В Берлине поставлен документально-игровой спектакль по мотивам интервью с россиянами об их отношении к войне в Украине.
"Это не я, это был Путин" – так называется пьеса, которую коллектив актеров под руководством режиссера Григория Кофмана поставил на сцене берлинского театра TheaterForum Kreuzberg.
Название пьесы для немецкой публики ассоциируется со спектаклем "Это не я, это был Адольф Гитлер". С 1974 года каждый день эта пьеса шла в небольшом частном театре в берлинском районе Шарлоттенбург. Более четырех тысяч школьных классов посмотрело постановку за 35 лет.
Руководитель театрального проекта, родившийся и выросший в Петербурге Григорий Кофман ставил пьесу не для российской публики. Она – на немецком языке. В чувствительном к политическим событиям Берлине каждый день, когда игрался спектакль, небольшой театр на 80 мест был заполнен.
Среди публики – и немцы, и русскоговорящие. Григорий Кофман поясняет в интервью Радио Свобода: "Языковая природа театра является не гибкой, она статуарна, и это беда вербального театра. Так как этот спектакль сделан на немецком языке, у него все свойства постановки, ориентированной на немецкую публику. Ведь игра актера объемна, по ней можно прочитать что-то неверно, и ключевое слово всегда надо именно расслышать".
Именно так – рас-слышать должен каждый зритель посыл небольшого театрального коллектива, который играет пьесу на самом деле будто изнутри, на тонком льду индивидуальных переживаний. Идея спектакля возникла у Григория Кофмана сразу после 24 февраля. Через пару дней общий контур пьесы был понятен. За этим следовали доработки, поиски основной формы – как правильной емкости для впечатлений, переполнявших режиссера и актеров, которых Кофман считает соавторами пьесы.
По словам руководителя проекта, он ориентировался на "изумительный, блестящий московский Театр.doc". Режиссер хорошо знал его руководителей Михаила Угарова и Елену Гремину. Кофман учился в Щукинском училище в Москве и в 1993 году приехал в Германию. Пару лет он руководил "Русским театром" в Берлине.
"Проект был сразу же задуман как игрово-документальный. Понятно было, что надо брать живую информационную хронику и писать драматический материал. За этим я обратился к своему школьному другу, писателю и драматургу Владимиру Резнику, живущему в США. Он нашел правильную струну. Эта тема для нас обоих ясна и очевидна, – рассказывает режиссер. – Нет отдельно моего самовыражения и того, что я хочу достичь у публики. Я – часть этого комка или светящегося шара. Достигая чего-то для себя, я достигаю этого и для публики. Поэтому это, конечно, и работа над собой". Спектакль – проработка тяжелого понимания своей причастности к захватнической войне России и осознания того, что большинство россиян либо согласны с агрессией, либо оправдывают происходящее своим молчанием.
Когда главные герои за занавесами из целлофана повторяют оправдания россиян, говорящих, что не все так однозначно, об угрозах США, об "украинском фашизме", о своей поддержке Путина, становится понятен главный посыл спектакля: речь идет об индивидуальной ответственности всех и каждого за эту войну. "Вовсе не о коллективной вине. Это, по сути своей, неверная мысль", – считает Кофман.
Большой удачей режиссер называет работу актеров. Мария Жаркова – актриса, приехавшая в Германию подростком и потом возвратившаяся в Россию для учебы в ГИТИСе, подбирала документальный материал, записывала разговоры с российскими знакомыми, коллегами и родственниками, брала интервью на улицах Берлина – ужасающие свидетельства поддержки путинского режима и оправдания войны. Они вплетены в полотно спектакля, и тем однозначнее в своей непререкаемой реальности становится ответственность каждого – через отрицание, которое звучит в репликах мизансцен в петербургской квартире, где за водкой и пельменями собрались трое друзей – киноактер средней руки Гоша, лучшей ролью которого была роль бомжа (Александр Шульц), фармацевт Кулеш (Евгений Кнехт) и художница с псевдонимом Зинаида Серебрякова (Ирина Федорова).
Гоша и Зинаида – представители питерской интеллигенции, отрицающие реальность, пока в квартире не появляется незваная знакомая Аня со злой вестью о близком товарище Матвее, погибшем в Украине. И даже после этого в глазах свыкшихся с ситуацией друзей вспыхивает не праведный гнев, а панический ужас, который выливается в пьяную ругань и потасовку. В других эпизодах спектакля, которые перемежаются с документальными кадрами из пропагандистского контента кремлевских каналов и оригинальными интервью, актеры будто зачитывают монологи живущих в России людей – тех, кто предает и выдает беглецов и активистов полиции, и тех, кто формирует свой частный информационный панцирь. Все вместе создает картину безысходности и непрекращающейся спирали самооправдания.
Украинец Кулеш, живущий в России, тоже подвержен лжи, льющейся из кремлевских телеканалов. Ему, по словам Гоши, в голову "вложили пропаганду". "Он хочет быть русским, а ему постоянно напоминают, что он "хохол". Это важный акцент в спектакле, тем более я знаю таких людей. Таким был мой хороший друг, с которым мы 15 лет играли на одной сцене. Мы много спорили, и в определенный момент он начинал орать, как и Кулеш в пьесе, что я ничего не понимаю", – рассказывает Кофман.
Проблемой была быстрая перемена костюмов, которая для каждого актера связана с дополнительным напряжением, затрудняющим существование на сцене. Однако Кофману удалось убедить актеров признать необходимость этой конструкции.
С самого начала спектакль был задуман в документально-игровой форме с включением зрителя в пространство постановки. "Но это не означает, что мы заигрываем со зрителем. Наша консервная банка остается консервной банкой, но мы отдаем себе отчет, что зритель сидит вот здесь. Нам важно, чтобы он чувствовал нашу вибрацию, которая передается ему почти физически", – подчеркивает режиссер.
Состыковать документальный материал и вымысел пьесы было большой проблемой для театрального коллектива. По словам Кофмана, слияние документального театра с игровым редко получается удачно, особенно в русском театре, который связан с советским. Если он и занимался документальный материалом, то лишь в форме прокламаций, демонстрационного агитпропа. "Западная публика и техника игры, постановочная техника давно сращивались с залом. Я к этому очень внимателен, а выбор правильного адреса вообще решает наполовину, успех это или неуспех", – разъясняет автор спектакля.
"Сам документальный материал уточнялся до последних репетиций. По длиннотам, по драматическим пунктам. Где-то было необходимо больше диалога, однако я принял решение в пользу компактного материала. Он построен на слове, а актеры больше доигрывают, чем договаривают. Все сошлось. В результате вы видите эту живую ткань", – отмечает Кофман.
Автор проекта признается, что при поиске актеров некоторые живущие в Германии соотечественники говорили "не все так однозначно" и отказывались от участия в спектакле. В конце концов режиссер обратился к своим коллегам Марии Жарковой и Александру Шульцу, с которыми он 2,5 года назад с собственной пьесой "Зима Вивальди" выиграл два фестиваля в Литве. Евгения Кнехта и Ирину Федорову Кофман считает своей большой находкой. Актриса, исполняющая роль Зинаиды, владеет немецким не на уровне носителя языка, что затрудняло репетиционный процесс, однако органично и оригинально вписывается в пьесу, рассказывающую о россиянах.
Для осуществления проекта Кофман смог найти финансирование через немецкий фонд Darstellende Künste ("Зрелищные искусства"). Благодаря руководительнице театра в Кройцберге Анемонэ Поланд, которая сразу же откликнулась на просьбу, удалось получить прекрасную площадку, "подходящую по архитектуре, замыслу, оснащению" для этой постановки.
Григорий Кофман не боится упреков соотечественников в том, что он не понимает и не знает российскую действительность. "Я очень хорошо знаю страну. Я очень много делал там небольших театральных проектов, много ездил по России. И знаю, наверное, больше, чем те люди, которые сидят на своей кухне, никуда не выходят и думают, что они знают русский народ. Но все равно надо перемещаться по стране и спрашивать людей, что мы и сделали для этого спектакля", – разъясняет Григорий Кофман.
Как он видит будущее России? Режиссер резюмирует: "Я тяжелый пессимист. Речь идет о 40 годах пути исправления, если вообще Россия на него встанет. Однако сначала надо встать на путь покаяния. В истории есть примеры, когда народ признает свою вину. Мы хотели наметить это в спектакле как оптимистичную ноту, но это почти невозможно. Мы понимали, что провести всесторонний анализ также невозможно. Максимум, что мы можем достичь, – это отобразить противоречивые, иногда иррациональные, но по-своему очень закругленные, цельные убеждения. Отсюда возникает этот живой, надеюсь, неприукрашенный флер пьесы".
Почему автор и режиссер постановки Григорий Кофман выбрал для названия спектакля перефразирование немецкого выражения? Потому что, по его словам, неверно говорить, как в самом начале заявлял канцлер Германии Олаф Шольц, что это – война Путина. "На самом деле это – война российского народа. И дальше начнется большая работа", – говорит создатель спектакля "Это не я, это был Владимир Путин", который можно увидеть только в Германии и только на немецком языке.
