Я учил русский язык в школе. У нас был русский преподаватель, некий граф Сологуб (как знаменитый русский поэт). Моя мать была большой русофилкой, потому что она родилась в Шанхае и ее родители решили, что ей нужна русская гувернантка. Она, разумеется, была русской "белоэмигранткой" и говорила по-французски. Но моя мама узнала довольно много о русской культуре. Так что я изучал русский в школе, не в университете. Ну, так или иначе, я получил работу в агентстве Reuters и попал в Москву на стажировку. В основном это означало, что я сидел у телевизора по вечерам (а это был 1979 год) и отслеживал, не надел ли кто-нибудь (или все) черные галстуки, потому что это означало бы, что Брежнев умер. Этим я и занимался. Время было интересное, это было непосредственно перед Олимпийскими играми, когда Сахарова сослали в Нижний Новгород, который тогда назывался Горький. Я вернулся в 1985 году, после того как встретил Таню в Тунисе. Но долго я не продержался, поскольку меня выгнали за деятельность, не совместимую с моим статусом. Это было связано с делом Гордиевского. Вы помните дело Гордиевского?
– Я даже знал его жену и дочек и помогал им уехать.
Я стал persona non grata, но мне разрешили вернуться
– Маргарет Тэтчер выслала тогда много советских шпионов, а я был, кажется, вторым номером в ответном списке британцев, высылаемых из Советского Союза. Это было очень некстати, самое начало эпохи Горбачева, что было гораздо интереснее, чем мой первый раз, когда мы просто сидели и ждали, когда кто-нибудь умрет. Время от времени кто-то действительно умирал, но это было недостаточно часто. Так что я стал persona non grata, но мне разрешили вернуться, когда Советский Союз прекратил свое существование и возникла Россия. Мне разрешили вернуться в качестве корреспондента Telegraph в 90-х годах. Вы, наверное, помните, что в то время все было дезорганизовано, кругом царил хаос, никто не знал, что им делать, за исключением немногих будущих олигархов. Они-то точно знали, что им делать. Вся остальная страна пребывала в замешательстве. Я работал в Москве до 1998 года. Это была эпоха Ельцина, "смутное время".
