Мой отец родился в Познани в 1939 году, как раз перед вторжением нацистской Германии в Польшу. Его отец служил в польской армии и попал в плен, а мать была заключена в тюрьму за сопротивление нацистскому режиму. Мой отец провел большую часть войны под опекой старшего брата, а также медсестры шведского Красного Креста – связь, которая впоследствии оказалась значимой.
После войны бабушка и дедушка и мой отец, их младший сын, переехали в портовый город Гданьск в поисках работы. Швеция находится недалеко от Гданьска и на тот момент имела один из крупнейших торговых флотов в Европе. На мрачном фоне разоренной войной Польши сверкающие шведские корабли в гавани произвели на моего отца большое впечатление.
Передачи "голосов" убедили отца бежать в Швецию
Как и многие люди, застрявшие за железным занавесом, мой отец слушал "голоса" – так люди называли радиопередачи Би-Би-си, "Голоса Америки" и "Свободной Европы". Люди слушали их тайно, прижимая транзисторный радиоприемник к уху ночью в постели.
Это были темные времена цензуры и репрессий, и для моего отца передачи "голосов" были откровением. Они информировали и вдохновляли. И убедили отца бежать – на Запад, в Швецию.
Первую попытку он предпринял, когда ему было 17 лет: попробовал уйти пешком из Польши через покрытое льдом Балтийское море, чтобы достичь датского острова Борнхольм. Затем он планировал продолжить путь в Швецию. Зимы в те дни были намного суровее нынешних, и лед покрывал большую часть Балтики. Но все равно это был безрассудный план.
Ледоколы, которые прокладывали дорогу для судов, сделали пеший переход невозможным. Отец был вынужден вернуться в Польшу – побежденный, но не обескураженный.
На следующий год он предпринял еще одну попытку побега, на этот раз вместе с другом попытался переплыть море на каноэ. Подростков поймало польское судно и передало властям. Вместо Скандинавии они оказались в тюремной камере в Польше. После допроса и избиения они "признались", что являются шпионами ЦРУ, и были приговорены к 10 годам тюрьмы.
К счастью, в конце 1950-х годов в Польше начались либеральные реформы, и через год узников отпустили. Мечту моего отца о жизни на Западе пришлось отложить, он получил в Польше образование и встретил мою мать. Они поженились, и оба получили работу на верфях имени Ленина в Гданьске. Все это время отец слушал "голоса", джаз, рок-н-ролл, когда удавалось избежать глушения.
Мечты моих родителей о новой жизни за границей снова воскресли, когда в 1971 году они отправились путешествовать по Югославии, которую полякам разрешалось посещать. На пляже в Пуле они увидели немецкую пару, которая была на них похожа. Мужчина был темноволосым, как мой отец; женщина была блондинкой, как моя мать.
Терять моим родителям было нечего, они подошли к ним и спросили, не из Западной ли они Германии. Выяснилось, что да. Затем они обратились с такой смелой просьбой, что я до сих пор не могу поверить, как им хватило на это наглости: они спросили немецкую пару, могут ли они использовать их удостоверения личности. И, что удивительно, немцы согласились! (По-видимому, подобная помощь жителям соцстран Восточной Европы была не редкостью во времена холодной войны.)
С документами иностранной пары и в их машине мои родители въехали в Италию. Немецкая пара через некоторое время отправилась в консульство ФРГ и заявила, что их ограбили.
Год мои родители жили в качестве политических беженцев в Италии, после чего им разрешили поехать в Швецию, и там они получили вид на жительство, а затем и гражданство.
Из-за войны мой отец ненавидел немцев. По иронии судьбы, акт величайшей щедрости, который предоставил ему свободу, был совершен именно немцем. Мои родители поддерживали связь с немецкой парой, которая им помогла, отправляли им открытки на Рождество.
Я родился в Швеции в 1980-х годах, в мире и процветании, о которых мои родители в юности могли только мечтать. Как и многие представители моего поколения, я учился за границей, говорил на нескольких европейских языках, свободно путешествовал по континенту, верил в идею общего европейского пространства. В определенном смысле именно поэтому я оказался в Брюсселе.
Когда в начале 2011 года я получил предложение попробовать себя в качестве внештатного репортера Радио Свободная Европа в Брюсселе, я решил, что это не обычное предложение о работе. Воспитанный на историях о значимости радиостанции в жизни моего отца, я чувствовал, что замыкаю семейный круг.
Когда я начинал работу на радио в 2011 году, главной новостью были сфальсифицированные президентские выборы в Беларуси. Они закончились массовыми протестами, которые были подавлены силовиками. ЕС ввел санкции против режима Александра Лукашенко, и я с головой окунулся в освещение этой истории из Брюсселя. С тех пор я пишу о ЕС и НАТО.
Оказалось, что некоторые вещи не меняются. В марте 2025 года, когда я пишу эту колонку, Лукашенко вступает в должность в седьмой раз, и он по-прежнему находится под санкциями ЕС. Сегодня в Беларуси насчитывается около 1500 политических заключенных. Один из них – мой коллега Игорь Лосик, который находится за решеткой с 2020 года. Другой коллега, Андрей Кузнечик, был в начале этого года освобожден из белорусской тюрьмы.
Когда я думаю об Игоре и Андрее, а также о Владиславе Есипенко, корреспонденте Радио Свобода, который находится в тюрьме в оккупированном Россией Крыму, я вспоминаю историю моего отца и все, что он сделал, чтобы жить свободной жизнью.
Мы вещаем для примерно 50 миллионов человек, в том числе живущих в таких странах, где свободных СМИ вообще не существует, или в среде, переполненной дезинформацией. И для этих людей РСЕ/РС по-прежнему имеет значение – как оно имело значение для моих родителей в коммунистической Польше. Сегодня оно имеет значение и для Андрея, и для Игоря, и для Владислава – как и для всех людей, которые нас слушают, читают и смотрят.
Рикард Йозвяк – европейский обозреватель медиакорпорации Радио Свободная Европа/Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
