В мастерских Музея "Гараж" на ВДНХ состоялся перформанс под названием "Все необходимые сведения о мире, рассказанные в форме 33 окрошек" режиссера Всеволода Лисовского, создателя экспериментального проекта "Трансформатор.Doc".
Ни одной классической русской окрошки тут не было
По мнению автора, творение должно отвечать двум параметрам: после создания оно должно бесследно исчезнуть и при этом не должно состоять из слов и изображений. "Мы решили суммировать свои представления о мире в форме 33 кастрюль с окрошкой, – говорится в анонсе акции. – В каждой кастрюле находится окрошка, созданная по отдельному сугубо авторскому рецепту и повествующая о отдельном аспекте действительности. На следующий день Творение останется только в воспоминаниях и описаниях. Повторить его невозможно, ибо каждая из окрошек соответствует представлениям автора об объекте исключительно в момент создания. На следующий день тот же объект тот же автор опишет другим рецептом".
Компания молодежи, среди которой преобладали художники, помогала автору говорить окрошки, состоящие из самых неожиданных компонентов. Ни одной классической русской окрошки тут не было. Зато встречались такие, например, сочетания: квас, перец чили, жареная свинина, креветки, яблоки, петрушка, зира (окрошка под названием "Месть"), или: комбуча, тюлька, мандарин, малосольный огурец, сметана, базилик (окрошка "Море"). Были окрошки, названные "Мечты", "Грусть", "Ничто", "Истина", "Прошлое"… Под номером "ноль" значились ананасы в шампанском – тоже своего рода окрошка имени Игоря Северянина. Корреспондент Радио Свобода свидетельствует: диковинные сочетания продуктов оказались неплохи на вкус.
Всеволод Лисовский уже не раз удивлял публику яркими художественными решениями. В 2013 году его проект "Акын-опера-2" в Театре.doc вошел в список самых шокирующих и необычных спектаклей экспериментальных театров Москвы (в этом "свидетельском" спектакле о своей жизни рассказывают работающие в Москве мигранты).
Если на шестом десятке ты не можешь обеспечить себе регулярного питания, то к продуктам питания относишься положительно
Вот что говорит Всеволод Лисовский о замысле своего перформанса.
– На склоне лет возникает мысль о том, что помрешь ты – и твоя картина мира уйдет вместе с тобой. И есть желание создать некий magnum opus. Тут проблема в том, что у меня несварение на описание и изображение: я не могу воспринимать слова, и мне лень смотреть на картинки. И подумал я, что слова и изображения уже в глотку не лезут, а вот еда все еще лезет. Кроме того, если на шестом десятке ты не можешь обеспечить себе регулярного питания, то к продуктам питания относишься положительно, с интересом. Соответственно, все это возникло в форме еды.
На склоне лет возникает мысль о том, что помрешь ты – и твоя картина мира уйдет вместе с тобой
Это структура описания мира (это так и называется – "Все необходимые сведения о мире в форме 33 окрошек"). Что общего у всех систем описания мира? К ним в полной мере относится принцип неопределенности, то есть любые описания мира в равной степени ложны и в равной степени истинны. Поэтому можно абсолютно не париться. Какое количество факторов описывает мир? Я выбрал числительное 33: оно не лучше и не хуже любого другого.
Дальше я стал рассуждать, что я хочу взять из всей совокупности мира. Выбрал ряд понятий. Потом начал думать: с чем у меня ассоциируется то или иное явление. У меня не было задачи, чтобы это было вкусно. Я совершенно без сочувствия и уважения отношусь к людям, которых нужно развлекать и что-то делать для их услаждения. Для меня было важно, что я вот так формирую систему мира. Продукты – это выразительное средство. Но в целом это не художественное, а экзистенциальное высказывание. У меня произошло экзистенциальное событие – я высказался.
– Удовлетворен высказыванием?
– Опустошен.
– Почему именно окрошка?
У меня не было задачи, чтобы это было вкусно
– Во-первых, я все лето экспериментировал с окрошками, и мне понравился этот процесс. Во-вторых, очень важно, что это не гомогенная вещь, там много элементов. Все это выглядит довольно жалко, и это тоже важно: когда собираешься высказаться о строении мира, очень не хочется при этом выглядеть умным, важным и величественным.
– Окрошка ведь – летняя еда, особенно хороша она в жару, а нынче у нас на дворе декабрь и зимняя стужа. Это что же, такая сознательная "пощечина общественному вкусу"?
– Такая неуместность – тоже важный фактор. Вся эта сфера культуры и искусства настолько слилась к потребительским рынкам, что, выходя из этой парадигмы, ты себе льстишь.
– А почему творение непременно должно бесследно исчезнуть?
– Это дестабилизирует нелюбимый мною культурно-потребительский рынок: каждое проявление должно оставлять след, который капитализируется, монетизируется и так далее. Пока я здесь, пока это сейчас происходит, это происходит в моем контексте. Но вот я вышел из комнаты – и оно помещается в какие-то другие контексты, которые мне не нужны.
– Хочется, чтобы это осталось твоим, побыло им какое-то время, пока ты здесь, а потом исчезло?
– Да, и из меня тоже.
– Чтобы не осталось материального следа, чтобы это нельзя было продать, отдать, подарить?
– Да.
Это не спектакль и не перформанс, а попытка описания мира
– Но это, пожалуй, идея любого перформанса.
– Да нет, они уже давно монетизируются, фиксируются на видео.
– А эта акция никак не документируется?
– Нет. И мне как раз хочется дистанцироваться от существующих жанровых определений. Это не спектакль и не перформанс, а попытка описания мира. Говоря "спектакль", ты записываешь свое действие по ведомству театра и берешь на себя определенные обязательства, с одной стороны, а с другой – пользуешься неким символическим капиталом. А я не хочу брать обязательства и не хочу пользоваться не мной заработанным капиталом (когда говоришь "перформанс", происходит то же самое, только со сферой современного искусства).
– Ты же ставил спектакли в театре, считаешься театральным режиссером.
– Уже – нет. Я осознанно прервал социальные связи с этой средой и избегаю слова "спектакль", хотя занимаюсь приблизительно тем же самым. Меня довольно давно уже мучила ситуация апроприации мною этого символического капитала театра. У меня был постоянный синдром самозванца. Сейчас я не представляю никого, кроме самого себя. На режиме питания это сказывается негативно, а вот на ментальном здоровье – неплохо.
– Окрошка – традиционная русская еда. В данном случае это имело какое-то значение, ты вкладывал в это какие-то культурные ассоциации?
– Нет. Просто я реально локализован в России, окрошка входит в мой рацион… Весной я оказался в городе Выкса, и мне сказали, что там есть местное блюдо – окрошка с килькой в томате, которую едят на поминках. Это породило цепную реакцию, тем более что у меня уже было коронное сочетание – кефир с селедкой.
– Неужели это вкусно?!
– Мне нравится. И вот, думая об этом и параллельно – о необходимости некоего magnum opus, я и решил описать мир при помощи 33 окрошек. Но, опять же, magnum opus нужен не для мировой культуры (мировая культура совершенно замечательно проживет без моего magnum opus), а исключительно как экзистенциальное событие, – объясняет Всеволод Лисовский.
Это потрясающее алхимическое действо!
Зрители акции (они же – ее участники, так как процесс приготовления окрошек был коллективным, и они же – спонсоры отдельных окрошек) рассказали Радио Свобода о своих впечатлениях.
Агата Садкевич, поэт, музыкант, перформер:
– Это потрясающее алхимическое действо! Любое приготовление еды является магическим актом. То, как приготовлена еда, влияет на людей энергетически, психологически. Мне очень понравилось, что простое действие возвели в ранг представления, которое объединяет людей.
Роман Путятин, художник:
– Сева в очередной раз показал себя дальновидным стратегом и непредсказуемым творцом. Первоначально я, конечно, боялся подходить к этим окрошкам – боялся, что оттуда что-то вылезет и схватит меня, потом боялся отравиться этим, умереть от какого-то вкусового замыкания. Но потом все как-то устаканилось и сгладилось.
Моего личного мужества хватило на четыре окрошки. Это было достаточно вкусно, достаточно сытно, плюс я достаточно плотно участвовал в приготовлении. Можно сказать, что все остальные 29 из 33 окрошек я попробовал, когда они еще не были в сборе.
Моего личного мужества хватило на четыре окрошки
Тут есть вещи, которые созданы для того, чтобы быть утилитарными, то есть которые можно было бы съесть, а есть вещи, которые явно считываются как Севино художественное высказывание. Например, его рецепт окрошки "Капитализм" – абсолютнейшая шутка. Зная ее состав (свиные уши, M&M's, селедка, брынза, дыня, и все это залито пепси-колой) и отношение Севы к капитализму, никто не будет интересоваться этим блюдом. Автор, таким образом, проявил свою политическую позицию.
В общем, больше окрошек, хороших и разных, чтобы гостеприимство было гостеприимнее!
Художница Настя Рябова:
– Я отметила, что объекты получились довольно физиологичными. Этого достаточно сложно добиться средствами языка и визуального искусства. Это практикуется в кинематографе: режиссеры часто провоцируют в нас разного рода физиологические аффекты, и это всегда очень дорого, долго, трудоемко. А здесь все довольно лаконично, но при этом предельно физиологично, причем достигнуто малыми средствами.
Как это можно есть – свиное сало, моченое яблоко, вобла, огурец?!
Виктория Чупахина, художница, участница арт-проекта "Слезки", в содружестве с которым реализована акция:
– Я поняла Севину основную мысль в плане концепции, всей этой истории с потреблением неких понятий – "космос", "радость", "грусть", "смерть" и так далее – в таких чисто гастрономических замесах. Когда я это все нарезала, я вообще не понимала, как все это может сочетаться. И понятно, что в этом тоже была часть проекта – сочетание несочетаемых частей. Но я была сильно удивлена тем, что люди это ели.
– А вы пробовали?
– Нет! Как это можно есть – свиное сало, моченое яблоко, вобла, огурец?! Я не понимаю!
Сама акция хороша в том смысле, что она концептуально выдержанная. Если бы ее делала я, а не Сева, то я бы, может быть, устроила что-то вроде званого ужина с торжественным открыванием крышек над уже готовыми блюдами. Но здесь тоже был свой шарм в том, что все эти блюда готовились в процессе и гости являлись частью перформанса. Получается, что в создании всех этих понятий, которые расшифровываются некими продуктами питания, приняли участие все, и это тоже здорово!
Татьяна Зимакова, художник, педагог, театровед:
Эстетика соучастия: мы готовим, общаемся в процессе, что-то создаем
– Это живой процесс. Любой опыт, в том числе и эстетический, и образовательный, и интеллектуальный, мы обычно постигаем через какое-то действие. Иногда это получается не одним путем (допустим, думать, или чувствовать, или смотреть), а всеми сразу. Вот сейчас мы практически все сразу и делаем – можем порезать, поработать, понюхать, полюбоваться, поесть, подумать.
– Посмотреть на эти надписи и подумать, как связано, например, понятие "конец" с теми ингредиентами, которые есть в обозначенной этим словом окрошке, – томатный сок, клубника, говяжий язык, яйцо, тархун, огурец...
– Вообще, по концепции, которую исповедуют театральные педагоги, названия лучше никогда сразу не читать. Ты должен сначала попробовать, потом прочитать, какие там ингредиенты, потом пофантазировать – о чем это, придумать свое название, а в самом конце сопоставить с тем названием, которое дал автор.
– А вы попробовали какую-то из этих окрошек?
– Я попробовала две. Одну из них я не могла не попробовать, потому что она называлась "Смерть". Смерть, искусство, любовь – это все очень близко. Кстати, вкусно. В ней была вобла, и было ясно, что пробовать надо быстро, пока она не размокла. А вторая окрошка была очень красивая и называлась "Мысль": томатный сок, каперсы, зеленый горох, бастурма, виноград кишмиш и кинза. И это не только вкусно, но еще и красиво – красное в желтом, такая прекрасная "Мысль"!
Смерть, искусство, любовь – это все очень близко
– Тут вот некоторые, я слышала, опасаются, что если все это перепробовать, с желудком может приключиться что-нибудь нехорошее...
– Это смотря как к этому отнестись. Если ты пришел, чтобы что-то есть, и съешь сразу много всего, то – возможно. А если ты живешь в процессе – пока режешь, ты того попробовал, сего попробовал – то он приблизительно такой же, как у хозяйки, которая готовит что-то на Новый год и все время пробует. С ней же ничего плохого не случается! А тут еще – эстетика соучастия. Мы готовим, общаемся в процессе, что-то создаем.
Анна Аксенова, балетмейстер:
– Я за новые формы всяких интерактивных событий. А это тоже в своем роде театральное событие, хотя Всеволод не очень любит театр, но как режиссер он интересно организовал пространство, где произошел этот спектакль с участием нечаянных артистов. Мы все здесь являемся и зрителями, и артистами. И непонятно, окрошки – это декорации или, как в кукольном театре, объекты сцены. Тут можно фантазировать. Эти кастрюльки – как матрешки, хотя и не на всех крышки есть, но вот на окрошке "Капитализм" есть крышка – крышка как занавес.
– А как вам все это на вкус?
Мы все здесь являемся и зрителями, и артистами
– Когда я сюда шла, я думала, что их нельзя будет есть, они будут стоять чисто как идеи, и все будут подходить, мешать, смотреть, нюхать, а пробовать мало кто отважится. Но когда большинство окрошек только еще готовилось, многие начали пробовать и одобрять. И я тоже отважилась. Сначала я попробовала "Ноль" (ананасы в шампанском). А поле этого меня заинтересовало "Общество": варенец, морская капуста, свиное сало, арахис и клюква в сахаре. Своеобразная субстанция! Я не смогла доесть все. Поняла, что не очень выношу общество. Одиночество мне больше по вкусу, хотя я и не стала искать окрошку с таким названием, а решила вернуться к ананасам в шампанском. Больше я ничего не пробовала, но считаю своим долгом попробовать окрошку "Капитализм", потому что являюсь ее спонсором. И она в самой красивой кастрюле – это что-то то ли под барокко, то ли ампирная какая-то супница.
– У этой окрошки самое дикое сочетание ингредиентов.
– Мне она сразу очень понравилась, и именно своими ингредиентами. Напоминает детство – там и M&M's, и пепси, то есть представители капитализма среди продуктов, но в то же время это очень детская окрошка. Это связано еще с деньгами: вот ты хочешь купить красивую куклу в "Детском мире" по баснословной цене… Я вспоминаю начало России после Советского Союза: тогда же был дефицит, мы всего этого еще не видели. Жевательные резинки, шоколадки всякие стали появляться, и все эти товары были очень наивно связаны с ощущением мечты.
Если у тебя есть деньги, то у тебя есть свобода. Поэтому сейчас я люблю капитализм
– То есть слово "капитализм" и ингредиенты этой окрошки вызвали у вас вот такие ассоциации?
– Да, и для меня он – позитивный продукт. И ведь деньги очень много чего решают: если у тебя они есть, то у тебя есть свобода. Поэтому сейчас я люблю капитализм.
Искусствовед Михаил Сидлин:
– Есть званые обеды – это старинный прекрасный культурный жанр: избранная публика, высокий стиль, платья с декольте. А это мероприятие я бы назвал незваным обедом: приходит тот, кто хочет, ест то, что хочет, и, самое главное, ингредиенты совершенно непредсказуемые. Ты можешь встретиться здесь как с удивительным и ужасным, например, с окрошкой из пепси-колы со свиными ушками (она еще долго будет сниться мне в самых страшных кошмарах), так и с волшебным и прекрасным, например, с окрошкой из тана с фейхоа. Мне кажется, в этом сочетании изысканного и вредоносного как раз и кроется суть обаяния современного искусства и, в частности, дарования Всеволода Лисовского.
Приходит тот, кто хочет, ест то, что хочет, и, самое главное, ингредиенты совершенно непредсказуемые
– А если поставить этот гастрономический перформанс в контекст современного искусства, какие тут ассоциации первым делом приходят на ум?
– Гастрономия – не новое медиа для современного искусства. Тут мы можем вспомнить художника Риркрита Тиравания, который давным-давно уже начал угощать посетителей своих выставок на разных международных биеннале. Мы, конечно, упомянем Машу Чуйкову, известную русскую мастерицу "свободной кухни". Но все-таки гастрономия – довольно редкое медиа для современного искусства, чаще она выступает в роли сопровождения, чем в роли основного блюда.
– Насколько актуален в современном искусстве вот этот момент летучести: произведение существует очень короткий срок и затем бесследно исчезает?
– Ну, это перформативность, то, что лежит в основе искусства, основанного на времени. В этом смысле гастрономия затрагивает самые глубины человеческой плоти, потому что это искусство, которое мы буквально поглощаем, перевариваем и даже извергаем. Такую глубину проникновения, какой способен достигнуть художник при помощи гастрономии, не многие иные медиа могут дать.
Гастрономия – не новое медиа для современного искусства
Другое дело, насколько мы способны вчувствоваться, насколько мы способны к катарсису. Все-таки катарсис – это скорее свойство высокой кухни, своего рода гастрономический оргазм. Художник в этом смысле в искусстве гастрономии, конечно, присутствует как ученик повара. Он не в состоянии достигнуть высот катарсического переживания в силу того, что для него гастрономия – это преходящее, временное медиа, это не основная его забота. Поэтому, говоря о художнике, использующем гастрономию, мы скорее говорим о переносе: переживания художественные переносятся в другую область, гастрономическую. И тут мы можем курсировать между разными контекстами. Ведь если мы хотим действительно воспринимать гастрономию как искусство, то мы должны просто пойти в хороший ресторан.
