Путин простер свою длань в трехлетнее завтра: напомнил, что 2028 году исполнится 225 лет со дня рождения Федора Ивановича Тютчева.
Чему может послужить тончайший поэт, лирический философ, изысканный дипломат, который от любой из реплик коллеги Небензи лишился бы чувств?
Послужить может самому главному – легитимации сегодняшней власти.
С самого начала, с первого дня октябрьского переворота большевики сознавали свою незаконность, узурпаторство, проклятость. И ни на минуту не забывали оправдывать и прикрывать свои шаги политическими обстоятельствами, вражеским окружением, злостным наследием прежней власти. Тем более, что всего этого было вдосталь.
На обыск и арест – с наганами и среди ночи. Брать заложников – раз людей подчиняться не заставить. Грабить и расстреливать – иначе у самих никаких денег нет. Они отлично знали, что по доброй воле милы не будут никогда.
Но был и пряник, безошибочно помогавший в преодолении сопротивления, – культура, сладостные иконы национальной духовности, причем для всех подмятых под себя народов – свои: армянам армянское, узбекам узбекское. А уж с русскими проще простого.
И настолько это ноу-хау оказалось усвоенным, настолько общество уверовало, что власти дороги наши искусство, творчество, память и история, что скажи великорусскому пропагандисту: навязывание другим культурам Пушкина и русского языка имеет свои пределы и в какой-то момент вызывает отторжение и гнев, ассоциируясь с агрессией и завоеванием, – и Ваня с Васей не поймут: в смысле? Мы ж как лучше…
С Тютчевым будет то же самое. С Пушкиным уже столетие обкатывают: тошнотворный юбилей гибели (1937), мертвящий официоз 150-летия (1949), пластмассово-турецкий масскульт двухвековой даты (1999) с соборным телечтением "Онегина". А чо, лучше так, чем водку пить.
Не хуже обкатанного Ивана Ильина
Нынешняя ставка на Тютчева вполне грамотная. Государственник, патриот, православный. Не хуже обкатанного Ивана Ильина. К тому же артикулированно осудил декабристов, как раз вовремя вышедших из сегодняшней моды:
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена –
И ваша память для потомства,
Как труп в земле, схоронена.
Большего и не требуется: не вчитываться же, в самом деле, в сложные метафизические образы, не вникать же в философские миры.
А если уж поэтический образ, то надежный: "Умом Россию не понять". Многие ли чувствуют здесь легкую иронию? "В иронии Тютчева, – говорил его биограф Иван Аксаков, – не было ничего грубого, желчного и оскорбительного, она была всегда остра, игрива, изящна и особенно тонко задевала замашки и обольщения человеческого самолюбия".
Нечто подобное случилось и с тургеневским "нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу". Недоумение и растерянность в этом возгласе, и меньше всего уверенности и превосходства (как нам пытаются внушить).
При всей высоте и печали тютчевских образов его стихи просились на пародию. "Давно пора, (…), умом Россию понимать" – лишь один из примеров.
Сейчас как-то отошла в тень язвительная шутка Алексея Константиновича Толстого.
Тютчев:
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
А.К. Толстой:
Но чтоб падали селенья,
Чтобы нивы пустовали
Нам на то благословенье
Царь небесный дал едва ли!
Мы беспечны, мы ленивы,
Все у нас из рук валится,
И к тому ж мы терпеливы –
Этим нечего хвалиться!
Пародией на высокую тютчевскую образность становилось не только чужое зубоскальство, но иногда и сама история. Кто ни восхитился хотя бы однажды элегической мудрости:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
И как иронично снимается этот чудный пафос одной мимолетной легендой (подчеркиваю – легендой). Утром 14 декабря 1825 года мертвецки пьяный Федор Иванович возвращался с дружеской пирушки и, забыв адрес своей петербургской гостиницы, велел кучеру везти его к "дяде" по материнской линии, графу Остерману-Толстому, жившему на Английской набережной. "Дядя" в это утро как раз въезжал в столицу и справился на заставе об "императоре Константине" (которому по праву наследования должны были присягнуть).
К завтраку он ждал своего «племянника» Тютчева
– Подожди, ворона! – закричали бдительные солдаты, подозревая в нем бунтовщика. – Хорошо, что попался.
Объяснившись с офицером, Остерман избежал ареста и отправился домой. К завтраку он ждал своего "племянника" Тютчева.
Но Тютчев, не приходя в сознание, проехал по Сенатской площади мимо взбунтовавшихся полков, завернул за угол, был совместными усилиями отнесен в спальню и до вечера знать не знал ничего о самом громком событии своей эпохи. Только проснувшись, он обнаружил в дядином доме скрывавшихся там бунтовщиков – Дмитрия Завалишина, Николая Бестужева и Вильгельма Кюхельбекера.
"Минуты роковые" обошлись без него. (Напоминаю – легенда.)
Может быть, эта невовлеченность, незапятнанность ("не состоял") и привлекает к нему сегодняшнюю власть? Тютчевские слова о России и ее врагах без комментария подойдут к нашим дням:
Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы –
Во имя света и свободы!
Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье,
Ты – лучших будущих времен
Глагол, и жизнь, и просвещенье!
Ну, как тут не возрадоваться Тютчеву? Сказал – как припечатал. Для полноты картины надо еще потребовать переиздать книгу Ивана Кириллова (родоначальника отечественной экономической географии) "Цветущее состояние Всероссийского государства" (1831). И последние скептики будут повержены.
"Новое дворянство" (как ощущают и именуют себя нынешние силовые и финансовые элиты) желает непрерывного континуума со старым. Чтобы одно в сознании публики перетекало в другое. Мы видели, как начали вытаскивать на сцену скромных, застенчивых потомков Достоевского и Толстого. И те кивали, не очень понимая своей роли. А задача была проста: рядом с ними и мы легитимны.
Живы ли потомки Тютчева? Сохранившие фамилию – нет. И слава богу. Ворьё любит, когда им прислуживают, когда прикрывают их титулованные и благородные.
Иван Толстой – журналист Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не совпадать с точкой зрения редакции
