В 1957 году киностудия имени Горького собрала в одном из своих съемочных павильонов иностранцев с уникальными биографиями. Но авторам фильма интересны были выдуманные истории.

В 1957 году молодая англичанка Салли Белфридж решила поехать в Москву на Всемирный фестиваль молодежи. Она была, впрочем, настолько же англичанка, насколько и американка. Ее родители были британцами, но родилась она в Голливуде, куда переехали ее отец и мать. Отец был кинокритиком, мать тоже что-то писала. С детства Салли окружала атмосфера политической борьбы. Впоследствии она рассказывала:

В детстве я постоянно чувствовала себя сбитой с толку столкновением мнений вокруг меня: мой отец и его убеждения, другие и их убеждения, и тот факт, что все они могли так сильно ненавидеть друг друга просто из-за убеждений. Самая большая ценность, которую я извлекла из этого, была ненависть к нетерпимости... Мой личный способ бунта, если уж на то пошло, состоял в том, чтобы, не присоединяясь ни к одной из сторон, учиться у обеих.

В конце концов в годы маккартизма родителей Салли депортировали на родину за слишком левые убеждения.

Хотя я могла бы остаться в Америке, я предпочла последовать за ними, потому что Англия была просто местом, где можно было быть аполитичным, а я видела слишком много истерии и ненависти. В Англии никто особо ни о чем не волновался... Я ни во что не верила, но никто не ставил мне в вину даже это, и я свободно предавалась своему особенному виду эскапизма.

"Записаться" на фестиваль ее заставила любознательность. Когда еще побываешь за Железным занавесом? К тому же поездка почти ничего не стоила: надо было оплатить лишь дорогу до советской границы, а дальше все было бесплатно – проживание, транспорт, еда, даже парикмахерская. "Я никогда не могла устоять перед скидками или сюрпризами", – пишет она. Салли могла выбирать между британской и американской делегациями. Но организаторы ей намекнули, что американцев, скорее всего, пригласят в Китай, и она поехала в Москву как американка.

Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Киножурнал British Pathé

Согласно отчету ЦРУ, американских участников фестиваля было около 160 человек, причем коммунистов и сочувствующих коммунизму среди них было не более 18 процентов. Государственный департамент США предупредил собравшихся в путешествие о нежелательности поездки, о чем, быть может, впоследствии и пожалел: участники фестиваля имели ничем не ограниченную возможность вести дискуссии на любые темы как в рамках, так и вне рамок фестивальных мероприятий. Власти вмешивались лишь в крайних случаях, когда, например, собравшаяся толпа препятствовала уличному движению.

А в этом ролике можно увидеть Салли Белфридж среди американцев. В 1:55 она на три секунды появляется в кадре

На Салли фестиваль произвел неизгладимое впечатление. Состоялась и поездка в Китай, тоже бесплатная. От нее посольство тоже отговаривало своих граждан. Каждый из них получил письмо исполняющего обязанности госсекретаря Кристана Арчибальда Хертера, который предупреждал, что формально США и коммунистический Китай находятся в состоянии войны и поездка туда может стать причиной уголовного преследования как нарушающая Закон о торговых отношениях с врагом. Но 41 человек, в том числе Салли Белфридж, пренебрегли предупреждением. В ответном послании, составленном пастором Уорреном Маккенной, они заявили: "Мы верим в свободу передвижений и отвергаем обвинение в том, что мы стали орудием коммунистической пропаганды". В Пекине их принял министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Путешествие продолжалось полтора месяца.

Вернувшись в Москву, Салли увидела совсем другой город. Никто не встречал их радостными возгласами "Мир, дружба!". Никто больше не платил за все прихоти. Москва без фестивальных украшений поблекла, погода испортилась. Праздник кончился.

Тем не менее Салли решила задержаться в Москве. Она поступила на работу редактором в Издательство литературы на иностранных языках, сняла комнату у британского журналиста и стала жить жизнью обычной москвички. Свои полгода в Советском Союзе она описала в обаятельной и остроумной книге "Комната в Москве".

Она рассказывает, например, как познакомилась с обаятельным парнем по имени Сергей, бойко говорившим по-английски. Он оказался сыном погибшего на войне генерала и вожаком компании столичных стиляг, но даже для него знакомство с "настоящей американской девушкой" – это было круто, и он гордо демонстрировал ее своим друзьям. Однажды она пришла на вечеринку в его роскошную генеральскую квартиру со своим знакомым Давидом, с которым встретилась на фестивале и который, как можно понять, пострадал за свое вольнодумство и за свое еврейство. Послушав его речи, Сергей увел Салли в соседнюю комнату и спросил: "Кого ты привела? Он же стукач". И показал ей "жучки" в потолке, стене и в телефонном аппарате. "Их поставил мой отец, – объяснил Сергей. – Знаешь почему? Он был генералом, очень хорошим, очень советским. Но он боялся. И я боюсь, и все мы боимся. Такая наша жизнь, Салли!" Она пыталась возражать, но он и слушать ничего не хотел. Не успели они уйти с вечеринки, как Давид сказал ей: "Я должен тебе кое-что сказать. Этот твой приятель, Сергей, – я ему не верю".

Имела она и опыт общения с настоящим диссидентом – Александром Есениным-Вольпиным, но в книге ничего о нем не написала.

Зимой 1957 года Салли пригласили сниматься в кино. Она не отличалась актерскими талантами. Просто в эпизоде, в который ее звали, действие происходило в Англии, и ассистенты режиссера искали настоящих англичан. "Мое англосаксонство было моей единственной квалификацией", – саркастически замечает она.

Костюмы шили в костюмерном цеху студии, и они вышли совсем неплохо, потому что портнихи имели доступ к западным модным журналам, а заказывать обувь Салли повезли в ГУМ, где была сапожная мастерская. С ноги сняли мерку, но туфли были готовы на два дня позже срока и оказались на два размера меньше. Наконец Салли попала в съемочный павильон, где была построена декорация английского дома. Интерьер был меблирован столами и комодами английского бренда G Plan, аутентичной, но слишком простой для приличного загородного особняка, и завален самыми разными предметами несоветского происхождения – от журналов для домохозяек Good Housekeeping до заводного игрушечного льва и роскошного золоченого кофейного сервиза Limoges.

Моя великая карьера кинозвезды вот-вот должна была начаться. Добравшись до студии, надев костюмы и дав себя измазать гримом по всем голым поверхностям (а это была большая площадь, поскольку русские считали, что англичане увлекаются декольте), мы провели семь часов в ожидании.

Салли познакомилась с соотечественниками, обсудила с ними все, что только можно было обсудить, а потом пошла бродить по студии. Ничего особенного в этих милях коридоров не было. В столовой "с неопрятными столами, неопрятной стойкой кафетерия и неопрятной буфетчицей" торговали "засохшими бутербродами с икрой, борщом, сосисками и кефиром". Все это потребляли белогвардейцы с какой-то другой картины.

На второй день после полуночи съемка все же началась. Никакой романтики в этом процессе не было. Актеры уселись за обеденный стол и стали праздновать день рождения главного героя. Сначала они раз двадцать отрепетировали свой диалог, потом сняли шесть дублей. На следующий день репетировали и снимали то же самое с другого ракурса, для чего отодвинули одну из стен. Затем разобрали наполовину стол, чтобы снять крупные планы того же диалога. Всякий раз актерам приходилось пить напиток, который один из партнеров Салли назвал "дистиллированной злобой", есть торт и смеяться над одной и той же остротой, хотя говорящего ее уже хотелось удавить. И торт, и свечи были огромные, но и они то и дело догорали в самый неподходящий момент (как можно видеть в фильме, свечи на торте горели на протяжении всей сцены). И в довершение всего время от времени лопались лампы софитов. Однажды лампа взорвалась прямо над головами актеров, засыпав мелкими осколками и их, и стол с тортом. "Несколько дней после этого мы все находили осколки в волосах и нижнем белье".

Однако пора назвать фильм, в котором снималась Салли. Это была первая самостоятельная работа Татьяны Лиозновой. Сценарий написали ее учителя по ВГИКу Сергей Герасимов и Тамара Макарова. Называлась картина "Память сердца". Вот как излагала ее сюжет газета "Советская культура":

В центре картины – судьба английского летчика, капитана "летающей крепости". Потерпев аварию, обессиленный от потери крови и голода, Ральф Чадвик очнулся на русском сельском кладбище. Невдалеке на невысоком могильном холмике горько плачет женщина. Война отняла у нее все, что связывало ее с жизнью: муж убит на фронте, умер сын, а сегодня она похоронила отца.

Нужно сейчас же уходить к партизанам! В деревне оставаться опасно, каждую минуту сюда могут вернуться фашисты. Но обстоятельства сложились так, что она не ушла... Екатерина Ивановна увидела раненого человека, произнесшего на ломаном русском языке: "Нет, нет, я не немец, я есть английский летчик!"

Настойчиво и терпеливо боролась Екатерина Ивановна за жизнь Чадвика. Скромная учительница (ее роль играет Т. Макарова) отдавала ему последнюю пищу, перевязывала раны, напролет просиживала ночи у его изголовья. Даже когда в школе, где они скрывались, поселились фашисты, она не покинула больного, а затем погибла сама, спасая английского друга.

После войны британский летчик, невзирая на скептицизм некоторых друзей, едет в СССР, чтобы найти свою спасительницу, и узнает, что она погибла. Такая народная дипломатия эпохи хрущевской оттепели. Очень модная тогда тема: дескать, антинародные правительства капиталистических стран ничего не могут поделать с симпатиями к СССР простых людей.

Впоследствии Тамара Макарова утверждала, что сюжет фильма основан на реальной истории, которую рассказал ей британский журналист Ральф Паркер. Если это так, то Паркер ее придумал. За всю войну не было случая, чтобы британский или американский пилот был сбит над оккупированной территорией – они там просто не летали, а когда начали летать с аэродрома в Полтаве (операция Frantic) в июне 1944 года, оккупированных советских территорий уже не осталось. Правда, были случаи, когда самолеты союзников сбивали по ошибке советские истребители и зенитчики, но от этого "дружеского огня" никто не погиб и скрываться от фашистов в такой ситуации у летчиков не было необходимости.

В фильме Лиозновой, вероятно, впервые в истории советского кино иностранцы говорят на иностранных языках с закадровым переводом. По тем временам это смотрелось почти как документальная съемка. Лиознова никогда не говорила, пришлось ли ей столкнуться с цензурными трудностями. Если они и были, Герасимов своим авторитетом продавил разрешение.

В главной роли в картине снимался актер Центрального театра Советской армии Андрей Попов, еще не сыгравший своих главных ролей, но уже заслуженный артист РСФСР и лауреат Сталинской премии второй степени. Он честно выучил английский и говорит на нем в кадре вполне прилично. Пару английских фраз сносно произносит Клавдия Лепанова, игравшая жену Чадвика Эйлин. Выше всяких похвал Елизавета Алексеева. Она играет Оливию, сестру Эйлин (и мать Эмоджи – героиню Салли). Ей досталось много текста, и она справилась блестяще. Вот фрагмент диалога в "английской" сцене.

ОЛИВИЯ. Ручаюсь вам, что это может шокировать даже самого подготовленного человека. У меня нет оснований считать себя наивной или старомодной, когда дело касается кинематографа, но...

ЭМОДЖИ. Много голых и все лезут целоваться.

ОЛИВИЯ. Бог с тобой, детка. Кого нынче удивишь такими пустяками. Я привыкла ко всему: гангстерским упражнениям братьев Уорнер, к шведским удушенным младенцам, к унылым советским прописям, к итальянскому неореализму, от которого за целую милю несет немытым бельем... Это выше человеческих сил, и самое отвратительное то, что все это смотрится с определенным увлечением. Когда земля взорвалась, мальчик, совсем мальчик, он сидел рядом со мной, так стиснул свою подругу, что она пискнула, как перепелка. Ручаюсь, что в этот момент они испытывали большое удовольствие.

ЭМОДЖИ. Конечно! В зале было темно, а они были рядом.

ОЛИВИЯ. Эмоджи, как ты все упрощаешь! Ральф, не смейте наливать ей больше.

ЧАДВИК. Она сама нальет.

ОЛИВИЯ. Да, она убивает меня своей самостоятельностью. И они все, все такие.

БРИГС. Это не самая худшая черта нашей молодежи.

ОЛИВИЯ. Вы находите? Заметили что-нибудь опасное?

БРИГС. Многое. Например, равнодушие. Третьего дня в университете был вечер встречи с ветеранами. Я выступал в качестве ветерана. К началу из 500 приглашенных в зале собралось не более 40 человек. Это не очень вдохновляло на беседу. Когда я говорил о подвигах русских в минувшей войне, многие зевали. А когда разговор зашел о нашей политике в Египте, в зале осталось не более 10 человек.

ХИГБИ. И какой вы сделали вывод?

БРИГС. А какой бы сделали вы?

ХИГБИ. Надо правильно выбирать тему. Я проводил свою встречу со студентами в тот же день. Вы избрали актовый зал, а я белую гостиную. У вас было пусто, а у меня народ толпился в дверях. Причем я говорил о самых скучных вещах.

ЧАДВИК. О чем же вы говорили?

ХИГБИ. Я тоже говорил о русских, но с самого начала отбросил пафос. То, что вы называете равнодушием нашей молодежи, – не более чем законное отвращение к пафосу.

БРИГС. О, я уже слышу ваше выступление. Оно было в духе журнала Economist. Там тоже всегда говорят о России без пафоса.

МЭРИ. Как ты несправедлив. Мы же не слышали выступления Сэма.

БРИГС. Ничего, Мэри, мы ничего не потеряли.

ЧАДВИК. Что же вы все-таки говорили о России?

ХИГБИ. Я говорил то, что думаю. Старался не выходить за пределы своего предмета. Я биолог и говорил о том, что ясно мне самому. Я позволил себе коснуться их биологической концепции и выразить сомнения. И надо было видеть, какими интересом слушала меня ваша равнодушная молодежь.

БРИГС. Не была ли это ваша знаменитая теория исключительности британской нации?

ХИГБИ. У меня нет такой теории. Но я также не признаю теории об исключительности русских, которой придерживаетесь вы, как это можно заметить из вашей вчерашней статьи.

ЧАДВИК. Надо знать русских прежде чем говорить о них что бы то ни было. Русских можно любить или не любить, но невозможно отнять у них того, что делает человека человеком.

ОЛИВИЯ. Ральф, согласитесь, что это несколько отвлечённо.

ЧАДВИК. Нет-нет. Я имею в виду совершенно реальные ценности, если не считать того, что человек надевает на себя ради прикрытия собственной пустоты, прежде всего – вот это. (Прикладывает руку к сердцу.) В России я знал одного человека, сумевшего вместить в своем сердце целый мир, полный разума и добра. Не знаю, было ли это русское начало или то, что там называется советским началом. Но это было. Иначе я не сидел бы сейчас здесь среди вас.

Каждый из носителей языка оказался в Советском Союзе своим особенным путем.

О Ральфе Паркере (в фильме – Строубридж) мы в свое время подробно говорили с британским журналистом Аланом Фелпсом. Он приехал в Москву в 1941 году как корреспондент британской Times и американской New York Times, а в 1949-м принял решение остаться в СССР и сделался пропагандистским рупором Кремля. Павел Судоплатов утверждает, что он был завербован НКВД еще в Европе, но Судоплатову верить нельзя. В Москве несмотря на скользкую репутацию он был полезен посольствам США и Великобритании, исполняя функцию "осведомленного источника". Роль в "Памяти сердца" стала его кинодебютом. Спустя четыре года он снялся еще в одном фильме – "Здравствуйте, дети!" Марка Донского. Там он играет врача-англичанина, который вместе с другими заморскими светилами медицины приезжает в советский пионерлагерь, чтобы спасти от лучевой болезни девочку из Японии.

Роберт Даглиш, играющий друга Чадвика Джорджа Бригса, приехал в СССР в 1949 году в качестве переводчика британского посольства и влюбился в русскую женщину. Ее звали Инна Григорьевна Ногтич. Она была разведена: в 1948 году она расторгла брак с Вальтером Прайсом, о чем имеется объявление в "Вечерней Москве" (в то время о разводе полагалось сообщать через газету). Кто такой Вальтер Прайс, установить не удалось. Инна Григорьевна работала в посольстве. Ходили слухи, что она служит в МГБ и используется в качестве "медовой ловушки".

Такой версии придерживался, в частности, писатель и переводчик Лев Наврозов. Согласно его версии, советская контрразведка использовала Даглиша втемную. Кремлевской пропаганде нужен был ответ на побег 52-летней Оксаны Касенкиной – учителя школы при генконсульстве СССР в Нью-Йорке. Вследствие дипломатических осложнений школа закрывалась, весь ее персонал подлежал возвращению в Советский Союз. Касенкина не явилась на пароход к отплытию, а потом объявилась на Толстовской ферме под покровительством Александры Львовны Толстой. Обидевшись на то, что на ферме ее отправили работать на кухню, Касенкина написала покаянное письмо консулу Якову Ломакину. Консул приехал на ферму и убедил ее вернуться. Однако спустя несколько дней Касенкина выпрыгнула с третьего этажа здания генконсульства, со сломанными ногами была госпитализирована и такой ценой все же осталась в США. Из ее путаного письма на имя консула можно сделать вывод, что она стала объектом травли со стороны учеников.

Инцидент с Касенкиной имел серьезнейшие политические последствия. Но если Даглиша и собирались использовать как пример обратного побега, из этого плана ничего не вышло. Посольское начальство попросило Даглиша или прекратить "неуставные" отношения с советской гражданкой, или подать в отставку. Даглиш выбрал второй вариант. Но подавать прошение о советском гражданстве не спешил, никаких публичных заявлений не делал.

Он устроился на работу в Издательство литературы на иностранных языках и стал переводчиком Михаила Шолохова на английский язык. Именно его переводы способствовали присуждению Шолохову Нобелевской премии в 1965 году. Он переводил также Твардовского, Казакевича, Василя Быкова, Юрия Нагибина. Пожениться Инна и Роберт смогли лишь после того, как был отменен сталинский указ о воспрещении браков советских граждан с иностранцами.

Из всех англичан, снимавшихся в "Памяти сердца", Даглиш сделал самую значительную кинокарьеру: он снялся в девяти советских фильмах, в том числе таких, как "Шестое июля" и "Красная палатка". Он, по всей видимости, влюбился не только в Инну, но и в Россию. В 1985 году американское издательство Blackwell Publishers опубликовало его книгу Coping with Russia: A Beginner's Guide to the USSR ("Как совладать (справиться, освоиться) с Россией. Путеводитель по СССР для начинающих"), в которой Даглиш в легкой и добродушной манере рассказывает о труднопостижимых для иностранца особенностях советско-российского образа жизни.

Еще один участник проекта Татьяны Лиозновой, Леонард Уинкотт (в фильме – Сэм Уигби), оказался в СССР еще до войны. В 1931 году британское коалиционное правительство во главе с Рамсеем Макдональдом взяло курс на сокращение государственных расходов. Жалованье урезали в том числе и военным морякам. В сентябре на военно-морской базе Инвергордон в Шотландии вспыхнул мятеж. Матросы четырех кораблей Атлантического флота отказались подчиняться приказам командования и не вышли в море. Тревожные вести повлекли за собой панику на лондонской бирже, "уронили" фунт и ускорили переход к золотому стандарту. Премьер-министр Макдональд лично прибыл в Инвергордон. Переговоры закончились компромиссом: нижним чинам жалованье урезали не на 25, а на 10 процентов. Зачинщиков отправили в тюрьму, 200 участников мятежа были уволены со службы.

В числе этих уволенных был и 24-летний Уинкотт, матрос крейсера "Норфолк". Он был членом стачечного комитета и организовывал митинги на борту. Вскоре после увольнения из Королевского флота Уинкотт стал активистом компартии, участвовал в ее акциях по всей стране, а в июле 1932 года, согласно его мемуарам, вступил в нее. В этот период за ним стала приглядывать, как свидетельствуют документы, британская контрразведка MI5. В августе того же года как популярная узнаваемая фигура он участвовал в международном антивоенном конгрессе в Амстердаме, а в ноябре приехал в Москву в качестве делегата конгресса Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна).

Вернувшись в Англию, Уинкотт продолжал свою деятельность, пока генеральный секретарь британской компартии Гарри Поллитт не сообщил ему о новом назначении – в ленинградский интернациональный клуб моряков. Такие клубы создавались тогда во многих портовых городах Советского Союза. Их задачей была, конечно, пропаганда преимуществ и достижений советской системы. Но в них было легко познакомиться с симпатичной девушкой, а при определенных обстоятельствах такое знакомство заканчивалось вербовкой. В русской Википедии почему-то написано, что товарищи по партии "переправили" Уинкотта в СССР. На самом деле он просто сел 17 мая 1934 года на борт советского парохода "Смольный" и через неделю сошел на берег в Ленинграде.

В СССР Уинкотта встречали как героя. Он женился, написал и опубликовал несколько рассказов и был принят в Союз писателей. Уинкотт пережил блокаду, но его русская жена погибла. А в 1946 году его арестовали по обвинению в шпионаже. Он получил 10 лет лагерей. На свободу вышел в 1955-м. Его реабилитировали. Он женился на сотруднице Всесоюзной библиотеки иностранной литературы Елене Котляренко. Англоязычная Википедия утверждает, что они познакомились в ГУЛАГе. Остаток жизни Уинкотт провел в СССР. Кроме "Памяти сердца" снялся еще в одном фильме.

Если уж англичан играли англичане, то и немца должен был сыграть немец. Таковой нашелся, но не среди коммунистов или антифашистов. В СССР его звали Хайнц Адольфович Браун. Он родился в 1919 году в Бохуме, в 1939-м окончил политехнический техникум, но началась война, и он был призван в армию. Служил в Африканском корпусе Роммеля в чине обер-лейтенанта. После ранения был переведен в войска СС, воевал на Восточном фронте, дослужился до звания гауптштурмфюрера. (Некоторые авторы сомневаются в достоверности этой информации.) Попал в плен. В Германию после освобождения не вернулся. Работал диктором иновещания. Снялся в 32 советских фильмах, в том числе в сериалах "Майор Вихрь", "Вечный зов", "Семнадцать мгновений весны" (в роли начальника немецкого КПП, проверяющего документы у Штирлица и Кэт на границе с Швейцарией). В титрах "Мгновений" он также значится в качестве консультанта.

Некоторые мемуаристы пишут, что у Брауна был взрывной и неуживчивый характер, что он очень злился, когда видел фальшь в кадре. Например, он доказывал Лиозновой, что Штирлиц не мог дослужиться до штандартенфюрера и оставаться холостяком.

Последний раз Браун снялся в кино в 1990 году в советско-швейцарской экранизации "Униженных и оскорбленных". Есть сведения, что на склоне лет он вернулся на родину.

Салли Белфридж провела в Советском Союзе полгода. Впоследствии она стала левой активисткой, заметной фигурой в борьбе за свободу Северной Ирландии, в движении за гражданские права в США, в антивоенном движении. При этом ее никогда не покидало чувство юмора. Она была замужем за драматургом Бернардом Померансом, автором бродвейского хита "Человек-слон", их дочь Ева стала продюсером в Голливуде, сын Моби – драматургом и сценаристом. Умерла она рано, 57 лет от роду, от рака легких.

Салли всю жизнь обожала своего отца и, похоже, так и не узнала главного о нем. В 1937 году Седрик Белфридж вступил в компартию США, через несколько месяцев отозвал свое членство, но сохранил связи с ней. Во время войны он работал в British Security Coordination – организации, которая была пропагандистским подразделением британской разведки, а после войны был переведен в англо-американскую оккупационную зону Германии, где занимался "денацификацией" немецкой прессы. Он, в частности, был основателем Frankfurter Rundschau и газет в Гейдельберге, Касселе, Штутгарте и Бремене. Демобилизовавшись, он вернулся в США и вместе с двумя единомышленниками основал леворадикальную газету National Guardian.

В 1953 году его вызвали для дачи показаний в комиссию Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Он отказался отвечать на вопрос о своем членстве в компартии США, ссылаясь на Пятую поправку к Конституции, освобождающую от обязанности свидетельствовать против самого себя. Ответом комиссии была депортация в 1955 году.

Ни Конгресс, ни ФБР, ни ЦРУ тогда не знали, что Седрик Белфридж был агентом советской разведки. Это выяснилось лишь в 1995 году, когда у дешифровщиков дошли руки до радиограмм, которыми обменивались во время войны вашингтонская резидентура и московский Центр. Проект "Венона" по расшифровке этих перехватов начался еще в 1943 году, но оставался секретным вплоть до 90-х. Данные расшифровок совпали со сведениями так называемых "тетрадей Васильева". Кроме того, показания на Белфриджа дала агент НКВД Элизабет Бентли, явившаяся в ФБР с повинной. Британская пресса назвала его шестым членом "Кембриджской пятерки". Вот цитата из докладной записки главы советской резидентуры в США Василия Зарубина, в которой Белфридж фигурирует под кодовым именем "Чарли":

"Чарли" – англичанин, публицист, негласный земляк "страны", где пробыл много лет. Служил в Тире в конкурентной организации "островитян", прикрывавшейся вывеской паспортного бюро. Давал интересную политическую документальную информацию. Впоследствии ушел с работы и уехал на "остров". Причины ухода с работы точно неизвестны, но он все время тяготился ей и хотел уйти. Нами принимались меры воздействия на "Чарли" – заставить его остаться на этой работе. С ним на эту тему разговаривал лично "Рулевой", но удержать его не удалось. "Чарли" объяснял нежелание работать в этом учреждении тем, что, когда он туда поступил, то не знал точно, чем там занимаются. Убедившись, что это конкурентная организация, он не захотел там больше работать, боясь земляческой ответственности за работу в конкурентном учреждении после войны.

В Тире "Чарли" и его жена поддерживали дружеские отношения с ответственным земляком Джеромом, который фактически и привлек "Чарли" к работе. Перед моим отъездом из "страны" мною было договорено, что Джером после своего возвращения в Тир узнает у жены "Чарли" его адрес на "острове" и его сообщат нам. После этого с ним можно будет попытаться установить связь.

Все эти люди представляют для нас серьезный интерес. Все работали неплохо, но недостаточно подготовлены. Для воспитания и руководства ими нужен наш оперативный работник. Только таким образом мы сможем перевести их на нас и воспитать из них наших агентов.

"Страна" – условное обозначение США. "Остров" – Великобритания. "Тир" – Нью-Йорк. "Рулевой" – генеральный секретарь компартии США Эрл Браудер. Джером – Ви Джей Джером, функционер КП США, глава ее "культурной комиссии". "Земляк" – член КП США. По некоторым сведениям, как раз тогда, когда Салли Белфридж приехала в Москву, ее отец работал на Московском радио в главной редакции вещания на США и Великобританию.

Как видим, жизнь любого из эпизодических актеров Татьяны Лиозновой могла бы стать сюжетом остросюжетного фильма. Но в те времена выдуманные истории казались интереснее реальных судеб.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться