Чуда не случилось. Возвращение России в советское состояние реанимировало уже многие институты тоталитарного коммунистического режима, среди них и использование психиатрии в политических целях. Нет, пока еще нет вала психиатрических репрессий и массовых сообщений о пытках нейролептиками. По данным людей и организаций, наблюдающих за этой проблемой, таких случаев за последние годы было около тридцати. Система пока еще не отлажена. Все только начинается.
Принудительное лечение нейролептиками страшнее самого лютого карцера в самой зловещей тюрьме
Зачем это нужно власти – не вполне понятно. Раньше коммунисты использовали психиатрию с хитрой оглядкой на Запад: мол, у нас инакомыслящие – не столько враги, сколько больные; мы их лечим из нашего великого милосердия. Сегодняшняя власть откровенно начхала на мнение свободного мира, она перестала притворяться. Раньше именно такие дела можно было довести до судебного решения при практически полном отсутствии вообще каких-либо доказательств. Упрощенная судебная процедура была выходом для проваленного следствия. Но сегодня и в обычных судах таких доказательств не требуется – все предельно опошлено и окарикатурено. Нет надобности упрощать судопроизводство, ставшее в России насмешкой над правом.
Возможно, возвращение к практике психиатрических злоупотреблений продиктовано желанием карательных органов обогатить свой инструментарий, расширить свои возможности. На всякий случай. Умелому мастеру лишний инструмент не помешает. Не исключено также, что власти вновь присматриваются к старому способу запугивания общества – тюрьма и лагерь стали банальны, нужны террористические угрозы пострашнее. А что может быть страшнее сумасшедшего дома?
Нынешние психбольницы для принудительного лечения – это те же тюрьмы, но с другой вывеской. Вдобавок ко всем традиционным ужасам российской тюрьмы к ним добавлены четыре обстоятельства, заставляющие политзаключенных психбольниц мечтать о тюрьме и лагере.
Первое. Принудительное лечение нейролептиками страшнее самого лютого карцера в самой зловещей тюрьме. Одна только угроза такого лечения может сломить волю заключенного психбольницы.
Второе. Отсутствие срока наказания. В тюрьме зэк знает, сколько лет ему отмерил суд; в психбольнице наказание бессрочное. Каждые полгода собирается комиссия психиатров, которая, мельком взглянув на свою жертву, выносит очередное решение о продлении заключения.
Третье. Заключенный психбольницы лишен правосубъектности. Он никто: не гражданин, не зэк, не человек. Любые его жалобы на режим содержания или насилие над ним считаются бредом сумасшедшего и влекут наказание в виде мучительного "лечения" или принудительной фиксации к кровати на недели, а то и месяцы.
Четвертое. В тюрьме зэк, не признавший свою вину и не вставший на путь исправления, все-равно выходит по окончанию срока. В психбольнице от политзаключенного требуют раскаяния и признания себя больным. Это условие освобождения. В советское время несломленные политзэки сидели в спецпсихбольницах многие годы, без всякой надежды выйти на свободу.
Сегодня следователи, ведущие политические дела, выискивают психиатров, готовых послушно исполнять указания следственных органов. Процесс это не простой и требует много времени. Далеко не все врачи готовы пренебречь профессиональным долгом и штамповать психиатрические диагнозы политическим обвиняемым. Известно довольно много случаев, когда судебные психиатры отказываются признавать обвиняемых по политическим делам психически больными и невменяемыми. На сколько хватит у них упорства, сказать трудно. Пока идет процесс отбора и, к сожалению, он почти наверняка приведет к созданию корпуса врачей, готовых к противозаконному сотрудничеству с правоохранительными органами. Вовсе не обязательно, чтобы российские психиатры, все как один, расписались в лояльности нынешнему режиму. Достаточно найти в стране несколько десятков или сотен таких врачей, чтобы машина карательной психиатрии заработала на полную мощность.
Надо отметить, что карательная психиатрия начинается не с "лечения" политзаключенного и даже не с выставления ему психиатрического диагноза, а с момента ограничения его прав, якобы, из-за его психического состояния. Хорошая иллюстрация тому – дело жителя Петербурга Александра Скобова, бывшего советского диссидента, трижды в советские годы водворенного судом на принудлечение и теперь арестованного снова и опять по политическому обвинению. В конце мая его отправили на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в Сыктывкар, но уже на стадии назначения экспертизы его процессуальные права были нарушены. Соблазн пустить Скобова по проторенной дорожке репрессивной психиатрии оказался слишком велик. И хотя психиатрических оснований для направления на экспертизу не нашлось и даже не было придумано, следователь петербургского ФСБ майор юстиции А.В.Кожухов решил этой "мелочью" пренебречь. Поводом для назначения экспертизы стало то, что в советские годы за свою диссидентскую деятельность Скобова не раз отправляли на принудительное "лечение". Никаких других оснований в постановлении о назначении экспертизы не указано. Из эпохи советского тоталитаризма КГБ передает эстафету психиатрических репрессий своим преемникам в ФСБ.
Александр Подрабинек – московский правозащитник и журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
