В мусульманских странах, прежде всего в Пакистане и Иране, не утихают массовые протесты против решения британской королевы Елизаветы II возвести в рыцарское достоинство известного писателя Салмана Рушди. К писателю следует теперь обращаться «сэр Салман Рушди».
Власти Пакистана и Ирана выступили с официальными заявлениями, содержащими критику властей Британии.
Салман Рушди – британский писатель, который родился в Бомбее в мусульманской семье. Он известный романист, лауреат премии «Букер» за 1981 год. В 1989 году тогдашний духовный лидер Ирана аятолла Хомейни издал фатву – смертный приговор Салману Рушди за богохульство, якобы содержащееся в романе «Сатанинские стихи».
После объявления о возведении Салмана Рушди в рыцарское достоинство в Пакистане прошли демонстрации, участники которых требовали смерти писателя.
Представитель министерства иностранных дел Ирана заявил, что награда Рушди демонстрирует исламофобию официальных властей Британии.
Министр по делам религий Пакистана Айяз уль-Хак (Ijaz-ul-Haq), первоначально заявлявший, что рыцарство Рушди может послужить оправданием «суицидных атак», позднее отказался от своих слов, сказав, что его неправильно процитировали.
После объявления фатвы в 1989 году писатель долгие годы жил под охраной британских спецслужб. Сотрудник Радио Свобода, поэт и писатель Игорь Померанцев, который в те годы жил в Лондоне и подписал письмо в защиту Рушди, рассказал, как это случилось.
– Игорь, вы жили в Британии в то время и вы были, насколько я понимаю, одним из двух русских писателей, подписавших письмо в защиту британского автора. Почему вы подписали, во-первых, и, во-вторых, как это все происходило?
– Это письмо было подписано, я думаю, тремя десятками писателей, теми, кто был под рукой. Вот я был под рукой. Если я не ошибаюсь, Татьяна Толстая была среди подписавших. Мне просто позвонили из Times Literary Supplement и сказали о том, что есть такой документ. Честно говоря, я долго думал – подписывать его или нет, потому что я не очень люблю коллективные письма. А кроме того, признаюсь, было такое русское осознание, что как-то отвлекают внимание от нас – вот у нас все было плохо, вот за нас надо было вступаться, а тут, оказывается, за преуспевающего писателя нужно отдать подпись, и это же не просто подпись, это все-таки какой-то моральный жест.
– Почему моральный жест?
– И у меня, и у вас есть свой советский опыт. Я имею в виду опыт знакомства с определенного рода литературной критикой, когда к тебе приходят ночью, арестовывают, и ты исчезаешь навсегда. Рушди – это другой пример – иранской литературной критики, когда тебя приговаривают к смертной казни, и десятки миллионов людей, которые не читали твою книгу, тоже присоединяются и ставят, фигурально говоря, свою подпись под этой литературной рецензией, которая называется фатва.
– Какое тогда было настроение в литературных и общественных кругах Британии?
– Вся ситуация была немножко нелепой, и вот почему. Салман Рушди до этого события относился, к так называемым «шампанским социалистам», то есть был левым либералом, который всегда критикует Америку, для которого критические высказывания по отношению к своему правительству и даже своему королевству – это норма. Эти «шампанские социалисты» – в основном процветающие, знаменитые писатели, художники. Более того, как правило, они в начале своей литературной или артистической карьеры получают государственные стипендии, но тем не менее принята такая норма – ругать свое. Поэтому когда Рушди попал в действительно серьезную ситуацию, и государство должно было его защищать, возникла эта нелепость.
Но речь идет о том, что он более 20 лет скрывается. Он не может пройти по улице, он не может пойти сыграть со своим сыном в футбол. Он не смог дать сыну детство, счастливое детство, это все совершенно конкретно. И почему? Потому что какой-то безумный персонаж в его романе «Сатанинские стихи» во сне ставит неудобные вопросы другому человеку, который родился более тысячи лет назад, это – пророк Магомет. И оказывается, что эти вопросы безумца вызывает дикую реакцию. У кого? У тех, кто претендовал и претендует на монополию интерпретации Корана. Между тем, сам Коран, как любой древний религиозный текст, это – противоречивое литературно-историческое и религиозное произведение. В самом Коране есть, например, призывы к убийству евреев и гомосексуалистов, инструкции, как бить жену. Так что Рушди, по сравнению с некоторыми самыми жестокими абзацами из Ветхого завета или из Корана, просто гуманист.
Салман Рушди представляет свою книгу в Берлине. – Два года назад Рудши выступил с речью, которая была напечатана в Washington Post, где он призывал к либерализации ислама и к реформации, подобной той, что произошла в христианстве. Это тоже наделало довольно много шума.
– Рудши живет сразу в двух исторических эпохах – в европейской и в мусульманской. Он оказался на перепутье, можно сказать, в положении Чаадаева – человека, говорящего истину своим единоверцам.
– Давайте от политики перейдем, собственно, к литературным достоинствам прозы Салмана Рушди. Он принадлежит к поколению британских писателей, которым сейчас около 60 лет. Это – Джулиан Барнс, это – Мартин Эймис, это сам Рушди, немного младше – Грэм Свифт. Чем он от них отличается?
– Надо сказать, это – поколение счастливчиков. В отличие от своих сверстников в Советском Союзе они вовремя напечатались, их вовремя заметили, они вовремя реализовались, вовремя получили премии. И до сих пор все хорошо работают. Чем отличается Рушди? Главное: он до 14 лет жил в Бомбее. Читая прозу Рушди, понимаешь, что не только латиноамериканские писатели владеют мастерством магического реализма. Именно благодаря Рушди понимаешь, в чем суть этого магического реализма. А суть вот в чем: это работа с языком, крайне цивилизованным, отполированным десятками поколений прозаиков и особенно поэтов, в который писатель привносит какие-то коренья, специи из своего детства, экзотические для этого очень цивилизованного и отполированного языка. В случае латиноамериканцев это индейские языческие идолища, а в случае в Рушди – это его бомбейского детство и отрочество.
