17 июля Первый западный окружной военный суд приговорил 34-летнего Андрея Воронина к шести годам заключения за распространение "фейков" об армии и призывы к терроризму. Совершил он эти преступления в СИЗО-1 и ИК-4 Псковской области, где отбывал наказание по другой статье.
Текст: проект "Окно"
Оказавшись за решеткой, российские заключенные не могут быть уверены, что выйдут на свободу, отбыв срок. Политические репрессии докатились и до колоний – теперь за любое неосторожное слово, особенно о войне, осужденные могут стать фигурантами нового уголовного дела по политической статье. По данным экспертов "Руси сидящей", к маю этого года у российских заключенных прибавилось более ста приговоров, увеличивших их сроки, и эта волна продолжает нарастать.
В Псковской колонии Андрей Воронин оказался в 2021 году по приговору 2-го Западного окружного военного суда – он был осужден по статьям о теракте (ч. 1 ст. 205 УК), применении насилия к представителю власти (ч. 1 ст. 318 УК), оскорблении представителя власти (ст. 319 УК) и незаконном приобретении взрывных устройств (ч. 1 ст. 222.1 УК). Воронин поспорил с главой сельсовета и сотрудником МЧС по поводу правомерности разведения костров на своем участке – и получил, с учетом обжалований, 11 лет и 10 месяцев заключения – даже за убийство дают меньше. Сам Воронин утверждал, что порох ему подбросили, а при задержании избили.
В 2024 году ему в первый раз увеличили срок отсидки, на два с половиной года: Псковский районный суд приговорил его за "дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества". Добиваясь медицинской помощи, Воронин объявил голодовку, а потом стал скандалить с дежурным, который принес ему в камеру еду. Сотрудник вызвал замначальника по безопасности, тот вошел в камеру. Слово за слово, заключенный "схватил руками за форменную куртку А.Н.А. и толкнул того к стене, от чего последний испытал физическую боль", говорится в приговоре суда.
Второй раз ему увеличили срок за разговоры о войне. Донесли на него сокамерники и сотрудники ФСИН, в суде они выступали по видеосвязи. Крамольные фразы записали на видеокамеру, одна из них приводилась в пример в суде: "Чтобы остановить войну, нужно застрелить Путина". Больше всего Воронин общался с заключенным по фамилии Воронков, который числится в колонии завхозом – тот тайком снимал их разговоры и, как считает защита Воронина, провоцировал его на разговоры о войне.
"Он не скрывал своего отношения к происходящему в нашей стране. Когда мы говорили про СВО (так российские власти и СМИ называют войну в Украине. – "Окно"), он говорил, что Россия напала на х****в. Меня передергивало. Это все не наиграно. Это враг, ждун, сука, подкладчик под рельсы! – заявил в суде Валерий Фролов, который сидел с Ворониным на карантине в ИК-4. У Фролова, по его словам, "35 централов" и срок в Украине. – Ему страна не дала, чего он хочет. С головой у него все в порядке. Он достаточно образованный человек, хорошо разбирается в Библии. Он не дурачок".
Другие экс-сокамерники в суде, за которым следила Медиазона, сообщили, что на разъяснительных беседах "о целях СВО" Воронин "не признавал никого и ничего" и хотел "свергнуть всю власть", высказывал "радикальные взгляды", сравнивал Путина с Гитлером и говорил, что российского президента надо повесить, в библиотеке брал книги "всяких марксистов, троцкистов, кто свергал царя".
Другой осужденный, Дмитрий Иванов, который отбывает срок в мордовской колонии, сказал в суде, что дело против Воронина сфабриковано. По его словам, администрация уверяла осужденных, что он террорист и экстремист, опасный для общества, и у них была идея фикс "раскрутить его на новый срок". Иванов считает Воронина умным образованным человеком, которому сотрудники СИЗО создавали невыносимые условия и держали "в холодильнике": Воронина четыре раза отправляли в карцер, 22 раза – в ШИЗО, три месяца он был в помещении камерного типа. "Он был легко одетый, все время простуженный, обросший, больной. Он противостоял им, сколько мог", – заявил Иванов.
За разговоры о войне Воронину дали шесть лет, в общей сложности ему предстоит провести в заключении еще десять. Причем первые три года – в самых жестких условиях, в тюрьме.
И это становится распространенной практикой, приобретает масштабы настоящей эпидемии
– То, как поступили с Андреем Ворониным, называется "игрой на добивание". Ему и так изначально дали чудовищный срок - почти 12 лет, столько убийцам не дают, но тут стояла, видимо, задача посадить его максимально надолго, то есть дать больше, чем даже положено по закону. Поэтому к нему подсаживали стукачей, которые "разводили" его на разговоры о войне, чтобы ему еще "пришить" срок. И это становится распространенной практикой, приобретает масштабы настоящей эпидемии, – говорит адвокат по уголовным делам, который работает в России. – В стране все запуганы огромными сроками, которые дают за любое мнение о так называемой "СВО", отличное от того, что транслируется по телевизору, даже самое нейтральное – если ты не цитируешь пропаганду, значит ты против войны и тебя могут посадить ни за что. Любого, кто заводит разговор о войне, считают провокатором.
Число повторных приговоров, как у Андрея Воронина, по данным проекта "Русь сидящая", увеличивается с каждым днем. По словам руководителя проекта Ольги Романовой, их уже около 160.
Классика жанра: камера, сокамерник, провокация
– Все помнят случай Алексея Горинова (29 ноября 2024 года Владимирский гарнизонный военный суд на основании показаний других заключенных признал Горинова, который в то время уже отбывал наказание за "фейки" о российской армии, виновным в "публичном оправдании терроризма". По совокупности с предыдущим наказанием судья назначил ему пять лет заключения и постановил перевести его в колонию строгого режима), теперь вот яркий пример Андрея Воронина. Классика жанра: камера, сокамерник, провокация, – перечисляет Романова. – С женщинами действуют по-другому (Зарема Мусаева, Мария Пономаренко): они явно не склонны к агрессии, и вдруг якобы напали на сотрудников ФСИН. Сотрудник ФСИН очень сильно страдает, женщинам увеличивают срок. Тоже классика. И гораздо меньше используется – это когда другая заключенная нападает, как, например, на Людмилу Разумову. В любую секунду могут заявить, что не на нее напали, а она напала. Она же отбивалась! То есть, либо это разговорчики, либо это якобы нападение на сотрудников, либо это якобы нападение на товарища по несчастью.
Мы привыкли, что на апелляции снижают сроки. Сейчас их увеличивают
Еще один путь к увеличению полученного срока – апелляция:
– Мы привыкли, что на апелляции снижают сроки. Сейчас их увеличивают. У подростков в последнее время в апелляции сроки увеличивают вдвое. То есть давали пять лет в суде, пошли на апелляцию и дали десять, – утверждает Ольга Романова.
"Стираются различия между волей и тюрьмой"
53-летний калининградец Михаил Фельдман вышел на свободу в июне 2025, отсидев два года по статье "повторная дискредитация российской армии". Осудили его за девять антивоенных репостов во "ВКонтакте" и один комментарий: "Фашисты на сегодняшний день – это армия РФ, разрушающая города и убивающая мирных жителей". Правозащитный проект "Поддержка политзаключённых. Мемориал" признал Фельдмана политзаключенным.
Сотрудники колонии интересовались, о чем он говорит с сокамерниками, но срок ему за это не добавили.
– Там я старался все-таки не говорить о политике, раскрутки избежал. Иногда, конечно, не сдерживался, вступал в споры, но пронесло, – говорит Фельдман.
В колонии есть стукачи, это обычные заключенные, осужденные на длительные сроки. Которые, по его словам, соглашаются за поблажки или помощь с УДО сотрудничать с администрацией.
– Обычно это люди, которые сидят долго. Хотя некоторые могут и раньше прогнуться, на кого как влияет тюрьма, – говорит Фельдман. – А еще идет идеологическая проработка. Например, когда был праздничный день, в добровольно–принудительном порядке все носили георгиевские ленты. Я отказался, для меня это символ путинизма. И на меня оказывали моральное давление заключенные, которых, по идее, не должно было это волновать. Говорили, мол, не чтишь память дедов, ты фашист.
Фельдман сидел в ИК-8 в Калининграде, там же сейчас отбывает наказание Игорь Барышников, приговоренный в 2023 году к 7,5 годам лишения свободы за "фейки" о российской армии. Там же сидит еще несколько человек, осужденных по политическим статьям. Но в 2025 году едва ли не половина контингента колонии – это "СОЧники", военные, осужденные за самовольное оставление части. Поэтому разговоров о войне с Украиной много.
Уже давно ее никто не называет "СВО", войну называют войной
– Очень много разговоров среди тех, кто воевал, среди тех, кто сидит за самовольное оставление части. Некоторые, конечно, ура-патриоты, но что я заметил: те, кто прошел самый ад, самое пекло, уже не хотят войны. Да, там употребляется слово "война". Уже давно ее никто не называет "СВО", войну называют войной. И многие рассуждают об этом, особенно люди, у кого есть опыт, которые там были. Говорят чаще всего, что "то, что нам показывают по телевизору – это все чушь", – рассказывает он.
За то время, что Фельдман провел в ИК-8, за антивоенные разговоры, по его сведениям, на дополнительный срок не осудили никого. Впрочем, при сотрудниках колонии заключенные стараются помалкивать, а сами ФСИНовцы скептически настроены по отношению к "СВО": "По крайней мере, они стараются все сделать, чтобы их самих туда не забрали".
А почему вы сами не на СВО? Он что-то там пробормотал...
– Знаете, у меня был такой случай. Я, когда в СИЗО еще сидел, начальник СИЗО – такой дед патриотических убеждений, с кем-то там разговаривал в коридоре, и говорит, что да, зря все это, "не надо было на братский народ нападать" – он так говорил. Ну, я думаю, ничего себе, дед прозрел. А потом он взял, да и выдал: "Нужно на Америку напасть, она всех стравливает". Я понял, что такие неисправимы, – говорит Фельдман. – Еще был такой случай: начальник по воспитательной работе, Тарасов, приходил агитировать, чтобы мы контракты с Минобороны подписывали. И меня лично подкалывал: иди на СВО, искупи свою вину. А я ему говорю, а почему вы сами не на СВО? Он что-то там пробормотал, мол, "я здесь нужнее". И больше он ко мне с такими предложениями не подходил.
Михаил Фельдман с 2010 года участвует в акциях протеста. Раньше был журналистом, работал в научно-исследовательском институте, сейчас – фрилансер в сфере интернет-рекламы. Срок за дискредитацию армии – не первая его судимость. Еще в 2014 году он провел больше года в СИЗО за то, что поднял флаг Германии над зданием ФСБ в знак протеста против аннексии Крыма; был осужден, но вышел сразу после приговора "по отсиженному". Затем в марте 2022 года был оштрафован на 30 тысяч рублей по административной статье о "дискредитации вооружённых сил РФ" из-за участия в антивоенном митинге.
После выхода на свободу он остался жить в России.
Сейчас так называемая "воля" мало отличается от тюрьмы
– Непонятно, что сейчас будет, – говорит Михаил Фельдман. – С одной стороны, конечно, все ужесточается. Но, с другой стороны, как говорится, чем глупее законы, тем ближе к краху империи (отсылка к Тациту: Corruptissima re publica plurimae leges, "Чем ближе государство к падению, тем больше в нём законов" .– "Окно"). Присутствовать тут при крахе было бы интересно. К тому же сейчас так называемая "воля" мало отличается от тюрьмы. То нельзя, это нельзя. В интернет уже залезть нельзя, что-то поискать. Раньше стирали различия между городом и селом, а сейчас постепенно стираются различия между волей и тюрьмой.
"Никогда бы не пошел воевать"
Бывший депутат Томской городской думы Ксения Фадеева получила девять лет в 2023 году за "участие в организации экстремистского сообщества" (Ксения возглавляла штаб Алексея Навального в Томске), а 1 августа 2024 года вышла на свободу – она была помилована в рамках "большого обмена" политзаключенных на российских преступников за рубежом. После ареста она сидела в СИЗО-1 Томска, потом некоторое время провела на этапе в СИЗО-3 в Мариинске Кемеровской области и результате оказалась в ИК‑9 Новосибирской области. Разговоров про войну среди заключенных, говорит Ксения, она почти не слышала. И сама такие не заводила.
Советовала мне написать заявление на контракт
– Я понимала, что любой разговор может быть записан, и он добавит еще какое-нибудь уголовное дело и мне, а может быть, и моим сокамерницам, –говорит Фадеева. – Были разговоры в очень общих чертах о политике, и мои сокамерницы понимали, за что я сижу, какая у меня позиция. Единственные, наверное, разговоры про войну – это когда одна из моих сокамерниц, узнав мой срок, настоятельно советовала мне написать заявление на контракт. Она точно не была какой-то подсадной, она, видимо, не до конца понимала, что для меня это, мягко говоря, неприемлемо. И она искренне советовала мне, как избежать 9-летнего отбывания наказания.
Большинство женщин, сидевших одновременно с Фадеевой, попались на распространении наркотиков и получили за это большие сроки. Многих брали вместе с их мужьями или парнями, и те, подписав контракт, ушли на войну и кто-то уже успел вернуться.
– А женщинам еще сидеть лет десять. И вот они обсуждали исключительно в контексте, как бы нам тоже пойти на войну и избежать наказания, – рассказывает Ксения. – Мои попытки как-то им объяснить, что они, вероятнее всего, даже если уйдут из колонии, с войны уже не вернутся или вернутся инвалидами, не особо помогали. Я не пыталась давить на то, что вообще не надо идти на войну, на чужую землю и участвовать в этом всем – это было бесполезно. Я говорила: вот вы переживаете, что у вас детишки без вас растут, ну, так вы к ним вернетесь, даже через восемь лет, с руками и ногами, а так не вернетесь, вероятно, вообще. Это не воспринималось в штыки, это воспринималось как то, что я драматизирую, и что на самом деле это все не так, и как бы все будет нормально, если их возьмут. Женщины все равно писали заявления и говорили, что нет, мы будем в тылу, лечить солдат, готовить им еду.
Иван в 2024 году некоторое время просидел в тюрьме Лефортово. Опыт общения с другими заключенными у него получился небольшой, но, по его собственным оценкам, неожиданный. Его сосед по камере – обычный, не политический, уголовник – оказался неожиданно антивоенно-настроен.
Двое сидели в камере, один молился на Путина, другой на Украину
– Он был против войны, хотя человек далекий от политического протеста, очень простой наоборот и с действительно криминальным прошлым. Но он какое-то время в камере находился с украинским гражданским заключенным, которого обвиняли в тяжелом преступлении. Может быть, это повлияло, но и в целом посыл очевидный, что все это нам не надо и он бы, хотя в тюрьме провел очень много, никогда в жизни никогда бы не пошел воевать, потому что убивать никого не хочет, – рассказывает Иван.
Общение в Лефортово очень ограничено, поэтому о настроениях других сидельцев он получал представление из случайных подслушанных разговоров и слухов.
– Двое сидели в камере, один молился на Путина, другой на Украину. Они постоянно ругались, писали заявления друг на друга, чтобы их расселили, но их оставляли вдвоем. До драки, видимо, не доходило, они были оба не уголовники, какие-то "экономические" статьи. А поскольку сидели вдвоем, это было мучительно для обоих. Но тому, который был за Украину, ничего за это не добавили.
Из разговоров с сотрудниками ФСИН и следователями у него появилось ощущение, что те не сильно поддерживают войну в Украине.
– Настрой такой, что "лучше бы она закончилась". И что не так все хорошо, как показывают по телевизору, это тоже мне сказали, что "лучше туда не попадать", – пересказывает Иван. – Помню мы вышли в прогулочные дворы, а там радио включено. И на прогулке только два канала – "Релакс-ФМ" и "Вести-ФМ". На "Вестях" беспрерывно Соловьев вещает, а "Релакс" – хорошая музыка. Мы выходим гулять, и как раз эти "Вести". И мой сосед говорит вдруг надсмотрщику: невозможно слушать уже про эту войну, переключи на музыку! И тот пошел и переключил. А я потом говорю: ну, ты вообще знаешь, что за это срок могут добавить еще? "Да, что я – должен слушать, что ли?" Ну, он такой, из криминального мира.
"С политическими разбираться не будут"
Ольга Романова говорит, что разговоры про войну в сегодняшней российской тюрьме – это не норма.
– Все боятся. Собственно, поэтому все провокации связаны с совместным просмотром телека. Вот они смотрят телевизор, а потом подходит один осужденный к другому и спрашивает, ну что, видел нашего царя? В ответ надо молчать, но, видите, у Горинова было 14 часов записи разговора – 14 часов! И в итоге он сказал шесть слов, за которые ему добавили срок, – говорит она.
Вал повторных приговоров возникает по тем же причинам, что и бесконечные статьи за посты в соцсетях – это очень простые дела для следствия.
В разработку берут прежде всего политических
– Дело в том, что главная служба во ФСИН, это оперативно-розыскная служба. Они обычно ничего особо не делали, а сейчас очень сильно оживились. И для них тоже, как и для оперативников других служб, количество "палок" очень важно. Плюс качество. Тут раскрыли, видите, политическое преступление. И они вошли во вкус, и раскрывают, раскрывают, раскрывают, раскрывают. Чем больше дел они раскрыли, тем лучше. А в разработку они берут прежде всего политических. Потому что разбираться не будут, суд проштампует, – объясняет Романова.
Однако и обычный уголовник, даже если он на хорошем счету у администрации и никак не связан с политикой, может получить второй приговор прямо в колонии. Чебоксарский районный суд признал Виталия Борисова, отбывающего наказание в ИК-6 республики, виновным в "дискредитации" российской армии и оштрафовал его на 30 000 рублей. Борисов рассчитывал на УДО и активно участвовал в самодеятельности. Однажды он исполнил песню собственного сочинения. В ней была такая строчка: "два Владимира дерутся, а народ их мрет, но один за правду бьется, а другой лишь врет". Фамилии в тексте песни не назывались, "но его правильно поняли", говорит Романова.
Если захотят – все равно посадят
У заключенного практически нет шансов защититься от продления своего срока, если оперативники поставят перед собой такую задачу.
– Совет: молчать – ни с кем не разговаривать, особенно о политике. Но, как мы видим по случаям с Марией Пономаренко и Заремой Мусаевой – ну, хорошо, они молчали, но у них "нападение на сотрудника". Держать руки за спиной, когда видишь сотрудника, все время. Но если захотят – все равно посадят. Даже если вы не подадите апелляцию на приговор – прокуратура подаст. Невозможно, к сожалению, невозможно, – считает Романова.
Как увеличивают сроки политзаключенным
Бывший депутат Мосгордумы Алексей Горинов впервые был приговорён в июле 2022 года к семи годам колонии (срок позже уменьшили до шести лет и 11 месяцев) за распространение "фейков" о ВС РФ – он открыто назвал войну в Украине "войной". В ноябре 2024-го ему добавили ещё три года строгого режима по обвинению в "оправдании терроризма" (за разговоры о Крымском мосте и полке "Азов").
Журналистка из Алтайского края Мария Пономаренко в феврале 2023 года была приговорена Ленинским райсудом Барнаула к 6шести годам колонии общего режима по статье ч. 2 ст. 207.3 УК РФ за публикации в Telegram, в которых она сообщала об ударе по драмтеатру в Мариуполе – информация признана "фейками" о российской армии. В марте 2025-го Шипуновский районный суд Алтайского края добавил ей ещё один год и десять месяцев по делу о нападении на двух сотрудников колонии в ШИЗО-камере ИК‑6, усмотрев в её действиях сопротивление при сопровождении на дисциплинарную комиссию.
Зарема Мусаева, мать чеченских правозащитников Янгулбаевых, была задержана в январе 2022 года в Нижнем Новгороде и вывезена в Чечню; в июле 2023 года её приговорили в Грозном к пяти с половиной годам колонии общего режима по обвинению в мошенничестве и применении насилия против полицейского, а затем в сентябре срок сократили до пяти лет колонии‑поселения из‑за состояния здоровья (у нее диабет). В марте 2024 года Пятый кассационный суд снизил её срок ещё на три месяца до четырех лет девяти месяцев. Но уже в ноябре 2024 года против неё возбудили новое дело по ч. 2 ст. 321 УК РФ – дезорганизация деятельности колонии (якобы ударила сотрудника ФСИН при сопровождении в больницу).
Художница Людмила Разумова была приговорена в марте 2023 года к семи годам колонии общего режима за антивоенные граффити и публикации, признанные "фейками" о российской армии. В апреле 2025 года в ИК‑5 (Вышний Волочек, Тверская область) против неё возбудили новое уголовное дело по ч. 2 ст. 115 УК РФ за причинение вреда здоровью другой заключённой.
Дмитрий Теребилов, свидетель Иеговы из Костромы, впервые был приговорён в сентябре 2021 года к трем годам колонии строгого режима за участие в деятельности признанной "экстремистской" организации (распространение литературы Свидетелей Иеговы). В апреле 2023 года во время отбывания наказания ему предъявили новое обвинение по статьям о вовлечении в экстремистскую деятельность после того, как он обсуждал свою веру с сокамерником – эти разговоры были записаны скрытыми камерами. 23 января 2025 года суд приговорил его к дополнительным пяти годам и пяти дням колонии строгого режима.
