В Москве состоялась презентация книги Юрия Михайлова «Пора понимать Коран», организованная при поддержке Торгово-промышленной палаты и Фонда исламской культуры. Книга, выпущенная издательством «Ладомир» состоит из трех статей, ранее опубликованных в журнале «Политический класс».
Когда главный редактор издательства «Ладомир» Юрий Михайлов, с которым мы беседовали о его книге «Пора понимать Коран», произнес слова «когда я редактировал Коран…», я поневоле вздрогнул. Право же, и издательству, и Радио Свобода совсем не нужные горячие протесты мусульман по поводу редактирования Корана. Протесты, подобные тем, что потрясли Европу, например, в связи с книгой Салмана Рушди или с карикатурами на пророка Мухаммеда. Но по ходу разговора все, кажется, встало на свои места — все же речь шла только о переводе священной книги.
— Юрий Анатольевич, название вашей книги «Пора понимать Коран» достаточно красноречиво. Почему именно сейчас пора? Не пора ли было, скажем, десять лет назад? В чем вот такая точность определения?
— Дело в том, что есть ведь личности, которые догматически толкуют те или иные фразы. И говорить о том, что они не понимают, они тоже не станут. Ведь понимание — это процесс, который предполагает изначально какие-то внутренние установки. Ну, элементарная доброжелательность. Ведь есть такие политологи, которые изначально видят в Коране только агрессивную систему взглядов. И сколько бы им ни говорить о том, что ислам по природе гуманистичен, бесполезно.
— Так получается, что и Коран, и Библия очень часто в человеческой истории становились и становятся действительно источником агрессии. Тот, кто считает, что он понимает хорошо, обвиняет того, кто считает, что он понимает ничуть не хуже. И в результате получаются страшные вещи. Католики, протестанты, православные непримиримо относились и относятся друг к другу. А внутри ислама шииты и сунниты тоже убивают друг друга ничуть не с меньшим рвением. Может быть, источники агрессии все-таки скрыты в этих текстах, в частности, в Коране? Или же речь идет только о каком-то человеческом непонимании?
— Мне кажется, на поверхности лежит следующая проблема. Всякий раз, когда тот или иной пророк уходил из жизни, возникал культ жречества, которое пыталось обслуживать данное учение. Поскольку жрец, он по определению не в состоянии развивать это учение, хотя и пытается предпринимать, ему нужен священный текст, на который он должен опираться, он его пытается законсервировать. А консервация предполагает все попытки нейтрализации оппонентов. Более того, жречество, оно по натуре, по природе своей еще предполагает допущенность кого-то к толкованию, а кого-то — и не допущенность, поэтому практически вот эта система барьеров сложилась в большинстве религий. Поэтому настолько остры все проблемы, связанные с разрешением, казалось бы, противоречий, которые заложены в этих текстах. Изначально все учения религиозные носят живой характер, развивающийся. Пока жив пророк, он отвечает на проблемы, которые ставит современность. Как только он умирает, развивать учение достаточно сложно. Нужны личности, которые несут в себе его дух. А часто все упирается в букву.
— Чтобы постичь дух в данном случае Корана (ведь это проблема для современной России более чем насущная, есть примеры мирного сосуществования, так сказать, в частности — Татарстан, и есть обратный пример — Чечня, где дело доходит до самых кровавых последствий), что может сделать сегодня человек или люди, знающие Коран и всерьез обратившие внимание на его изначальную глубокую духовную ценность? Ведь многие войны идут сегодня, как говорится, под знаменем пророка, и от этого никуда не денешься.
— Это все равно что попытки построить коммунизм. Когда мы жертвовали поколениями ради светлого будущего, это очень похоже на те же механизмы, когда фанатически верующие личности решают, что сегодняшняя жизнь — это материал для построения будущего. Поэтому для них перестает представлять ценность то, что является ценностью для нас, для повседневной жизни: люди, которые живут и, с точки зрения фанатиков, не в должной мере или верят или не верят. Здания, сооружения, церковные ценности, например, для других культур — это все материал, который можно использовать, не придавая ему никакой ценности. И вот совершенно дикая ситуация, которая произошла в Афганистане, с уничтожением скульптур Будды — это показатель этого.
Мотивация, которой я руководствовался, как раз была связана с тем, что, редактируя Коран, я в какой-то момент, как считаю сам для себя, стал его открывать. У меня не было особой цели заниматься тем, чтобы нести знания Ислама в массы, но чем больше я им занимался, тем больше у меня складывалось представление о том, что у нас не просто проблема непонимания. А проблема в том, что ислам — это религия социального действия, и поэтому заряженность людей на преобразование общества заложена в природе ислама. Благочестивая жизнь — это жизнь по социальному преобразованию окружающей среды. И вот эта активность не может быть нейтрализована никакими методами убеждения, но ее нужно в правильное русло направить. Более того, тот, кто активность проявляет, должен все-таки понимать, какие цели изначально ставятся исламом и ставились пророком.
Вот эта картина Корана стала постепенно открываться, и я решил это понимание адресовать в первую очередь политикам, которые пытаются решать проблемы, связанные с социально активными мусульманами, и при этом ведут себя как костоломы. Конечно, эти социально активные личности порой себя так же ведут. Так вот, получается, что нужно переходит от методов выяснения отношений через кулачный бой к диалогу. Чтобы диалог начать, нужно, чтобы и та и другая стороны встали на какие-то единые позиции. Поэтому в своей книжке я и написал, что «если вы хотите понять мусульман, вы должны встать на точку зрения мусульман, хотя бы понять их мотивацию, логику, которой они руководствуются». Так вот, вы можете не становиться мусульманином, но если вы пытаетесь жить рядом с мусульманами, вы, как минимум, должны понимать, что они хотят. А со стороны мусульман, конечно, задача состоит в том, чтобы объяснить, что они хотят.
— Мне всегда казался очень важным тот факт, что ислам признает существование Иисуса Христа как пророка Исы и не видит в этом ничего кощунственного. Это просто как исторический персонаж, пророк, вполне уважаемый человек. Такое признание и такое почтительное отношение к (как сказали бы, наверное, многие) чужому Богу — это же очень принципиальная вещь для ислама, не так ли?
— Ислам с точки зрения большинства учебников — это, как говорят, молодая религия. В основе этого учения речь идет не о создании и продвижении какой-то новой системы взглядов, а о возврате к авраамической традиции. То есть историотсофская концепция состоит в том, что люди, получая от пророков откровения, постепенно забывали то, что было сказано изначально. И мусульмане критикуют христиан следующим образом. Они утверждают, что «мы ни в коей мере не повергаем чистоту знаний, которые нес людям Иисус Христос». Проблема была в том, что не осталось текстов, написанных рукой Иисуса, более того, не застенографированных. Кстати, в этом принципиальное отличие Корана — это прямая речь Бога. Это не то, что говорил пророк, а он озвучивал то, что ему говорил Бог. Так вот, свою задачу пророк ислама Мухаммед видел в том, чтобы очистить те позднейшие наслоения, природу этих наслоений можно по-разному оценивать, но они привнесены людьми в то учение, которое нес Иисус Христос. Поэтому если это учение очистить, то любой мусульманин себя назовет христианином.
Естественно, поскольку христианство возникло раньше, чем ислам, то каждый пророк считает свое учение завершенным. И сразу же возникла каста жрецов, которые это учение законсервировали. Они никогда не будут признавать ислам, выражаясь социологическим термином, более прогрессивным учением, а для мусульман это естественно — признать Иисуса Христа своим пророком. Более того, в предании считается, что этих пророков были десятки тысяч, каждый народ заслуживает своего пророка, и они приходили. Так вот, не все народы слышали своих пророков. Поэтому естественно абсолютно уважение, кстати, и к Деве Марии, и к Иисусу Христу, и к Аврааму, и к Моисею — в исламе это все естественно. Но проблема — чистоты сознания религиозного.
А диалог, он, конечно, должен строиться на следующих позициях — в области того, какое бы общество хотели видеть народы, исповедующие то или иное учение. В моем понимании, если нарисовать модель этого общества будущего, то я практически не вижу значительных расхождений между кораническим исламом (я сейчас не рассматриваю конкретные учения) и тем обществом, которое описано в христианской доктрине.
Поневоле хочется иной раз поверить в ту картину вселенского примирения религий, которую изобразил Юрий Михайлов в своей книге. Однако суровая реальность выглядит полярно, а призывы понимать друг друга пока призывами так и остаются. Но что же делать, ведь без понимания никакого примирения ожидать так и не приходится.
Юрий Михайлов «Пора понимать Коран», «Ладомир», М.2007
