Послевоенная шпиономания в СССР была шита белыми нитками и построена на абсурдной логике, но это никого не смущало, как не смущает сегодня. В гостайну превращалась любая общеизвестная информация. Дела неудержимо разрастались и приводили к непредсказуемым результатам. Специалист по Кафке вдруг оказывался в паутине кафкианского кошмара. Но в нем оказывались и люди, никогда в жизни не читавшие Кафку.
Для Бориса Леонтьевича Сучкова война закончилась уже в 1942 году. В его биографиях не говорится, где и как он воевал, сказано только: "участник войны". Боевых наград он не имел и вроде бы не был ранен. Вероятно, служил во фронтовой газете, а потом его отозвали в столицу. Для 25-летнего литературоведа нашлось занятие поважнее: он стал главным редактором журнала "Интернациональная литература". Должность эта была сложная. Двух предшественников Сучкова расстреляли за контрреволюцию, а третий не справился: после заключения пакта Риббентропа – Молотова он не понял, как быть с немецкими писателями, книги которых сжигали в Берлине. Но длилось редакторство Сучкова недолго. В 1943-м журнал закрыли. Литературовед перешел на работу в аппарат ЦК ВКП(б), стал работать в управлении пропаганды и агитации. В 1945-м он возглавил "Издательство литературы на иностранных языках", но опять-таки ненадолго.
В начале 1946-го вождь велел организовать издательство иностранной литературы. Сталина заботила отнюдь не изящная словесность, а в первую очередь труды западных ученых. Переводить и издавать следовало прежде всего трофейные книги. Отбором книг занималась в Германии Маргарита Рудомино, основатель и директор Государственной библиотеки иностранной литературы, которой по этому случаю было присвоено звание подполковника. На закупку современной научной литературы была выделена, по свидетельству той же Рудомино, баснословная по тем временам сумма – полмиллиона золотых рублей.
На новый ответственный пост директора издательства синклит из четырех секретарей ЦК и одного начальника агитпропа рекомендовал Сучкова. В записке на имя Сталина отмечалось:
Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров
Тов. Сучков, теоретически подготовленный, опытный работник, окончил Институт истории, философии и литературы и аспирантуру при нем. До работы в аппарате ЦК ВКП(б) т. Сучков руководил Издательством литературы на иностранных языках. Последние месяцы он занимался в Управлении пропаганды изучением постановки перевода и издания иностранной литературы в СССР. Тов. Сучков знает немецкий, английский и французский языки.
Кандидатура получила высочайшее одобрение. Сучков привлек к работе в издательстве выдающихся ученых. Андрей Колмогоров руководил изданием математической литературы, Николай Наметкин – химической, Иосиф Трахтенберг – экономической.
Карьера складывалась как нельзя лучше. Встреча на Эльбе повторилась в Москве. 9 мая 1945 года поверенный в делах США в СССР Джордж Кеннан писал в телеграмме на имя госсекретаря Эдварда Стеттиниуса:
Огромная восторженная толпа демонстрантов в течение более часа осаждала здание посольства, выкрикивая "Ура!" и другие приветственные слова в адрес американских союзных войск. По нашим подсчетам, количество присутствующих составляет, по крайней мере, две или три тысячи человек, которые не собираются расходиться. Повсюду люди выражают восторг, достигший своей кульминации, когда один русский офицер забрался на оконный уступ здания, где стоял американский сержант, пожал ему руку и сопроводил это традиционным русским поцелуем. У демонстрантов нет американских флагов, и кажется, что демонстрация возникла совершенно стихийно.
Всех американских и британских военных, кто отважился оказаться в толпе (среди которых был один британский генерал), поднимают и без лишних слов подбрасывают в воздух. Конечно, не может быть никаких сомнений относительно того, какие чувства простые русские люди испытывают к своим западным союзникам.
Март – апрель 1947. Министры иностранных дел "Большой четверки" во время конференции в Москве посещают спектакль Большого театра "Ромео и Джульетта". Первыми в театр прибывают советский министр Вячеслав Молотов с супругой Полиной Жемчужиной. В январе 1949 года Жемчужина будет арестована за "преступную связь с еврейскими националистами". В марте того же года Молотов потеряет свой пост.
Но вскоре этой эйфории пришел конец. Проявлять дружеские чувства к былым союзникам стало опасно. В ноябре 1945 года Сталин остался крайне недоволен публикацией в "Правде" речи Черчилля в парламенте. Разгневанный вождь телеграфировал соратникам из Сочи:
Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалением России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР... У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами.... Я уже не говорю о том, что советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня.
В марте 1946 года Всесоюзное общество культурных связей с заграницей осмелилось устроить вечер американского вокального искусства, гости которого слушали пластинки с записями американских оперных певцов. Мероприятие стало предметом сторожайшего разбирательства на уровне замминистра иностранных дел и завотделом ЦК. В феврале 1947 года советским гражданам запретили браки с иностранцами. А в декабре того же года 9 мая объявили рабочим днем. Антизападничество и прежде всего антиамериканизм стали доминирующим трендом советской пропаганды.
В августе 1947-го Борис Леонтьевич Сучков был арестован. Вслед за ним на Лубянку доставили его жену, актрису МХАТа Лялю Маевскую. Вменили Сучкову не что-нибудь, а шпионаж. Шпионил он в составе группы ранее арестованных лиц. В спецсообщении на имя Сталина заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Сергей Огольцов раскрыл всю преступную сеть.
Стал изыскивать пути, чтобы вновь бежать в Америку
Главарем значится бывший переводчик англо-американского отдела Всесоюзного радиокомитета Мишне Д. А., далее следуют бывший научный сотрудник Московского государственного института мер и измерительных приборов Грин Ж. Л., Сучков Б. Л., бывший начальник сектора комитета радиолокации при Совете Министров СССР Чесноков А. И. и, наконец, бывший шофер американского посольства в Москве Самсонов А. И.
Давид Абрамович Мишне родился в 1902 году, детство и юность провел в Баку. Его старший брат Исай был делопроизводителем военно-революционного комитета и стал одним из 26 расстрелянных бакинских комиссаров. Давид нанялся на турецкое судно матросом и однажды остался в Стамбуле. Оттуда ему удалось перебраться сначала в Англию, а затем в Америку. Перебивался случайными заработками, работал маляром, официантом. Получил высшее образование. Вступил в компартию США. В 1936-м выправил себе советское гражданство. В Москве оставались его мать и сестры, и в 1940-м он решил вернуться. В 1944 году его призвали в армию. Рядовой Мишне благополучно вернулся с войны, устроился переводчиком. Через два года его арестовали. Огольцов докладывал Сталину:
Объясняя причины, побудившие его заниматься шпионажем, МИШНЕ показал, что в 1940 году вскоре после приезда в СССР из Америки у него появились враждебные советской власти взгляды, под влиянием которых он тогда же стал изыскивать пути для того, чтобы вновь бежать в Америку. С этой целью, по словам МИШНЕ, он в феврале 1942 года написал письмо в адрес американского посла в СССР с просьбой принять его на работу...
На письмо не ответили. Тогда Мишне явился в посольство лично. Военный атташе полковник Джозеф Микела "предложил ему в процессе общения со своими родственниками и знакомыми выяснять у них секретные данные экономического и военного характера, а где это не удастся, просто подслушивать интересные разговоры и обо всем информировать его". Чем Мишне и занимался, получая от Микелы "по 117 долларов ежемесячно". Среди прочего он сообщил американцам об эвакуации завода "Авиаприбор" из Москвы в Энгельс, "о сосредоточении советских войск на центральном участке советско-германского фронта и подготавливавшемся советским командованием наступлении против немцев на этом направлении", о том, что "снаряд "Катюши" построен на принципе реактивного действия, стрельба производится со специальных рам, установленных на автомашине "Студебеккер", причем на раму, служащую направляющей, укладывается по 8 снарядов, к которым присоединяется электрической провод, затем с помощью общего рубильника включается электрический ток и все снаряды одновременно взлетают в воздух". Кроме того, он рассказал американской разведке, что на угольных шахтах Шпицбергена "якобы используются главным образом заключенные, которые там содержатся в тяжелых условиях, испытывают голод, отсутствие жилья, медицинской помощи и т. п." Ну а также "снабжал американцев клеветнической информацией о положении в Советском Союзе. В передаваемых сведениях он указывал, что под влиянием материальных затруднений большинство
населения Советского Союза якобы недовольно советской властью и
рассчитывает на вмешательство Америки во внутренние дела СССР. Вместе с этим МИШНЕ утверждал, что в СССР свободы слова и печати не существует, литература и искусство находятся на низком уровне и что советские люди являются некультурными, без идей и интересов".
Этот матерый шпион был связан с Грином Ж. Л. Тот, в свою очередь, "дополнительно показал, что от СУЧКОВА он получил ряд важных сведений, которые передал американской разведке". Какие же это сведения?
Во-первых, что роспуск Коминтерна ничего не значит – ЦК ВКП(б) "продолжает вести работу среди зарубежных компартий". Во-вторых, на квартире Сучкова Грин знакомился с сигнальными номерами журнала "Война и рабочий класс", которые Сучков получал из ЦК, из чего сделал вывод, что журнал контролируется партией. В-третьих, что писателю Теодору Драйзеру отправлена крупная сумма денег "под видом гонорара". Грин сообщил об этом американской разведке, "представив это как подкуп ДРАЙЗЕРА Советским правительством". От Сучкова Грин узнал также, что журнал "Интернациональная литература" был закрыт потому, что "помещал на своих страницах статьи реакционных иностранных писателей и корреспондентов, чем наносил политический вред СССР". Еще одно шпионское сведение заключалось в том, что Издательству иностранной литературы в 1946 году было выделено два миллиона рублей на выписку иностранной литературы, в том числе на издание большим тиражом книги Генри Смита "Атомная энергия для военных целей". И наконец, от Сучкова Грин узнал об отстранении академика Капицы от атомного проекта.
Ж. Л. Грин – это Георгий (Жорж) Львович Грин, известный сегодня главным образом как муж поэтессы Елены Алексеевны Ильзен. Георгий Грин родился в 1918 году в Торонто. Приехал строить социализм. Закончил радиофакультет Московского института связи. Во время войны работал переводчиком в британской военной миссии. После войны подал прошение о переезде в Америку. Вместо разрешения получил арест и обвинение в шпионаже. Елена Ильзен родилась в Киеве в 1919 году. Ее дедом по матери был Иван Моллесон, первый санитарный врач России, организатор земской медицины. Семейное предание гласит, что дедушка был потомком шотландского рыцарского рода, рассеянного по Европе. Некоторые Моллесоны осели в Польше и в пушкинские времена восстали вместе с поляками, за что и были сосланы. Потому дед Елены Ильзен и родился в Иркутске. Отец, рижский немец Алексей Ашупп (Ильзен – его партийная кличка), организатор первых марксистских кружков в Риге, угодил в Петропавловскую крепость, в эмиграции познакомился с Лениным, закончил естественный факультет Цюрихского университета. Служил в Первую мировую медбратом, на фронте встретился с сестрой милосердия Еленой Моллесон. Они обвенчались. В 1937 году Алексей Ильзен, старший консультант наркомата здравоохранения, был арестован и расстрелян как участник террористической организации. Мать, завкафедрой латинского языка 2-го медицинского института, была осуждена на пять лет лагерей как член семьи врага народа. Елену тогда исключили из мединститута. Она работала на Трехгорке, во время войны поступила в ИФЛИ, но институт вскоре закрыли. Уехала на Чукотку, преподавала английский. В 1947-м вместе с Еленой арестовали и ее младшую сестру Юлиану. Дочь от первого брака осталась на попечении чужих людей, потом попала в детдом.
"Скорая помощь". Советский мультфильм, в аллегорической форме изображающий "грабительский" характер плана Маршалла для Европы. Автор сценария – Александр Медведкин, режиссер – Ламис Бредис. "Союзмультфильм", 1949
Фактически произвел вербовку
Сучков шпионил не только через Грина, но и сам по себе. С 1943 года он был знаком с пресс-атташе американского посольства Фредериком Баргхорном, который "фактически произвел вербовку" Сучкова. Встретиться с американцем Сучкова попросила Лидия Мальцева, референт Иностранной комиссии Союза писателей по США. Баргхорн, гласит спецдонесение Огольцова, при личной встрече заявил, что слышал о Сучкове как о человеке "лояльно настроенном к США" и предложил ему "якобы в целях расширения и упрочения американо-советской культурной связи, регулярно информировать БАРГХОРНА об общественно-политической жизни СССР". Сучков ответил согласием. За свою информацию Сучков "получал от ГРИНА подачки в виде различных подарков", в частности шоколад и американские сигареты, а однажды на день рождения жены Сучкова Грин преподнес ей "сюрпризную коробку, в которой находился камень для оправы кольца".
Увы, на допросах Сучков рассказал следователям, что Мальцева "враждебно
настроена к Советской власти и поддерживает подозрительные связи с иностранцами", что в разговорах с ним она "подчеркивала превосходство иностранной культуры над советской, утверждала, что советские люди некультурные, плохо воспитаны, имеют узкий кругозор", а также "всячески превозносила англо-американскую литературу и одновременно пренебрежительно отзывалась о советской литературе, указывая, что советские писатели не умеют и боятся изображать советскую действительность". Рядом с фамилией Мальцевой вождь поставил на полях крестик и указание: "арестовать".
"Всячески превозносила англо-американскую литературу"
Что касается Чеснокова А. И., то он, оказывается, "с детских лет воспитывался своим опекуном... в антисоветском духе". Как сына офицера царской армии его не приняли в высшее учебное заведение, и тогда он "по его признанию, еще больше озлобился и с того времени вел среди своих знакомых антисоветскую агитацию, направленную на дискредитацию мероприятий ВКП (б) и Советского правительства". В 1938 году Чесноков был арестован за свою преступную деятельность, однако "сумел обмануть судебные органы и был необоснованно оправдан". В комитет по радиолокации его устроил Берг А. И., содержавшийся в одной камере с ним.
Выдающийся советский радиотехник, потомственный офицер и участник Первой мировой войны Аксель Иванович Берг в 1937 году возглавлял Научно-исследовательский морской институт связи и телемеханики. Когда после раскрытия "заговора Тухачевского" начались репрессии в ВМФ, Бергу припомнили неправильное происхождение и уклонение от вступления в партию (он вступил в нее только в 1944 году). Ему вменялось участие в контрреволюционной организации с целью совершения терактов. На следствии Берг "признался" в своих преступлениях. Следствие длилось два с половиной года и было прекращено за недоказанностью. Берг продолжил работу по своей специальности. Перед войной ему было присвоено звание "инженер-контр-адмирал".
После войны радиолокация стала исключительно важным направлением военно-технических исследований. Выявление шпионской сети в этой отрасли сулило большие карьерные перспективы следователям МГБ. Чесноков, по версии следствия, передал американцам через Грина секретные данные о разработке "систем радиолокационных ламп и электроннолучевых трубок, служащих для определения дальности расстояния и угловых координат целей с боевых кораблей и наземных станций". В то же время он сообщал, что "эти области технических работ в СССР являются очень отсталыми, в связи с чем инженерам вменено в обязанность сосредотачивать все свое внимание на копировании и совершенствовании имеющихся заграничных систем, главным образом американских".
В этом деле, однако, есть некоторые особые обстоятельства, выделяющие его из множества подобных.
По отношению кое-кого из представителей интеллигенции, уж особо преклоняющихся перед Западом, мы должны будем принять чекистские меры!
В 1945 году, желая ограничить сильно разросшиеся за годы войны полномочия Берии и Маленкова, Сталин начал продвигать "ленинградскую группу": Жданова, Кузнецова и Вознесенского. В декабре 1945 года Берия был освобожден от должности наркома внутренних дел. В мае 1946 года протеже Берии Меркулова заменил на посту главы МГБ Виктор Абакумов, подчинявшийся непосредственно Сталину. Тогда же оказался в опале Георгий Маленков. В связи со вскрывшимися "безобразиями" в авиапромышленности, которую он курировал, его лишили должности секретаря ЦК и вывели из состава ЦК. Среди прочего в его ведении находилась и разработка радиоэлектронных вооружений, по мнению Политбюро, сильно отставшая от Запада. В то же время ленинградцы резко пошли в гору. Андрей Жданов и Алексей Кузнецов стали секретарями ЦК, Николай Вознесенский – заместителем председателя совета министров и членом Политбюро.
Между москвичами и ленинградцами завязалась ожесточенная подковерная борьба. Одним из самых могучих ударов москвичей стало в августе 1946 года постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград", где в гнусных выражениях были ошельмованы Анна Ахматова и Михаил Зощенко. Ленинградцы жаждали реванша. В сентябре 1947 года в итоге так называемой "философской дискуссии", ключевую роль в которой сыграл Жданов, был снят с поста заведующего управлением агитации и пропаганды ЦК ставленник Маленкова Георгий Александров. Его заменил протеже Жданова Михаил Суслов. Вдохновленные успехом, ленинградцы продолжили обстрел агитпропа. Их орудием стали "суды чести", постановление об учреждении которых в министерствах и ведомствах от 28 марта 1947 года было подписано Сталиным и Ждановым. Непосредственно организацией судов чести руководил Кузнецов, отличавшийся особым рвением в проведении репрессий и мобилизовавший на выполнение задачи подчиненный ему аппарат МГБ. Выступая перед ним, он говорил:
Органы государственной безопасности должны усилить чекистскую работу среди нашей советской интеллигенции. Партия ведет работу среди советской интеллигенции, и мы будем воспитывать интеллигенцию в духе искоренения низкопоклонства перед заграницей, будем судить ее судом чести. Меру воспитания дополним мерой административного воздействия. Видимо, по отношению кое-кого из представителей интеллигенции, уж особо преклоняющихся перед Западом, мы должны будем принять другие меры, а именно – чекистские меры!
В конце концов Жданов и Кузнецов решили учинить суд чести в ЦК ВКП(б). Их жертвами стали бывший завотделом управления кадров ЦК М. И. Щербаков и бывший заместитель начальника управления агитации и пропаганды К. С. Кузаков. В октябре 1947-го, докладывая Сталину в Сочи об их "антигосударственных поступках" и потере ими "политической бдительности", Жданов и Кузнецов, в частности, сообщали:
По разрешению Александрова Сучков присутствовал на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б), на котором обсуждался вопрос о журналах "Звезда" и "Ленинград". Сучков в это время работал директором издательства иностранной литературы и к обсуждаемому вопросу никакого отношения не имел...
Установлено, что Щербаков и Кузаков покровительствовали Сучкову и выбалтывали ему государственную и партийную тайну. Щербаков и Кузаков знали, что редактируемый Сучковым в 1942-1943 гг. журнал "Интернациональная литература" по существу был превращен в рупор англо-американской пропаганды в нашей стране...
Щербаков и Кузаков, находясь в приятельских отношениях с Сучковым, рассказывали ему и о том, что советским правительством создан Комитет по атомной энергии и организуется специальный институт по ядерной физике. Кузаков, как установлено, представлял Сучкову для ознакомления секретные сводки ТАСС, информационные бюллетени и другие важнейшие секретные материалы.
"Денежная реформа и отмена карточной системы". Документальный фильм. 1947
Жданов и Кузнецов осмелели настолько, что провели (в отсутствие Сталина) решение Секретариата ЦК об увеличении объема журнала "Звезда" до 18 печатных листов. Однако вождь ответил категорическим отказом.
Суд чести над Кузаковым и Щербаковым состоялся 23–24 октября. Помимо уже перечисленных грехов они обвинялись в том, что скрыли тот факт, что Сучков, работая в аппарате ЦК, ходатайствовал об освобождении своего друга-троцкиста Льва Копелева. Литературовед-германист, фронтовик майор Копелев был арестован и осужден на 10 лет лишения свободы за "пропаганду буржуазного гуманизма", которой он занимался, наблюдая бесчинства советских солдат в Восточной Пруссии. Сучков написал письмо в прокуратуру, откуда его переслали в аппарат Маленкова. Щербаков и Кузаков, "зная материалы, компрометирующие Сучкова, продолжали покровительствовать ему, всячески протаскивая Сучкова на руководящие государственные и партийные посты". Книга Копелева "Хранить вечно" имеет посвящение Борису Сучкову в числе многих лиц, без которых автор "просто не мог бы выжить".
Обоим обвиняемым объявили общественный выговор. Кузаков в декабре был назначен заместителем министра кинематографии по общим вопросам.
Но Кузнецову этого было мало. Он направил Сталину записку, в которой предлагал исключить Щербакова и Кузакова из рядов ВКП(б) и снять последнего с поста замминистра. Секретариат ЦК исключил обоих из партии, но снимать Кузакова с поста не стал.
Историк Владимир Кузнечевский, изучавший хитросплетения аппаратной борьбы этого периода, поражается "политической наивности" Кузнецова. Но Кузнецов, всего вероятнее, просто не знал, что Константин Степанович Кузаков – внебрачный сын Сталина.
Он родился в сентябре 1908 года в Сольвычегорске Архангельской области. Его юридический отец умер за два года до его рождения. Зато в доме квартировал политический ссыльный Иосиф Джугашвили. Отцовство Сталина ничем, кроме слов самого Кузакова, не подтверждено, но для высшего руководства, как он утверждает, "большим секретом это не было". Отец и сын ни разу не разговаривали друг с другом, хотя много раз встречались на совещаниях в Кремле.
Историк Михаил Павлов считает "загадочными" причины невмешательства в ситуацию с Кузаковым Жданова, который, по словам Кузакова, знал о его родстве с вождем, и предполагает, что Жданов питал своего рода ревность к чересчур ретивому Кузнецову, норовившему обскакать его.
Кузнецов мгновенно потемнел лицом, весь съежился и вынужден был уехать
Сталин ровно ничем не выразил своего отношения к происходящему до тех пор, пока Берия не поднял на Политбюро вопрос об атомном шпионаже и не потребовал арестовать Кузакова. Как рассказывает, ссылаясь на Жданова, сам Кузаков, его спас биологический отец.
Сталин долго ходил вдоль стола, курил и потом сказал: "Для ареста Кузакова я не вижу оснований".
А Кузнецов после этой истории впал в немилость. Светлана Аллилуева вспоминала такую, например, сцену:
Я помню, как тогда же Поскребышев говорил отцу кто будет к обеду и назвал имя Алексея Кузнецова (ленинградского секретаря). Отец не возразил ничего. Но когда гости приехали, и молодой красивый Кузнецов улыбаясь подошел к отцу, тот вдруг не подал ему руки и сухо сказал: "Я вас не вызывал". Кузнецов мгновенно потемнел лицом, весь съежился и вынужден был уехать. Должно быть уже назревало "ленинградское дело"; вскоре он был отстранен от работы, а затем арестован и погиб в тюрьме.
Жданов до "ленинградского дела" не дожил. Кузаков благополучно трудился на ниве кинематографии до апреля 1955 года. Судя по записке тогдашнего министра культуры Николая Михайлова "О серьезных недостатках в советском киноискусстве", его сняли за то, что вместе с бывшим министром культуры Александровым (тем самым) они "угодничали перед отдельными режиссерами, боялись их критиковать, заигрывали с ними". Кроме того, Кузаков "был в связи с женщинами, что дискредитировало его как руководителя и коммуниста". Без должности он не остался: Кузакова назначили директором издательства "Искусство". Не бедствовал он и в дальнейшем. Трудовую деятельность закончил в 1971 году главным редактором Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения.
Борис Леонтьевич Сучков отбывал наказание в Карлаге. Он никогда ничего не писал и не рассказывал о своем тюремном и лагерном опыте. Как выразился о нем сослуживец по издательству, "отправился в ссылку Растиньяком, а вернулся Вотреном". Лев Копелев описывает встречу с Сучковым сразу после освобождения:
В первый же час приехал еще один старый приятель, Борис Сучков. Он изменился по-другому – розовый, гладкий, наодеколоненный, нарядный, шуба на меху с пышным воротником. И говорил как-то необычно, словно бы невольно покровительственно.
Когда ему говорили, что Сучков отнюдь не всегда вел себя как порядочный человек, Копелев хмурился:
Это было и погано и непонятно: я знал Бориса, верил, что он честен, разумен и смел. Он писал Руденко, защищая меня. Правда, я заметил в нем новые повадки, эдакую сановитость, барственность, нарочитую значительность.
В 1956 году Копелев, запоем прочитавший ставшие доступными романы Кафки, предложил перевести и издать их. Сучков, по словам Копелева, ответил так: "Не понимаю, как тебе могло прийти в голову такое странное предложение. Все сочинения Кафки насквозь декадентны, мизантропичны, морбидны, безнадежно пессимистические описания изуродованной, искаженной действительности…" Спустя 10 лет однотомник Кафки – роман "Процесс", новеллы и притчи – вышел с "пропускным", как выражается Копелев, предисловием Сучкова. "Известный литературный дипломат Борис Сучков в предисловии сделал все возможное, чтобы представить Франца Кафку как безобидного фантазера и душевнобольного декадента", – так выразилась по этому случаю диктор Радио Свобода Галина Зотова. А литературовед Ефим Эткинд в той же передаче дал своеобразное, но совершенно логичное объяснение такой, на первой взгляд, радикальной перемены взглядов:
Все эти писавшие о Кафке критики могут быть рассмотрены как персонажи романов Кафки... Это относится и к Борису Сучкову, которого в 51-м году арестовали, а через три года выпустили, и который никогда никому не мог объяснить ни первого, ни второго.
После лагеря Сучков работал заместителем главного редактора журнала "Знамя". Главным был Вадим Кожевников. Его дочь Надежда, тоже литератор, ныне проживающая в США, вспоминает:
Обаятельно-любезный, и после лагерных мытарств сохранивший или восстановивший лощеную элегантность, остроумный, но не едко, не озлобленно, он сделался украшением-утешением в застольях, где, так же как в редакции, присутствовали люди нисколько друг с другом не сочетающиеся.
Биография Сучкова заканчивается в кресле директора Института мировой литературы АН СССР, где, по словам литературоведа Вадима Ковского, произошла его последняя и окончательная метаморфоза:
В нём навсегда сохранился панический страх перед вышестоящим начальством
Когда Сучков впервые появился в директорском кабинете, в нём ещё явно ощущалась журналистская и литературная закваска – он был либерален, доброжелателен, приглашал на обсуждение отчётов и планов всех сотрудников отделов, вежливо улыбался и пошучивал. Вскоре показной демократизм Сучкова сошёл на нет. По психологическому своему складу он был человеком сугубо авторитарным и амбициозным и очень скоро забрал в институте всю власть в свои руки, выступая по любым проблемам и на материале любых литератур, вплоть до китайской. Сколько бы он ни преуспевал, самоутверждаясь в отношениях с литераторами и научными работниками, в нём навсегда сохранился панический страх перед вышестоящим начальством.
С женой Лялей Борис Леонтьевич расстался. О Ляле, получившей 20 лет, с великой благодарностью за поддержку и помощь вспоминала бывшая сотрудница Разведупра Надежда Улановская, встретившая ее в лагере. Дело, по которому упекли Лялю, Улановская с ее слов пересказывает так:
Посадил Лялю её муж и сам сел. Как я поняла, случилось это так. Среди знакомых, которых он назвал, был Джордж Грин, с которым познакомила его Ляля. А с Джорджем она познакомилась во время войны: хороший еврейский мальчик – как она объяснила на следствии – сидел и читал английскую книжку. Оказался "шпионом", получил 25 лет сроку. Следователь ей говорил: "Ваша среда вся антисоветская, разложившаяся". Ну, её решили тоже взять. Она отделалась бы, вероятно, 10-ю годами, но с ней очень хорошо поработала её сокамерница, дочь расстрелянного наркома Лена Бубнова. Когда следователь обложил Лялю матом, она восприняла это как катастрофу, а стукачка Бубнова ей внушила, что с ней так плохо обращаются, потому что она не признаётся. И Ляля призналась, что она – всемирный шпион, лишь бы матом не ругали.
Там было невыносимо страшно и тяжело, но… какое было общество!
В Воркуте она играла в знаменитом тамошнем театре, собравшем оперных, балетных и драматических звезд со всего ГУЛАГа. Улановской Ляля говорила: "Я должна выжить, чтобы выйти на свободу и убить Лену Бубнову". (Дочь наркома провещения Елена Андреевна Бубнова была арестована 1 мая 1944 года за участие в тайной организации "Смерть за отцов", которую Аркадий Ваксберг считал мифической, приговорена к пяти годам лишения свободы, отбыла семь, после чего отправлена в пожизненную ссылку. Реабилитирована в 1956-м.) Никого она, конечно, не убила (искусствовед Елена Бубнова умерла своей смертью в 1992 году). После освобождения закончила режиссерский факультет ГИТИСа, работала в цыганском театре "Ромэн", Московском институте культуры, была ассистентом Романа Виктюка в Калининском ТЮЗе. Занятные воспоминания о ней оставил режиссер Михаил Буткевич, ее олнокурсник по ГИТИСу, где Ляля была значительно старше других студентов и пользовалась бешеной популярностью.
К весне Ляля вставила зубки, прибарахлилась, отъелась и отогрелась в тепле привычного для нее внимания и восхищения, стала выглядеть на свои сорок с хвостиком, не больше, и из нее фонтаном забили ее знаменитые и неожиданные "мо". Вокруг Ляли образовалась постоянная свита... Излюбленная Лялечкина острота о лагерях звучала примерно так: "Да, там было невыносимо страшно и тяжело, но… какое было общество!"
Аксель Иванович Берг умер академиком, героем социалистического труда и инженер-адмиралом. Он принимал участие в создании первого в СССР вычислительного центра и возглавлял правительственную комиссию по созданию Единой государственной сети вычислительных центров – прообраза интернета. Реабилитирован он был в октябре 1991 года посмертно.
Фредерик Чарльз Баргхорн стал видным советологом. В ноябре 1963 года его арестовали в Москве по обвинению в шпионаже. Президент Джон Кеннеди в жесткой форме потребовал его немедленного освобождения. Никита Хрущев был вынужден уступить.
Елена Ильзен-Грин, освободившись в 1956-м, работала в Медгизе, переводила с английского, немецкого, французского. Дружила с Ахматовой. В 60-е ее с Георгием Грином дом у станции метро "Аэропорт" стал местом встреч бывших лагерников и диссидентов. Там устраивал свои квартирники Александр Галич, там размножался и передавался из рук в руки самиздат. Бывали там и Александр Гинзбург, и Владимир Буковский, и Лев Копелев, и братья Жорес и Рой Медведевы.
Елена Ильзен с неуемной и целеустремленной энергией помогала всем, кто нуждался в участии – бывшим политзаключенным, гонимым, но сохранившимся в советское время толстовцам (о судьбе которых общество и не ведало), бездомным собакам, каждую из спасенных называя одним-единственным именем Чара.
Сдержанная, суховатая, ироничная манера держаться этой рафинированной дамы, породисто-горбоносой, аристократичной, обладавшей острым язвительным умом, владевшей искусством литературной беседы, умевшей подать внезапную меткую и колкую реплику хрипловатым, чуть треснутым голосом, блестяще понимавшей литературу, искусство, знавшей толк в литературных переводах – ничто в ее утонченном облике и светском общении, казалось, не предвещало таких глубин действенного сострадания и бесстрашия.
Так описывает "позднюю" Елену Ильзен мемуаристка. Единственная тоненькая – 120 страниц – книга ее стихов издана уже после смерти автора, в 1991 году. Она ничего не забыла и не простила. Даже Богу – совершенно по-карамазовски:
Твоей неправдой наповал
В грудь навылет не ранена, а убита.
Боже правый,
Насмехайся над моими молитвами,
Детскими, глупыми.
Все обернулось ложью,
Тупо,
Безбожно.
Гляжу растерянно
На круглую злую землю...
Не в Бога я, милый, не верую,
Я мира его не приемлю.
Сергея Огольцова арестовали в апреле 1953 года за убийство Соломона Михоэлса, но в августе после ареста Берии освободили и из тюрьмы, и от должности замминистра ГБ. В 1958-м "за грубое нарушение социалистической законности" его исключили из партии, в 1959-м лишили звания генерал-лейтенанта. Умер в 1976 году. Похоронен на Ваганьковском кладбище.
