Джен Истерли, глава федерального агентства США по кибербезопасности и защите инфраструктуры, недавно предупредила об угрозе вмешательства России в американские выборы 2024 года. Угроза более чем реальна. Создатель "фабрики троллей" Евгений Пригожин публично подтвердил свою причастность к ее деятельности и заявил, что вмешивался и впредь намерен вмешиваться в избирательный процесс в США. Если это и отвлекающий маневр, он не отменяет вероятного сценария: у России теперь отсутствуют сдерживающие факторы, она окончательно решила не соблюдать никаких приличий в международных делах, а ее ставка на американских выборах будущего года как никогда высока. Уместно вспомнить, как сталинский Советский Союз поддерживал своих кандидатов на президентских выборах в США, когда не было ни интернета, ни хакеров.

9 августа 1942 года Сталин получил послание от президента Рузвельта.

Главным образом с целью объяснения Правительствам Ирана, Ирака, Турции, Сирии, Саудовской Аравии и Египта опасности, которой они подвергнутся в случае победы Германии, а также того, что их величайшие надежды на будущее заключаются в сокрушении нацистского господства над районами Ближнего
и Среднего Востока, я командирую г-на Уэнделла Уилки для посещения правительств этих стран.

С совершенно другой целью г-н Уилки очень хотел бы посетить Советский Союз. Помимо того, что он сам увидит бессмертное единодушие в отражении захватчика и великие жертвы, которые Вы все приносите, он хочет побольше узнать об удивительном прогрессе, достигнутом русским народом.

Рузвельт пояснял, что Уилки – лидер оппозиционной партии, но относительно внешней политики в США полный консенсус:

Как Вам известно, г-н Уилки был моим соперником на выборах 1940 года и в настоящее время он возглавляет партию меньшинства. Он полностью согласен с линией внешней политики моего Правительства, заключающейся в сопротивлении нацизму и в действительной дружбе с Вашим Правительством, и оказывает мне большую помощь в работе, связанной с войной.

Сталин, разумеется, ответил согласием принять Уилки.

Посланец президента США летел по сложному маршруту. Путешествие было кругосветным. Транспортный С-87 Liberator, специально переоборудованный для перевозки высоких должностных лиц, сначала направился в Северную Африку, где Уилки встретился с командующим союзными силами генералом Монтгомери и посетил театр военных действий у Эль-Аламейна, оттуда в Бейрут, где состоялось свидание с лидером "Свободной Франции" генералом де Голлем, затем в Палестину, Тегеран и, наконец, в Куйбышев, куда тогда были эвакуированы посольства и где находился аппарат народного комиссариата иностранных дел. Из СССР Уилки предстояло лететь в Китай на встречу с Чан Кайши, а оттуда через Сибирь на Аляcку.

Инициатива поездки исходила от самого Уилки. Проиграв Рузвельту президентские выборы 1940 года со счетом 45:55, он, тем не менее, остался популярным политиком. Изоляционистские взгляды не помешали ему поддержать Закон о ленд-лизе и выступить в пользу отмены Закона 1935 года о нейтралитете, не позволявшего США экспортировать оружие в воющие страны. Он это сделал именно для того, чтобы Америка не ввязывалась в европейскую войну. После Перл-Харбора его позиция, естественно, изменилась. В 1942 году он подумывал выставить свою кандидатуру на пост губернатора штата Нью-Йорк, но решил, что его шансы оставляют желать лучшего, а поражение помешает его участию в президентских выборах 1944 года. Вместо этого он счел за благо отправиться в большое зарубежное турне.

Для Советского Союза это был тяжелейший период войны. Ожесточенные бои шли под Сталинградом, Новороссийском, в районах Ржева и Моздока. Уилки в НКИДе знали плохо, но надеялись с его помощью добиться увеличения жизненно необходимых поставок по ленд-лизу, а возможно, и ускорить открытие второго фронта в Европе. Рузвельту было важно получить ответ на вопрос, долго ли еще продержатся русские. Генерал Клэр Ли Ченнолт, встречавшийся тогда с Уилки в Китае, писал, что "его неотесанная внешность и жизнерадостность" понравились китайцам. Но чопорные советские дипломаты поначалу отнеслись к нему неприязненно.

Производит Уилки впечатление типичного американского деляги – "бизнесмена", держится очень просто, непринужденно, с большими претензиями на демократизм. Довольно словоохотлив.

Так выразился о нем замнаркома Андрей Вышинский, встретившийся с ним первым. 18 сентября, наутро после прибытия, Уилки встал в семь утра и посетил авиационный завод, колхоз и совхоз, имел возможность общаться с рабочими, колхозниками и священнослужителями, а вечером присутствовал на спектакле Большого театра "Лебединое озеро". По окончании балета он поднялся на сцену, вручил солистке Ирине Тихомировой букет цветов и к полнейшему одобрению зала поцеловал ее, о чем не преминуло сообщить агентство United Press.

21 сентября в Москве Уилки сказал наркому Молотову, что он "в восторге от приема, оказанного ему в Куйбышеве", что "в течение трех дней по прибытии в СССР у него исчезли все неправильные представления об СССР даже до того, как он увидел факты", и что он теперь "совершенно твердо убежден в том, что как во время, так и после войны США и СССР должны работать вместе". Заявления Уилки звучали многообещающе.

23 сентября его принял Сталин. Судя по записи беседы, разговор носил довольно сумбурный характер. Сталин выражал претензию, что программа поставок по ленд-лизу не выполняется, и сообщил, что требуется в первую очередь – истребители, грузовики, алюминий и взрывчатка. Уилки, не имевший никаких полномочий в этой сфере, сказал, что намерен "мобилизовать общественное мнение в США для оказания наибольшей помощи России".

На следующий день Уилки отвезли на фронт, в район Ржева. Попасть на передовую до сих пор не удавалось ни одному иностранному визитеру, и даже военным атташе союзных стран. Как утверждает "Ржевская правда", это знаменательное событие нашло свое отражение в изобразительном искусстве:

Если детально изучить диораму "Бой за Ржев 24 сентября 1942 года" в Ржевском краеведческом музее, то на ее левой стороне можно увидеть группу военных и гражданских лиц. Это командующий 30-й армией генерал Лелюшенко рассказывает о ходе боев за древний русский город представителю президента США Уэнделу Уилки.

Факт присутствия высокопоставленного гостя в сопровождении Лелюшенко на передовой описан корреспондентом New York Times:

Стоя за отбитым немецким редутом, где все еще валялись мертвые, он видел, как несут раненых в уличном бою, идущем менее чем в пяти милях от него, и разговаривал с группой пленных немцев... Как сказал один из сопровождающих, "это была не потемкинская поездка".

Уилки и его поездка подо Ржев попали и в художественную литературу – роман Саввы Дангулова "Кузнецкий мост". Недоволен визитом Уилки остался Дмитрий Шостакович:

Союзники упивались моей музыкой, как бы пытаясь сказать: "Смотрите, как нам нравятся симфонии Шостаковича, так какого еще второго фронта или чего-то еще вам от нас надо?"

Сталин сердился. В Москву прибыл Венделл Уилки, тогдашний кандидат в президенты. Он считался важной шишкой, от которой многое зависело. Его спросили о втором фронте, а он ответил: "Шостакович – великий композитор". Господин Уилки, естественно, считал себя чрезвычайно ловким политиком: смотрите, мол, как ловко я выкрутился. Но он не подумал, какие будут из этого последствия для меня, живого человека.

Детали переговоров с Уилки Шостакович знать не мог, да и в записи его беседы со Сталиным нет ни слова ни о втором фронте, ни о Шостаковиче. Откуда же у композитора эта информация?

Записки о разговоре с Уилки, который пожелал встретиться с советскими писателями и журналистами, оставил Константин Симонов, приглашенный на эту встречу. Вот в них есть разговор и о Шостаковиче, и о втором фронте. "Уилки был еще не старый, здоровенный и прочный на вид мужчина, – пишет Симонов. – Он был склонен показать нам, что он человек деловой, предпочитающий разговор начистоту, без дипломатии". И цитирует книгу Уилки One World, никогда не издававшуюся по-русски:

В течение нескольких дней я пытался разъяснить, что со стороны Советского Союза было бы хорошим ходом послать Дмитрия Шостаковича, их великого композитора, с визитом в США. Накануне вечером я сидел в набитом Зале Чайковского, большом московском концертном зале, и слушал его Седьмую симфонию. Это суровая музыка, и многое в ней мне трудно полюбить, но вступление произвело на меня самое сильное впечатление.

"Мы должны научиться понимать друг друга, – сказал я... – Почему Шостакович не может быть послан в США, где у него уже есть толпа почитателей и где он неизмеримо помог бы в деле взаимопонимания, которого предстоит достичь обеим сторонам?"

По словам Уилки, Симонов ответил на это: "Объяснять нам, что мы должны послать музыканта в Соединенные Штаты, которые также втянуты в эту войну и где также на чаше весов лежат человеческие жизни, для того, чтобы убедить вас музыкой в очевидных вещах, это странный способ оскорбить нас". Сам же Симонов излагает свое настроение так:

Мне, только что вернувшемуся из Сталинграда, не хотелось в тот вечер благодарить этого американца и в его лице Америку ни за американскую тушенку, ни за американские телефонное аппараты, ни за американские "виллисы" и грузовики, ни за американские танки. Во всяком случае, благодарность за все это выговаривалась тогда с трудом.

Симонову, впрочем, понравилось, что Уилки "краснел, сердился, отругивался и порой обижался".

Уэнделл Уилки в Китае. Прибытие. Встреча с Чан Кайши и его супругой Мао Фумэй. Чунцин, сентябрь 1942. Киножурнал British Pathé

По возвращении домой Уилки действительно стал неутомимым агитатором за второй фронт. "Правда" исправно излагала его заявления, и это в какой-то момент стало раздражать Рузвельта.

Президент, изменив на этот раз обычному своему хладнокровию и добродушию, не смог скрыть своего раздражения выступлениями Уилки и грубо-оскорбительно публично сказал, что он даже не читает этих выступлений.

Так докладывал в Москву посол Максим Литвинов.

А в Москве настолько полюбили Уилки, что когда он спустя несколько месяцев после своего визита решил заступиться за русскую невесту американского журналиста, Сталин позволил ей зарегистрировать брак и уехать в США. Уилки в своих публичных выступлениях ратовал не только за второй фронт – у него появилась идея единого послевоенного мира, всемирной федерации. Книга "Единый мир", изданная в апреле 1943 года, стала бестселлером в США и породила международное движение с участием Альберта Эйнштейна и Махатмы Ганди. Уилки стал одним из первых идеологов глобализма.

Между тем приближался срок новых президентских выборов в США, и в Москве стали задумываться об их возможном сценарии. Первым тревожный сигнал подал советский посол в Лондоне Иван Майский. 6 января 1943 года он прислал в НКИД телеграмму, в которой сообщал, что британский министр иностранных дел Энтони Иден "заметно обеспокоен внутриполитическими событиями в США".

Трудно предвидеть, какова будет ситуация через 1-2 года, но все показатели пока говорят за то, что переизбрание Рузвельта маловероятно, что следующим президентом будет республиканец, но не Уилки, а какой-либо гораздо менее приемлемый человек. "Было бы трагично, –​ добавил Иден, – если бы вновь повторилась история прошлой войны, и в Америке к власти пришли изоляционисты как раз в тот момент, когда сотрудничество США в международной политике было бы особенно важно".

Иден напоминал, что Сенат США в свое время отказался ратифицировать Версальский договор, а вместе с ним и Пакт Лиги Наций, обнулив главное достижение президента Вильсона. На смену президенту-интернационалисту пришел изоляционист Уоррен Гардинг.

Раз уж ближайший союзник озабочен перспективами, то Кремлю следовало озаботиться тем более. На выборах в Конгресс 1942 года республиканцы выиграли дополнительно 9 мест в Сенате и 3 – в Палате представителей. В обеих палатах они остались в меньшинстве, но посредством Консервативной коалиции с демократами-южанами, созданной в 1937 году для борьбы с рузвельтовским Новым курсом, им удалось добиться существенных успехов на внутриполитической арене. Очевидным кандидатом республиканцев был Уэнделл Уилки. Но кто, если не Рузвельт, будет избираться от демократов?

В июле 1943 года пришла депеша от временного поверенного в делах СССР в США Андрея Громыко. Он писал об оживлении "главных политических группировок" в связи с предстоящими выборами. По информации Громыко, Рузвельт может пойти на четвертый срок: "Больше шансов, что он это сделает, если война к ноябрю 1944 года не закончится. Меньше – если она закончится". Советский дипломат сокрушался тем, что "за последние год-полтора Рузвельт все более стал прислушиваться к голосам реакционных элементов". К тому же существует угроза раскола в партийных рядах. Главным раскольником Громыко справедливо считал Джеймса Фарли, бывшего председателя Национального комитета Демократической партии. Фарли – один из первых американских политтехнологов современного типа. Он способствовал избранию Рузвельта в 1932 и 1936 годах, но был против третьего срока, поскольку это нарушало установившуюся традицию.

Если же Рузвельт по состоянию здоровья или из опасения проиграть откажется от переизбрания на четвертый срок, то кандидатом партии будет, вероятно, вице-президент Уоллес, однако президент, сообщал Громыко, собственными руками подорвал его позиции:

На протяжении двух последних лет вице-президент Уоллес по своей популярности занимал второе место после Рузвельта. Его считали здесь наиболее вероятным кандидатом от демократов в президенты. Его либерализм (пока недостаточно проверенный на практике), его популярность в странах Латинской Америки действительно подняли его авторитет. В последнее время, однако, Уоллес получил пощечину от Рузвельта, выразившуюся в освобождении его от руководства так называемым "Управлением экономической войны" и ликвидации этого учреждения в результате споров с министром торговли Джеси Джонсом по вопросам закупок военного сырья в других странах.

Громыко довольно точно описывает суть конфликта. Рузвельт обожал аппаратные споры – в таких ситуациях он сам мог выступать в роли беспристрастного арбитра. Президент не ликвидировал учреждение, а реорганизовал его и передал под начало другому чиновнику. В результате Джесси Джонс (один из лидеров консервативных демократов-южан) остался при министерском портфеле, а Уоллес из работающего вице-президента превратился снова в чисто церемониальную фигуру. Для Уоллеса "пощечина" была полнейшей неожиданностью. Не ошибся Громыко и в том, что если Рузвельт все же решит участвовать в выборах, он не возьмет в напарники Уоллеса.

"Наиболее колоритной фигурой" среди республиканцев Громыко называет Уилки. Но у него есть минус:

Несмотря на то, что Уилки накануне прошлых выборов явно поддерживался Уолл-стритом и большинством финансово-банковских кругов, в настоящее время его акции в этих кругах пали. Он считается с точки зрения их интересов слишком большим радикалом. Защита им прав профсоюзов, поддержка внешней политики Рузвельта и приличное отношение к Советскому Союзу насторожили финансовые круги в отношении Уилки.

Уилки против Уоллеса? Идеальный расклад для Москвы. Беспроигрышная лотерея. Без второго фронта уже можно было обойтись. Пора было думать о послевоенном мире. Уоллес, как и Уилки, был глобалистом и усердным проповедником мирного сосуществования и сотрудничества систем.

Но Уилки был слишком рьяным союзником Москвы, и это не нравилось многим более осторожным американским политикам. Как раз в декабре карикатурист изобразил Уилки в виде неугомонного ребенка, которого держит на руках председатель национального комитета Республиканской партии Гаррисон Спенглер в костюме няни, а другая нянька, председатель национального комитета Демократической партии Эдвард Флинн, сумевшая укачать своих младенцев, – сенаторов Уилера и Пеппера, придерживавшихся противоположно-радикальных взглядов на войну, – говорит ему: "Если уж я справилась с этими двумя, то и ты должен угомонить своих".

Москве следовало дистанцироваться от него. 2 января New York Times напечатала статью Уилки "Не возбуждайте недоверия к России" с редакционным подзаголовком: "Это предупреждение мистера Уилки тем, кто стремится посеять раздор. Он ратует за здравый смысл по отношению к нашему могучему союзнику". Это был идеальный повод, которым Москва воспользовалась в полной мере. Уже 5 января в "Правде" появился ответ под названием "Уилки мутит воду". Ответ этот написал Давид Заславский, мастер погромной публицистики. Его возмутила фраза Уилки, ловко прикрытая панегириками в адрес героического советского народа: "Всех волнует, конечно, один из самых важных вопросов – вопрос o том, что Россия намерена предпринять в отношении политической целостности малых пограничных государств – Финляндии, Польши, прибалтийских и балканских государств". Далее автор утверждал, что приближение Красной Армии к границам Польши приближает и кризис в отношениях между союзниками. Сегодня мы знаем из документов, что это чистая правда. Заславский отвечал Уилки, что это не его забота:

Между тем пора бы уже понять, что, скажем, вопрос о прибалтийских республиках является внутренним делом СССР, куда не следовало бы вмешиваться господину Уилки. Если он интересуется такого рода вопросами, пусть лучше познакомится с Советской Конституцией и с тем демократическим плебисцитом, который был в свое время произведен в этих республиках, и пусть запомнит, что мы умеем по-настоящему защищать нашу Конституцию. Что же касается Финляндии и Польши, не говоря уже о балканских странах, то Советский Союз сумеет сам договориться с ними и не нуждается здесь в помощи господина Уилки.

С этих пор советские дипломаты начинают интересоваться американскими выборами на регулярной основе. В январе 1944 года замнаркома Соломон Лозовский принял двух корреспондентов United Press – Генри Шапиро и Гаррисона Солсбери. Первый покидал Москву, второй прибыл на его место. Лозовский завел речь о выборах. Солсбери сказал, что Рузвельт президентствует слишком долго, поэтому против него будут голосовать многие, в том числе он сам. "Если же кандидатом будет выставлен Уоллес, то он наверняка не будет избран, так как он не пользуется популярностью, он не политик, а философ".

На мой вопрос, кого же можно иметь в виду, Солсбери ответил, что из всех возможных кандидатов можно иметь в виду только Уилки. Республиканская партия имеет двух кандидатов, между которыми на конгрессе партии, по-видимому, будет идти ожесточеннейшая борьба. Это –​ Уилки и Дьюи. Уилки во всех отношениях лучше, чем Дьюи, который является крайним реакционером как во внутренней, так и во внешней политике и будет очень плохим президентом.

Спустя несколько дней нарком Молотов беседует с британским послом в Москве Арчибальдом Кларком Керром, только что вернувшимся из поездки в США.

Республиканцы ему говорили, что президент не имеет никаких шансов быть вновь избранным, что он потерял голоса католиков, землевладельцев, поссорился с трудящимися, потерял голоса Юга... Демократы утверждают, что если Рузвельт выставит свою кандидатуру, то он будет избран. Он, Керр, проверял пульс республиканских кандидатов и должен сказать, что пульс Уилки очень высокий.

Этому свидетельству в Москве верят. В беседе со Сталиным Керр сообщил:

Уилки пришел к нему в отель, чтобы повидаться с ним, и просил передать маршалу Сталину устное послание... Он хотел популяризировать Советский Союз среди американцев и с этой целью он начал писать свои статьи. Он, Керр, прочел статью Уилки и ничего не нашел в ней, что могло бы быть обидным. Уилки сказал, что он совершенно сбит с толку тем, как эта статья была воспринята "Правдой". Он был не только сбит с толку, но и обижен, задет, так как он имел наилучшие намерения и так как он считал, что он этого не заслуживает.

Литвинову Керр рассказывает, что его "поразили антисоветские настроения в Америке", а именно интерес к послевоенной судьбе балтийских стран и Польши.

Польшей интересуются ввиду избирательной кампании и удельного веса польских и католических голосов, а новый толчок этим настроениям был дан статьей об Уилки и напечатанным в "Правде" сообщением о каирских слухах. Уилки приходил к нему сейчас же после появления статьи в "Правде" и был "вне себя от бешенства".

Заметка собственного корреспондента "Правды" в Каире "Слухи из Каира" на последней полосе газеты состояла всего из трех фраз и была, очевидно, специально рассчитана на переполох в стане союзников:

По сведениям из греческих и югославских источников, заслуживающих доверия, недавно в одном из прибрежных городов Пиренейского полуострова состоялась секретная встреча двух английских руководящих лиц с Риббентропом. Встреча имела целью выяснение условий сепаратного мира с Германией. Полагают, что встреча не осталась без результатов.

В послании, которое привез Сталину Керр, Черчилль писал:

Я не могу пройти мимо исключительно плохого впечатления, создавшегося здесь в связи с сообщением "Правды", которое было предано Советским Правительством столь широкой официальной гласности. Даже лучшие друзья Советской России в Англии были сбиты с толку. Это сообщение тем более оскорбительно, что мы не можем понять его подоплеку.

Тем временем президентская кампания набирала ход. Уилки все еще считался фаворитом, но губернатор Нью-Йорка Томас Дьюи уже опережал его в опросах. В бюллетенях республиканских праймериз значились также бывший губернатор Миннесоты Гарольд Стассен и генерал Дуглас Макартур (оба воевали на Тихом океане и активной кампании не вели), а также ставленник консервативного крыла партии губернатор Огайо Джон Брикер. "Первым шагом к победе в 1944 году должна стать победа либеральных сил внутри Республиканской партии", – заявил Уилки в своем программном интервью в октябре 1943. Он вел кампанию с позиций антиизоляционизма и выступал за активную роль США в послевоенном мире.

14 марта на праймериз в Нью-Гэмпшире Уилки получил 6 из 11 делегатов, Дьюи – 2. Следующими были праймериз в Висконсине. Советники Уилки рекомендовали ему пропустить этот штат с высоким процентом выходцев из Германии. Уилки не послушался. Он сражался, как лев, неутомимо произнося перед избирателями по несколько речей в день под проливным дождем. Но на этот раз фортуна отвернулась от него. 4 апреля из 24 делегатов Висконсина 17 получил Дьюи, Стассен – 6, Макартур – 3, Уилки – ни одного. В тот же день Уилки объявил, что отказывается от дальнейшей борьбы. Он был подавлен неудачей. "Возможно, совесть Америки уснула, и народ не готов к жертвам, – сказал он. – Мне больно сознавать, сколько потребуется сделать моей партии, чтобы стать достойной своих традиций".

Взоры Москвы обратились к Генри Уоллесу. До Сталина наверняка доносились слухи об усугубляющихся недугах Рузвельта. В Тегеране в ноябре 1943 года он мог оценить состояние здоровья президента лично и, вероятно, решил, что слухи преувеличены. Но весной 1944 проблема самочувствия 62-летнего Рузвельта уже всерьез волновала его ближайшее окружение. Обследование показало повышенное давление, аритмию, сердечную недостаточность. Это только по кардиологической части. Возможно, об этом что-то знала советская разведка. Здоровье Рузвельта было фактором, игнорировать который невозможно. Пойдет ли Рузвельт на четвертый срок? А если пойдет, не умрет ли до его истечения?

8 февраля Рузвельта спросили на пресс-конференции: правда ли, что выборы будут отложены, как это сделали британцы на время войны? "Как это?" – поинтересовался он. "Ну, не знаю, – пожал плечами журналист. – Я хочу, чтобы вы мне сказали, как". "Тогда вы пришли в неправильное место, – ответил Рузвельт. – Все эти люди, шляющиеся по городу, не читали Конституцию, черт побери. Я, к сожалению, читал". Если уж выборы состоялись во время Гражданской войны, то во время Второй мировой они должны были состояться тем более.

В Вашингтоне считалось, что президент будет избираться, если к лету война еще не закончится (именно это, как мы помним, сообщал в Москву Громыко). Сам он упорно молчал о своих планах. В конце концов, когда журналисты достали его вопросами, он опубликовал свое письмо на имя председателя национального комитета Демпартии Роберта Ханнегана, в котором был сказано, что он устал после 12-летнего президентства. Если съезд отдаст ему номинацию, он ее примет, но кампанию вести не будет. Если же на всеобщих выборах народ, "главнокомандующий всех нас", прикажет ему остаться, то "у меня столько же прав отказаться, сколько у солдата – покинуть свой пост на войне".

Генри Уоллес, получив "пощечину" от президента, оставался на политической сцене. В мае 1942 года он произнес речь "Столетие простого человека", которая вошла в анналы американской риторики и социальной мысли. Уоллес говорил, – со ссылкой на Священное Писание – что итогом Второй мировой войны должен стать мир, построенный на справедливости и равноправии, что простой человек повсюду на земле должен получить одинаковый и достойный минимум материальных благ. Это относилось и к странам, которые потерпят поражение в войне.

Об этом тогда не говорил никто. Речь была переведена на 20 языков и в миллионах копий распространена по всему миру. В начале 1943 года он совершил большой "тур доброй воли" по странам Южной и Центральной Америки, где его хорошо знали благодаря закупкам стратегического сырья, давшим работу десяткам тысяч людей; к тому же Уоллес говорил по-испански. Результатом поездки стало объявление несколькими странами региона войны Германии, а это, в свою очередь, имело важное значение для программы ленд-лиза, как и для собственной экономики США.

Особая грань личности Уоллеса – его отношения с Николаем Рерихом, которого он называл своим гуру. Именно по этой причине его называли философом и мистиком. Здесь не место описывать эти отношения во всех подробностях: если в Москве что-то и знали об этом, то не воспользовались информацией. Взаимодействие с Уоллесом строилось по другой линии. В мае 1940 года полпред Уманский докладывал в Москву, что у него "за последние годы установились очень хорошие отношения с одним из наиболее влиятельных членов кабинета Рузвельта" – министром земледелия Уоллесом (этот пост Уоллес занимал в первом кабинете Рузвельта). Впоследствии Уоллес, уже в должности вице-президента, продолжал неформальное общение с советскими дипломатами и, как свидетельствуют документы, занимал просоветскую позицию по ряду важных вопросов.

Так, например, в октябре 1943 года посол Громыко сообщал Москве о закрытой сессии Сената, на которой члены палаты, посетившие тихоокеанский театр военных действий, заявили, что "если бы США удалось получить дальневосточные советские базы, то ход войны в Тихом океане изменился бы коренным образом в пользу союзников и жертвы США в войне с Японией были бы значительно сокращены". Информацию эту он получил в ходе протокольного визита от Уоллеса (разглашать ее советскому послу вице-президент не имел права), который, по словам Громыко, "отмежевался" от этой точки зрения и заявил, что "считает проводимую ныне советским правительством политику по дальневосточным проблемам понятной и резонной". (Предоставление баз было бы нарушением советско-японского пакта о нейтралитете.) Далее Громыко пишет:

Уоллес говорил о необходимости сотрудничества СССР и США, о необходимости такой организации послевоенного мира, при которой были бы учтены интересы не только крупных держав, но и малых стран Латинской Америки... Заверял меня в своих дружественных чувствах.

Несколькими днями прежде "заезжавший сегодня ко мне в посольство вице-президент Уоллес очень скептически отзывался о предложении Черчилля, высказанном им в произнесенной недавно в США речи относительно послевоенного сотрудничества США с Англией". (Имеется в виду речь Черчилля в Гарвардском университете 6 сентября 1943 года по случаю присвоения ему степени почетного доктора права.)

Здесь эта речь была, как я уже сообщал, расценена, как предложение
установить между США и Англией военное сотрудничество, ибо Черчилль прямо говорил о продолжении сотрудничества и в послевоенный период генеральных штабов США и Англии.

Уоллес заявил, что с предложением Черчилля он совершенно не согласен. Он считает, что идея Черчилля является вредной. Подобное сотрудничество, по его мнению, не способствовало бы предотвращению новой войны, а скорее наоборот. Он, Уоллес, полагает, что вместо военного сотрудничества с Англией, США как в своих интересах, так и в интересах поддержания мира в целом, должны сотрудничать в одинаковой мере как с Англией,
так и с Советским Союзом, Китаем и странами Латинской Америки.

Ну и вишенка на торте:

Уоллес просил высылать ему регулярно бюллетень посольства, который он читает с интересом и (который) ему нравится. Он написал, между прочим, краткое письмо Илье Оренбургу (Эренбургу. – В. А.), которое просил ему переслать. В письме указывает, что с интересом читал статьи Оренбурга, особенно его статью "Заря". Он солидаризируется с идеями, выраженными Оренбургом в своей статье, и решил сообщить ему об этом. Письмо написал на русском языке, который изучает.

Пожалуй, в истории США ни до, ни после Уоллеса не было политика федерального уровня, до такой степени увлеченного советской Россией. Впоследствии отношения Уоллеса и Громыко стали настолько близкими, что дружили и их жены, посольская чета посещала ферму Уоллеса. Прирожденный потомственный аграрий, Уоллес был утопистом в самом буквальном смысле слова и как таковой был подвержен лжеучениям, о чем с таким блеском писал О'Генри в рассказе "Развлечения современной деревни", герой которого, оснащенный всеми достижениями прогресса, не может устоять перед простым мошенничеством игры в скорлупки (по-нашему – в наперстки).

В мае 1944 года Уоллес совершил поездку на Колыму – вот ему там и впрямь показали потемкинские деревни. Об этой спецоперации НКВД Радио Свобода рассказало (часть 1, часть 2) во всех подробностях. Уоллес вернулся в Америку убежденным сторонником послевоенного союза Вашингтона и Москвы.

По возвращении его ждал жестокий афронт. В его отсутствие президент обсудил с партийными функционерами возможных кандидатов на пост вице-президента. Вслух это не произносилось, но всем присутствующим было очевидно: учитывая состояние здоровья президента, который может скончаться посреди четвертого срока, они фактически выбирают кандидата не в вице-, а в президенты. По этой причине Уоллес был исключен из списка – он был слишком "левым" для выборов 1944 года. Рузвельт, как обычно в таких случаях, самоустранился: он дал понять, что готов согласиться с любым кандидатом, какого предложат ему партийные заправилы. Тем самым он стравливал между собой внутрипартийные фракции. В итоге компромиссным кандидатом партийной верхушки стал сенатор от Миссури Гарри Трумэн. Но Уоллес не согласился с этим выбором. И выиграл первый тур голосования на съезде Демократической партии. Но ко второму туру враждовавшие фракции объединились и обеспечили номинацию Трумэну.

В Москве победа Трумэна рассматривалась как поражение. Андрею Громыко пришлось оправдываться, хотя и не понятно, за что. Посол объяснял:

Выдвижение съездом Демократической партии США сенатора Трумэна кандидатом в вице-президенты и провал кандидатуры Уоллеса означает определенную победу консервативного крыла этой партии и поражение наиболее прогрессивной группы в рядах демократов...

Ввиду занимаемой им позиции по внутренним вопросам Уоллес восстановил против себя деловые круги страны. Он восстановил против себя также влиятельное правое крыло внутри Демократической партии в лице южных демократов. Влияние последних очень велико в Конгрессе и в партийном аппарате...

За проявляемый им радикализм, за проповедь лозунга о "веке простого человека" и пр. Уоллес в глазах промышленно-финансовых кругов США представляет собой вольнодумца, одержимого опасными мыслями. В своих публичных выступлениях Уоллес любит теоретизировать. Его высказывания о будущем, о послевоенной ситуации, о ликвидации социальной несправедливости и т.д. представляют собой довольно путаную философию с религиозной окраской. Тем не менее и эти туманные высказывания Уоллеса раздражают американского буржуа. Последний считает Уоллеса, на фоне американской действительности, чуть ли не якобинцем в рядах Демократической партии...

В настоящее время большинство фермерского населения настроено явно против Рузвельта в силу неудовлетворенности внутренней политикой правительства. Уоллес же для фермеров перестал быть уже своим человеком. При существующей ситуации выдвижение его кандидатуры в вице-президенты не способно привлечь на сторону Рузвельта фермерские голоса. Учитывая вышеуказанное изменение обстановки, Рузвельт накануне открытия съезда ограничился лишь мимоходом брошенным замечанием о том, что он рад был бы видеть Уоллеса номинированным в качестве демократического кандидата на пост вице-президента. В этом заявлении Рузвельта, однако, не чувствовалось достаточной твердости. Так это заявление было и расценено.

Однако самой важной причиной поражения на съезде Уоллеса и его сторонников и выдвижения кандидатом в вице-президенты от Демократической партии сенатора Трумэна является стремление демократического большинства заручиться поддержкой Рузвельта со стороны демократов-южан...

Андрей Громыко (тогда постпред СССР при ООН) покидает США, чтобы занять пост первого заместителя министра. 1948. Киножурнал British Pathé

В своем новом кабинете Рузвельт дал Уоллесу утешительный приз - пост министра торговли. Но он не хотел потерять и Уилки. Поначалу Рузвельт предложил ему избираться вместе с ним в вице-президенты (ведь Уилки начинал свою политическую карьеру как демократ). Уилки колебался, прекрасно зная обычай Рузвельта давать обещания сразу нескольким кандидатам. Тогда Уилки было предложено избираться от третьей партии, которая объединила бы в своих рядах либералов обеих главных партий, но когда информация об этих переговорах утекла в прессу, Уилки прервал их. Наконец, от окружения президента поступило новое предложение: возглавить после войны Организацию Объединенных Наций. Президент и Уилки условились встретиться и обсудить эту тему позднее.

Уилки не получил приглашения выступить на съезде республиканцев и не воспользовался своим билетом почетного гостя. Дьюи нуждался в поддержке Уилки и послал к нему с этой целью Джона Фостера Даллеса, но Уилки отказался. Вместо этого он опубликовал в журнале Collier’s две статьи, одна из которых касалась послевоенного мирового устройства, вторая – положения афроамериканцев, которые воюют с немецким расизмом, но сталкиваются с расизмом у себя дома.

В июле 1944 года в Москве принимали председателя Торговой палаты США Эрика Джонстона. Сталин на встрече с ним спросил, что происходит в американской президентской кампании. Гость ответил:

Рузвельт имеет все шансы быть переизбранным... однако весьма вероятно, что палата представителей будет состоять из республиканцев и Рузвельт будет испытывать там затруднения.

Советский вождь не забыл и про недавнего своего любимца. Он поинтересовался, "что делает сейчас Уилки в Америке".

Джонстон отвечает, что кандидатура Уилки в президенты снята. Между прочим, он, Джонстон, чуть было не забыл передать Сталину приветствия от Уилки, с которым он, Джонстон, беседовал до отъезда в Советский Союз.

Сталин благодарит н замечает, что Уилки, кажется, был недоволен нашей прессой.

Джонстон говорит, что американская печать тоже доставила Уилки немало неприятностей. Но он, Джонстон, должен сказать, что Уилки по-прежнему является большим другом СССР и испытывает чувства высокого уважения к Сталину.

8 октября 1944 года Уилки неожиданно умер от сердечного приступа. Он долго пренебрегал своим здоровьем, не соблюдал диеты, был заядлым курильщиком и трудоголиком, употреблял много крепких напитков и не занимался никакими физическими упражнениями. Ему было всего 52 года.

На этом кремлевская интрига с выборами 1944 года закончилась. Президентом был в четвертый раз избран Рузвельт. Но Генри Уоллес остался в строю, и в 1948 году Москва снова сделала на него ставку.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться