Владимир Тольц: В среду 12 марта 1947 года в Конгрессе Соединенных Штатов выступил президент Гарри Трумэн. Черный костюм, темный галстук – он был похож на священника на похоронах. Медленно зачитанная им по блокноту 18-минутная речь была выслушана конгрессменами с напряженным вниманием и почти не прерывалась аплодисментами. По мнению одного из трумэновских биографов, она «стала, вероятно, самым знаменитым и самым противоречивым президентским выступлением в американской истории ХХ века».
Серьезность ситуации, сложившейся сегодня в мире, требует моего выступления перед объединенной сессией Конгресса. Внешняя политика и национальная безопасность нашей страны находятся под угрозой. Один аспект существующей ситуации, которую я представляю Вам сейчас для вашего рассмотрения и вынесения решения, касается Греции и Турции. Соединенные Штаты получили от греческого Правительства просьбу о финансовой и экономической помощи. Предварительные сообщения от американской экономической миссии в Греции и сообщения от американского посла в этой стране, подтверждают утверждение греческого Правительства, что помощь крайне необходима, чтобы Греция могла остаться свободной страной.
Владимир Тольц: Трумэн просил у Конгресса 400 миллионов долларов экономической и военной помощи. Но речь шла не об учреждении еще одной традиционной программы зарубежной помощи. И не о каком-то совместном предприятии на Балканах вроде нынешнего проекта строительства нефтепровода Бургас-Александруполис. Президент просил средства на создание совершенно новой внешней политики, предполагающей изменение лица мира.
Семена тоталитарных режимов распространяются и растут в злой почве бедности и борьбы. Они достигают своего полного роста, когда надежда людей на лучшую жизнь умерла.
Мы должны поддержать эту надежду.
Свободные народы мира обращаются к нам с просьбой в поддержании их свободы. Если мы колеблемся в нашем лидерстве, мы можем подвергнуть опасности мир во всем мире. И, конечно, мы подвергнем опасности благосостояние нашей нации.
И я уверен, что Конгресс не откажется от этой ответственности.
Владимир Тольц: Возложение на США этой ответственности было делом вынужденным. И не только факторами политическими. В конце 46 -начале 47 года разрушенная послевоенная Европа переживала не только жесточайший экономический кризис, но и необычно суровую и холодную зиму. Эти обстоятельства вынудили британское правительство в феврале уведомить своих американских союзников, что Англия прекращает свою помощь Греции и Турции (попросту и на себя-то не хватает средств!) Для раздираемой политическими противоречиями и бешеной инфляцией Греции, в которой англичане весьма неэффективно пытались сохранять военный контроль за положением, для Греции, где набирало мощь коммунистической партизанское движение, снабжаемое из сопредельных уже ставших коммунистическими стран (Югославии, Албании и Болгарии), британское решение означало в близкой перспективе установление там коммунистического правления. Это очень хорошо понимали не только Черчилль и Трумэн, но и Сталин, радостно уже вскоре после Ялты поведавший представителям болгарских и югославских коммунистов «В своё время Ленин не мог даже мечтать о таком соотношении сил, которое мы достигли в эту войну…» Однако зав кафедрой истории Европы и Америки МГИМО профессор Владимир Печатнов считает, что советскую угрозу Греции Запад преувеличивал. Коммунистическая – да! Но не советская…
Владимир Печатнов: В Греции шла гражданская война и оказывалась со стороны Тито прежде всего, Югославии, активная помощь левым прокоммунистическим силам. Роль Советского Союза Греции была довольно минимальной. Сталин считал ее британской зоной влияния, исходил из того, что Запад не отдаст Грецию. Тем не менее, англичане, а затем и американцы стали рассматривать ситуацию в Греции, как чреватую угрозой советской экспансии, выхода Советского Союза к Средиземноморью, которому надо дать решительный отпор.
Владимир Тольц: Еще сложнее обстояло дело в Турции. Уже летом 1945 г. Молотов, по инструкции Сталина, предъявил Турции ультимативное требование создать "совместные" советско-турецкий базы для защиты Босфора и Дарданелл. А еще - возвратить Армении и Грузии земли, уступленные большевицким правительством по соглашению 1921 г. Тем же летом Политбюро санкционировало "меры по организации сепаратистского движения" в Иранском Азербайджане и других северных провинциях Ирана. Главе советского Азербайджана Мир Джафару Багирову были даны указания готовиться к "объединению Азербайджана".
Владимир Печатнов: В Турции ситуация была иной. Там советская роль и давление было гораздо грубым и зримым. Главной целью советской политики было изменение режима проливов получение в лучшем случае контроля над проливами – старая мечта российских царей, а потом коммунистов. Своего апогея эта война нервов достигла летом 46-го года. Сталин рассчитывал на то, что турки дрогнут, а Запад за них не заступится. Он ошибся и в том, и в другом. Турки, напуганные советским давлением, пошли искать защиты на Западе, а американцы, в свою очередь, эти объятия широко раскрыли.
Владимир Тольц: Так к началу 47-го в Южной Европе назрел военно-политический кризис, который госсекретарь США Джордж Маршалл истолковал, как « имеющий прямое и непосредственное отношение к Соединенным Штатам». 27 февраля обращаясь к лидерам Конгресса США, он сказал: «Советское доминирование может расшириться на весь Ближний Восток до границ Индии. (…) мы стоим перед первым кризисом из серии, которая может привести к советскому доминированию в Европе, на Ближнем Востоке и в Азии»
Президент Трумэн Трумэн осознавал, по его словам, что «он стоит перед необходимостью принять решение более серьезное, чем когда-либо принятое любым президентом» Историк Холодной войны, профессор Темплского университета в США Влад Зубок рассказывает мне:
Влад Зубок: Трумэн обладал одним качеством, которое можно по-разному оценивать – он умел быстро принимать решения. Он принимал решение и потом крепко спал. Например, принял решение сбросить атомную бомбу, после этого он не мучился кошмарами и сновидениями. Он принял еще в 46-м году в феврале-марте, пообщавшись с Черчиллем, перед тем, как Черчилль сказал речь о железном занавесе, принял решение сдерживать Советы, сдерживать сталинскую империю. И после этого действовал в этом духе. Так что курс Трумэна сформировался еще раньше, даже, можно сказать, за год до «доктрины Трумэна» в его уме четко обрисовались контуры этой самой доктрины.
Владимир Тольц: В этом самом феврале 46-го, который упомянул профессор Зубок, в Вашингтоне была получена из Москвы знаменитая «длинная телеграмма» посла Джорджа Кеннана, в которой тот проанализировал советскую политику и намерения лидеров СССР. Кеннан утверждал, что сталинский режим «фанатически убежден» в невозможности «мирного сосуществования» с миром капитализма, в первую очередь США, что правители СССР, как это всегда было в истории России, делают ставку на военную агрессию с целью «обеспечения внутренней безопасности своего слабого режима». Но они, как писал Кеннан, очень чувствительны к «логике силы» и всегда отступают перед ней.
После этого президент Трумэн поручил двум своим помощникам Кларку Клиффорду и Джорджу Элси подготовить отчет по вопросам американо-советских отношений. В этом секретном документе, созданном к осени 46-го и признанным президентом слишком «горячим», говорилось:
Генералиссимус Сталин и его окружение, предпочитают мощные вооруженные силы любым возможным союзам с заграницей и как можно быстрее создают мощную и самообеспечивающую экономику. Они имеют любые возможности увеличить — прямо или косвенно — область своего контроля для обеспечения дополнительной безопасности в жизненно важных районах Советского Союза.
Владимир Тольц: Основные выводы отчета Клиффорда и Элси: «язык военной силы», является единственным средством разговора с Кремлем. А кроме того США «должны поддерживать и помогать всем демократическим странам, которым угрожает СССР». Эти мысли и легли в фундамент новой политической доктрины, которая, по словам тогдашнего заместителя госсекретаря США Дина Ачесона, вовсе не являлась доктриной, охватывающей весь мир. – Президент лишь стремился восстановить баланс силы в Европе и первоначально не имел ни намерений, ни возможностей добиваться мирового господства. Но, как написал позднее биограф Трумэна, «ситуация в мире будет упорно толкать его в этом направлении.
Что же сейчас, через 6 прошедших десятилетий, можно сказать об ее эффективности. На этот вопрос моей стамбульской коллеге Елене Солнцевой отвечает т урецкий историк профессор Нимет Ренклийилдыз.
Нимет Ренклиийилдыз: Турция получала сто миллионов долларов, однако фактически помощь оказалась гораздо внушительнее. Дополнительная часть средств в виде долгосрочных кредитов была выделена на приобретение промышленного оборудования, автомобилей. В Анкаре было создано особое министерство, занимавшееся исключительно реализацией американского плана.
В то время в обществе царило приподнятое настроение. Измученная инфляцией Турция с радостью принимала американскую помощь. В это время в Стамбульский порт с дружеским визитом зашёл американский крейсер Средства информации назвали это событие началом американо-турецк ой дружбы.
Кроме оказания гуманитарной помощи, американцы поставили ряд экономических задач: повышение производительности труда, достижение финансовой стабильности, развитие торговли и международного экономического сотрудничества. Большая часть средств расходовалось на приобретение промышленного оборудования, автомобилей. Американцы требовали переориентации страны на частный капитал и продолжения процесса приватизации. Подобные условия делали Турцию крайне привлекательным местом приложения иностранных инвестиций.
Однако, одно из условий вызвало массу недоумений и критики: американцы предлагали изменить экономическую стратегию страны и отказаться от амбициозной, преждевременной, по их мнению, программы масштабной индустриализации. Турции предлагалось развивать сельскохозяйственное производство, добычу минерального удобрения и угля. Экономисты с негодованием отмечали, что Соединенные Штаты предоставляют экономическую помощь, лишая возможности развивать тяжелую индустрию. Направленная на деиндустриализацию страны американская помощь шла вразрез со стратегией создателя Турции Ататюрка, который хотел сделать Турцию современной индустриальной державой. Такой же болезненной ценой после Второй Мировой войны в Турции была создана модернизированная, современная армия. Америка гарантировала безопасность турецкой республике в обмен на право пользоваться аэродромами, портами и дорогами, создавать на территории Турции любые объекты, в том числе и военные. Было подписано соглашение о предоставлении кредита для закупки американского вооружения. Американские инструкторы начали обучать турецких офицеров, часть из них стала постоянно обучаться в Соединенных Штатах. Это ставило в зависимость турецкую армию и саму Турцию от Соединенных Штатов, ущемляло ее суверенитет. Армия оказалась технически полностью зависима от западных поставок. Покупая у американцев машины, мы были вынуждены обращаться к ним за помощью, чтобы их починить. Собственная промышленность перешла на ремонт и обслуживание техники. Несмотря на это, американская помощь ускорила вхождение Турции в НАТО, стабилизировала внутреннее положение, предотвратила большевизацию общества. Надо сказать, в то время многие бредили коммунистическими идеями, коммунистическая партия была на высоте. Почти каждый день проходили митинги, на которых призывали установить в стране коммунистический режим. Все боялись, что коммунисты победят на выборах, придут к власти и Турция автоматически станет членом Варшавского договора. После участия Турции в плане Маршалла положение кардинальным образом изменилось. Турция отошла от политики нейтралитета и обратила взоры на Запад, включившись почти во все американские военные, экономические и культурные программы Западной Европы.
Владимир Тольц: Турецкий историк профессор Нимет Ренклийилдыз.
Его коллега из США профессор Влад Зубок:
Влад Зубок: Сейчас американцы пожинают плоды того хождения в Ближний Восток, которое началось, грубо говоря, с доктрины Трумэна. Ведь по сути дела, в марте 47-го года они провозгласили торжественно о помощи Греции и Турции, но замах был гораздо больше. Замах трумэновской речи был помочь тем народам, которые хотят жить свободно, и препятствовать тем силам, которые хотят навязать этим народам другой образ жизни. Не говорилось, какой, но ясно – подразумевался коммунизм.
Владимир Тольц: Это противостояние удалось. Греческие коммунистические партизаны были изгнаны из страны. Многие оказались в СССР. Проливы остались за Турцией. Продвижение коммунизма в Малую Азию и на Балканы было приостановлено. И романтическое предвоенное
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
так, слава Богу, и осталось несбывшимся пророчеством.
Профессор МГИМО Владимир Печатнов говорит мне.
Владимир Печатнов: Доктрина была успешной в том смысле, что, во-первых, она привела с точки зрения американских интересов к стабилизации ситуации в самой Греции, где гражданская война вскоре прекратилась, а левые прокоммунистические силы потерпели поражение. Этому, правда, способствовал и Тито, который, как известно, в 48-м году разругался со Сталиным и тоже прекратил свою активную поддержку греческим коммунистам. А что касается Турции, то там ситуация тоже стала более стабильной, усилилось американское присутствие. Турция стала де-факто союзником Соединенных Штатов, а потом обе страны, как известно, вошли в состав Североатлантического блока. И в этом смысле доктрина Трумэна была успешна.
Владимир Тольц: Наших слушателей, конечно же, интересует, как отнеслись к «доктрине Трумэна» в Советском Союзе?
Владимир Печатнов: В Советском Союзе была некоторая эволюция отношений. Первоначально доктрина не встретила серьезной тревоги, насколько это видно по имеющимся документам. Но, во-первых, потому что считалось, что Греция уже является недосягаемой для советского влияния. Турция, Сталин к тому времени оставил свой черноморско-средиземноморский проект к 47-му году. Вызывала опасение идеологическая подоплека доктрина, которая, действительно, была началом глобальной идеологической войны, ведь речь шла о противопоставлении двух образов жизни. Хотя Советский Союз не назывался напрямую, но речь шла о свободном, с одной стороны, и тоталитарном мирами, между которыми начинается борьба не на жизнь, а насмерть. И вот этот идеологический запал, объявление идеологической войны настараживало.
Владимир Тольц: «Настораживало», на мой взгляд, весьма сдержанная оценка. А в отношении «идеологического запала» и неточная. По линии идеологии Советы и сами могли «жечь не по-детски». Внешность Трумэна – «очкарика с тонкими губами», как его описывали современники, - немедля вдохновила серию карикатур Бориса Ефимова и Кукрыниксов на «американский империализм», печатавшихся в центральных советских изданиях. О Трумэне писали как о враге мира и человечества, именовали его «поджигателем войны». О Трумэне писали как о враге мира и человечества, именовали его «поджигателем войны». Но это все известно.
Но сейчас я хочу сообщить и нечто мало кому известное. Вскоре после того, как сообщения о трумэновском выступлении в Конгрессе, были опубликованы в «Правде» и «Известиях» министр внутренних дел СССР Сергей Круглов направил Сталину, Молотову, Берии и Жданову совершенно секретное донесение о том, что говорят в подведомственных ему лагерях о доктрине Трумэна военнопленные и интернированные. (Речь шла о насильственно вывезенных из Германии ученых, которые использовались для советских военных разработок). Пленные, конечно же, знали, что опер не дремлет, да и товарищи по неволе стучат, а потому все они, - и эсэсовцы, и самураи, и антифашисты или прикидывающиеся таковыми, - все Трумэна ругали, Молотова хвалили, а имя Сталина на всякий случай всуе не произносили. По традиции такого рода отчетов, имя того, кто дудел не в унисон, специально выделяли. Про Трумэна все «выступали» дружно и «как надо». Но стоило, например, немецкому генерал-лейтенанту Фридриху Бранду ляпнуть, что «Америка не потерпит, чтобы русские укрепились в Дарданеллах и в Эгейском море», как против его имени появлялась отметка «реакционер». Или другой немецкий генерал Вальтер Риск сказал неосторожно, «если русские не хотят допустить войны, им ничего другого не остается, как пойти на уступки», и сразу за это заработал привесок к имени - «участник зверств под Ленинградом». Ясно, что ни Сталин, ни Берия мнением всех этих сидельцев о Трумэне не интересовались (им своего и донесений внешней агентуры хватало).
Так зачем же все это делалось? Часто любят говорить о советском обществе той поры как об одном большом лагере. А вот о том, что в лагерях (в том числе, в лагерях военнопленных) моделировались некоторые ритуалы жизни вольняшек, об этом не вспоминают. Как и простые советские люди, пленные фашисты обязаны были «все как один» «единодушно» одобрять советские инициативы и лично тов. Сталина, как и вольняшки были должны «гневно клеймить» империализм, а начальники их рапортовать об этом. Так что министр Круглов просто исполнял в данном случае ритуальное действие. А президент Трумэн, человек, принявший решение о бомбардировке Хиросимы, и запустивший новую американскую внешнеполитическую стратегию сдерживания коммунизма, тоже играл ритуальную роль – воплощения Зла.
Как и всякий, он не всегда был прав, а иногда говорил и делал просто глупости. Но стольким, сколько он сделал для изменения лица современного ему мира, может похвастать отнюдь не каждый.
Через шесть десятилетий после его речи в Конгрессе это особенно очевидно.
